De politica (О политике)

Источник статей сайт журнала Пропагандаopen in new window.

2015-09-13

Włodzimierz Podlipski

Обещания

Смерть украинского политического коммунизма давно не новость. Я решил вскрыть труп и определить причину смерти, которая подозрительно похожа на суицид. Какой орган и почему убил весь организм? Об этом и будет настоящий очерк, в котором будет и протокол вскрытия, и репортаж с судебного процесса по подозрению в убийстве одним из органов большинства остальных.

Обнаруженная логика смерти украинского политического коммунизма меньше всего специфична для Украины. В попытке раскрытия этой логики — интерес для тех, кому украинский язык не является родным. О соединении революционной традиции и революционной теории, которое относится к логике жизни, а не смерти, говорить нужно будет отдельно. Как и о классовом анализе, которого в этой первой части почти не будет. Потому что на скелете показанных логических категорий пока ещё нет мышц борющихся масс. Тут дело будет состоять не в том, чтобы определить, кто есть в нашей тёмной комнате (обществе) и кто самый революционный, а в том, где из неё выход. После того, как выход будет обозначен, вдумчивым читателям Ленина не составит большого труда в уме нарастить на нашем гносеологическом скелете классовые мышцы. А как и когда они смогут фактически нарасти — предмет отдельного разговора. Перед классовым анализом наличной и прошлой исторической конъюнктуры хорошо бы для начала чисто логически разобраться в том, как можно политически жить, когда единственной повсеместной политической логикой является суицид. Вопрос этот совсем не праздный и заслуживает пристального внимания.

Часть I. Коммунизм политический и теоретический. К постановке проблемы. Протокол судебного процесса

Так, ми раби, немає гірших в світі!
Феллахи, парії щасливіші від нас,
Бо в них і розум, і думки сповиті,
А в нас вогонь Титана ще не згас.
Ми паралітики з блискучими очима,
Великі духом, силою малі,
Орлині крила чуєм за плечима,
Самі ж кайданами прикуті до землі.^[1]

Леся Українка.

Товаришці на споминopen in new window. (1896)

Вопрос о серьёзном отношении ко всему комплексу общественных преобразований, связанных с коренным изменением отношений собственности, затрагивает не только теоретическую проблему рациональной достоверности прогноза. Влияние серьёзного отношения к некоторой общественной практике на её результативность — это вопрос чисто практический. В нашем случае рассматривается целевая практика партии нового типа — ликвидация классов. Для резкого упрощения рассмотрения от этой целевой практики стоит абстрагировать её необходимую предпосылку — взятие политической власти. К сожалению, уже применение этого первого логического фильтра оставит после себя величины, ничтожные с точки зрения политического влияния. Поэтому проблема политического коммунизма почти целиком уместится в проблему отношения к получению полной политической и экономической власти.

«Отношение политического коммунизма к коммунизму теоретическому» есть формулировка, изрядно отдающая схоластикой. Поскольку современный коммунизм по своей методологии является монистическим и опирается на материалистическую диалектику, то раздвоенность коммунизма на теоретический и политический сама нуждается в объяснении и в понимании того, где основа, а где другое-себя этой основы. Но сначала об ущербности. Коммунизм, как известно, движение практичное и связанное с практичным подходом к своей жизни со стороны миллионных масс. В чём ущербность теоретического коммунизма? Что его практичность неизвестна именно тем, кто её вызывает к жизни. Хороша ли эта ущербность? Ничего хорошего в ней нет. Отсутствие широкой практики — это очень плохая закалка для теории. А какова ущербность политического коммунизма? А политический коммунизм (каким мы его видим, например, в Польше, Чехии, России, Латвии, Молдавии) — это вообще не коммунизм. Чтобы понять это, нужно разобраться в соотношении понятий революционности и политической революционности. Понятие политической революционности включает в себя практику, направленную на ликвидацию данного политического устройства, причём, в силу своей нацеленности на успех, практику, абстрагированную от конкретных ее выразителей. Революционность в собственном смысле исследуется гносеологией, где она понимается как совпадение изменения обстоятельств и изменения мышления.^[2] С гносеологической стороны революционность — это сращенность порождения и употребления идеального, воплощённая практичность или успешная в своей целостности и всеобщности практика. Эту успешность во всеобщности и целостности стоит выделить специально, ибо именно она отвечает за возможность удержания власти^[3], за то, что становление удерживается вместе с целью. «Ибо суть дела исчерпывается не своей целью, а своим осуществлением, и не результат есть действительное целое, а результат вместе со своим становлением; цель сама по себе есть безжизненное всеобщее, подобно тому как тенденция есть простое влечение, которое не претворилось еще в действительность; а голый результат есть труп, оставивший позади себя тенденцию».^[4]

А что же в политическом коммунизме? Поскольку он ещё политически революционен, он оторван от целостности. Не секрет, что политическая популярность/влиятельность, повсеместно — от Лабы до Енисея — провозглашается важнейшей целью политического коммунизма. И это в нашу то гнилую эпоху! Тем самым из критерия практичности убирается целостность и сводится до политической революционности, следовательно монистический критерий истины подменяется прагматическим, который по определению ориентирован на маленький уголок практики, на частную практику (публичной политики), а не на целокупность. А что имеем? Потеряны годы и миллионы человеко-часов, за которые можно было научить тысячи людей самостоятельному мышлению на уровне логики «Капитала»! Эти тысячи смогли бы при подходящих условиях пробудить миллионы, а образуйся эти условия сейчас, миллионы будить некому. Десятки не могут будить самодеятельную активность миллионов, ибо не смогут её достаточно быстро осознавать и поправлять в небольших, но решающих для успеха практического дела акцентах. Политический уклон в коммунизме уничтожил коммунистическую политику. Это не только ретроспективный вывод из истории падения народной демократии в Западной Европе, но и современный вывод из самого современного положения, хотя предупреждения о подобном сценарии были сделаны давно. Вот против чего предостерегали около 90 лет назад:

«Иные думают, что ленинизм есть примат практики перед теорией в том смысле, что главное в нём – претворение марксистских положений в дело, “исполнение” этих положений, что же касается теории, то на этот счёт ленинизм довольно будто бы беззаботен. Известно, что Плеханов не раз потешался над “беззаботностью” Ленина насчёт теории и особенно философии. Известно также, что многие нынешние практики-ленинцы не очень милуют теорию, особенно ввиду той бездны практической работы, которую вынуждены они нести по обстановке. Я должен заявить, что это более чем странное мнение о Ленине и ленинизме совершенно неправильно и ни в какой мере не соответствует действительности, что стремление практиков отмахнуться от теории противоречит всему духу ленинизма и чревато большими опасностями для дела».^[5]

Это из столетней дали. В нашем процессе над политическим уклоном в коммунизме это будет выступление прокурора. Обвинитель — молодое поколение украинского политического коммунизма, представители которого поставлены в состояние полной моральной и физической подавленности Донбасской войной и связанными событиями вообще, а в особенности прошлыми поколениями политического коммунизма. Обвинитель констатирует смерть украинского политического коммунизма и прострацию в отношении понимания окружающей исторической действительности. В связи с лжевыбором «между ЕС и ТС» и наступившим помрачением сознания тех, кто провозгласил своей обязанность его прояснять, обвинитель из молодёжи характерным языком политического коммунизма заявляет: «потрібно міркувати тверезо та критично, виробляти у собі холодний та незасмічений стереотипами й іншим інформаційним сміттям розум, не піддаватись на провокації, а також вміти аналізувати та фільтрувати потік інформації, відділяючи правду від брехні. А ще, звичайно ж, читати твори видатних геніїв свого часу, таких, як Ленін, Маркс, Енґельс та інші великі марксисти. Справжній комуніст має бути освіченою та свідомою людиною. Як казав великий геній свого часу Володимир Ленін: "Вчитися, вчитися та ще раз вчитися"».^[6]

Выслушаем теперь свидетелей. Вот признание ещё одного из украинских политических коммунистов, кто (в отличие от обвинителя) успел связать себя с формальной политической партийностью:

«Нынче с красными знаменами по демонстрациям и митингам не походишь, да и идти особо некуда — памятники Владимимру Ленину давно сброшены с постаментов. Ставить красные агитпалатки на улицах и раздавать из них партийную прессу, а также собирать подписи под различными петициями — тоже вряд ли получится. И ЭТО ХОРОШО.

Вышеперечисленными деяниями, перемежающимися частыми партийными собраниями, вплоть до середины 2014-го года занималось большинство членов Коммунистической Партии Украины (а таже в меньших масштабах — других украинских политических партий, у которых на знаменах — красный цвет). Итоговый результат всех прежних кампаний по состоянию дел на конец 2014 — начало 2015 гг. — нулевой. Теперь действовать по-старому стало невозможно, для пресечения такой деятельности сформированы и успешно действуют по всей территории Украины особые отряды вооруженных людей, не обременённые демократическими законами и моралью. Следовательно, мы, политические организации, взявшие на себя ответственность авангарда общества, ранее делали что-то не то и не так».^[7]

Итак, «результат всех прежних кампаний по состоянию дел на конец 2014 — начало 2015 гг. — нулевой». В этом прав автор. Ужасает в этом признании только то, что начало безрезультатности этих «прежних кампаний» можно спокойно отнести ко временам либермановщины и в цитированной фразе обнаружить признание полувекового провала. От какого наследства мы отказываемся? От имущества церковного паука! Из всего общественного здания совершивший в последние годы суицид политический коммунизм оставил нам не так уж и много кроме наших тел: микроскопические запасы чего-то там в уголке под потолком.^[8]

Максимка, рецензент одной из моих прошлых статей спрашивает: «Далее... Может политический коммунизм в РФ должен потерпеть полное поражение, чтоб потом победить?» Логика бесспорная. Данную политическую вовлечённость в данную политическую ситуацию надо уничтожать. Дело конечно не просто во фразе, а в становлении, связанном с результатом. Уничтожать надо не политическую вовлечённость (в любой форме), и не политическую вовлечённость в такую политику (эпохи для деятельности не выбирают). Уничтожать полностью надо такую политическую вовлечённость. А это самое подразумеваемое существенное качество политической вовлечённости заключается в её политической ограниченности, политическом профессиональном кретинизме. Политическая ограниченность, как и любая другая, в гносеологии есть предпосылка разрушения монизма а в практике это приводит к краху всеобщего^[9] преобразования. «Больше политической популярности — меньше шанса на успех». Неприятная логика? Увы, это не логика выхода, а просто логическое доведение до противоположности логики того самого политического коммунизма. Логика сохранения целостности важна для субъективного (а через это — объективного) сохранения коммунистической перспективы, но её простая проекция в мир современной практики — это секта. Неприятный вывод для читателей «Что делать?»? Несомненно, но увы, вывод действительный. Стремление избежать политической популярности в такой политике — тоже не выход. Дело в том, как из секты получить партию нового типа. Первой предпосылкой этого является понимание масштаба стоящих задач во всей их сложности, или — полнейшая деидеологизация. В противном случае политический коммунизм обречён на круговорот восстановления своих структур, где восстановления разделяются между собой суицидами, похожими на наблюдаемый сейчас.

Круговорот политических суицидов — это не просто страшилка от «убогих пасынков гегельянщины», это самая что ни на есть действительность. Это действительность той части освободительного движения, которая абстрактно отрицает партийную форму организации. Политика вне партий — это конечно полный постмодернизм, если не принимать за истину официальное польское определение политической партии, под которое партия нового типа не подходит.

В заочном суде над политическим коммунизмом мы выслушали свидетеля, который прочно держится за политическую форму организации. И это правильно, потому что хотя в современности эта форма ни на что ни годна, но в перспективе обойтись без неё невозможно. И такие люди как наш первый свидетель, имевшие дело с этой формой организации (пусть и выпотрошенной) будут немного полезны. Он явно намекнул, что надо бы лучше понимать то, что происходит вокруг, и к этому пожеланию мы вернёмся ниже. А пока будет интересно заслушать следующего свидетеля, который более откровенен и понимает, что по итогам показаний сменит статус на обвиняемого. Это тоже по сути политический коммунист, но такой, который абстрактно отрицал партийную форму организации. Отрицание политической партийности — это в наше время, увы, тоже политика.

Показания будет давать Андрій Мовчан в статье «Мої обкусані лікті» (тоже не новой, но касающийся суицида украинского политического коммунизма), которая в своё время стала широко известна в Польше. Тогда все имеющие возможность читали статью на языке оригинала, потому как быть обвинённым в патриотизме желающих не было. Была шутка, что те, кто не знал украинского, тоже делали вид что читали, но если у читателя проблема с пониманием украиноязычных показаний, прошу его приложить усилия для автоматического перевода, потому что в России подобные показания почти наверняка переводить не станут (причины должны стать понятны после ознакомления). Итак, вот наши извлечения из указанной статьи, в основном повторяющие порядок мыслей автора.

Треба максимально критично оцінити весь попередній досвід. Подумати, що ми робили не так, де прогадали, коли схибили.
<...>
Українські ліві катастрофічно слабкі. Наразі вони не мають жодних можливостей впливати на політичні процеси, що є беззаперечним фактом. Мені прикро це визнавати, можливо, навіть більше за інших. Іноді я просто кусаю лікті.
<...>
Однак, якщо бути чесним перед собою, нам слід визнати й власні помилки.
<...>
Зараз, я думаю, настав момент, коли нам треба максимально критично оцінити весь попередній досвід. Подумати, що ми робили не так, де прогадали, коли схибили.
Йтиметься і про мої власні хиби. Адже за цілу низку політичних помилок я несу безпосередню персональну відповідальність.
<...>
Останніми роками через ліві організації пройшли сотні людей. Де вони зараз? Втрачені. Прой__@_і. Тому найбільшою своєю помилкою я вважаю послідовну відмову від теоретичної роботи з кадрами. Заперечення пропедевтики.
<...> Ми не знали ленінських уроків про те, що жменька розумників дієвіша за сотню невігласів.
Тому я й сам закликав триматись за кожного попутника, наскільки б дрімучими не були його реальні погляди. Хоча, зараз можу впевнено сказати: у певні моменти організації потребують якщо не чистки, то принаймні скидання баласту.
Закликав уникати серйозних політичних суперечок, хоча саме в них народжується істина.<...>
Ми толерували повсюдне невігластво і політичну безграмонстість. Насамперед стосовно себе.<...>
Інколи лунали й критичні голоси: «Невігластво іще нікому не допомагало», — застерігали бувалі товариші. Та у відповідь ми лиш усміхались, відмовлявся вірити. Що стояло за тими критиками, окрім красного слівця? А за нами були десятки енергійних активістів. Наївні.
<...>
Як відомо, капіталізм — це велика і темна дупа, котра складається із численних дуп менших розмірів. Боротьба із кожною окремо взятою дупою затягує, не даючи озирнутись ширше, далі. Як ми могли цього не врахувати?
<...>
Така тактика (хоч про її існування взагалі можна посперечатись) <...>
<...>
Революційна тактика, як вчить нас Ленін, полягає протилежному. У тому, щоб знаходити слабкі місця системи. Не битись лобом об стінку, а вбивати кілки у найнебезпечніші тріщини у колонаді. На жаль, ми були зайняті іншими справами.
<...>
Партія — слово, яке було для більшості моїх товаришів страшилкою. Прямим синонімом усього найгіршого, що є у політиці. А самоідентичність уявлялась як на «не-партія».
<...>
Мовляв, партія — це влада, партія бюрократизується, партія перероджується. А значить навіть думка про неї веде ледь не до тоталітаризму, або у лайт-варіанті — до соціал-демократії.
<...>
Таким же чином ми марили низовою самоорганізацією як універсальною відповіддю на всі питання одразу — простою відповіддю на складні питання. Тому політично ліві жили від одних протестів до інших. Щоразу вбачаючи у соціальних спалахах підтвердження власної правоти. Коли ж спалахи неминуче згасали, ми лишались біля розбитого корита і пробували шукати нові протести для нових підтверджень й нових розчарувань.
Стратегічно ми навіть не задумувались над перспективами двох-трьох-п'яти років. Кумедно, але у середовищі, де постійно говорилось про планову економіку, і досі геть відсутнє доросле проектне мислення. Є протести — малюємо плакати, немає — чухаємо потилицю.
<...>
Може, нарешті час перестати боятись концепту партії? Звикати до слів «стратегія», «план», «політичний ризик», «партійна дисципліна», «демократичний централізм».
<...>
Попереду ще тривалий час панування реакції. Справжні прогресивні міни почнуться нескоро. Але вже зараз замість невротично реагувати на якісь події, потрібно ретельно готуватись до наступних років. По крупицях збирати нових людей. Крок за кроком, помалу відвойовувати гегемонію. Старанно працювати над собою. Розвивати революційну теорію. Будувати партію. Надолужувати втрачений час.

Обращаю внимание читающих эти строки на тот порядок, в котором наш свидетель предполагает преодолевать свои ошибки. Он предлагает каждому начать с себя и перед тем, как заниматься политическими процессами, иметь всё-таки революционную теорию. Тоже самое предлагает и первый свидетель, который в нашем заочном процессе начал даже косвенно цитировать и обвинителя, и прокурора:

«Перед нами встает проблема выбора кратчайшего пути сквозь колоссальные объемы всего культурного наследия прошлого. Такие пути уже проторены энтузиастами, нужно лишь набраться терпения и пройти по ним — читая книги, прослушивая аудиокниги, просматривая видеопередачи, критически продумывая и обсуждая каждую «ступеньку» постижения с товарищами. На этом пути наступает момент, когда сам делаешь выводы и принимаешь решение, что делать дальше. Мой вывод на данный момент: необходимо Новое Просвещение. Наследие Маркса, Энгельса, Ленина и их многочисленных последователей следует упорядочить, развить в направлениях, требуемых текущим моментом, придать не только готовым результатам, но и революционным методам, выработанным в ходе их получения, максимально популярную форму без утраты основного содержания, распространить в максимально широких народных массах. Сегодня количество свободного времени у рабочих, доступ в информационным и коммуникационным возможностям Интернет позволяют вести эту деятельность самостоятельно, не полагаясь на одну только прослойку интеллигенции.»^[10]

***

Выступления свидетелей закончены. А что же обвиняемые в политическом профессиональном кретинизме? Политические здания, построенные инженерно-архитектурными командами, не знавшими, куда и какую нужно закладывать прочность, продолжают разрушаться с завидной периодичностью. Удивительно, но для тех, кто спасся из-под очередных завалов, спасение не служит доводом в пользу изучения и систематизации своего и чужого строительного опыта. Между тем «строители партий» нанесли и продолжают наносить очевидный вред польскому коммунизму уже тем, что отвлекают на работы сомнительной результативности достаточно крупные для польского (и украинского, надо думать, тоже) освободительного сообщества силы. Мы ещё исследуем позднее место типичной мотивации «строителя партий» в становлении мотивации сознательного выразителя совершающегося движения. Но пока стоит заметить, что эпоха, когда уход из теоретического коммунизма в строительство партий может привести к ненулевому результату, от нас ещё далека. Поэтому абстрактно можно относится благожелательно — пусть уходят, ведь когда-нибудь у них будет успех, но конкретно в наших условиях — это скорее признание своей педагогической ущербности и согласия на обескровливание движения, согласие на его лишение развитых форм теоретического сознания, ибо сознание есть такое же коллективное дело как формирование политической организации. И кустарничество в теории не менее вредно, но более опасно, чем в политике.

Часть II. Политический коммунизм. Протокол вскрытия трупа

2015-09-16

Włodzimierz Podlipski

Почему мы привели три ценных свидетельства украинских политических коммунистов? Потому, что есть все основания считать Украину классической страной суицида политического коммунизма. Чётче, яснее, быстрее и более законченно чем украинский, никакой иной политический коммунизм Европы не совершил и вряд ли совершит свой политический суицид. Остальные будут нудно повторять годами то, что украинцы получили за месяцы. Поэтому мы вправе пристально вглядеться в ситуацию, когда свой крах признали как партийные политические коммунисты так и те, которые опирались на любые иные организационные формы. Получается, что и в составе политической партии и вне политической партийности крах настиг политический коммунизм одинаково внезапно и примерно в одно и тоже время. Вывод простой — политическая партийность ничего не решает. Почему? Потому, что политическая партийность — это не партийность. По укоренившемуся со времён Народной Польши определению, партийность — это сознательная классовость, а не наличие формальной организации. В смысле партийности политический коммунизм по своей сути беспартиен, ибо в реальности это очень бессознательная, я бы даже сказал, иррациональная в шоппенгауэровском стиле классовость. Свидетелей в сознательной мысли о необходимости движения к партийности я могу только приветствовать. Со временем наш второй свидетель столкнётся с проблемами первого (да, организационная партийность несёт в себе угрозы, и их нужно преодолевать и понимать), но тогда уже ведь решение будет выработано. Для представителей пролетариата как специфического исторического субъекта партийность состоит в деидеологизации, что было со всей ясностью показано в «Немецкой идеологии». Кто уходит от идеологии, тот переходит на пролетарскую позицию и наоборот, кто переходит на пролетарскую позицию, обязан избавляться от идеологии. Только истина во всей полноте и неприглядности, иначе — замкнутый круг политических суицидов.

Полнейшая деидеологизация как самоцель — тоже не выход, хотя без деидеологизации об успешности революции говорить не приходится. Важно удержаться от абсолютизации деидеологизации, сохранив понимание того, что её результатом может быть и политический скептицизм. Стоит рассмотреть два выдающихся примера такого развития мысли — Гёте и Фромма. Это мыслители стоящие, близко к революционному мышлению своего времени. Поддерживая культурную программу Великого Октября и 1792 года они, тем не менее, остались чужды соответствующей политической программе. О революционной политике они судили по положению в своих странах. Фромм заочно спрашивал Маркузе и его сторонников о том, какие силы имеет революция, чтобы привести в действие всё то материальное производство, которое имелось тогда в США. Он даже не всегда акцентировал, что нужно не просто привести в действие, а привести в действие по-своему, качественно иным способом, пускай хотя и переходным во всеобщем смысле. Что могли ответить сторонники Маркузе? Недостаточность своих сил оно вполне понимали. Революция в США закончилась, не начавшись, её движущие силы были направлены государственным насилием на преобразование почти ничего не решающих внешних и вещных форм. Примерно так же оценивали перспективы своего исторического времени для Германии Гёте и его знакомый Гегель. И действительно, что делать, если дееспособного исторического субъекта в твоей практической области нет? За трезвое, но созерцательное признание этого Гёте и Фромм заплатили очень дорого — их последователи перессорились ещё при их жизни и не оставили оформленной школы мысли. Яркий вклад Фромма в психологию оказался метафизичен и непрактичен именно из-за этой негибкости. Работы Фромма имеют значение истины только со стороны чувственности — воспитания чувства целостности, тогда как по существу они преодолены Л. С. Выготским, А. Н. Леонтьевым и А. Р. Лурией. Попытка сохранения революционности без политической революционности губительна и совсем не живописна. Попытка сохранения политической революционности без революционности живописна, но безумна. Где в этих формах ущербности выход на новый уровень? Он, конечно, за Фроммом и Гёте, а не за, извините, Змяной ^[11]. Если политический успех объективно невозможен в настоящем, единственным необходимым вкладом в дело революции должно оказаться нечто, что может «побороть пространство и время». Это — конкретная истина, всеобщность, находимая в данных условиях, но дающая всходы всюду, где есть её существенные предпосылки. Чем такой взгляд отличается от гегелевской абстракции и от ленинской точки зрения? Ленинизм прямо ориентирует не на добывание истины (как гегельянство), а на её преобразование практикой и в практику. Партия нового типа отличается от академического сообщества или секты тем, что входной отбор перестаёт играть главную роль. Но не может же партия нового типа пополняться абы откуда? И тут мы попадаем в старые логические формы спора сенсуалистов и рационалистов, а потому должны вспомнить все переходы между тем, что внечувственное познание невозможно, и тем, что рациональность — тоже великая сила в практике. В применении к партии нового типа это значит, что она является объединением очень несовершенных людей старого мира, несущих если не все, то многие его пороки, но... В этом дополняющем противопоставлении вся суть, которая требует вспомнить роль моральной теории Канта. Её узловым моментом было доказательство важности морального выбора между одинаково обоснованными противоположностями. Ленинское практическое продолжение этой логики было основано на том, что самый испорченный человек старого мира будет весьма практичен и полезен себе и другим если именно в этот момент морального по Канту и политического по Ленину выбора он будет вести себя не как испорченный данной эпохой индивид а как представитель всего человечества. Искусство политики диктатуры пролетариата состоит в том, чтобы в немногом существенном и решающем были приняты правильные решения, которые уже затем будут поддержаны законами разворачивания субстанции. Ещё раз рассмотрим очередную аналогию — ликвидацию безграмотности в СССР. Эта кампания началась с того, что, опираясь на право силы и захвата, материальные ресурсы были брошены правящей партией на подготовку учителей, ученики которых ясным пониманием своего интереса уже сами закрепили результат кампании по ликвидации безграмотности. Несовершенные люди старого мира, опираясь на право насилия, должны кинуть в массы те инициативы, которые те поддержат по своей природе, обезоруживая противников этого первоначального насилия, — так виделся процесс социальной революции Ленину, если рассматривать его в абстрактном противопоставлении несознательных масс и пробудившегося меньшинства исторического субъекта. Но даже сняв эту абстрактность, мы не должны забывать, что сами предпосылки показанной логики вообще-то включают гегелевские взгляды. Поэтому я не могу считать тревожным обвинение со стороны рецензента Дениса в том, что «игнорирование предпосылок революционной практики (даже не коммунистической) и упование только на теоретическую традицию абстрактно именно в гегелевском понимании».

Ответить я могу только так, что через названную ущербную абстракцию нужно пройти именно для того, чтобы разобраться в сути вопроса. Но хуже тех, кто эту абстракцию не освоил, могут быть только те, кто на ней остановился. Каков путь конструктивного краха политического коммунизма? Чтобы это понять, нужно сразу признать, что теоретический коммунизм не является единственным собственником истины, а политический коммунизм не является единственным собственником практики. Поэтому прав Тушканчиков, что «ни один беспартийный философ не может быть «полностью прав» в отношении любой революционной организации, пусть даже революция относительно слаба». Но забывать контекст этой мысли тоже не следует — речь шла о рационально обнаруженном отсутствии стремления политического коммунизма к осмыслению себя и действительности.

О том, что теория — это тоже практика было известно ещё Ленину, а о том, что практика сама может порождать теорию, знал Сократ, но он ведь понимал, что практика и теория должны ещё и стремиться навстречу. Это стремление Сократ реализовал в том, что сейчас называют его нравственным учением, а Ленин развернул это взаимное стремление практики и теории в партию нового типа. А перед реализацией взаимное стремление теории и практики должно быть чувственно достоверно, тогда как истина чувственной достоверности состоит в целостности. В целостности же состоит истина (действительность, практичность) всеобщего общественного преобразования. Как целостность проникнет в политический коммунизм? Показанная диалектика теории и практики исключает формулировки типа «диалектическое сочетание/совмещение теории и практики», потому что сочетание или совмещение — это уже не диалектика, которая состоит в понимании бесконечного круга взаимного превращения теории и практики и в удержании необходимых условий достижения точки входа в него. Предметный поиск этой точки входа — это и есть та непростая задача, которую в своё время решал Ленин, и которую нужно попытаться решить в новых условиях, удержав имеющиеся достижения. Для этого присмотримся к заведомо неправильному, но популярному решению. «Диалектическое сочетание теории и практики» — это цитата из реального действующего документа одной из организаций политического коммунизма в одной из европейских стран. Если бы этой цитаты не было, её стоило бы придумать, ибо её главные предпосылки ярко обнаруживают ущербность политического коммунизма в той форме, которая эту цитату вызвала к жизни. Главные предпосылки основной мысли данной цитаты — это ясное и чёткое различение «теории» и «практики», доведённое до явного разрыва между ними и отсутствия их явного взаимного перехода. Это признаёт политический коммунизм. Это не представители теоретического коммунизма сказали, что им не нужна такая ущербная практика, это представители политического коммунизма признались, что теоретический коммунизм — это не их теория, вне зависимости от её содержания. Подлинная теория, которой руководствуются, не ставится в ряд с практикой для «сочетания». Подобное порочное зачатие уже приводило к характерному для Шаффа и Суслова двуличию и к решительным протестам Канарского против чувственной недостоверности теоретической работы. Почему Ильенков зацепился за работы Шаффа, так это потому, что тот честно выставил двуличие как теоретический факт, а не стал его скрывать за ворохом ленинских цитат, как это делал Суслов, «совмещавший» теорию и практику. Подлинная теория, которой руководствуются, ставится не в ряд с практикой для «сочетания», а за практикой для распредмечивания и затем — перед практикой для опредмечивания. Это было известно даже объективному идеалисту Гегелю, но не нынешним политическим коммунистам, рядополагающим «теорию» и «практику».

«Политики» признались: нам не нужна такая теория, вне зависимости от того истина она или ложна. «Мы в этом не понимаем и разбираться не желаем, нам политикой ведь надо заниматься, а теория уже вся сделана до нас и собрана в-о-о-о-н в т-о-о-о-м пыльном шкафу» ^[12]. «Нам вообще не нужна теория» — слышится проговаривающий тайну политического коммунизма припев потирающего руки подоспевшего постмодерниста, догадавшегося, что где-то близко разыгрывается акт рождения его единомышленников. Но если политикам не нужна теория, то мы не имеем права относиться подобным образом к их практике. Вам, господа коммунистические политики, теория не нужна, а нам ваша поганая практика жизненно нужна. У нас нет другой практики,^[13] из которой может расти результат, а результат наш обязан иметь практический характер.

Востребовать практику не всегда значит продолжать её. В нашем случае даже наоборот, востребовать наличную практику политического коммунизма значит жёстко и действенно т.е. по основанию её прекращать, иначе плохо будет не только господам «практикам», но и думающим коммунистам следующего поколения. Ведь именно так было в Народной Польше, где не одна «Солидарность», а «Солидарность», комплементарная «Бетону»,^[14] предприняла попытку прикончить как польский теоретический, так и польский политический коммунизм. Как сейчас известно всей Польше, её независимость была прикончена напополам «Бетоном» и «Солидарностью» на разговорах в Магдаленцеopen in new window, этой второй Тагровице^[15], где «Бетон» лишился коммунистической внешности, а «Солидарность» — прорабочей. Политическим коммунистам названных ранее стран я советовал бы крепко задуматься над тем, почему доныне живущий Чеслав Кишчакopen in new window, придерживавшийся вполне выраженных сусловских убеждений, оказался в числе тех, кто стал сначала классовым, а потом и национальным предателем польских трудящихся. Ведь именно этот представитель «Бетона» вместе со своими коллегами сначала поставил своей сусловщиной под угрозу польскую независимость (с которой не умел обращаться), а затем и вовсе помог тем, кто продал остатки этой независимости в США — вождям «Солидарности», с которыми он пил чай в том самом местечке Магдаленкаopen in new window под Варшавой. Обращаю внимание читающих, что Чеслав Кишчак не был в 1980-х годах субъективным изменником, он не менял тогда убеждения или мотивацию своих действий^[16]. Он просто не мог предположить, что его убеждения, не допускающие необходимой гибкости, объективно приведут независимую народную Польшу к краху, а его самого не только к классовой, но даже к национальной измене в пользу американского империализма! И это при полном сохранении его собственных коммунистических убеждений! Выходит, что «Бетон», как относительно выделившаяся господствующая в правящей партии фракция, по своим качествам не мог обращаться не только с появлявшейся нетоварной экономикой, являющейся коммунистическим предикатом, но даже с национальной независимостью, которая вообще-то является предикатом чисто буржуазным. Сказки польских националистов о «давлении КПСС» стоит решительно отвести. Она оказывала давление только до тех пор, пока дело касалось формально социалистического курса Польши. В содержание польской политики КПСС не вникала и не собиралась, что хорошо видно хотя бы из того, что получив от Герека «доказательство» неприменимости ленинского кооперативного плана в польском сельском хозяйстве, в Москве просто вытерли со своего пальто прямой плевок польской номенклатуры в ленинизм. И не просто вытерли, а даже не обиделись! Удивляться нечему, КПСС в целом не была заметно умнее польского «Бетона». Она предоставила своим польским коллегам возможность совершать любые глупости, лишь бы они соблюдали внешнее приличие. Версия о «давлении КПСС» предполагает, что она умнее ПОРП, а чего не было, того не было. Разве можно сказать, что Суслов умнее Шаффа? Шафф хотя бы был немного хитрее тем, что заворачивал рухлядь в новые слова, которые он добросовестно выучил из модных в своё время книжек, тогда как Суслов просто игнорировал всё, что было выше его разума и у Маркса, и у Ленина.

Апология подобного положения в научном мышлении называется позитивизм, практическая апология подобного положения в политике называется современный политический коммунизм. Он, конечно, ближе к истине, чем современная буржуазная политика, основанная на постмодернизме, но за счёт чего? За счёт того, что является более ранней, предшествующей стадией утраты истины в политике. Бедой современного политического коммунизма является то, что он сочетает теорию и практику, а должен бы стремиться к вхождению в тот круг, где они друг друга в своей полной качественной целостности взаимно порождают.

Позитивист увидит в предложенных размышлениях не более чем хитрый ход в пользу «гипертеоретизма» (это подлинный термин из политических споров). Даже поняв, что «политизм» привёл политический коммунизм к суициду, позитивист будет всегда сомневаться в отношении любых новых предложений. Ведь если «политизм», его любимое дитя, привело к суициду, то что ждать от «убогих пасынков гегельянщины» (это тоже подлинный термин из политических споров)? Конечно, риск «теоретизма» и следующего из него сиуцида абстрактно есть, однако давайте припомним, где и когда он приводил к политическим суицидам, соизмеримым с тем, что мы все наблюдаем сейчас? Это не довод в пользу «теоретизма», а показатель того, что в самом движении в направлении понимания есть здоровое зерно. Для политиков оно облегчается тем, что такая уж полная деидеологизация не нужна, но деидеологизация жизненно нужна там, где они собираются успешно действовать. Гносеологическая ограниченность может прорываться в безграничность, т. е. до абсолютной истины там, где мы сталкиваемся с таким конкретным, которое, являясь самим собой, является и самой обобщённой абстракцией. Это не только логика познания сущности денег в «Капитале», но и логика действий партии нового типа начиная с её порождения себя самой собой. Самому светить прожектором не обязательно и невозможно, но нужно излучать достаточно света, чтобы в полумраке опознать, проверить и запустить готовый прожектор — такова ленинская логика практического и теоретического познания логики саморазворачивания субстанции на стадии общественной формы движения. Предметное политическое искусство по Ленину состоит в том, чтобы совместное действие ущербных людей по положительной обратной связи разрушало их ущербность и ущербность окружающего мира. Но для этого целостность предполагаемых действий нужно хорошо понимать, чтобы расставить кадры именно так, чтобы они в данном месте действовали с максимально выгодной стороны, а не со стороны своих ограниченностей. Какая политическая коммунистическая организация широко распространит это ясное понимание в своём теле и превратит его в конкретный приспособленный для данных условий организационный рецепт — та победит.

Часть III. Что полезного в политическом коммунизме?

2015-09-18

Włodzimierz Podlipski

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно получше понять аргумент Дениса — рецензента одной из моих прошлых статей, который пишет:

« ... Однако автор пытается вновь и вновь не замечать что политический коммунизм — это СОЕДИНЕНИЕ революционной традиции и революционной теории. У каждой из них своя собственная традиция, <которые> в большинстве своём слабо пересекаются. Поэтому игнорирование предпосылок рев. практики (даже не коммунистической) и упование только на теоретическую традицию абстрактно именно в гегелевском понимании. Ленин в отличие от современных филистеров всегда политику РСДРП воспринимал как продолжение рев. практики предыдущих поколений революционеров. Об этом хорошо сказано у того же Лукача, который показал что действительным продолжателем дела народников был Ленин, а не прямые наследники эсеры».

Какая часть теоретической истины нераздельно принадлежит политическому коммунизму? Что имел ввиду Тушканчиков, заявляя, что «ни один беспартийный философ не может быть «полностью прав» в отношении любой революционной организации, пусть даже революция относительно слаба»? В чём гносеологическое и практическое значение политической формы существования коммунизма, и в чём он никогда не будет заменён относительно обособленным коммунизмом теоретическим? Это вопрос для внимательных читателей ленинской работы «Что делать?». Ответ на него состоит в том, что спецификой политической организации исторического субъекта в современных условиях является отправление функции противодействия политической полиции. Наличие этой функции, вообще говоря, является показателем серьёзной, а не внешней политической революционности. Это именно та политическая революционность, которая может и даже внутренне обязана расширяться до революционности (в гносеологическом смысле). Противодействие политической полиции в гносеологическом смысле есть удержание истины социальной революции, есть удержание её субстанциональности и субъектной самодостаточности. Любые косвенные предположения о том, что революцию сделает кто-то и вместо должны быть решительно отвергнуты как инфантильные, если «политический коммунизм» не хочет завершить свой суицид ещё и чужим не менее бессмысленным кровопролитием. За политическим коммунизмом, следовательно, остаётся истина противостояния политической полиции. Обособленный теоретический коммунизм лишён этой истины, ибо его способ существования и общественные условия его обособления не предполагают его реальной актуальной опасности. Обособленный теоретический коммунизм (раз уж он обособился) реально опасен самое большое для самого себя. Этот логический ход обычно хорошо укладывается даже в логику профессионального кретинизма политической полиции, и поэтому она обычно лишь изредка и всегда очень презрительно поглядывает на теоретический коммунизм своей страны. Что интересно, в этом сознание политической полиции полностью сходится с сознанием «ответственных работников» политического коммунизма. Вывод о гносеологической природе и классовом происхождении мыслей «ответственных работников» оставим читателю.

Если теоретический коммунизм на своих «разреженных высотах абстракции» почти не встречает противников^[17]и обычно легко отбивает атаки, то для политического коммунизма вероятность нарваться на сильный отряд противника много больше, и потому опыт противодействия противнику получается другим. В противоположность почти бескровным боям на «разреженных высотах абстракции», политический коммунизм по своей природе может быть реально опасен не только для самого себя, но только если он пытается противодействовать политической полиции. Иначе он не имеет даже такой возможности. Теперь мы должны вернуться к эмпирии и посмотреть, где есть попытки противодействия политической полиции. Совсем грубо эмпирически подходить к делу мы не можем, ибо обычно интересующую нас сферу практики не держат на всеобщем обозрении. Но гносеологические основы названной деятельности обсуждаются, как правило, гласно. Например, в Германии был опубликован сборник о противодействии Союза Коммунистов политической полиции в период между 1846 и 1853 годами. В этом сборнике большое внимание уделено политическим и гносеологическим обоснованиям наличия мер по противодействию политической полиции. В Польше социалистические школьники тоже приучаются к тому, что выбранная ими деятельность не так уж безнаказанна. В этом смысле антикоммунистические правовые нормы объективно усиливают движение, ибо они пододвигают его к тому положению, когда оно может быть опасно не только для себя. Противодействием политической полиции вынуждены заниматься в основном представители стран объединённой Европы: Германии, Словакии, Польши, Чехии, Литвы, Латвии. Что касается территорий к востоку от Буга, то это, по выражению одного моего корреспондента, «страны непуганых идиотов». Исключением является Казахстан, но это исключение было куплено дорогой ценой в несколько десятков убитых во время Жанаозенских расстрелов. Что касается российского и украинского политического коммунизма, то это настолько тупые общественные организмы, что они даже не задумываются о том, что им противодействует политическая полиция. О том, чтобы задуматься, почему она это делает и как нейтрализовать её влияние, речь не идёт. Поэтому на Украине и в России мы наблюдаем совершенную форму суицида политического коммунизма. Его внешним проявлением был политический крах остаточков КПУ и уход в сторону патриотизма в России не только буржуазной КПРФ, но и большинства более пролетарских по целям организаций.

Ещё раз вернёмся к тезису Тушканчикова: «ни один беспартийный философ не может быть «полностью прав» в отношении любой революционной организации, пусть даже революция относительно слаба». Почему Тушканчиков прав в отношении Германии, Польши, Чехии, Словакии и иных стран Западной Европы, это ясно. Есть такая теория, которой никогда не будет у теоретического коммунизма. Но что может оправдывать неполную правоту беспартийного философа в отношении российского и украинского политического коммунизма? Что они желают, сами того не зная, сделать что-то, что невозможно без противодействия политической полиции? Или такая организация теряет революционность даже по формальным признакам? А если всё же её члены настаивают на своей революционности? А если организация вообще захвачена политической полицией в смысле достаточно полного и стабильного долговременного влияния на её руководящие органы? Такое ведь достоверно есть и в Германии, и в Польше, а не только в России и на Украине, где подобную ситуацию я реконструирую умозрительно, ибо в оставленную российским и украинским политическим коммунизмом дырку почти без зазоров вставляется именно гносеологический контур подобного зомби-политического «коммунизма».

Что Ленин почти без критики наследовал у народников? Именно методы противодействия политической полиции, которые обеспечивали политическую (и через неё практическую) независимость добытой теоретической истины от господствующего класса. Что было с содержанием собственно политических теорий народников и с их методологией? Они были почти целиком безжалостно преодолены (aufhebt). Именно подобная качественная характеристика почти полного единства и почти полного разрыва обеспечила то, что Ленин стал политическим наследником народовольцев, что первая форма российского теоретического коммунизма соединилась с первой формой российского политического недокоммунизма в партию нового типа. Этот пример может быть немного неестественным, но я опасаюсь, что процесс становления международной социально-революционной партии «Пролетариат», проходивший чётко по подобной логике, меньше известен читателю. Историческая логика «Пролетариата» и РСДРП подтверждает мнение Дениса, что соответствующий своему понятию «политический коммунизм — это СОЕДИНЕНИЕ революционной традиции и революционной теории». При этом характерна оговорка, что «у каждой из них своя собственная традиция, <которые> в большинстве своём слабо пересекаются». Таким образом, революционная традиция в нашей расшифровке — это 1) исторически выработанный способ противодействия политической полиции и 2) соответствующая классовая направленность нравственных стремлений организации. Первое наследуется при соединении с теорией относительно некритически, второе подвергается критике, но в целом сохраняет своё качество.

Остаётся понять замечание Дениса про видных деятелей теоретического коммунизма периода отступления революции. Имея в виду, в частности, Канарского и Ильенкова, он пишет: «Упомянутые же ''хранители традиций'' из статьи автора не смогли родить ничего даже близко к ''Что делать?''». Андрей Самарский отводит тезис тем, что вообще-то Ильенков и Канарский делали почти всё возможное в данных условиях, но это не самый сильный отвод. Дело в том, что первым объективным делом Великого Октября была ликвидация всякой возможности сотворить что-то «близко к ''Что делать?''». Это просто понять, если вспомнить, что однажды появившееся человечество уничтожило условия повторного антропогенеза у абстрактно способных к нему обезьян. Мерка эпохи после Великого Октября иная. Но не ниже, чем у «Что делать?»? Не ниже, но иная. К тому же «Диалектике эстетического процесса» всего не так много лет как «Что делать?». Положим, первые 20 лет этих работ не в пользу Канарского, но где аргументы в пользу того, что тысяча организованных понимающих сторонников книги Канарского менее практичны, чем тысяча тех, кто остановился в своей организованности и понимании на работе Ленина? Этот спор не теоретический, он решается в практике, которая пока не сказала нужного слова.

Далее об этом же замечании Дениса. Я не стал бы отводить популярную сейчас в Германии гипотезу о тесной связи «Что делать?» и «Феноменологии духа». Как объясняют немцы, «Что делать?» можно рассматривать как политический перевод «Феноменологии духа», в которой традиционно видят мистифицированное описание порождения человека человеческим трудом. Хронологические основы этого взгляда таковы, что, под влиянием Чернышевского, Ленин в сибирской ссылке изучает «Феноменологию духа», а потом «по горячим следам» пишет «Что делать?». Вопрос о наследовании «Что делать?» схемам «Феноменологии духа» очень запутан, ибо тут мы сталкиваемся с разными влияниями, которые непросто распутать — сознательными или прямыми, косвенными или логическими и буквальными смешанной природы. Но ясно одно, что фихтеанство вошло в снятом виде в ленинизм именно отсюда и именно в том виде, в котором оно удержано после гегелевской критики в «Феноменологии духа». Эта немецкая гипотеза приведена тут только для того, чтобы придать обвинению Канарского и Ильенкова со стороны Дениса исторической глубины. Ведь политический перевод «Науки Логики», удерживающий содержание «Что делать?», ещё не создан. Однако это упрёк тоже не к Канарскому с Ильенковым. Они, конечно, предполагали реставрацию и всё понимали, но для них была нереальной та её чувственная достоверность, которая доступна нам как эмпирия и которая требует создания политического перевода «Науки Логики» или, если угодно, более универсального плана партии нового типа, эдакого «Что делать? 2.0». Это задача либо для нашего поколения, либо для наших преемников.

Наконец, о специфике «СОЕДИНЕНИЯ революционной традиции и революционной теории». Более-менее широкий эмпирический материал я имею только по немецкому опыту этого соединения. Как оно должно произойти? Уж точно не как «диалектическое сочетание теории и практики». Каждая попытка реального, а не сочетающего соединения в своё время ослабляла немецкий теоретический коммунизм, но тут мне его не жалко. А всё потому, что типичной внешней формой этого соединения было исчезновение из публичного пространства какого-нибудь старенького профессора, умеющего, например, материалистически прочитать Фихте. Фактически этот профессор оказывался в компании самых отчаянных политических практиков, которые жадно осваивали необходимые для самостоятельного мышления приёмы и в ответ учили профессора приёмам, делающим его незаметным для политической полиции. По понятным причинам возвращение профессора в публичное пространство становилось почти невозможным, ибо оно требовало разрыва именно тех связей, которые были и ему, и политическим практикам полезнее всего. К сожалению, до такого краха теоретического коммунизма (точнее краха его обособления) на востоке дожить нам вряд ли удастся, но понимать логику необходимых переходов и готовить условия их возможности со стороны теоретического коммунизма это наша прямая обязанность.

Часть IV. О политическом филистерстве и его преодолении

2015-09-22

Włodzimierz Podlipski

На напряжённом логическом и психологическом переходе немецких профессоров стоит завершить рассмотрение объективной проблемы отношения теоретического коммунизма к практическому. Остаётся проблема субъективная и объяснение о том, почему «автор не применяет классовый анализ». Применение классового анализа оправдано только тогда, когда мы рассматриваем возможности массовых организаций и главные влияния внутри них. Политический коммунизм последние годы стремительно сужается к востоку от Лабы везде, кроме Германии. Поэтому классовый анализ политического коммунизма до достижения «дна падения» будет всё менее продуктивен, тем более, что политический коммунизм в условиях его собственного суицида — это не очень-то и коммунизм. Теоретический коммунизм также не имеет широких организаций. По своей природе он без них может долгое время обходиться, что обуславливает его живучесть. Здесь масштаба классового анализа мы тоже не достигаем, точнее, классовый анализ тут почти целиком сводится к анализу гносеологическому. Массовости, на которой мы имеем право выбросить единичные результаты анализа гносеологического в пользу классового, мы здесь, увы, ещё не достигаем. А классовый анализ буржуазных организаций, спекулирующих на коммунизме, это не предмет интереса в данной статье, ведь она про коммунизм, стремящийся соответствовать своему понятию. Пока же все показанные логические переходы абстрактны в том смысле, что на костях нет живого мяса, что они не обрели силу организованных тысяч и миллионов конкретных носителей политического сознания. Конечно, хочется дожить до того времени, когда за каждым упомянутым логическим переходом будут действия тысяч живых людей и за каждой сталкивающейся тенденцией будут миллионы. Увы, это зависит не от моей мыслительной способности и не от умения моих рецензентов делать классовый анализ, а от исторической конъюнктуры. Её можно понять, но не всегда можно преобразовать даже после её понимания. Историческая конъюнктура, кроме объективных факторов, содержит и субъективные, такие как, например, уровень сознания, недостаточный для своего действенного понимания, т.е. преобразования данной исторической конъюнктуры.

Однако, мы немного отвлеклись. Хорошо бы вернуться к «политическим филистерам» и к «исчезающим профессорам», которые им либо противоположны, либо являются выходом из «политического филистерства». В этом должен разобраться сам читатель. А для этого попробуем разобраться с термином «политическое филистерство» и попытаемся через польскую политическую зарисовку выйти на практику, образующую понятие «политического филистерства».

***

Полный смысл «политического филистерства» выяснить не так просто. Ничего подобного польский или немецкий политический лексикон не включает. Очевидно лишь, что контекст термина не предполагает положительного смысла. Если попытаться найти определение филистерства в российском политическом контексте, то кроме как от Белинского помощи взять не от кого. Прадед Великого Октября определял филистеров так: «толпа есть собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету, другими словами — из людей, которые

Не могут сметь Своё суждение иметь».

Такие люди в Германии называются филистерами, и пока в русском языке не приищется для них учтивого выражения, будем называть их этим именем».^[18]

Что такое политическое филистерство? Это неспособность иметь своё суждение в политике. А такая неспособность с хорошей погрешностью сводится к отсутствию политической организации, превращая полемику в суждение о политической организации. Суждение приходится выносить на основании обстоятельств и опыта, которые чужды российским товарищам, но другого выбора нет, поскольку (по верному замечанию Тушканчикова) «ни один беспартийный философ не может быть «полностью прав» в отношении любой революционной организации, пусть даже революция относительно слаба.»

Заблуждается тот, кто считает, что политическое филистерство — это только польская или советская проблема. Пути преодоления какого явления обсуждают немцы, пытаясь познать его по логическим переходам из «Науки Логики». Что собирается преодолевать первым делом каждый польский социалистический школьник? На что жалуются в Варшаве нечастые белорусские гости из страны, где в смысле сообщества нет ни политического, ни теоретического коммунизма? О чём пишут покаянные письмаopen in new window^[19] представители украинских «левых»? Про что в первую очередь спрашивают у чехов, немцев и венгров литовцы, изредка попадающие на конференции по материалистической диалектике? Ясное дело про политическое филистерство, про невозможность работать в растущей количественно и качественно, более-менее широкой политической организации. Причём в этой невозможности мы с согласия читателя не будем различать её формы, будь то классическую (т. е. кустарничество) или менее развитую (т. е. сектантство или групповщину), а также крайнюю в сторону индивидуализма форму — собственно политическое филистерство. Ведь, как известно, чтобы понять роль и смысл частных форм, нужно наметить логику взаимного превращения всеобщих форм.

Как только в центре внимания оказывается проблема политической неорганизованности, то появляются несколько типичных решений, которые примерно сводятся для личности до дихотомии — найти или создать подходящую организацию. Прежде чем разворачивать эту дихотомию, следует всё-таки сообщить о том, для какой цели организация должна подходить. Эта цель — получение всей полноты государственной власти для сознательного, ускоряющегося и по возможности необратимого преодоления товарности в общественном производстве. Задача эта очень непростая, ибо сопротивление неизбежно необходимому попутному акту национализации «господствующих высот» экономики не может не быть в современных условиях бешеным. И тут же стоит помнить, что без этого акта и просветительство, и системы типа «Киберсин» и ОГАС, и механизмы прямой демократии, и политехническое образование и отмирание философии и религии как особых форм сознания и многое другое невозможно. В отношении этого бешеного сопротивления есть несколько мнений. Кто-то считает, что его преодолеют уже существующие организации, кто-то считает что эти организации нужно немного просветить, и они смогут его преодолеть, наконец есть те, кто считает что это бешеное сопротивление нужно исследовать не детально, но до существенных черт достоверно. Требование исследования того сопротивления, которое окажет буржуазия, следует отождествить просто с добросовестным отношением к будущей революции, вне зависимости от того, произойдёт она при нашей жизни или после неё. Эта добросовестность должна рассматриваться как важнейшая черта политической революционной традиции. Конечно, добросовестное отношение к выяснению трудностей на пути революции зависит в некоторой степени от уровня нашего сознания и мужества следовать за истиной, которая может оказаться не там, где нам нравится. Но «правда сделает вас свободными» — говорит главная книга католицизма, а значит, из будущего царства свободы извергаются те, кто «имеет истину за пазухой» и только ждёт момента когда все отвернуться, чтобы выставить на публику готовое изделие. Стоит ли доказывать, что разделение догматической и сократической линии в современных условиях имеет колоссальную политическую значимость?

Не имея в себе свободы, бороться за освобождение по меньшей степени неразумно. Вряд ли тот же Ильенков не оказал на современников почти никакого собственно политического влияния только потому, что не имел развитого политического сознания. Нет, дело как раз в том, что Ильенков имел достаточно развитое политическое сознание, но тот «малый дух», что вещал Сократу, говорил Эвальду Васильевичу о подлинных возможностях его политического влияния. Ильенков не всегда слушался своего «малого духа» и однажды написал одно относительно широко известное в Германии и Польше письмоopen in new window, которое показало нам, что в некоторых условиях собственно политическое влияние для теоретического мышления невозможно. Что ж, если это интересно читателю, то мой «малый дух» тоже иногда вещает такое, что частенько я страстно желаю быть неправым, хотя и знаю, что прав, и притом прав правотой постижения логики самого предмета. «Политический коммунизм» один из таких предметов. Мы все является свидетелями его краха в форме суицида на просторах от Одры до Енисея, но, вообще говоря, процесс замещения кадров, когда «вместо старых придут новые», совсем не механический и почти повсеместно сопровождается крахом старых организационных форм. Особенности этого краха мы исследовали выше, где вопрос ставился содержательно в отличие от моего первичного вполне гегелевского по форме абстрактно-логического ответа. Чтобы понять, откуда в мыслительной жизни отдельной личности появляются указанное выше требование к жизнеспособной организации, способной сделать капитализм нежизнеспособным, придётся окунуться в такой сомнительный жанр как «робинзонада», а точнее, на сцену вызывается польский социалистический школьник.

Польский социалистический школьник решает вопросы.

Логически чистую форму субъективного порождения понятия политической организации в современных условиях можно ясно разглядеть, если присмотреться к далёкому миру польских социалистических школьников, который завораживает своей универсальностью. Польский социалистический школьник — универсал в лучшем смысле. Если уж ненависть к школе вызвала именно такое самоопределение, то он готов развиваться в любых направлениях — к экономизму, к терроризму, к политическому филистерству, к многолетней эффективной борьбе и, наконец, к отказу от всякой деятельности. Такое тоже случается. Мы возьмём не самый лучший и не худший, но хороший (а потому редкий) случай, когда социалистическому школьнику удаётся получить умственные средства, позволяющие оценивать современные проблемы преодоления разделения труда почти без прикрас. Это значит, что во всё время размышлений истина остаётся для него так же неожиданной и такой же естественной, как и при его первом самоопределении как сторонника социализма.

Исторически первые мысли польского социалистического школьника просты: частная собственность ужасна и её давление на Польшу едва выносимо. При этом все коллизии, порождённые общественным разделением труда, воспринимаются скорее чувственно, с опорой на польскую классическую литературу, чем теоретически, с опорой на их эффект в обществопреобразовании. То, что противостоящие частной собственности элементы чувственности могут существовать в массовой форме, но оттого не иметь никакой действенности, — этого польский социалистический школьник ещё не знает. Вообще, на этом этапе революционные заботы он переносит на плечи «профессионалов», которыми могут представляться как члены политических организаций, так и окружение автора какой-нибудь чудом попавшей в провинцию современной социалистической книги. Кого считать «профессионалами» — это скорее вопрос случайности. Мне известно, что в Западной Польше за них принимали распространителей немецких социалистических и коммунистических журналов, которые раз в месяц приезжали — городок. Эти люди преимущественно вербовались из знающих польский немцев или из навещающих родину польских эмигрантов в Германии.

По представлениям польского социалистического школьника, «профессионалам» открыты врата Асгарда, — они в случае чего сообщат о революции и скажут что нужно делать. По умолчанию польский социалистический школьник ставит себя во второй эшелон. Нельзя сказать, что в таком самомнении нет здорового начала, но настоящая беда не в том, что школьник неверно оценивает себя как начинающего и относительно слабого, а в том, что он не знает своей силы и преимущества перед «профессионалами». Обычно польский социалистический школьник даже не догадывается, что эти преимущества есть. За установлением контакта с первым попавшимся «профессионалом» у польского социалистического школьника обычно начинается политическая эпопея. Заканчивается она по-всякому, и её финал сильно завит от того, какой собственно «профессионал» попался на пути. В худшем случае дело заканчивается запугиваниями судебным процессом по знаменитой «коммунистической» статье Кодекса Карного в кабинете школьного директора. В лучшем случае дело заканчивается тем, что школьник знакомится со всем спектром демократических, социалистических и коммунистических организаций своей местности. Какой-то из этих организаций школьник начинает помогать и куда-то он обычно записывается. Через год-два оказывается, что выбранная организация расширяется не так быстро как школьный социалистический кружок, да и большинство её членов настроено не так оптимистически. Например, никто не думает о том, «откуда взять кадры, достаточные для контроля над национализированными предприятиями». Дальше всё зависит от культуры решения противоречий, потому что тенденции в школьном кружке и в той организации, куда школьника рекомендовали «профессионалы», обычно не просто разные, а резко контрастные до несовместимости. Например, в школе делают попытки количественно рассчитать оставшееся до революции время, а «дяди» не забивают себе голову ничем, кроме нервного и обычно слабо мотивированного «вычисления» простого предиката: при их жизни, или уже нет. В школе без всякого финансирования какой-нибудь знаток немецкого переводит статьи о материалистическом прочтении Фихте, а у «дядей» проходит мимо даже польская литература и пресса, не говоря о в общем-то понятной украинской или, тем более, в общем-то непонятной немецкой. И проявляется «выбор» — либо апатичные ноющие политики, либо «политическое филистерство». Выбор без выбора. Появляется не сразу, конечно. Приглядываясь к выбранной «организации», социалистический школьник обычно не пропускает мимо себя никакой доступной внутренней литературы, если она вообще циркулирует. Бывает, что «организации» глубоко наплевать на то, какой образ мыслей имеют её участники и имеют ли они вообще его в выраженном виде, ибо много где нужно для лучшей карьеры иметь образ безмыслия. Вряд ли стоит говорить о том, чем заканчивается столкновение с явными «политиками-исполнителями», ноющими в свободное время о бесперспективности политической работы. Такие «исполнители» полюбившихся некогда доктрин чаще всего самоотверженно имитируют мышление и потому циркулирование какой-нибудь литературы поддерживают, хотя и без энтузиазма. Здесь школьник может встретиться с классической партийной литературой: получить исследования по биографиям Варыньского и Дзержиньского, «Что делать?» Ленина или даже «Вопросы ленинизма». Эта литература понимается школьником обычно совсем не так, как она задумывалась авторами и совсем не с той стороны, с которой ожидали её рассмотрения «дяди». Подобно античному мыслителю, школьник воспринимает социалистическую литературу с точки зрения открываемой ей целостности и за сохранение этой целостности восприятия школьник обычно готов очень много отдать (если бы сам он знал, как он в этом прав). В социалистической литературе школьник видит утверждение целостности. Именно так, вполне по-спинозистски (как мне приходилось неоднократно убеждаться), молодёжью прочитываются «Вопросы ленинизма». В образе целосообразности мира из социалистической литературы социалистический школьник закономерно видит целесообразность революции. Дальнейшая борьба включает в себя противостояние ходячим позитивистским установкам, но она нам не интересна, ибо установив антагонизм Кружка и Политики, польский социалистический школьник очень превратно понимает их диалектику. Беда, если к моменту конфликта между ним, Любителем и «профессионалом» диалектическое мышление не освоено. Так польский коммунизм ежегодно теряет по разным оценкам от 300 до 1500 человек молодёжи — своих лучших возможных работников.

Если же диалектическое мышление оказалось хотя бы в начальной форме освоено польским социалистическим школьником, то наступает момент острого разрешения противоречий — «Голгофа». Помните как в главной книге католицизма Езус [Иисус] Христос просит «нести чашу эту мимо»? На «Голгофе» невозможно, сохранив социалистическую аффирмацию, принять исполнимость задач познанного масштаба для себя, «ничтожного червя». В то же время, реальные способности существующих объединений тоже осознаны к моменту «Голгофы» без иллюзий. Не отсюда ли происходит «политическое филистерство»?

Хотелось бы обратить ещё внимание на такое свойство «политических филистеров» как долголетие. Чтобы не было никому обидно, я приведу в пример Давида Харви (David Harvey) из Нью-Йоркского городского университета. В своих ответах на вопросыopen in new window он касается своего отношения к (говоря нашим языком) обвинениям в политическом филистерстве. Признавая некоторую свою ущербность, Харви одновременно просит соизмерить его жизнь с жизнью тех «политических нефилистеров», тех «сверхреволюционых элементов», которые так щедро кидают обвинения. Статистика неутешительна — большинство из них в качестве индивидуальных субъектов освободительного движения действовали не больше 2-8 лет, а позднее среди обвинителей оказывались самые тухлые расисты, выраженные консервативные либералы и другие типично буржуазные политики. Значит, есть что-то у всех этих «политических нефилистеров» такое, что превращает их «противостояние действительности» в процесс приобретения расистких или либеральных убеждений. Что же это такое вынуждает идти их не только против Ленина, но даже против Антисфена — заложившего кинизм сократовского ученика, призывавшего некогда: «Своими соратниками нужно делать людей мужественных и справедливых; лучше сражаться среди немногих хороших против множества дурных, чем среди многих дурных против немногих хороших». Главный порок, обуславливающий «быстрое выгорание» «политических нефилистеров», заключается в отсутствии диалектического мышления, ибо без него самые революционные действия могут быть не поняты именно тогда, когда они постепенно становятся самыми контрреволюционными.

Давайте посмотрим на мотивацию «политических нефилистеров». К выходу на сцену приглашается автор филиппик против «политического филистерства» Бартек (Bartek) из дискуссии на одном из польских сайтовopen in new window. Его рецепт против политического филистерства прост — не заниматься глубоко аж до сущности исследованием действительности, чтобы не получить ненужных сомнений и примкнуть к широкой коалиционной партии с формальной социалистической направленностью. В Польше ранее это была Трудовая Партия Польши (PPP), а теперь Zmiana, в России это, по видимому, «Рот фронт». Чтобы понять перспективы этих организаций, нужно разобраться в том, смогут ли они преодолеть то бешеное сопротивление, которое буржуазия окажет при попытках национализации. Предположим, Бартек считает, что «Змяну» нужно немного подучить или развернуть в правильную сторону своей работой. Давайте посмотрим, чем же занимается «Змяна» и столь вдохновлённый ей польский комсомол (да, тот самый, что прислал своих представителей в Кельцеopen in new window). Ответ мы можем найти на сайте комсомолаopen in new window, где к одной из публикаций прикреплено такое изображение, НЕ совпадающее ни смыслом ни текстом с польским якобы соответствием.

http://komsomol.pl/obr/Info.JPEG

Кстати лексический анализ этого «российского варианта» обращения легко показывает, что оно рассчитано на неких российских околопатриотических элементов, прикрывающихся социалистическими лозунгами. Внутрипольская деятельность комсомола, толерантного к символике похожей на символику РОА, как помним, не лучше. Nierządem Polska stoi (Польша держится непорядком), но также и её коммунизм.

Что же это за идея — развернуть в нужную сторону «Змяны» и «Рот фронты»? Как это сделать без «авось», а с учётом своего реального влияния? Надо заметить, что детально исследовать организационное влияние разных классов и группировок примыкающие к «большой организации», обычно не собираются. К чему это приводит? Слово Розе Люсембург:

«Идея Фурье — путем системы фаланстеров превратить всю морскую воду земного шара в лимонад — была очень фантастична; но идея Бернштейна — превратить море капиталистической горечи, постепенно подливая в него по бутылке социал-реформаторского лимонада, в море социалистической сладости — только более нелепа, но ничуть не менее фантастична»^[20].

То есть от малых и даже стабильных многолетних влияний характер организации не очень изменится, если она вообще сохранится. Искусство организации исторического субъекта (и его партии) состоит в другом, о чём уже было написано ранее (см. конец II частиopen in new window). Написанное не значит, что в «Змянах» и «Рот фронтах» не нужно работать. Работать нужно, но не стоит ожидать от них того, чего они дать не могут — организационной силы, способной загнать решающий гвоздь в крышку гроба капитализма. Без сознательного выражения совершающегося исторического движения о такой силе речи быть не может.

Часть V. Политический коммунизм и его капитуляция

2015-10-09

Włodzimierz Podlipski

Обессиливший украинский политический коммунизм не больше организован, чем украинская государственная машина в целом. Если последняя капитулировала перед «инвесторами», то пока ещё не ясно перед кем и как капитулирует политический коммунизм. Капитуляция — дело серьёзное и требующее ответственного отношения. Посмотрим, способен ли политический коммунизм на что-то серьёзное вообще.

Для того, чтобы были настоящие революционеры, нужна настоящая революция — это положение в десятках близких формулировок на сотнях языков не зря приобрело поистине всемирную известность. Пока же в Европе восточнее Рейна настоящую революцию самые ярые оптимисты отодвигают не меньше, чем на 10 лет от настоящего, а западнее Рейна — не меньше, чем на 15 лет. До этого времени по-настоящему практическая (практичная) критика общественных отношений невозможна. А что возможно? С этим попытаемся разобраться.

Фактом является то, что ни в одной из стран северной Европы (за Арденнами-Альпами-Татрами-Карпатами) освободительное движение так и не стало общественным движением в том смысле, что его современное влияние скорее характерно для тенденции на границах ойкумены общественной жизни. Но и эта тенденция в ряде стран весьма неустойчива. Поэтому даже если по традиции мы упоминали освободительное движение, то грамотно прочитывать надо в лучшем случае «освободительное сообщество». В рецензии на одну из прошлых статей этого цикла Тушканчиков предложил такую классификацию качественных состояний практической зрелости революционной части освободительного движения:

противодействие политической полиции

противодействие армии

приход революционеров к власти

С этой классификацией остаётся только полностью согласиться. Собственно, этот цикл статей начинался с того, что мы поинтересовались у политического коммунизма пониманием возможности прихода к власти и постулировали успешность революции в её целокупном развитии. Этот простой спинозистский подход, трактующий целесообразность революции как результат её целосообразности, резко сузил поле нашего анализа. Действительно, освободительное сообщество в любой из европейских стран имеет более обширные прилегающие окраины, чем собственные области. На этих окраинах находятся те организации, которые паразитируют на освободительных стремлениях, выдавая ложь за истину. «Змяны», «Die Linke», КПУ и всякие КПРФ были поэтому нам не интересны. Это могут быть группы очень неплохих людей (правда, вопрос, для какого класса неплохих?), но при имеющемся способе организации ничего хуже таких групп неплохих людей быть не может. Существует немало литературы, разбивающей иллюзии о названных организациях, причём большая часть такой литературы происходит изнутри этих псевдоосвободительных сообществ. Наш интерес не только в разоблачении зомби, но больше в понимании перспектив живых людей. Поэтому в поле внимания оказались лишь те, кто добросовестно, т.е. по относительно проверяемым и рациональным основаниям относил себя к освободительному движению вообще и пытался использовать название коммунистов в частности. «Аналитическими клещами» в первой и второй частях мы сжимали со стороны «прихода революционеров к власти», а в третьей части со стороны «противодействия политической полиции». Сначала смотрели чисто гносеологически о понимании прихода к власти и её удержания, потом смотрели практически о противодействии политической полиции. И задолго до того, как наши клещи схлопнулись, между их створками никого не осталось. Вот вам и перспективы имеющихся организаций политического коммунизма. По справедливой мысли Тушканчикова, в месте схождения двух створок наших «аналитических клещей» находится важнейший узел действующего коммунизма, важнейший узел социальной революции. И пускай Тушканчиков персонифицировал этот узел в Мао и указал на неустойчивый характер этого узла в условиях китайской революции, без самого этого узла никакая успешная революция невозможна даже в смысле политического переворота. Хотя бы такого переворота, который менее глубок по последствиям, чем преобразования Томаса Санкары.

Что касается «сопротивления армии», то эта перспектива абстрагирована от европейского коммунизма с обеих сторон — как с практической, так и с теоретической. И, кстати говоря, от политического коммунизма эта перспектива абстрагирована куда больше, чем от теоретического. Для него «противостояние армии» не имеет ни одной живой черты, никакого многообразия связей. А ведь Ленин не зря называл восстание (высшую форму противостояния армии) искусством. И восстание совершенно не случайно может быть очень органически рассмотрено в эстетической теории, развитой Канарским. Для такого рассмотрения в ней не нужна ни одна категориальная переделка, хотя художественное содержание скульптуры и политическое содержание восстания могут казаться несводимыми к общим практическим потребностям.

Закончим, однако, с «противостоянием армии». Кроме рецензии Тушканчикова мне встретилось всего одно серьёзное упоминание этой темы. Речь идёт об одном из разговоров в Германии, где немецкие коммунисты, почти как Тушканчиков, признавали наличие проблемы и её неразрешимость в ближайшие годы. Кстати, Германия единственная страна (из известных мне), где коммунисты имеют сторонников в армии и среди офицерства, причём не только бывшего. Это пишется не для того, чтобы кого-то возвысить и кого-то унизить, а для того, чтобы показать все необходимые этапы развития освободительного движения. Ведь, как мы помним, в 1863 году немало офицеров (как поляков, так и русских) сражалось за польскую независимость, но успеха движению это автоматически не принесло. А чтобы не было претензий в «низкопоклонстве перед немецким опытом», придётся оспорить прямо-таки оскорбительное замечание Тушканчикова. Он пишет: «Что касается западной стороны Буга, <...> "непуганный идиотизм" там должен быть просто иной мерки. Не ниже, но иной мерки. Идиотизм тех, кто думает, как им кажется, что они "противодействуют политической полиции"».

Так вот, приведённое замечание не соответствует действительности. Совсем не соответствует. Уже потому, что «непуганного идиотизма» у нас порядка на два меньше, чем к востоку от Буга. Наш идиотизм это идиотизм пуганный. И этого пуганного идиотизма у нас в абсолютных величинах гораздо больше, чем «непуганного идиотизма» к востоку от Буга. И мерка его, конечно, не ниже (здесь Тушканчиков прав). «Идиотизм тех, кто думает, как им кажется, что они "противодействуют политической полиции"» — это ещё относительно мягкий вариант. Немецкие товарищи рассказывали о некоей коммунистической организации в Западной Германии 1950-х-1970-х годов. Сейчас, когда истёк срок секретности соответствующих архивов, кто-то попытался узнать, а что собственно знала политическая полиция об организации. После долгих поисков, была найдена карточка с неправильным названием организации и парой скудных полуправдивых заметок. К сожалению, кроме «противостояния политической полиции», упомянутая организация почти ничем не занималась. Ни в сфере теории, ни в сфере организации масс она ничего заслуживающего упоминания не добилась даже на уровне районов, где имела свою сеть. Зато «противостояние политической полиции» удалось едва не на славу. И кто знает, сколько подобных организаций существует сейчас в Германии, Словакии, Чехии и Польше?

«Невидимые немцы», ясное дело, «сработали в нуль». Это, конечно, извращённая, очень извращённая и безрезультатная практика. Но так ли это плохо смотрится на фоне современности, когда политический коммунизм в большинстве европейских стран срабатывает не в нуль, а в большой минус? Это, конечно, не повод возвеличивать очередную извращённую в своей абсолютизации практику, но повод задуматься над тем, почему с гносеологической стороны западнее Буга в смысле понимания задач дело обстоит чуть-чуть лучше. Надо заметить, что имитация противодействия политической полиции это, вероятно, важное свойство значительной части немецкого коммунистического движения. Со времён «Союза Башмака» эта сфера не уходит из внимания немецких коммунистов, хотя от того, что «противодействие политической полиции» известно, оно не делается автоматически познанным.

Вместе с антикоммунистическими законами эпидемия организационной паники, происходящей от знакомства со словами «противодействие политической полиции», быстро распространилась по всем странам Западной Европы восточнее Германии и остановилась на границе идиотизма пуганного и непуганного — на Буге и российско-балтийских рубежах. С этой стороны положение на обеих берегах Буга отличается только тем, что на одном из берегов умеют выговаривать «противодействие политической полиции», а на другом давно уже забыли книжку «Что делать?» и написавшего её российского дворянина из захудалой губернии в Поволжье.

Но в целом, конечно, коммунизм проявляется везде от Одры до Енисея на фоне постепенной деиндустриализации и исчезновения развитых форм промышленной деятельности вообще. Отсюда общее противостояние политического и теоретического коммунизма, которое имеет в Восточной Германии (на аннексированных территориях) и России более близкие формы, чем в обеих Германиях относительно одна одной. Здесь же разгадка того, что польский, немецкий и чешский теоретический коммунизм не так сильно отделился за последнюю четверть века от советского теоретического коммунизма, который успел потерять всякую административную (а с крымским захватом и выпадением России, похоже и географическую) основу. Чисто классовую природу имеет и повсеместный разлад теоретического и политического коммунизма на просторах от Потсдама до Камчатки. По своей интегральной классовой природе политический коммунизм отражает настроения имеющихся в условиях деиндустриализации угнетённых общественных групп. Ни у одной из этих групп ни в одной из затронутых стран нет трезвого, боевого и оптимистического настроения (нет экономических условий, сколь-либо массово его вызывающих). Это относится даже к Казахстану, где политический коммунизм освоил наивысшие на рассматриваемом просторе формы борьбы. По своей преимущественно пассивной природе политический коммунизм повсюду, кроме Казахстана, ориентируется на средний уровень сознания, активности и т.д. Если для капитала стремления к средней норме прибыли достаточно для неудержимой гонки наживы, то для коммунизма стремления к апологии среднячества достаточно для суицида. Когда-то это называлось «экономизм», современная сущность этого явления мало отличается от классической формы, исследованной в «Что делать?». Разве названия и лозунги поменялись и уступила место «свобода критики» в пользу неумеренного архаизма или утончённого анархизма в теории.

В противоположность недействительной «коммунистической политике», теоретический коммунизм повсюду является бездействующим, но действительным наследником большевизма. И правда, от Потсдама до Камчатки теоретический коммунизм прикладывает к действительности наивысшую достигнутую мерку, выработанную обычно в 1960-1980-х годах. Мерка эта происходит из лучших успехов эпохи подъёма мировой социальной революции. Она ориентирована на подлинное напряжённое, а не на пассивно-отражающее, на действительно авангардное положение политического коммунизма. Из работы «Что делать?» и в особенности из «Материализма и эмпириокритицизма» можно вынести один интересный вывод о том, что авангардный характер партии нового типа обеспечивается чисто гносеологическими факторами. Идея в том, что соответствующие круги в партии должны поддерживать её тесную связь с теми общественными слоями, которые порождают передовую гносеологическую позицию. А для этого и в самой партии должно культивироваться соответствующее по уровню сознание, способное придать себе партийное направление (в традиционном ленинском, а не «организационном» смысле).

С сократовских времён мы отличаем факт сознания от факта наличного бытия. Отличаем свободного грека и свободного скифа по тому признаку, что грек знает о своей свободе. Выводим из этого принципиально новый уровень свободы грека. Разрыв политического и теоретического коммунизма потому не может быть преодолён иначе как по высшей мерке, которой, в основном, обладает теоретический коммунизм. Что касается политического коммунизма, то высшей меркой он может обладать только в теории (и практике) противостояния политической полиции. К сожалению, из этой логики совсем не следует, что политический коммунизм способен или должен капитулировать перед теоретическим. Такие тенденции есть, и сейчас они особенно сильны на Украине, но даже там им очень далеко до того самого масштаба, на котором имеет смысл классовый анализ, а, вместе с ним, организационный результат.

Простая иллюстрация. То самое объединение «Боротьба», деятельность которого в Польше некие «тролли» связали с известной карикатурой «слабоумие и отвага», опубликовало на одном из своих ресурсов для своих сторонников достаточно основательный корпус источников о Сократе.^[21] Для Польши такая публикация от имени организации политического коммунизма до сих пор немыслима (выше «Вопросов ленинизма» и романа Горького «Мать» не поднимаемся). Значит, в Польше у политических коммунистов ещё нет даже такого полубессознательного и странным образом проявляющегося понимания нулёвости своего мыслительного уровня. Тем более нет таких его специфических форм, какие получаются у «Боротьбы», предлагающей читать про Сократа при своей не очень-то критической поддержке известных донбасских финансово-промышленных группировок.

Сам факт первых шагов политического коммунизма в сторону коммунизма теоретического ещё очень мало значит. За последние семь лет в Польше можно вспомнить немало встречных шажков и шагов, которые ни к чему ни привели. К действительному краху взаимного обособления эти усилия относятся скорее так, как победа СИРИЗЫ или ПОДЕМОС к демократическому и социалистическому развитию соответствующих стран — т. е. в обратном отношении, и обретая значение только как пролог к победе более сознательных и решительных общественных сил. Что же касается собственного значения побед (в том числе повторных) СИРИЗЫ и публикаций корпуса источников о Сократе, то тут нужно смотреть не на приверженность к намерениям, а на приверженность к действиям, не на приверженность к публикации, а на приверженность к чтению и дальше к пониманию. Это уже другая тема, которая была затронута ранееopen in new window и вовсе не мной. Дело тут, как и в случае с советской философией, в том, что по своей направленности, публикация корпуса источников о Сократе — это очень правильное и разумное действие. Но очень недостаточное и не дающее в данном контексте даже минимальных гарантий против самой тупоумной «политико-коммунистической» ограниченности. Но как сама эта публикация, так и свидетельства из нашего «судебного процессаopen in new window» ещё не говорят о том, что политический коммунизм готов капитулировать именно так, чтобы это было снятие, а не зрящное отрицание. Даже украинский политический коммунизм невозможно представить бросающим каркасы «агитпалаток» и демонстрационные транспаранты к подножию пустой трибуны с «Капиталом» и «Наукой Логики». Зато его очень даже можно представить подобным образом капитулирующим перед длинной, заполненной членами какого-нибудь ПС, трибуной с наложенными руническими символами ᛁᛋ.

Пусть вдруг украинский или польский политический коммунизм в один момент капитулирует перед теоретическим (что вряд ли возможно). Но и тогда глубоко будут заблуждаться те, кто считает, что здесь может быть начало политического возрождения. Изменится так же мало, как при создании очередной новой политической партии с самыми хорошо придуманными установками. Почему? Давайте представим, что в один момент польский политический коммунизм капитулировал, и вожди польского теоретического коммунизма оказались обличены политическими полномочиями. Хорошо? Кто-то считает это верхом мечтаний как и победу СИРИЗЫ или избрание Корбина. А в действительности среди вождей польского теоретического коммунизма мне известен только один человек, который, скорее всего, в основном правильно поймёт своё новое положение. Но как выразитель организационного влияния он, разумеется, сразу попадёт в жернова обезмысливания, вращаемые даже не самими ограниченными политическими коммунистами, а способом их организации. Не говоря о том, что даже у упомянутого человека нет команды, способной реорганизовать политический коммунизм, без которой он всего лишь случайная песчинка на пути стихийной тенденции.

Говоря о капитуляции политического коммунизма, которая снятие, а не зрящное отрицание, мы должны не рассматривать наивные схемы «инвазии», «замещения», «соединения» и пр., а искать новые способы организации. Речь идёт не об сообществах «прямых действий», «эксцитативного террора», «низовой самоорганизации», «народовластия», «сетевой организации», «автономных единиц» и т. д. Мерка того способа организации, зачаток которого должен быть найден в действительности перед началом действительного пробуждения должна быть не ниже той мерки, которая дана в «Что делать?». В частности, характерным признаком оживления всего освободительного движения должен быть заметный стихийный приток новых для движения людей. Рассуждение о том, как использовать этот приток на пользу самими вновьпришедшим и движению в целом, занимает заметную часть той самой книжки «Что делать?». Пока такого притока нет, и, как результат, в политическом коммунизме почти повсеместно индоктринационные стремления старых участников движения доминируют над стремлением вновьприбывших прояснить своё сознание. Пока сохраняется это положение, говорить о принадлежности политического коммунизма к партии мышления не приходится. Наоборот, большая часть его организационных структур прочно относится к партии противодействия предметно-истинному мышлению лучшего достигнутого человечеством уровня. А среднесрочные практические перспективы у партии противодействия такому мышлению весьма скверные.

Судя по всему, организационное строительство только тогда сможет полноправно взять без ущерба для движения часть людей из теоретического коммунизма, когда появится тот самый соизмеримый с численностью самого теоретического коммунизма стихийный поток, пытающийся преодолеть трудности своей организации. И именно тогда нужно будет практически превосходить уровень «Что делать?», сохраняя достижения прошлого в современных условиях. А чтобы оказаться достаточно чутким к работе тихого крота истории, нужно хорошо уметь применять достигнутый человечеством уровень мышления. Конечно, мы должны помнить, что прошлые поколения теоретического коммунизма, которые имели достаточную чуткость, спустились в чёрные воды истории, но так и не увидели зачатков новых форм организации движения, знаменующих его возрождение. Однако кто сказал, что революция должна происходить и партия нового типа создаваться только потому, что это кому-то хочется? И даже обязательно при нашей молодости или вообще при нашей жизни? Если такие взгляды выдают за материалистическую диалектику, то что такое фихтеанство и чем направление его ревизии в марксизм отличатся от направления его ревизии в юмизм?

О нетерпении

Если кто-то непременно хочет быть полезным человечеству в тех формах, которые в данной исторической конъюнктуре невозможны, то это его проблема. «Нетерпение не есть доказательство» — говаривал Энгельс. В том положении, которое даёт нам историческая конъюнктура может быть немало некрасивого, иногда прямо постыдного и неприятного. Что ж, в этой своей части оно от нас не зависит. Но от нас целиком зависит добросовестный поиск выхода из сложившегося положения и непрестанный чуткий поиск в сфере практики тех тенденций, которые ведут к такому выходу. В этом занятии мы имеем все возможности опираться на лучшие достижения человечества, а не на своё нетерпение. Даже больше, мы обязаны именно в результате освоения мышления на лучшем достигнутом уровне уметь сочетать готовность броситься в текущую борьбу и самую хладнокровную выдержку.

Хто не жив посеред бурі, той ціни не знає силі, той не знає, як людині боротьба і праця милі.

Хто не жив посеред бурі, не збагне журби безсилля, той не знає всеї муки примусового безділля^[22].

Не жили среди бури мы все. Последняя революционная эпоха осталась для нас не чувственной эмпирией, а теоретической квинтэссенцией, которая представлена нам наличным состоянием теоретического коммунизма.

Говорят иногда, что теоретический коммунизм сидит на «разреженных высотах абстракции» и хранит достижения там, куда ни враг, ни друг ещё не скоро найдёт дорогу. Не буду здесь спорить с этим тезисом. Но неужели политический коммунизм, ориентирующий себя такого на взятие власти — это не сидящее на высотах невежественной абстракции существо прямо по гегелевской статье «Кто мыслит абстрактно»?

Может, теоретический коммунизм основал свою крепость там, куда трудно добраться. Но политический коммунизм не реально, а по подложной карте, основал свою крепость там, куда добраться вообще невозможно. Для преодоления трясин на пути к взятию власти у политического коммунизма нет ни материалов для возведения гатей, ни понтонов, ни достаточно умных инженеров. Неумение противостоять политической полиции и непонимание масштаба стоящих задач — это хотя и взятая с разных сторон, но единая болезнь. Она может выглядеть как взаимно подогреваемый круг самого дикого социалистического нетерпения и низкопробного капитулянтства, ибо отсутствие адекватных инструментов познания не позволяет его порвать. Эти противоположности легко превращаются одна в одну и образуют собой целостность политического коммунизма в его по словам Тушканчикова «партийно-съездовской части».

Лечится эта болезнь, к счастью, поначалу чисто теоретическим путём — работой над собой, над своим пониманием и над организацией этого понимания в общественную силу. Лекарство вполне известноopen in new window одному из свидетелей с нашего судебного заседания — Георгию Бережному^[23]. Хотя лекарство должно приниматься индивидуально, его нельзя принимать в одиночку. Должно согласится с рецензентом Денисом, что проблема в том, что политический коммунизм — это не целое, но сумма индивидов, почему-то отнёсших себя к коммунистам. Я могу только целиком согласиться с его диагнозом в отношении России, ибо он также хорошо подходит для Польши, Чехии, Словакии и большей части немецкого коммунизма. Но больше безоговорочного согласия с Денисом, мне хочется выразить гордость за российских товарищей, которые сами же начали выработку вакцины против совсем не только российской болезни. Речь идёт о замечательных статьях Валерия Сухановаopen in new window и в особенности о статье «Проблема целого как основания педагогического процессаopen in new window». Прочитывая эти статьи политически, но не «политически-коммунистически», нетрудно сообразить, что большая часть современной немецкой писанины вокруг «Что делать?» — это всего лишь не всегда ясные и не всегда удачные попытки политического перевода ясных мыслей на уровне философии, изложенных Валерием Сухановым.

Какой аспект теории партии нового типа совсем не известен в России, так это педагогический. Для любителей бытовых трактовок я должен специально заметить, что в материалистической диалектике педагогика — это вообще целесообразное воздействие на очеловеченную природу, не исключая самих людей. В этом смысле в самом историческом результате организационной работы по плану из «Что делать?» есть огромные залежи педагогического опыта. То, что Суханов исследует их эмпирические результаты через лупу разложившейся советской системы образования не делает его выводы ущербными, ведь ленинская логика — Логика материалистической диалектики, сохраняется им в обогащённом последующей борьбой против позитивизма виде. Кстати, интерес Суханова к продуктивной ревизии взглядов Фихте тоже имеет огромный гносеологический и организационный потенциал, который вряд ли кто-то в России видит или собирается использовать. А ведь иррациональное нетерпение и прикрывающий его уход к субъективному идеализму фихтеанского толка это общая болезнь обширных кругов политического коммунизма от Потсдама до Владивостока не исключая Казахстан.

***

В противоположность профанированной коммунистической политике (дико шатающиеся от приступов нетерпения до капитуляции) возник такой феномен как «отдельный политически беспартийный коммунист». Если хотите, «политический филистер». Это явление, соизмеримое по массовости с организациями политического коммунизма. Количественные отличия здесь явно меньше порядка. «Политическое филистерство» уже приближается к тому масштабу, когда к нему будет продуктивно применим классовый анализ. Я попытался проследить типовой механизм его воспроизводства на доступном мне примере польского социалистического школьника. Напомню, что там сначала этот школьник делает выводы из того, что

Половина саду цвіте,

Половина в'яне...

А потом политические коммунисты жалуются на то, что им не удаётся обновить кадры:

Перше ходив, вірно любив,

Тепер не загляне.

Эту логику можно иллюстрировать не только украинскими песнями, но и цитатами из польских монументальных произведений. Jarosław Iwaszkiewicz (Ярослав Ивашкевич) в третьей книге своего важнейшего произведения «Хвала и слава»("Sława i chwała") тоже показывает подобную же логику разрыва целостности:

«- Он был так занят созерцанием собственного пупка, что не видел ничего вокруг, — ответила Геленка. — Ведь это же настоящее счастье — ничего не понимать в мире, который тебя окружает.

- А ты, Геленка, много понимаешь? — спросила мать.

- Уж во всяком случае побольше Януша! — Тон Геленки по-прежнему оставался резким. — Знаю, хотя бы, куда этот самый мир надо толкать. Чтобы потом на головы нам не падали бомбы...»

Казалось бы кому как не политическому коммунизму было бы предотвращать войны? Но российский коммунизм (даже при своём относительном бессилии) предпочёл помогать разогреву донбасской мясорубки, а украинский просто впал в кому, из которой так и не выбрался. Такой вот специфический суицид от обнаружения чего-то такого, к чему совсем никто в политическом коммунизме не был готов.

Эта неготовность политического коммунизма почти ко всему, кроме созерцания своего пупка, некогда связывавшего его с таким большим и непонятным миром, приводит к одному важному парадоксу: чем меньше мы требуем от организации, тем меньше шансов найти такую организацию. Вы, читатель, желаете коммунизма? Пожалуйста, вот он в программах и на устах. В одной Польше у Вас тут же будет примерно четыре тысячи коллег, а в Германии не меньше двадцати пяти тысяч. Хотите диктатуры пролетариата? Три тысячи поляков и, как минимум, двадцать тысяч немцев рады разделить Ваши цели. Хотите преобразований в сторону преодоления товарности? Две тысячи поляков и семнадцать тысяч немцев тоже хотят этого. Но если вы захотите, чтобы «становление было удержано вместе с целью», чтобы каждое существенное решение организации подвергалось перед принятием самому наивному и беспощадному сократовскому вопрошанию, то может получится как в одном польском анекдоте: «я просто не знаю, где они хранятся, если они есть в природе».

Часть VI. Заключение. О критиках критики политического коммунизма

2015-10-13

Włodzimierz Podlipski

Мы выяснили, что в Северной Европе революция всерьёз сейчас невозможна. Невозможны и серьёзные революционеры, хотя отрицать возможность закладки субъективных факторов будущих революций именно сейчас может только капитулянт. Поэтому среди недействительных революционеров и господствующей нереформистской фракции освободительного движения нужно попытаться отделить тех, кто является недействительным из конъюнктуры и стоит, как Катаржина из Сиены, в кипящих водах бездеятельности, а кто является недействительным из осознанной или подсознательной любви к недействительности революции вообще. Тут нужно попытаться придумать какую-то правдоподобную классификацию, которая позволила бы обнажить переходы революционеров недействительных по сути в недействительных по конъюнктуре и наоборот. К приведённой ниже классификации не следует относиться слишком серьёзно. Она является скорее чувственным, чем рациональным продуктом, но, надеюсь, заставит задуматься над составом политического коммунизма даже несмотря на то, что показывает «чистые типы», а не их наиболее частые сочетания.

Первая фракция это «реконструкторы». Сюда можно занести сторонников некритического копирования разных организационных форм и практик, которые были порождены ранее качественно иной исторической конъюнктурой. К реконструкторам можно уверенно относить всех, кто отстал от жизни больше, чем на десять лет. Ими легко манипулировать — этим занимаются едва не все, кто с ними знаком. В Германии реконструкторами примерно с одинаковой эффективностью манипулируют политическая полиция, представители теоретического коммунизма, оппортунистические идеологи и даже (в отдельных случаях) лютеранские пасторы. Лишённое сократического умения задавать простые вопросы большинство реконструкторов охотно откликается даже на то, на что откликаться не следует. Многочисленные митинги с громкими речами по самым мелким поводам — это в основном дело реконструкторов. Что касается манипуляции со стороны теоретического коммунизма, то она пока ещё почти нигде не привела в формированию важнейших предпосылок самостоятельного мышления. Потенциальную действительную революционность имеет абсолютное меньшинство реконструкторов, которое сможет пройти путь к современности от той эпохи, где именно они застряли. Именно с этим меньшинством обязан в первую очередь соединяться теоретический коммунизм при улучшении исторической конъюнктуры. Здесь нужно будет пытаться соединять стиль теоретического коммунизма и язык коммунизма политического. Какое-то представление об этом может дать статья Станислава Ретинскогоopen in new window, написанная для политических кругов.

«Реконструкторы» — это самая многочисленная фракция политического коммунизма. К ней относятся от 40 до 70 процентов политических коммунистов. 40% — это самая оптимистическая оценка для Германии, 70% -это самая пессимистическая оценка для России.

Историческая реконструкция — это всегда красиво и узнаваемо. Как-то примерно в 1919 году на одном из документально достоверных мест размещения Запорожской Сечи появилась «казацкое войско», восстановившее фортификации близко к правилам XVII века и потребовавшее предоставления прилегающих земель. И образ жизни наши «реконструкторы» собирались вести близкий к историческому оригиналу. Стоит ли объяснять, что вскоре «войско» было разогнано как обычное бандформирование?

«Реконструкторы» в политическом коммунизме, за исключением сократического меньшинства, это обычная политическая банда, грабящая будущее в пользу прошлого. Опасность реконструкторов нулевая, даже если они будут грамотно противодействовать политической полиции. Это в основном реакционная масса.

В КПУ реконструкторы занимали очень прочные позиции. Реконструировали КПСС 1970-х годов. Командные высоты занимали люди, которые некогда к ним рвались в ещё могущественной КПСС. Это выходцы из слоёв, связанных с прошлой бюрократией, а также пенсионеры, обличённые свободным временем, много реже люди некогда связанные с военными. При капитализме военщина, бюрократия и пенсионеры — это несвятая троица реакции, заинтересованная в сохранении капитализма больше самих капиталистов. Революция означает для их общественных групп и организаций встряску куда большую, чем для буржуазии, которая может сбежать на накопленное в оффошорах или изредка даже исполнять функции по организации производства на общих правах.

Военные и чиновники периода народной демократии — это менее реакционные, но совсем не прогрессивные элементы. Наша главная претензия к ним не в том, что они представляют прошедшую стадию развития общества, а в том, что они представляют больную стадию развития общества. Хорошо, всемирная конъюнктура могла быть неблагоприятной для наступления революции или даже для удержания её позиций. Пусть отступление было неизбежно. Но ведь именно те люди, которые пришли к господству в политическом коммунизме, ничего не сделали для организованного отступления с оружием в руках и для создания неприступных эшелонированных укреплений в глубоких тылах. На тех самых разговорах в Магдаленце предшественники наших современных «реконструкторов» получили от противника небольшую задержку наступления и гарантии, касающиеся его скорости. Но этот договор использовали только для того, чтобы разбежаться в индивидуальном порядке. Об организованном отступлении с оружием на подготовленные рубежи речи не шло. Так же бесславно кончила КПУ на четверть века позднее.

А теперь посмотрим как отступал теоретический коммунизм. Ещё в 1960-х годах он начал строительство эшелонированных защитных линий в своих дальних тылах, зачищенных предварительно от позитивистов. Когда в конце 1980-х годов теоретический коммунизм потерял до 70 процентов своих бойцов, отступающие с несуществующей передовой знали куда пробираться маленькими группами. Стража тыловых укреплений мобилизовала фортификацию и грамотно отфильтровала отступивших. Уже к 1995 году в Западной Европе в теоретическом коммунизме завершились несколько удачных попыток восстановить международные контакты. Если бы политический коммунизм отступал бы с такой организованностью, то его дела были бы лучше, но его беда в том, что коммунизм он только в политике, а не в действительности, которая политикой ограничивается также мало, как Польша Варшавой.

Другая фракция — это «ораторы». Люди, натренированные для ярких выступлений, но не понимающие масштаба исторических событий. Оказываясь в руководстве больших организаций в моменты переворота они становятся вносителями хаоса и авантюристами. Не понимая и не пытаясь осознать новую ситуацию во всей целостности, они работают как генераторы случайных чисел. Эта фракция, как и последующие, не достигает масштабов для успешного классового анализа, но узнаваема на чувственном уровне.

Третья фракция — это «реформисты». Да, именно в революционной части освободительного движения существует такая фракция. Это те, кто просто не может вразумительно отличить революционные методы от реформистских. Это один из многих гносеологических дефектов политического коммунизма. Но один из немногих с особо неприятными последствиями.

«В жизни» «реформисты» выглядят как имеющие хорошую память читатели Бакунина, Варыньского, Маркса и даже Нечаева. При всех «страшных цитатах» единственный эффект, на который они рассчитывают — это получение полномочий на переговорах. Их склонность к переговорам поразительна. Ради продолжения переговоров они, преисполненные своей значимости, готовы предать всё и всех. Это печальный итог абсолютизации «мирных возможностей общественных преобразований», приводящий к невозможности мирных общественных преобразований. Диалектика, которой «реформисты» не знают.

Фракция, известная больше по немецкому опыту, это «клоуны». Эдакий поп-марксизмopen in new window. Богемная модификация практик, словесно связанных с революцией. Несерьёзно, но ярко. «Взглянем на них и хватит» — писал о таких Данте Алигьери.

Наконец, последняя фракция — это те, кто пытается просто найти неожиданную истину, где бы она не находилась, потому что понимают, что без неё революции не сделаешь. Только истину они почему-то ищут в политическом коммунизме, а не пытаются осваивать инструментарий науки о мышлении, накопившей необходимые методы поиска самой неожиданной истины. Сюда, скорее всего, уместно отнести «Газету коммунистическую» и меньшинство польских коммунистов из КПП.

Кто обиделся на критику политического коммунизма?

Меньше всего хотелось бы, чтобы завершаемые очерки были восприняты как универсальные рецепты или как конспекты рецептов на все случаи теоретической и политической жизни. Нужно понимать, что затронутые проблемы так же мало решаются написанием очерков как и их игнорированием. Тем не менее, были и те, кто из очерков вычленил своей чувственностью не фактическую и не теоретическую, а эмоциональную ситуацию. Вот, например, приведённые в пересказе мысли одного из известных представителей политического коммунизма об этих очерках. "Автор хоче показати свою вченість і робить це дуже майстерно. Типовий приклад єврокомуністичної зверхності". В данном случае, если мы обратимся к толковому словарю украинского языка, то должны будем выбрать в статье "Зверхність" такой смысл: "Зневага, презирливе ставлення до навколишніх" т.е. то, что соответствует белорусскому «фанабэрыя» (но не польскому „fanaberia", а „próżność").

Мы видим, что в отзыве нет замечаний по существу, но есть косвенное признание трудности их постановки: "робить це дуже майстерно". Всё же мотив написания очерков вряд ли указан верно. Над многим нужно было задуматься перед тем как свести мотив к желанию "показати свою вченість". Во-первых подобные демонстрации было бы логичнее делать на польском языке, для чего есть немало подходящих ресурсов типа dyktatura.infoopen in new window (Dyktatura Proletariatu) или не менее известного 1917.net.plopen in new window (Władza Rad). На этих ресурсах уже опубликовано немало подобных статей. Во-вторых для того, чтобы "показати свою вченість" есть докторские степени и диссертации. Захотел как-то Иван Франко "показати свою вченість" и стал, после долгих мытарств, доктором. В Польше пока ещё не всё так плохо как на Галичине 1890-х, и у меня нет никакого желания подписываться «Dr. Podlipski». Потом совершенно непонятно, почему автор из объединённой Европы обязан относиться к еврокоммунизму или его теоретическим последствиям. Разграничение еврокоммунизма и большевизма по наиболее популярному и распространённому мнению исторически шло по линии абсолютизации буржуазной демократии и привело к краху еврокоммунизма в начале 1990-х годов. Тема демократии (не только буржуазной) в настоящих очерках вообще не рассматривалась. Кроме того, еврокоммунизм был некогда особенно характерен для Италии и Франции, но не для Польши или Чехии. Наши болезни были другими (фамилии Шик и Шафф ничего не говорят?). Неужели у нашего политического коммуниста не хватило ума подобрать обструкционную лексику из польской или хотя бы из чешской жизни? Пока же выходит, что без конкретных обоснований даже обвинение в еврокоммунизме нельзя рассматривать всерьёз.

Что касается "зверхності", то здесь я больше благодарен рецензенту одной их моих прошлых статей mao. Он пишет всё-таки по существу: «Далее... автор не занимается политикой и не собирается. И это для него норма. И высмеивает всех, кто хоть что-то делает. Если ты такой умный, то создай организацию нового типа, которая бы соответствовала реалиям сегодняшнего дня».

Впрочем, mao не во всём прав. Во-первых, ему не известно моё отношение к некоторой части немецкого политического коммунизма как и к казахстанским политическим коммунистам. А в Казахстане политический коммунизм выдержал два сильнейших натиска политической полиции, связанных с жанаозенскими расстрелами, не говоря о самих расстрелах. Одного натиска политической полиции казахстанского масштаба хватило бы, чтобы полностью лишить политического коммунизма любую европейскую страну кроме Германии, где он хоть и не исчез бы совсем, но уж точно бы уполовинился. Несложно понять, почему нужно легко прощать казахстанским товарищам некоторый архаизм в теории, который понемногу преодолевается. И вообще, стоит многое простить политическому коммунизму, который добросовестно стремится к приобретению всё более ясного сознания. Это тот случай, когда классовый анализ без ущерба для истинности может отбрасывать отдельные выводы гносеологического анализа. Но такая ситуация, где в некоторых существенных частях политического коммунизма есть выраженное стремление к сближению с теоретическим коммунизмом характерна лишь для Германии и Казахстана (из известных мне стран). В названных странах, в отличие от остальных, инициаторы сближения находятся именно в политическом коммунизме. И к сожалению, обо всех этих процессах очень сложно писать что-то по существу, ибо для этого в них надо участвовать, что для меня невозможно. Не ясно даже то, имеют ли здоровые тенденции в Казахстане и Германии некоторое распространение, или они медленно сужаются. Однако это всё же то, к чему нужно присматриваться тем, кто всерьёз задумывается над участью в партии нового типа в тех условиях, когда она сможет возникнуть.

Стоит признать, что вывод mao о том, что «автор... высмеивает всех, кто хоть что-то делает» поспешен. Впрочем, глупо показывать тех, кто что-то делает с положительным результатом. Отчасти потому, что я недостаточно детально знаком с их практикой (кроме наличия положительного результата), но отчасти оттого, что по словам Семека, «опасность подчинения видимым истинам для человека больше, чем шанс на нахождение действительной истины — потому для человека важнее то, что он не знает и чего он не знает, чем то, что он знает». Копирование чужого успешного опыта без умного взгляда на свои условия бессмысленно. А ума нет не только в политическом коммунизме, но и в заметных фракциях коммунизма теоретического. Поэтому нетрудно догадаться, каково должно быть главное направление работы в тех условиях, когда нет проблем организации соизмеримого с наличными кадрами потока вновьприбывающих потому, что нет самого этого потока.

Mao пишет: «Если ты такой умный, то создай организацию нового типа, которая бы соответствовала реалиям сегодняшнего дня». Увы, составляя это демагогическое обращение, он забывает, что «Пролетариат» был создан не Варыньским, а при его помощи и РСДРП(б) не была создана Лениным, но при его помощи. Это различение я привожу здесь в такой форме, чтобы читатель определился о том, относится ли он к линии качественно сохранившегося фихтеанства или к линии, скажем, ленинизма, который имеет фихтанство как снятое и очень глубоко ревизованное своё основание. Меньше всего считаю организацию партии нового типа делом одного гения. Тогда не стоило бы писать как статью «Чтобы свои не стреляли в своих», так и эти тоже. Ведь в этом случае разумнее было бы найти этого самого гения и передать ему рекомендации или в теологическом стиле положиться на то, что он сам до всего дойдёт. Но дело как раз не в этом. Дело в том, что всем вместе заниматься политикой надо вовремя, а не вовремя тоже всем вместе заниматься ей не надо, чтобы потом вообще можно было заниматься политикой хоть кому-нибудь. А раз сейчас «не вовремя» (надеюсь, это ясно из эмпирической картины), то нужно тренировать чуткость и выдержку на обнаружение того момента, когда настанет «время политики». Именно для этого нужна выработка натренированного критического самостоятельного мышления. Поэтому прав товарищ, назвавший своё воззвание «Время теории».

Сложность политически переходного к предреволюционной ситуации этапа состоит в том, что «переход в политику» должны будут начать без всякой команды откуда-либо как можно больше людей, подготовка которых (в качестве самостоятельно и адекватно мыслящих практических материалистов) и является задачей нашей эпохи. Именно из множества неудачных попыток в будущее время может выделиться та самая или те самые, которые обеспечат политический успех революции. Но для этого силы не должны быть растрачены загодя, чтобы вместо липкого желания заниматься политикой в любых условиях не появился не менее липкий политический пессимизм. Вот в чём угроза от тех, кто уже сейчас пытается стать «политическим нефилистером» любой ценой. Хорошо бы им понять, что цена эта может быть слишком большой аж до неоплатности. С другой стороны, теоретический коммунизм не имеет сейчас большой актуальной результативности. «Политическим нефилистерам» он может предложить часто даже результативность за пределами жизни. А для работы на такую результативность нужна иная выдержка, такая как у Спинозы и Маркса. Ясное дело, что мы имеем дело с выбором без выбора, однако из этого выбора мы всё же имеем право требовать конечной и интегральной результативности от всех тех, кто желает работать на коммунизм.

***

В этом цикле статей пришлось больше задавать вопросы, чем давать ответы. Ответов почти не было. Надеюсь, осталось понимание того, что и другие ответов тоже не знают. Потому что ответы должны стать результатом самостоятельного поиска, который я не имею права уничтожать своими выводами, проросшими из польской земли. Ибо с польской истиной нельзя победить в немецкой или российской политической конъюнктуре, но нужно уметь выводить свою истину из всеобщих законов, приложенных к конкретным условиям. Поэтому в этом цикле статей я постарался абстрагироваться от российского теоретического ужаса, от того, что «в целом отвращение в российской коммунистической среде к диалектике во всех её формах колоссальное». Украина тоже была рассмотрена в этих статьях скорее как тип суицида политического коммунизма, чем как конкретная политическая или теоретическая ситуация. Важно было показать, что политический коммунизм, соответствующий своему понятию есть не соединение политики и коммунизма, не политические действия, прикрытые коммунистическими мотивами, но коммунизм, дошедший и доведённый до политического уровня. Ибо соединение есть лишь внешняя видимость, лишь реализация, подобно тому как мозг реализует мышление, но сам не мыслит, а реализует мышление лишь как орган исторического человеческого индивида т. е. личности.

Конфликты какой мыслительной эпохи сейчас актуальнее всего для превращения коммунизма теоретического в совокупности с коммунизмом политическим в коммунизм практический? Говорят обычно, что это эпоха классической немецкой философии. Ведь именно тогда был сформирован тот язык, который позволяет точно и ясно формулировать как все разновидности буржуазной идеологии, так и установки партии развития мышления. Действительно, ни в одной из европейских стран нет такого, чтобы менее половины коммунистических теоретиков не занимались изучением и разработкой наследия Гегеля. Но пока «на высях абстракции» спорили о «Науке Логики», политики скатывались до Канта, впадали в фихтеанство и переделывали его в юмизм. Потом юмизм мог превращаться в постмодернизм и порождать словечки вроде «гипертеоретизма». Пока теоретический коммунизм отбивал атаки на свои цитадели, мыслительная культура политиков ушла в ноль. Потому начинать нужно от основ. Основы же рационального и критического взгляда на мир заложены Сократом. Именно он первым соединил теоретическую и нравственную истину. И конечно получил за это досады и обиды. Вот и один политический коммунист, прочитав очерки, жаловался, что редко кто так досаждал ему наглым неуважением к его уважаемой деятельности. Конечно, было понятно, что есть темы «грязные» и «запретные» в политическом коммунизме. Не запрещён спор «сталинцев» (не читавших Сталина) и «троцкистов» (не читавших Троцкого), но запрещена полемика о сущности мышления и теории.

Само собой ясным десятилетиями считалось что самостоятельное и критическое мышление на лучшем достигнутом человечеством уровне — это не тот предикат политического коммуниста, который повсеместно требовался в организациях. И тут какой-то поляк с «наглым неуважением к уважаемой деятельности» вдруг весь политический коммунизм оценивает под углом наличия этого самого предиката, без которого так долго обходились. Одним словом, "зрада" и "ганьба"!

Но не забывают ли подобные критики, что мало показать эмоциональную ситуацию, что нужно ещё хотя бы для себя найти те доводы, которые по существу противостоят изложенной позиции? Ведь иначе несложно на подсознательном уровне согласиться с теми доводами, которые "зрада" и "ганьба". Или наш политический коммунизм уже не интересует искренность убеждений и иная подобная чистоплотность, поставленная Канарским в центр внимания в «Диалектике эстетического процесса»?

Потом ведь, даже эмоционально разделавшись с автором, вряд ли следует забывать, что, как и у любого освоившего материалистическую диалектику на некотором уровне, у него иногда появляется спутник. А с ним оппоненты тоже должны выстраивать отношения, но более осторожно, чем с любым публицистом, который может ошибиться. Потому, что имеется ввиду тот самый спутник, который в ночном Кёльне некогда провожал известного немецкого поэта Гейне — «лихого барабанщика» революции^[24].

За Паганини повсюду ходил Свой spiritus familiaris^[25], То в виде собаки, то в виде людском — Поэта Георга Гаррис. Пред важным событьем встречал Бонапарт Фигуру красного цвета; Был даймонион у Сократа Не бред народной фантазии это.Я сам, за письменным сидя столом, Ночною видел порою,- Зловещий, замаскированный гость Стоял у меня за спиною.Он что-то держал под чёрным плащом. Но вдруг — на одно мгновенье — Сверкало, будто блеснул топор, И вновь скрывалось виденье. Он был приземист, широкоплеч, Глаза — как звёзды, блестящи. Писать он мне никогда не мешал, Стоял в отдалении чаще. Прошло много лет с той поры, как мне Товарищ странный являлся, — И вдруг в эту тихую лунную ночь Он в Кёльне вновь повстречался.Задумчиво шлялся по улицам я, Вдруг вижу его за спиною; Как тень — неотступен: иду — идёт; Я стану, и он со мною. Стоит и как будто чего-то ждёт; Пойду умышленно скоро, — Он тоже шаги ускоряет. И так Пришли мы на площадь собора. Мне страшен был этот призрак немой! Я молвил: "Открой хоть ныне, Зачем преследуешь ты меня В полуночной этой пустыне?Тебя я встречаю всегда в часы, Когда мировые стремленья Родятся в груди моей, а в мозгу Проносятся озаренья. О, кто ты, откуда? Зачем судьба Нас так непонятно связала? Что значит блеск под плащом твоим, Подобный блеску кинжала?" Он сухо, почти флегматично мне Ответил: «Да брось заклинанья, Прошу тебя очень; не к месту здесь Все громкие эти воззванья. Знай, я не призрак былого, не тень, Покинувшая могилу. Философ я слабый, запомни потом Риторика мне не под силу. Натурой я практик, спокоен всегда, Молчание сохраняю; Но знай, — что задумано в мыслях тобой, Немедленно я исполняю. Тут, может быть, даже и годы нужны, Ну что ж, подождём, не горюя. Ты мысль, а я это дело твоё, И в жизнь мечты претворю я. Ты — властный судья, я — немой палач; Выносишь решение, я же Послушно исполнить спешу приговор, Хотя бы неправедный даже. Пред консулом ликтор шел с топором, Согласно обычаю Рима. Ты ликтора тоже имеешь, но он Проследует сзади незримо. Да, знай, я — твой ликтор; везде за тобой Хожу; и в любое мгновенье К услугам твоим мой блестящий топор; Я — мысли твоей свершенье». И всюду за мной скользил по пятам Тот чёрный, неумолимый. Я так устал, я был разбит — Но бесконечно шли мы! Мы шли без конца, и сердце моё Раскрылось зияющей раной, И капля за каплей алая кровь Стекала на грудь непрестанно. Порой я обмакивал пальцы в кровь И — случаи были нередки — На неких воротах домов по пути Кровавые ставил метки. И всякий раз, отмечая дом Рукою окровавлённой, Я слышал, как, жалобно плача, вдали Колокольчик звенит похоронный. А в небе месяц тускнел, и тьма Сгущалася; в дикой погоне Зловещие тучи грядой неслись За ним, будто чёрные кони. Мой тёмный товарищ с топором По-прежнему шёл нераздельно Со мною, и долго по улицам мы Вдвоём бродили бесцельно.	Услід за Паганіні ходив Свій Spiritus familiaris, Часом як пес, а часом з лиця — Небіжчик Георг Гарріс. Наполеон кожну грізну мить Бачив червоного мужа, Сократ мав демона свого; Це не уява недужа. І сам я, над письмовим столом Нічною схилившись порою, Не раз помічав, що в масці гість У мене стоїть за спиною. Ховав він щось під своїм плащем, Що тьмяно блискало зрідка. Я думав — сокира у нього там, Сокиру там мені видко. Кремезну він статуру мав, Очі на зорі схожі. Не заважаючи мені, Стояв він, мов на сторожі. Минули роки — вже я й забув Відвідини ті пекельні, Коли раптово зустрівся з ним Ясної ночі в Кельні. Задумано містом вночі я блукав І бачив його за собою, Як тінь свою; я спинявся — і він Спинявся разом зо мною. Спинявся він, наче мене дожидав, Рушав я — і тінь його чорну Волік за собою. Так ми прийшли Аж геть на площу соборну. Це стало нестерпно, і я повернувсь І крикнув: "Скажи мені в очі, Чого за мною ти ідеш В пустелі оцій серед ночі? Тебе зустрічаю я завжди, Коли світова задуха Груди стискає мої і горять В мозку блискавки духа. Чого ти дивишся й мовчиш? Скажи — що ти ховаєш Під темним плащем і що там блищить? Хто ти й чого бажаєш?" І привид одразу мені відповів Спокійно і флегматично: "Будь ласка, без нервів... Мене заклинать Не треба так патетично! Я зовсім не привид старовини, Не пугало з могили, Ані філософії мене, Ні красномовства не вчили. З натури практик я; завжди Мовчу й спокійний буваю. Та знай лиш — усе, що намислиш ти, Я у життя втіляю. Минуть віки — я не спинюсь, Покіль твою думку і мрію На дійсність не перетворю; Ти мислиш, а я дію. Так, ти суддя, я — слухняний кат; З покорою рабською, ревно Я здійснюю кожний твій вирок, хоча б Несправедливий запевно. З сокирою ліктора в Римі мав Консул перед собою, У тебе є свій ліктор, лиш він Сокиру несе за тобою. Твій ліктор — я, за тобою йду І маю в руці завжди я Блискучу сокиру свою, бо я — Думок твоїх втілена дія". І знову слідом за мною йшов Мій чорний супутник незмінно, І я від утоми не чув уже ніг, Але ми брели невпинно. Ми далі брели, і серце моє Розкрилось, наче рана, І з рани серця по краплі кров Сочилася багряна. Я часом у кров свою пальці вмочав І часом зупинявся Біля одвірків — і знак на них, Кривавий знак залишався. І щоразу, коли я дім Отак відзначував, дальній Вчувався дзвін похоронний мені, Болючий, тихий, печальний. Та вже на небі місяць блідий Зникав у темній запоні, І дикі хмари летіли вдаль Повз нього, як чорні коні.	Den Paganini begleitete stets Ein Spiritus Familiaris, Manchmal als Hund, manchmal in Gestalt Des seligen Georg Harris. Napoleon sah einen rothen Mann Vor jedem wicht'gen Ereigniß. Sokrates hatte seinen Dämon, Das war kein Hirnerzeugniß. Ich selbst, wenn ich am Schreibtisch saß Des Nachts, hab ich gesehen Zuweilen einen vermummten Gast Unheimlich hinter mir stehen. Unter dem Mantel hielt er etwas Verborgen, das seltsam blinkte Wenn es zum Vorschein kam, und ein Beil, Ein Richtbeil, zu seyn mir dünkte. Er schien von untersetzter Statur, Die Augen wie zwey Sterne; Er störte mich im Schreiben nie, Blieb ruhig stehn in der Ferne. Seit Jahren hatte ich nicht gesehn Den sonderbaren Gesellen, Da fand ich ihn plötzlich wieder hier In der stillen Mondnacht zu Cöllen. Ich schlenderte sinnend die Straßen entlang, Da sah ich ihn hinter mir gehen, Als ob er mein Schatten wäre, und stand Ich still, so blieb er stehen. Blieb stehen, als wartete er auf was, Und förderte ich die Schritte, Dann folgte er wieder. So kamen wir Bis auf des Domplatz Mitte. Es ward mir unleidlich, ich drehte mich um Und sprach: Jetzt steh' mir Rede, Was folgst du mir auf Weg und Steg, Hier in der nächtlichen Oede? Ich treffe dich immer in der Stund, Wo Weltgefühle sprießen In meiner Brust und durch das Hirn Die Geistesblitze schießen. Du siehst mich an so stier und fest — Steh' Rede: was verhüllst du Hier unter dem Mantel, das heimlich blinkt? Wer bist du und was willst du? Doch jener erwiederte trockenen Tons, Sogar ein bischen phlegmatisch: „Ich bitte dich, exorzire mich nicht, Und werde nur nicht emphatisch! „Ich bin kein Gespenst der Vergangenheit, Kein grabentstiegener Strohwisch, Und von Rhetorik bin ich kein Freund, Bin auch nicht sehr philosophisch. „Ich bin von praktischer Natur, Und immer schweigsam und ruhig. Doch wisse: was du ersonnen im Geist', Das führ' ich aus, das thu' ich. „Und gehn auch Jahre drüber hin, Ich raste nicht, bis ich verwandl In Wirklichkeit was du gedacht; Du denkst, und ich, ich handle. „Du bist der Richter, der Büttel bin ich, Und mit dem Gehorsam des Knechtes Vollstreck' ich das Urtheil, das du gefällt, Und sey es ein ungerechtes. „Dem Consul trug man ein Beil voran, Zu Rom, in alten Tagen. Auch du hast deinen Liktor, doch wird Das Beil dir nachgetragen. „Ich bin dein Liktor, und ich geh' Beständig mit dem blanken Richtbeile hinter dir — ich bin Die That von deinem Gedanken." Und hinter mir ging wieder einher Mein schwarzer, vermummter Begleiter. Ich war so müde, mir brachen die Knie, Doch immer gingen wir weiter. Wir gingen weiter. Mein Herz in der Brust War klaffend aufgeschnitten, Und aus der Herzenswunde hervor Die rothen Tropfen glitten. Ich tauchte manchmal die Finger hinein, Und manchmal ist es geschehen, Daß ich die Hausthürpfosten bestrich Mit dem Blut im Vorübergehen. Und jedesmal wenn ich ein Haus Bezeichnet in solcher Weise, Ein Sterbeglöckchen erscholl fernher, Wehmüthig wimmernd und leise. Am Himmel aber erblich der Mond, Er wurde immer trüber; Gleich schwarzen Rossen jagten an ihm Die wilden Wolken vorüber. Und immer ging hinter mir einher Mit seinem verborgenen Beile Die dunkle Gestalt — so wanderten wir Wohl eine gute Weile.

Не буду скрывать, что мой уход из так называемого политического коммунизма состоялся под влиянием одного из товарищей, за которым почти неотступно ходил тот самый спутник с топором. Пришлось решать, имеет ли политический коммунизм абсолютную ценность. Даже больше, имеет политический коммунизм примат перед коммунизмом практическим? Об этом должны крепко задуматься те, кто захочет опровергать эти очерки. Заранее прошу оппонентов убедиться хотя бы для себя, что за автором очерков «De politica» именно в данном случае замаскированный гость не ходит. А сделать это можно не иначе как обретя самостоятельное критическое мышление на лучшем достигнутом человечеством уровне.open in new window Если же читатель пытается думать о том, нужно ли ему такое мышление, могу рекомендовать ему перечитать оригинал стихов Гейне и украинский перевод для лучшего понимания проблемы (при условии знания соответствующих языков, конечно). Как мы помним, Энгельс смог узнаваемо и по существу детально предсказать Первую мировую войну за несколько десятилетий до её начала. Значит, в данном случае, мы можем заключить, что Энгельс достиг достаточного мыслительного уровня для того, чтобы его стал спровождать призрак немой.

"Зверхність" т. е. повторимся, "зневага, презирливе ставлення до навколишніх", — примерно так пишет об одной из статей этого цикла известный политический коммунист. Может быть. Если так, то я знаю откуда это происходит. Отличный повод дать слово Мареку Яну Семеку для того, чтобы он завершил этот цикл статей^[26]. Ведь он хорошо понимал источники обвинений в том, что ему присуща чрезмерная "зверхність", поскольку «наследие Сократа — это не столько готовые ответы и решения, сколько соответствующая определённая основа их поиска. Она выражается полнее всего сократовским «знаю, что ничего не знаю». Это совсем не выражение слабости, но наоборот — гордое выражение превосходства над теми, которым кажется, что они обладают каким-то окончательным знанием. Ведь это их знание лишь видимость — но сами они о том не знают. Они ведь не сознают даже своего незнания — и в том собственно состоит их ничтожность перед Сократом, который, по крайней мере в этом, отдаёт себе отчёт.

В этом собственно видится наибольшая ценность сократического элемента в человеческой культуре. Афинский философ — это творец и символ такой мыслительной традиции, в которой родилась и снова возрождается критическая основа, основа оппозиции против всего, что хочет сойти за несомненное и окончательное, за догмат. Традиция эта выводит на первый план отрицательные и критические функции философского мышления. Наименьший вес оставляется за формулированием истин и утвердительных положений, наоборот, неотрывно и безжалостно обнажается каждая мистификация. Распутывая следы ложности и лживости, вносить беспокойство в дела, выглядящие очевидными, отбросить освящённые авторитеты, пробудить сомнения, ставить вопросы непрерывно и агрессивно. Не зря сам Сократ говорил, что он как «овод, пущенный с руки бога», что он хочет беспокоить своих ближних упрямо и неотвязно, чтобы как сказал — «не опустились». Чтобы не опустились — значит: чтобы не замкнулись в разрозненных клетках своих понятий, чтобы не отождествили себя без остатка с какой-либо системой умствования или моральной системой. Ведь зло действует тогда, когда человек даёт себя целиком заменить неподвижной системой категорий и понятий.

<...>

Но признать своё собственное незнание — не значит принять его. Критицизм не скептицизм, сомнение не приводит к смирению-отречению. Люди должны постоянно искать новых решений, постоянно предпринимать новые познавательные и нравственные усилия; должны также верить в успешность и результативность этих усилий. Конечной истины нельзя получить никогда, но также никогда нельзя прекратить поиски такой истины.

Этому собственно учит нас Сократ — человек-символ, вечно живой и всегда современный философ. Его философия близка каждому и понятна для каждого, ведь нет в ней ничего из академической учёности, но зато очень много в ней глубокой человеческой мудрости, которая проистекает из благородного размышления над всеми трудными проблемами народной жизни. Это философия критики и сомнения; но одновременно это философия надежды и гуманистического оптимизма. И глубоко ошибается тот, кто судит, что в современном мире, значительно более трудном и намного более сложном, чем тот, в которым жил Сократ, нет места для такой философии. Напротив: именно сейчас потребность в ней сильнее, чем когда-либо.

Часть VII

2017-06-16

Włodzimierz Podlipski

Студия над контекстом действий ОСОБА_1

Первая же часть продолжаемого цикла «De politica» была посвящена тому, как произошла смерть украинского политического коммунизма. Это событие, которое относится к 2014 году. С тех пор прошло три года, но кое-где старые или изрядно поредевшие старые организационные структуры сохранились и пытаются действовать так, как будто ничего не произошло. К чему же приходит три года спустя украинский политический коммунизм, который ничего из произошедшего не забыл, но и не сделал для себя из резкого изменения условий своего существования никаких выводов? Есть известная международная притча про то, как внук принял очки деда за средоточие его способности принимать правильные решения в неожиданных ситуациях и долго извинялся за случайно разбитую линзу. Современный украинский политический коммунизм связывает свою практичность тоже с какими-то странными вещами, которые вообще никак не связаны с тем, что может обеспечить историческую результативность. Этот вывод мы постараемся подтвердить на основании полученного сообщения о таком событии, как вскрытие одного из гнойников украинского политического коммунизма. Административный скальпель, руководствующийся далеко не благородными намерениями, вскрыл для нас какую-то часть внутренностей сильно поредевшего украинского политического коммунизма. Как будет показано, запах всех старых зловоний сохранялся, если не культивировался в этой душной среде, которую только донос соединил с общественной атмосферой. Если пытаться коротко выразить выводы, то в разбираемом судебном процессе нет выигравших, нет тех, кто смог бы отвечать за свои действия перед судом исторического процесса. Все стороны показали себя с максимально невыгодной стороны, да так, что, кажется, ещё немного общественного развития в таком духе и судебные процессы станут больше похожи не на реализацию логики КПК^[27] України, а на реализацию логики из произведений Кафки.

Среди бумаг судебных канцелярий

Непосредственным предметом нашего разбора является всего лишь одна запись о процессе 461/2949/17^[28] из базы данных «Єдиний державний реєстр судових рішень». Эта запись была создана 11 мая, а сами описываемые в приговоре процессуальные события произошли не ранее 4 мая и, вероятнее всего, длились одно единственное заседание.

В качестве подсудимого выступил ОСОБА_1^[29], который является студентом Львовского университета. Ему около 20 лет, он не женат. Основание для обвинений описано в ст.436-1 КК України. «КК» это криминальный, а не карный кодекс, хотя по сути ст.436-1 КК України это то же самое, что a.256 KK RP, а по применению то же самое, что знаменитая статья «Дыскрэдытацыя Рэспублікі Беларусь». Что-то подобное есть также в России и Латвии, но точных справок просто нет под рукой, да и они не важны, когда понятно, что любая европейская правовая система включает подобные нормы.

Ещё Гегель замечает где-то, что все великие всемирно-исторические события и личности повторяются дважды: первый раз как трагедия, а второй — как фарс. Процесс 461/2949/17 содержательно является именно фарсом, если рассматривать как его прототип знаменитый процесс галичанских социалистов 1877 года. Среди самых известных обвиняемых на этом процессе был Иван Франко (Іван Франко), другие сотрудники печатного органа «Друг» тоже могут быть известны читателю: Остап Терлецкий (Остап Терлецький) и Михайло Павлык (Михайло Павлик). В отличие от легендарного процесса, ОСОБА_1 подчёркнуто одинок.

Однако это ложное одиночество. Одновременно готовятся процессы, где в качестве обвиняемых выступят ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8. По стоянию на середину мая материалов против ОСОБА_8 было собрано явно недостаточно. Зато в центре внимания оказался ОСОБА_6, школьник с возрастом 15 полных лет на май 2017 года, что обусловило присутствие ювенального представителя на следственном процессе против ОСОБА_1. ОСОБА_6 видели с метлой, скребком, тряпкой и ведром воды на территории мемориального комплекса «Пагорб слави» в районе Личаків. Причём речь шла не о тех захоронениях, в которых покоятся российские захватчики Львова, погибшие в кампанию 1914-1917 годов, а о тех, где покоятся останки солдат Красной Армии, утверждавших прямо противоположные принципы национальной и экономической политики. Кроме того, ОСОБА_6 не был замечен в симпатиях к ПСПУ, но именно из ОСОБА_6 попытались создать аж организатора террористического сообщества, ибо именно он предложил уборку на территории известного мемориала.

Замысел майского процесса 2017 года лишь отчасти похож на замысел знаменитого процесса 1877 года. Одинаково предварительно вели поиск «пророссийских элементов», одинаково в итоге для упрощения задачи остановились на социалистических кругах, вряд ли имевших хотя бы косвенные симпатии к действующим российским режимам. Наконец, одинаково выбрали каких-то обвиняемых, которые вряд ли бы получили в России менее жёсткое наказание, чем на Галичине. Для российской политической полиции ОСОБА_1 вряд ли был бы интересен, ибо начальник склада большого числа ненужных вещей (которые мы ниже перечислим) вряд ли был бы ими опознан как опасный и нежелательный элемент до тех самых пор, пока не появилась бы потребность улучшить статистику преследования неважно за чей счёт. Но, конечно, и такая потребность в России иногда возникает, ибо в Польше получали известность процессы, на которых «агрессивные коммунистические элементы» были сфабрикованы из совершенно не агрессивного и не очень-то коммунистического «человеческого материала», как называют это в польской политической полиции.

Про то, чем прославился ОСОБА_7, пока ничего не известно. Скорее всего, просто знакомством с ОСОБА_1 и ОСОБА_6. Однако показательно, что процесс против ОСОБА_1 оказался отделён от процесса против ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8, да так, что приходится сейчас иметь именно эти нелепые обозначения вместо реальных указаний на (почти никому не известных) фигурантов. Процесс против ОСОБА_1 был пробным шаром, который решили запустить на неизвестную высоту, чтобы выяснить предельную длину каната, связывающую его с нашей грешной землёй. Нельзя сомневаться в том, что неопределённое правовое положение ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8 сильно стимулировало ОСОБА_1 к скорейшему завершению судебного производства. Это помогло избежать невыгодного для организаторов разоблачения «мережі підмоскальників^[30]» группового процесса. Теперь, скорее всего будет удобно сделать сверхпреступника из ОСОБА_6, а потом уже без заметного общественного внимания пройдут процессы против ОСОБА_7 и ОСОБА_8, если эти процессы ещё будут кому-нибудь нужны. Обратимся, однако, к прошлому, попробовав увидеть сходства и различия.

О ситуации 1877 года С. Фраман сообщает: «У Львівському обласному історичному архіві зберігається судова справа І. Франка за 1877/78 рр. і інші. Слідство і вся судова процедура Львівського окружного суду була відкритим знущанням над письменником.

Перший раз Іван Франко був арештований 12 червня 1877 р., на 21 році життя по обвинуваченню в поширюванні соціалістичної пропаганди і приналежності до таємного товариства. При арешті у нього був зроблений ретельний обшук, відібрано приватну кореспонденцію і всю бібліотеку. Серед відібраних книг були "Капітал" Маркса, "Былое и думы" Герцена, "Что делать?" Чернишевського і багато інших. Всього 184 книжки»^[31].

Как может знать читатель, «Капитал» и «Что делать?» были впоследствии переведены великим украинским литератором. Из «Капитала» была целиком переведена глава про первоначальное накопление, «Что делать?» было переведено целиком по цензурной версии «Современника».

Про личные впечатления украинского классика от ареста сообщено в материале, опубликованном на сайте «Nasze Słowo». На всякий случай вчитаемся в описание тех «удовольствий», которых был лишён ОСОБА_1.

«Перший раз арештовано Івана Франка у липні 1877 р. разом з Михайлом Павликом, Остапом Терлецьким і всією редакцією часопису «Друг» за відносини з Михайлом Драгомановим, якого галицька поліція вважала головою якоїсь таємної міжнародної соціалістичної організації. Формальним приводом арештів були виявлені в польського еміґранта^[32] Котурніцького листи від Драгоманова. В одному з них були вказівки щодо діяльності українських прогресивних гуртків, а також особисто І. Франка, хоч лист і не був до нього адресований.

Судовий процес тягнувся досить довго, бо щойно 21 січня 1878 р., тобто після майже 7-ми місяців ув'язнення, львівський суд засудив І. Франка на 9 місяців тюрми, що в його ситуації рівнялося з тортурами. У листі до Драгоманова він писав:

«Мене трактовано, як звичайного злодія, посаджено між самих злодіїв та волоцюг, котрих бувало в одній камері зо мною по 14-18, перекидувано з камери до камери при ненастанних ревізіях і придирках (це, бач, за те, що я «писав», т. є записував на випадково роздобутих карточках паперу олівцем пісні і приповідки з уст союзників, або й свої вірші), а кілька тижнів я просидів у такій камері, що мала тільки одно вікно, а містила 12 людей, з котрих 8 спало на тапчані, а 4 під тапчаном для браку місця. З протекції, для свіжого повітря, союзники відступили мені «найліпше» місце для спання — під вікном насупроти дверей; а що вікно задля задухи мусіло бути день і ніч одчинене і до дверей продувало, то я що-рана будився, маючи на голові повно снігу, навіяного з вікна»^[33].

На всякий случай отметим, что в момент судебного процесса Франко не имел никаких патриотических симпатий. Несколько позднее в материале «Немного о себе самом» он писал (здесь приводится украинский перевод, а оригинал помещается в примечание):

«Признаюсь у ще більшому гріху: навіть нашої Русі не люблю так і в такій мірі, як це роблять або вдають, що роблять, патентовані патріоти. Що в ній маю любити? Щоб любити її як географічне поняття, для цього я занадто великий ворог порожніх фраз, забагато бачив я світу, щоби запевняти, що ніде нема такої гарної природи, як на Русі. Щоб любити її історію, для цього досить добре її знаю, занадто гаряче люблю загальнолюдські ідеали справедливості, братерства й волі, щоб не відчувати, як мало в історії Русі прикладів справжнього громадянського духу, справжньої самопожертви, справжньої любові. Ні, любити цю історію дуже тяжко, бо майже на кожному кроці треба б хіба плакати над нею. Чи, може, маю любити Русь як расу — цю расу обважнілу, незграбну, сентиментальну, позбавлену гарту й сили волі, так мало здатну до політичного життя на власному смітнику, а таку плідну на перевертнів найрізнороднішого сорту? Чи, може, маю любити світлу будущину тієї Русі, коли тої будущини не знаю і для світлості її не бачу ніяких основ?

Коли, незважаючи на те, почуваю себе русином і по змозі й силі своїй працюю на Русі, то, як бачиш, шановний читачу, цілком не з причини сентиментальної натури. До цього примушує мене почуття собачого обов'язку. Як син селянина-русина, вигодований чорним селянським хлібом, працею твердих селянських рук, почуваю обов'язок панщиною всього життя відробити ті шеляги, які видала селянська рука на те, щоб я міг видряпатись на висоту, де видно світло, де пахне воля, де ясніють вселюдські ідеали. Мій руський патріотизм — то не сентимент, не національна гордість, то тяжке ярмо, покладене долею на мої плечі. Я можу здригатися, можу тихо проклинати долю, що поклала мені на плечі це ярмо, але скинути його не можу, іншої батьківщини шукати не можу, бо став би підлим перед власним сумлінням. І якщо щось полегшує мені нести це ярмо, так це те, що бачу руський народ, який, хоч гноблений, затемнюваний і деморалізований довгі віки, який хоч і сьогодні бідний, недолугий і безпорадний, а все-таки поволі підноситься, відчуває в щораз ширших масах жадобу світла, правди та справедливості і до них шукає шляхів. Отже, варто працювати для цього народу, і ніяка праця не піде на марне»^[34].

Высота мотивов из предисловия к сборнику «Галицийские зарисовки» (Галицькі образки) вряд ли была много кому доступна из более-менее известных украинских умственных или литературных деятелей последних десятилетий. Увы, ОСОБА_1 даже не может быть поставлен в сравнение с Франко или Канарским просто по причине нулевого значения своей деятельности для всего украинского, и не только, общества.

Чтобы закончить справку про украинского классика, приведём несколько цитат из сентябрьского (1878) письма Ольге Рошкевич. Этот документ в полном собрании сочинений подписан как «Лист до Ольги Рошкевич (Львів, 20 вересня 1878)».

«Я переконаний, що економічний стан народу — се головна підстава цілого його життя, розвою, поступу. Коли стан економічний плохий, то говорити про поступ, науку — пуста балаканка. Я переконаний, що теперішній економічний стан усіх народів культурних дуже плохий у многих зглядах, а найбільше задля нерівності маєткової і задля різкого розділення на касту багатих, котрі виключно користуються добутками науки і культури, і касту бідних, котрих кожний новий поступ тільки глибше притискає».
«Я переконаний, що велика всесвітня революція поволі рознесе теперішній порядок, а настановить новий. Під словом «всесвітня революція» я не розумію всесвітній бунт бідних проти багатих, всесвітню різанину; се можуть під революцією розуміти тільки всесвітні рутенці, плосколоби та поліцаї, котрі не знають, що, н[а]пр., винаходка парових машин, телеграфів, фонографів, мікрофонів, електричних машин і т. д. спроваджує в світі, хто знає, чи не більшу революцію, ніж ціла кривава французька революція. Я розумію під революцією іменно цілий великий ряд таких культурних, наукових і політичних фактів, будь вони криваві або й зовсім ні, котрі змінюють всі дотогочасні поняття і основу і цілий розвиток якогось народу повертають на зовсім іншу дорогу».

Кто-то может сказать, что формально ОСОБА_1 по своей общественной позиции похож на Франко. В реальности это сходство более чем внешнее и кажущееся только для далёкого наблюдателя. Обратимся теперь в «Єдиний державний реєстр судових рішень».

Итак, если Франко попал на «предотвращающий» и относительно хорошо проработанный полицейской администрацией на уровне замысла судебный процесс, то ОСОБА_1 попал на процесс post festum, спустя примерно год после совершения нежелательных действий (с мая 2015 по апрель 2016). Это очень дурная карикатура на польские политические процессы, где политических коммунистов из организации КПП пытаются преследовать за действия не позднее 2013 года^[35]. К сожалению, без справки под рукой память сообщает о публикациях 2011 и 2012 годов.

http://yelita.pl/foto/nowicki.jpg

Michał Nowicki

Несколько ранее произошёл процесс Михала Новицкого, который возглавлял редакционный совет сайта «Lewica bez cenzury»(LBC) и бюллетеня «Молодой коммунист». Сын вицемаршалки Сейма Ванды Новицкой допустил весьма эпатажные высказывания, не имевшие большого воспитательного, как и политического значения^[36]. Это было ранее 2006 года, а вскоре он переехал в Париж, где стал зарабатывать (подобно Варыньскому) физическим трудом.

Хотя Новицкий и является сейчас живым символом польской политической эмиграции, большой необходимости в самом процессе не было. Если бы его мать не была вицемаршалкой Сейма, то вряд ли бы дело получило широкую известность и вообще закончилось бы процессом. Новицкий не был автором ни самых эпатажных, ни самых умных и глубоких высказываний, он не имел большого организационного влияния и символического значения. В каждой из этих сфер польский политический и теоретический коммунизм 2005 года мог выставить аж нескольких людей, превосходящих Новицкого, иногда на целый порядок. Лишь благодаря стечению обстоятельств он стал польским OSOBA_1. Примерно с тех пор в польских социалистических и коммунистических кругах резко укрепилось и стабилизировалось разделение на публичные, полупубличные и непубличные фигуры. В Объединении Польских Марксистов (SMP) это разделение общепризнано и имеет даже полуофициальное закрепление. При этом никого не интересует то, что фактически SMP даже при большом желании вряд ли сможет нарушить тот самый a.256 KK RP^[37]. Фактически речь идёт только о вероятности экспертизы, которая может признать всё что угодно всем чем угодно в отношении событий, происходивших когда угодно. Именно в этом смысле существует ещё элемент драматичности в подготовке подобных судебных процессов в Польше, Германии, на Украине и в восточных балтийских странах. От общеевропейской моды пока отстаёт только Россия, тогда как процессы против особо липких белорусских националистов уже идут по подобной схеме. Громких процессов против белорусских коммунистов ещё не было проведено единственно по той причине, что Белоруссия не имеет организованных и влиятельных коммунистических сообществ даже на уровне LBC или печатного издания «Друг» на Галичине 1870-х годов.

Если сравнивать ОСОБА_1 с участниками других украинских политических процессов, то нужно нам вспомнить резонансный так называемый одесский процесс 2004 года по делу №144. Стоит напомнить, что именно осуждённые по этому процессу украинские политические коммунисты дошли до высших форм противостояния государственному аппарату по классификации Тушканчикова^[38] и проявили невиданный прежде героизм на процессах и после них. Впрочем, никакой результативности их более чем не рядовые поступки не имели из-за отсутствия поддержки в массах в практике, а также из-за отсутствия связи с самообразовательными сообществами в теории. Тем не менее, отметим что бланкизм, то есть высшая возможная без массового движения форма политической борьбы оказался связан с украинским политическим коммунизмом. Это не помешало этому политическому коммунизму заживо разложиться и омылиться в 2014 году аж за несколько месяцев. Возможно именно потому, что украинский политический коммунизм ранее испробовал почти всё (и уж точно всё возможное), он как раз так быстро умер.

В сравнении с несломленными участниками процесса по делу №144, ОСОБА_1 выглядит ещё более карикатурно. Если май 2017 года повторяет трагедию 1877 или 2004 года, то только как фарс, полностью несоответствующий мнимой форме.

Итак, ОСОБА_1, назвавшись в фейсбуке как «ОСОБА_1» не к месту одобрительно процитировал ОСОБА_5 (известного российского гегельянца, потомственного дворянина Симбирской губернии). О том, что мы имеем дело с «Новицким», говорит тот факт, что публикации были «в тому числі у спільнотах соціальної мережі на яких, згідно висновку лінгвістичної експертизи №56/205 від 27.03.2017 міститься пропаганда елементів комуністичної ідеології». А ведь по адресу ІНФОРМАЦІЯ_2 отнюдь не ОСОБА_1 публиковал самые резкие и эпатажные с точки зрения украинских законодателей заявления. Да и ОСОБА_6, ОСОБА_7 вместе с ОСОБА_8 тоже не отличались ни эпатажностью, ни умением подобрать актуальный материал. «... Загально відомі комуністичні гасла: "ІНФОРМАЦІЯ_3"; "ІНФОРМАЦІЯ_4"» вообще вряд ли могут произвести впечатление на читателя. Это довольно банальные и бессмысленные высказывания, вырванные из всякого контекста — не только исторического, но и контекста публикационной активности «зловредного сообщества» по адресу ІНФОРМАЦІЯ_2. Кроме того, «ІНФОРМАЦІЯ_4» очень сложно рассматривать как "загальновідоме комуністичне гасло". Например, мне оно встретилось первый раз в тексте судебного решения и ничего специфически-коммунистического оно явно не содержит, ибо в абсолютно капиталистических транснациональных корпорациях точно также господствуют плановые начала внутренней экономической жизни как и в среде, породившей плакат с надписью «ІНФОРМАЦІЯ_4». Дело конечно не в этом, а в том, что от публикации материалов с надписями «ІНФОРМАЦІЯ_3» и «ІНФОРМАЦІЯ_4» по адресу ІНФОРМАЦІЯ_2 заведомо не могло быть нигде (даже в сообществе по адресу ІНФОРМАЦІЯ_2) никакого эффекта: ни нравственного, ни умственного, ни чувственного, ни политического, ни воспитательного. Разве только могло наступить самоуспокоение. Неудивительно, что ОСОБА_1 явно понял, что совершил глупость с неожиданными последствиями. Потому ОСОБА_1 не заслуживает того, чтобы остаться в истории даже наравне с Новицким. Львовянин проигрывает поляку не только в эпатажности и яркости, но даже в осмысленности действий. Потому нет ничего удивительного в том, что он «свою винуватість у вчиненні злочину визнав беззастережно».

Вывод о том, что никакие выводы не будут сделаны

В один из майских выходных 2017 года в городе П обсуждался среди других тем рассматриваемый приговор. Среди присутствовавших были не только поляки, но и заехавшие гости из двух соседних стран, основной целью которых было узнать получше о семинарах как раз по «Капиталу» (а не по учебнику на основании него). На встрече зачитывалось также разбираемое судебное решение. Было обращено внимание, что среди изъятого по решению суда подлежат уничтожению следующие вещи:

«комсомольський квиток НОМЕР_1 на ім'я ОСОБА_1, партійний квиток НОМЕР_2 на ім'я ОСОБА_1, підручник «Капітал» К.Маркс, георгіївську, жовто-синю та червону стрічки, запрошення із надписом «Гость ХХІХ внеочередного сьезда ПСПУ»^[39] на ім'я ОСОБА_1, 4 дощовики, 5 прапорів, 19 футболок, 7 кепок та 5 дисків з комуністичною символікою, 8 комсомольських квитків, облікові картки на ім'я ОСОБА_6, ОСОБА_7, ОСОБА_8, бланки облікових карток ЛКСМУ, листівки з комуністичною символікою, диск з надписом «ІНФОРМАЦІЯ_5»».

После цитирования приведённого фрагмента воцарилась тишина и читавший спросил, кто и что про это думает.

«— ОСОБА_1 определённо барахольщик — заметила одна из присутствовавших

— Я слышу, что ОСОБА_1 совсем не умеет работать с базами данных и занят только составленным картотек. Вероятнее всего, именно поэтому ОСОБА_1 был выбран в процесс, что для него картотека важнее реального дела.

— Мне кажется 19 футболок это чуть больше, чем абсолютный мировой рекорд для одного туловища одновременно.

— А что вы смеётесь?

— Имеем право. a.256 KK RP можно сказать часть нашей жизни. И вряд ли здесь кто-то будет так глупо цитировать ОСОБА_5.

— Кстати, у этого ОСОБА_1 даже не «Капитал» нашли, а некий учебник^[40]. Уж не а-ля Шафф случайно?

— Во всяком случае я бы тоже охотно уничтожил это издание, которое отвращает от первоисточника.

— Будь мы такими, как ОСОБА_1, у нас бы не было этих семинаров».

В городе П совсем не обратили внимание на решение об уничтожении всей совокупности обнаруженных лент: ленты ордена святого Георгия романовской монархии, ленты с цветовыми пропорциями украинского флага и ленты красной материи. Интересно, как отнесутся многочисленные «волонтёры» к уничтожению элемента официальной украинской государственной символики?

Почему же именно ОСОБА_1 был выбран из всего сообщества, публиковавшегося по адресу ІНФОРМАЦІЯ_2? Просто это был хранитель картотеки и большого числа обессмысленных для публичного применения предметов. Просто ОСОБА_1 выглядел как организатор политических сообществ, которые оказались соизмеримы по численности или влиянию с мелкими националистическими сообществами. И вот кто-то из очередной секточки нашёл соизмеримого с собой организатора соизмеримой секточки, настолько же безрезультатной для истории, но имеющей противоположную направленность. Поскольку хранитель картотеки и склада почти не вёл публичной деятельности, оппоненты решили поднять обширный архив. А в архиве почти любого политического коммуниста непременно найдётся много ненужных и бессмысленных вещей не только с точки зрения исторического процесса, но и с точки зрения любых юридических норм, даже если они направлены на защиту прав животных, а не на противодействие «героизации коммунизма».

Какие выводы могут быть сделаны из документа, завершающего дело 461/2949/17? Первый вывод заключается в том, что политический коммунизм — это такая среда, которая вообще не из чего выводы не делает. "Ще є 2 такі випадки, на даний час триває досудове розслідування, з цією метою не розголошуються всі обставини, оскільки проводяться слідчі першочергові дії"^[41]. Если этих людей не остановили выводы из бланкизма в начале первого десятилетия этого века, если их не остановило омыление украинского политического коммунизма заживо, то их меньше всего может остановить какой-то политический процесс, да ещё весьма невыразительный по польским или немецким меркам. Они вероятно уже никогда не узнают, что если омыление заживо сопровождает некоторые виды наркомании, то политические организмы подвергаются омылению заживо в результате тяжёлой политической наркомании. Вообще-то политический «кайф» важнее политической жизни для большинства публичных фигурантов политического процесса, но это чисто буржуазный принцип и политический коммунизм смотрится в подчинении подобной логике не всегда убедительно. Но, однако же, он не может быть ни врачом, ни лекарством против окружающего политического безумия, ибо сам является одновременно и его очагом, и вызванной им язвой.

Как стоит оценить ОСОБА_1, ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8? Некогда авторы «Немецкой идеологии» сообщили, что «Коммунисты не проповедуют никакой морали». Попробуем обойтись без слёз и без радости, но пониманием. Ни перспектив расширения, ни расширяющегося понимания ситуации у названных не было. Они что-то пытались читать, но весьма не капитально. Вместо этого названные предпочитали от безысходности публиковать внеконтекстные картинки с внеконтекстными надписями, совершать поездки на мероприятия ПСПУ и складировать 19 футболок да 7 кепок. Как бы не оценивались юридически их действия, они бессмысленны, ибо спустя 140 лет никто не вспомнит об ОСОБА_1 так, как сейчас мы вспоминаем Ивана Франко.

Вряд ли ОСОБА_1 заслуживает восхищения. Осуждать того, кто не научился осмысливать свои действия, тоже глупо. В Польше ОСОБА_1 большинству высказавшихся кажется заслуживающим жалости. Ведь это действительно глупо начинать критиковать создавшееся положение задолго до того, как начинаешь критиковать себя как продукт и элемент этого самого положения. Глупо собирать знания, не зная как мало знаешь. И если уже в сократовское время с подобной некритичностью нельзя было достигнуть больших успехов почти ни в одном деле, то тем более это невозможно в нашем обществе, которое неизмеримо более сложное, чем афинское общество сократовского времени. Понятно, что если самоуспокаивающая гносеологическая наркомания приводит в партию безмыслия, то политическая наркомания приводит в партию смерти или приводит политическую партию к смерти, что тождественно. Дело же в другом, в том, что за этими фактами стоят надежды и чаяния живых людей, желающих освободиться от гнёта вещности и товарности. Надежды и чаяния, которые заслуживают уважения не меньше наших, хотя они не выражены почти никогда ясным и чеканным языком. Вопрос, следовательно, только в том, куда движутся эти люди? Они движутся к тому, чтобы заживо утонуть в чёрных водах Леты. И к чему их деятельность точно не имеет никакого фактического отношения, так это к борьбе за коммунизм, для которой «4 дощовики, 5 прапорів, 19 футболок, 7 кепок та 5 дисків» не только не полезны, но прямо вредны вне зависимости от того, разрешено ли официально публичное использование нанесённой на них символики.

___

Последует продолжение

Часть VIII. По вопросу революционности

2017-06-22

Włodzimierz Podlipski

Примерно полтора года назад началась публикация первых шести частей продолжаемого цикла De politica. Это было достаточно давно для того, чтобы практика смогла ответить на некоторые поставленные вопросы и наметить ответы на другие. Говорить о масштабных политических событиях пока не приходится. Это были полтора года донбасской войны. Те полтора года, за которые большинство жертв составили люди, едва ли имеющие какое-либо активное отношение к одной из сторон конфликта. Всё это происходит в каких-то нескольких сотнях километров от Киева, примерно в тысяче километров от Минска, Варшавы и Москвы. Во всё это втянуты некоторые силы соответствующих наций, что хорошо всем известно. Эти довольно близкие бессмысленные убийства без ближайшего смысла (но не без экономического и политического смысла) заставляют определённые части освободительного сообщества упомянутых стран пытаться пробудить в себе ту способность, которая в науке называется теоретическим мышлением. Именно с этой узкой и частной стороны мы имеем разнообразные подвижки, которые вполне хорошо просматриваются при использовании традиционного в политико-гносеологических наблюдениях микроскопа. Ничего такого, что достигло бы уровня успешного классового анализа в узкой сфере нашего интереса, ещё не произошло и вряд ли произойдёт в ближайшую пятилетку — организационные способности освободительных сообществ от Лабы до Волги едва ли усилятся на несколько порядков при их нынешнем состоянии.

Теоретические события последних полутора лет весьма примечательны. Во-первых это образование Объединения Марксистов Польских (SMP) — организации, которая прямо взяла на себя полное исполнение гносеологических и частичное исполнение околополитических функций в условиях полного краха польского политического коммунизма. Первый съезд восстановленного Объединения прошёл в феврале 2016 года то есть вскоре после публикации первых шести частей продолжаемого цикла. Позднее появились первые признаки того, что в России активизировалась теоретическая работа и некоторые российские теоретики стремительно приближаются к осознанию незавидного теоретического положения своей нации и своего незавидного организационного положения. Наконец, несколько месяцев назад немцы, изучающие современные российские источники, запросили в Польше помощь в подготовке читателя на белорусском языке. Нетрудно было догадаться, что причиной этого стали некоторые известия из Минска, которые внимательно проанализировали в Берлине. И, судя по всему, проанализировали задолго до их появления на варшавских рассылках. Сейчас с опорой на полупубличные польские рассылки можно уверенно утверждать, что белорусы, как минимум, двумя сообществами пытаются активно включиться в теоретическую работу. Похожая ситуация складывается и в России, где лишь недавно начали появляться сообщества теоретического мышления с ориентацией на сократический способ работы. Ни российских, ни белорусских сообществ, явно и относительно обоснованно заявляющих о желании осуществлять освоение теоретического мышления, не наблюдалось в прошлом с начала 2016 года аж до 1997 года или ранее. По крайней мере, польские справочные каталоги в этом отношении пусты, а немецкие содержат некоторые ссылки на близкие по теме публикации датируемые 1996 годом. Вне зависимости от результативности польских, белорусских и российских усилий мы наблюдаем нечто беспрецедентное: польские программные заявления, белорусские заявления о желании, российские публикации с попытками добросовестно освоить передовые гносеологические средства. Сам масштаб желаний и организации теоретического сообщества вплотную приближается во всех названных странах к уровню 1990 года. Результат ещё подлинно микроскопичен, но тенденции весьма здоровы и заслуживают приложения сил для своего сохранения. Обратим внимание, что речь идёт исключительно о сообществах, придерживающихся минимально научной программы, т. е. поддерживающих установку на достижение диктатуры пролетариата в политике и материалистической диалектики в теории.

В этих условиях естественно появляются новые вопросы, в которых пытаются уловить направление необходимых действий от элементарного организованного местного теоретического сообщества до национальной партии нового типа. Именно это направление размышлений предполагалось ранее в качестве такого, которое будет активизировано ближайшими же практическими шагами и шажками. Совершенно естественно, что самые скромные успехи в организации теоретических сообществ заставляют снова и снова обращаться к соотношению новейшей теоретической истории и организационных задач. В SMP пытаются строить гипотезы о соотношении наследия и способа действия Семека с тем способом действия, который окажется не менее результативен, чем способ действия, изложенный Владимиром Лениным в «Что делать?». Полемика, проходившая полтора года назад в отзывах и рецензиях к статьям цикла De politica, настойчиво требует ревизии и новой оценки. Кое на что уже можно уверенно смотреть несколько иным взглядом, чем ранее. Удобно найти подлежащие новому рассмотрению положения, рассмотрев полемику вокруг статьи Василия Пихоровича «О роли Ильенкова в мировой революцииopen in new window». Прямо примыкать к этой полемике будет куда более ранняя статья Максима Лебского «Пару слов об аполитичности Э. В. Ильенковаopen in new window». В нашем случае внимание будет обращено на российский контекст полемики. Но нужно сказать, что польская полемика о наследии Семека принципиально изоморфна полемике в российском контексте, за исключением того пункта, который касается завершения биографии.

Полтора года назад наибольшее число содержательных рецензий оказалось дано после публикации III части «Что полезного в политическом коммунизмеopen in new window. Среди них такой весьма точный диагноз, данный Денисом^[42]: «Мне видится проблема отсутствия даже зачатков политического коммунизма в том, что не существует организаций как единого целого. Любая коммунистическая организация сегодня это сумма членов. А раз нет единства, то и нет места для категории тотальности. Т.е. нет необходимости удержать единство. Проблема бы решалась, если бы коммунисты были бы способны воспроизводить хотя бы самые примитивные формы коллективности. Однако современное разделение труда настолько отчуждает человека в производстве, что это отсуждение переносится им и на свою собственную жизнь. Человек не чувствует себя ответственным за то, как он живет. В итоге он не видит самого себя, а это в свою очередь приводит к тому, что человек не видит себя в других. А без этого любая совместная деятельность до уровня коллективной никогда не поднимется. И вот и получается, что даже самый развитый коммунист остается по сути банальным филистером» (выделено при цитировании).

Основная проблема как самого Семека как личности, так и судьбы его наследия, это проблема коллективности. Эта же проблема неизбежно будет мощнейшим образом определять оценку наследия Ильенкова. Она же определяет значение наследия всех не только всемирно-исторических, но и местных теоретиков и практиков обществопеределывания: как Ленина, так и Дембовского, Франко, Чернышевского, Добролюбова. У последнего можно найти такие строки:

Я ваш, друзья,- хочу быть вашим, На труд и битву я готов, — Лишь бы начать в союзе нашем Живое дело вместо слов.

Обозначенную проблематизацию можно сколь угодно глубоко расширять вглубь и вширь польской, украинской и российской истории, но от этого она не получит нового значения. Поднимаемая проблема, разумеется, классическая. «Политическое филистерство» тоже об этом. Именно эта проблема в своей коренной форме поставлена Денисом в рецензии на статью Пихоровича: «Я считаю, что одним из признаков подлинности революционера является его жизнелюбие».

Традиция, к которой косвенно взывает Денис хорошо видна. В логике она представлена такими фигурами как Робеспьер, Сталин и Фромм. Это весьма лёгкая в усвоении и симпатичная просветительская логика. К сожалению, эта логика не умеет грамотно соотносить себя с объективной действительностью, что хорошо видно по судьбе письменного наследия названных. Ведь и Денис тоже начинает не с объективного и не со всеобщего: «Я считаю...». Учение Фромма о революционном характере и органичной ему жизнелюбивой (биофилической) установке, разумеется, не плод фантазии. Фромм неслучайно вспоминает в соответствующих местах разных работ Сократа, Экхарта, Мюнцера и Лессинга. У меня нет никаких оснований, чтобы требовать от Дениса не сравнивать названных с Ильенковым или Семеком. Вопрос только в том, чтобы понимать, что мы сравниваем не фотографии, не гносеологические позиции, тем более не темпераменты — это нужно подчеркнуть людям, не дошедшим до уровня Дениса. Сравниваем мы траектории в теле культуры, интегральную историческую действенность. Разумеется, все названные имели весьма устойчивые идейные и гносеологические позиции, никто из них не был «флюгером». Потому взаимное сопоставление практических результатов деятельности названных и их практических форм жизнелюбия возможно и необходимо. Здесь Денис ставит вопрос верно. Неверно то, что он демонстрирует весьма механистическое понимание революционности. Полтора года назад мне приходилось специально поднимать этот вопрос в таком тезисе: «Революционность в собственном смысле исследуется гносеологией, где она понимается как совпадение изменения обстоятельств и изменения мышления. С гносеологической стороны революционность — это сращенность порождения и употребления идеального, воплощённая практичность или успешная в своей целостности и всеобщности практика».

Из написанного читатель должен был бы понять, что революционность определяется в гносеологии, что она является гносеологической категорией, неподвластной, впрочем, уверенному суждению специалиста-гносеолога. Понимая, что эта мысль весьма мало известна к востоку от Буга, я специально связал это положение с обширным примечанием: «Это и подобное определения восходят к третьему тезису Маркса о Фейербахе. Имеется в виду его завершение: «Совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика».

При сравнении польской формулировки с оригиналом важно отметить, что оттенок смысла «практика переворота», «переворачивающая практика», «практика, превращающая противоположности» не сохранён.

Ср. польский фрагмент

Zbieżność zmian warunków i działalności ludzkiej może być traktowana i racjonalnie rozumiana jedynie jako praktyka rewolucyjna.

И немецкий оригинал

Das Zusammenfallen des Änderns der Umstände und der menschlichen Tätigkeit kann nur als umwälzende Praxis gefaßt und rationell verstanden werden».

Таким образом, проблема тождества противоположностей и проблема революции в любом смысле оказываются более чем близкими, если не слитными. Это вывод, который был сделан задолго до «Философских тетрадок» Ленина. Это вывод, который последний лишь несколько оттенил.

Но как же связаны тут превращающиеся противоположности и вопрос Дениса: «Страдать алкоголизмом и суицидничать тоже по заветам Ильича в эпоху реакции?»

Связь очевидна, если обратить внимание на следующее сугубо механистическое положение: «...для того, чтобы быть революционером в эпоху реакции, надо, как минимум, в эту эпоху войти революционером».

Вопрос о революционности отличается от вопроса о простой адекватности не по существу, а по масштабу. Простая адекватность предполагает узкий масштаб деятельности, нередко индивидуальный или семейный. Революционность предполагает адекватность по отношению к коллективу, результативность в широкой непосредственно-коллективной деятельности, в масштабах всего общества. Таким образом, каждый акт обращения с идеальным, его «осуществления» или «выработки» может оцениваться в качестве в основном адекватного или в основном неадекватного исходя из значения в продвижении от относительной к абсолютной истине. Легко понять, что обращение с некоторыми категориями (в силу природы порождающей их практики) может оцениваться только как революционное в основе или контрреволюционное. Разумеется, любая личность сохраняет целостность своей практической линии, но и качественные превращения типа перехода на сторону революции или контрреволюции также принципиально возможны.

Подходы к завершению биографии Ильенкова могут быть всякими. Особенно смешны нормативистские подходы, подобные подходу российского Гароди — богемного квазитеоретика Цветкова. Нормативисткий подход предполагет, что его собственное изложение вряд ли может быть написано, ибо пишущий как остающийся жить не выполняет норматив. Вероятнее всего лишь немного умнее будет подход со стороны общей этики, если понимать её в духе материалистической диалектики, например, по Л. С. Горбатовойopen in new window.

Самое очевидное и простое понимание завершения биографии Ильенкова может быть найдено в том, что это завершение изоморфно завершению биографии всего советского общественного организма. Российский политический процесс (а именно российская администрация первой активно стала обосабливаться от общесоюзной) до удивления похож на рассказ Сувороваopen in new window о завершении биографии Ильенкова. В 1991 году российские общество совершило попытку самоубийства, но орудие не впилось так глубоко как хотелось. Понадобился ещё 1993 год, чтобы доныне существующий режим четвёртого октября стабилизировал контрреволюцию. Точно по такой же логике, но куда более замедленно, развивается украинский общественный процесс.

По всей видимости, любое иное внимание к завершению биографии Ильенкова может быть расценено не иначе как преувеличение роли личности, как уход в рассмотрение личной активности именно там, где она имеет наименьшее значение для образования форм коллективности. По отношению к революционному делу это вопрос того же порядка, что и вопрос о материале оправы очков Чернышевского, вопрос о материале кресла Семека, вопрос о предпочитаемой Сталиным марке табака и вопрос о составе волокон жилета Фромма.

Из этого вовсе не следует, что вопрос ставить неуместно. Вопрос ставить как раз уместно. По цельности революционной практики, и по настроению Ильенков, разумеется, значительно уступает Чернышевскому и Ленину. Если последних понимать исторически как личностей, то их фамилии это лишь псевдонимы реальных форм коллективности революционных классов. И здесь действительно невозможно представить условий, в которых Ленин закончил бы как Ильенков. Впрочем, ведь разработчик основ политической программы, которую потом назовут ленинизмом, Николай Евграфович Федосеев^[43], закончил именно так, как Ильенков. Федоссев знал Ульянова и они не были сильно разделены хронологически. Разное завершение биографии налицо, крайняя близость политических и гносеологичеких установок тоже.

Тем не менее, найти в РСФСР кого-то, равного Ильенкову по совокупности сохранности значения идейного наследия трудно, если потребовать также близкой широты интересов. От наследия большинства официальных и полуофициальных теоретиков разных стран народной демократии не осталось вообще ничего, что можно было бы назвать актуальным или имеющим хотя бы условное будущее умственное значение. По значению для современных попыток организации дееспособных теоретических сообществ также трудно найти равных Ильенкову. Подобно Семеку, Ильенков не занимался подбором ярких и оригинальных идей. Как теоретик он работал с общезначимым и потому смог в решающих для успеха всего теоретического дела сферах избавиться от иллюзий. То, что главным историческим фоном работы Ильенкова была катастрофическая деколлективизация, это, смотря на нашу эпоху, лишь условие высокой понятности. В организационном отношении эти же условия — залог именно организационной бесполезности. Правда, здесь Ильенков оказывается в компании Чернышевского и Добролюбова. Как раз от них тоже не ждут прорывных организационных знаний.

Главное противоречие наследия Семека и Ильенкова заключается в том, что его усвоение необходимо для каждого участника организующихся освободительных сообществ, но само по себе технически-организационно это наследие бесполезно. Тот особый уровень смысла по вопросам проблем саморасширяющейся коллективности, которого смог достигнуть Ленин в «Что делать?», бесполезно искать у Семека или Ильенкова. Этого уровня смысла нет также у Чернышевского, Сталина и Фромма. Но могли ли его иметь все названные? Кто из них проштудировал перед изложением своих организационных взглядов «Феноменологию духа»? Да и приходилось ли им по условиям своей эпохи систематически излагать эти взгляды в широком контексте мировой умственной истории?

Полтора года назад Тушканчиков специально выставил возражение на мой тезис: «где аргументы в пользу того, что тысяча организованных понимающих сторонников книги Канарского менее практичны, чем тысяча тех, кто остановился в своей организованности и понимании на работе Ленина?»

Не отказываясь от того, что возрастание логического напряжения в теории — это очень важный признак движения в сторону практичности^[44], осмелюсь заметить, что совсем не правы те, кто увидел в Тушканчикове политического фанатика и едва ли не флагомахальщика. Общие и долгосрочные перспективы освободительного движения не могут быть не связаны с политической формой. Потому полтора года практики SMP дали возможность оценить замечание Тушканчикова как верное и глубокое: «Канарского сравнивать с Лениным некорректно. Канарский — это скорее Гегель, разумеется подправленный, обогащённый Марксом, Лениным и социалистическим строительством. Но до собственно Ленина с Марксом тут ещё далеко. Корректнее было бы сравнить тысячу гегельянцев-фейербахианцев с тысячей организованных наследников практики Гракха Бабёфа, в своём понимании не поднявшихся выше какого-нибудь Фурье». Количественный критерий действительно больше подходит для политической практики, чем для теоретических сообществ. Качественный — наоборот. И как раз трудности с организацией подготовки грамотных теоретических кадров заставляют лучше понимать роль практики и, в особенности, практики политического уровня. Это не только польский вывод. Попытка сохранить возможность перехода к собственно политическому масштабу работы весьма важна и для Дениса. В риторическом опровержении он спрашивает: «Я так понимаю, что Ленин в период реакции не уделял внимание для вновь прибывших большевиков практике политического коммунизма?» Эта форма высказывания хотя и не оттеняет большой глубины, но куда важнее для постановки вопроса, чем глубокий тезис Тушканчикова. По сути Денис вводит нас в центр весьма старой и постоянной немецкой полемики, которая с образованием SMP перекинулась в Польшу. Речь идёт о том, до какой степени возможно прикладывать усилия в политические и профсоюзные организации. Специальным фоном вопроса является предположение, что реакция продлится ещё несколько лет и заметного результата именно в названных организационных формах не предвидится. Как не предвидится в этих организациях и большой вербовочной пользы для сообществ практического материализма. Ленинская теория революции предполагает, что в решающих для исхода всего дела зацепках профсоюзная, организационно-партийная, отчасти даже военная активность должна иметь партийное в гносеологическом смысле направление накануне решающей политической схватки. «Альтернативы» тоже известны — это либо, говоря белорусскими словами, безпартыйшчына, либо бланкизм. Ленинизм является историческим результатом преодоления обеих названных тенденций. Безпартыйшчына может выступать и в чистом виде абстрактных квазитеорий, и в виде практикующего экономизма — практичность этих вариантов одинаковая, их итог — поражение революции. К сожалению, эта простая справка вряд ли отменит вывод из прошлых частей, о том, что актуальный политический коммунизм — это лишь форма безпартыйшчыны. Полагаю, что Денис не будет возражать, если ему будет приписан польский контекст размышлений, охватывающий политические споры в SMP. Речь идёт главным образом о вопросе того, какие усилия будет разумно тратить теоретическому сообществу на собственно организационно-политические вопросы в ближайшем будущем, имея ввиду, например, возможность резкого обострения политической ситуации. Как объём этих усилий должен зависеть от уровня грамотности теоретического коммунизма? Позиция Пихоровича о стихийной отбраковке непригодных форм деятельности может быть рационально понята тоже только в этом контексте, иначе получается просто типичное политически-коммунистическое принижение сознательности, что не менее глупо, чем отождествление Тушканчикова с флагомахателями.

Вообще же при соизмерении позиций Дениса и Пихоровича нужно не упускать из вида, что они имеют под собой разное фактическое основание. Те же самые формы работы неизбежно имеют на Украине и в России существенно разный компонент случайности, который связан как с разной численностью населения, так и с разной политической обстановкой. Несомненно, что по этим причинам Россия гораздо более подходит для планомерной и расширяющейся просветительской работы. Наоборот, довлеющее значение «давящих обстоятельств» относительно масштаба работы куда более сильно проявляется на Украине. Однако эти соображения не должны мешать соизмерять все названные точки зрения по единой шкале и пытаться делать из их сопоставления выводы на уровне всеобщности.

Таким образом, в контексте взаимодействия теоретических самообразовательных сообществ с другими формами активности тезисы Дениса, Тушканчикова и Пихоровича оказались вписаны примерно в один и тот же контекст, отнесены к единой проблеме. Первым же выводом из осмотра предложенных позиций является тот, что исследовать реально достижимое соотношение стихийного и сознательного элемента никто не собирается. Это невероятно трудная задача, ибо не зря полтора года назад пришлось обратиться к такому образу как «Что делать? 2.0». Увы, без этого исследования все названные позиции обречены оказаться инвалидными. Разумеется, очень неплохо, что трём названным удалось совместным трудом правильно поставить обсуждаемый здесь снова вопрос. Но в условиях отсутствия предпосылок для реального более-менее широкого проявления способности по созданию обширных и умных освободительных сообществ выйти на уровень Ленина невозможно. Ибо логику «Что делать? 2.0» нельзя взять из имеющейся практики. Сама логика «Что делать?» (которое 1.0) была для Ленина результатом работы «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». По организационной, политической и гносеологической силе, по влиянию на массы эта организация превосходила SMP не менее чем на порядок, в ряде важных аспектов деятельности на два порядка. Что касается состояния дел за Бугом, то там SMP пока что само является несоизмеримо большим по численности и влиянию, а в некоторых странах и по теоретическому уровню. Если в Польше рискованно содержательно ставить вопрос о конкретных навязываемых обстановкой формах соотношения сознательности и стихийности, то в России, где нет даже подобных SMP суррогатных организаций для систематической теоретической работы, это невозможно тем более. Хотя именно в России выводы необходимого анализа не могут не быть востребованы куда сильнее чем в Польше.

Шаткость российского положения Денис понимает очень хорошо: «... выводить особый тип "революционеров" которые живут только в эпоху реакции (эдакий "реакционный" подвид революционера) и которые очевидно абсолютно бесполезными окажутся в период революционного подъема, тупиковый путь для самооправдания. Какими навыками будут обладать люди, выученные такими людьми?»

Ильенков, живший в эпоху нарастающей деколлективизации, именно со стороны указания конкретных форм широчайшей коллективной работы оказался наименее полезным. Это относится и к Семеку, о котором говорили, что он не занимается «историческим материализмом». Но заслуга Ильенкова и Семека в другом — они сберегли логику коллективзации в свою эпоху действия противоположных тенденций. Именно это прямо называет главной заслугой Ильенкова Лебский. Причём Ильенков сберёг логику обобществления сознания и индивида в куда более практичной форме чем Семек, не имевший столь яркой педагогической практики над почти растительными человеческими существами. Это действительно основа дальнейшего создания новых форм коллективности, пусть абстрактная. Следует помнить правильное замечание Самарского, что каждого деятеля надо рассматривать по мерке именно его эпохи, а не наших потребностей. Ибо в противном случае страдает не история, которая уже произошла, а как раз наши современные потребности.

Практическая бесполезность многих из тех, на кого оказал влияние Ильенков, тоже не новое явление. Вокруг Чернышевского не было никого соизмеримого с ним, кроме Добролюбова. Так и тот не был представителем другого поколения и сформировался во многом параллельно ещё до знакомства с Николаем Гавриловичем. Ленина тоже окружали люди, сильно уступавшие ему в логической культуре, в некоторых аспектах катастрофически уступавшие ему.

Теоретическое банкротство новой формы господствующей квазилиберальной идеологии в 2000-х годах привело к тому, что политические либералы стали для поддержания академического авторитета заимствовать как идейные, так и лексические платы у своих противников. Усилились попытки представить Ильенкова и Семека как сторонников исключительно рыночно-денежных способов регуляции общественной жизни. О характере обоснованности этих попыток говорит тот факт, что если признание названных как материалистов-диалектиков в главном состоялось и закрепилось, то попытки выставить их сторонниками рынка продолжаются до сих пор и до сих пор основаны на игнорировании логической оппозиции Ильенкова и Семека Гайо Петровичу, Оте Шику и Адаму Шаффу. Фактически (по совокупности заслуг) Петрович, Шик и Шафф передставляли враждебную гносеологическую и политическую партию по отношению к Семеку, Ильенкову, Марксу и Ленину. Именно поэтому единственным инструментом партии противодействия мышлению является попытка раздувания того факта, что у Семека не было больших логических симпатий к Беруту, а у Ильенкова к Сталину. Практическая сторона дела подобных людей нисколько не интересует. Впрочем, это типично для представителей господствующий идеологии, особенно когда у них (говоря языком французских постмодернистов) «закончились чернила» и они желают залезть своими опустевшими перьями туда, где «брали чернила» Маркс и Ленин.

Поэтому конечно безусловными реакционерами являются те, кто распространяет мнение о наличии некоей качественно особой семековской или ильенковской школы. Названные всегда придерживались мнения Гегеля, предостерегавшего читателя: что в этих работах от меня, то неправда. Кроме того, следует помнить, что влияние педагога хоть и огромно, но не может нивелировать влияние всей общественной обстановки и даже её больших участков. Разумеется, в учениках есть черты личности от Семека и Ильенкова, но главное дала новому поколению новая же общественная конъюнктура. Потому если в среднем своё общество предают условно 70 из 100, то и из 10 учеников Семека не могут не оказаться 3-4 предателя. Дело влияния Семека тут только в соотношении среднего дальнего и среднего близкого, но не в полной «стерильности факта», если вспоминать слова тех же постмодернистов. Как раз требование «стерильности факта» тождественно постмодернизму по логическим основаниям. Вопрос же политической дееспособности учеников Семека и Ильенкова — это вопрос несколько иной. Денис весьма прозорливо замечает: «Моё подозрение, что такие «реакционные» революционеры думают, что для них {таскать} каштаны из огня другие люди будут в период революционного подъема?» Впрочем, логически риторика весьма слабая. Ведь реальной основой является то, что в некоторое время мыслитель может получить достоверный прогноз невозможности широкой революционной работы на протяжении любого физиологически возможного срока его жизни. Времена не выбирают, — говорил некоторым собеседникам Семек в ответ на вопрос о том, тяжело ли преодолевать организационное сопротивление позитивистов. Во времена глубоких спадов важно сохранить саморасширяющееся ядро метода теоретического мышления. Предметно-практически задуматься при этом о том, кто и когда будет таскать каштаны из огня, это уже приятная, но не самая необходимая деликатность. Важно, чтобы вообще хоть кто-нибудь понял, что таскать каштаны из огня будет нужно. Иначе будет польский 1863 год или российский 1861 — результат-то в итоге оказался один на всех. И если возвращаться к вопросу о политической недееспособности учеников, то вряд ли в нашем контексте важны именно личные связи, ибо партия как в политическом так и в гносеологическом понимании — это не костёл с цепочками посвящения. Но несомненно важен отклик на строй мыслей, на способ мышления. В этом смысле я бы не стал серьёзно отличать относительно недавно умерших Семека и Ильенкова от Леси Украинки, Эдварда Дембовского, Томаша Мюнцера или Сократа. Значение их наследия в «камертонном звучании» с нашими вопросами и поисками ответов следует признать тождественным. Различна лишь интенсивность идейной борьбы, её местные направления. Но генеральное направление борьбы всегда определяется ленинским принципом партийности: либо партия предметно-истинного мышления, либо партия противодействия ему, либо партия наличного положения, либо партия очеловечивания, либо партия частной собственности, либо партия общей собственности.

Последует продолжение

Часть IX. От Львова до Челябинска

2017-08-09

Włodzimierz Podlipski

Меня оклеветали пред русскою молодёжью. Я всегда сочувствовал каждому движению её. Мне показывали эти <...> прокламации. На них смотрят с недоумением, потому что всех пугает форма, но все однако уверены в их могуществе, хотя бы и не сознавая того. Все давно падают и все давно знают, что не за что ухватиться. Я уже потому убеждён в успехе этой таинственной пропаганды, что Россия есть теперь по преимуществу то место в целом мире, где всё что угодно может произойти без малейшего отпору. Я понимаю слишком хорошо, почему русские с состоянием все хлынули за границу и с каждым годом больше и больше. Тут просто инстинкт. Если кораблю потонуть, то крысы первые из него выселяются. <...> Она {Русь} обрадуется всякому выходу, стоит только растолковать. Одно правительство ещё хочет сопротивляться, но машет дубиной в темноте и бьёт по своим. Тут всё обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности.

Ф. М. Достоевский, из романа «Бесы»

Проницательный читатель может подумать, что я знаю об ОСОБА_1 больше, чем пишу. Мало ли кто что знает. Вот, например, сам проницательный читатель наверняка знает, что все всемирно-исторические деяния совершаются не иначе как с согласия ложи иллюминатов, которые засели в Восточном Берлине и носят серые фуражки с чёрным козырьком, изображениями колосьев, циркуля и молота. Похоже, что это официальная точка зрения того самого государства, которое сделало второй аншлюсс. Недавно один мой немецкий знакомый 1992 года рождения, устраивавшийся на работу в государственный детский сад прислал копию поданной ему на подпись расписки, в которой он должен был подтвердить отсутствие своего членства в той самой ложе иллюминатов, которую вроде бы распустили и лишили финансирования аж в 1990 году.

На востоке существуют некоторые круги, которые считают, что судебные процессы и глупые расписки, официально как-то соотносимые со словом «коммунизм» существуют только в некоторых странах к западу и северу от Буга и совсем не касаются тех территорий, которые находятся к востоку от Днепра и Дона. Увы, это досадное заблуждение. Не так давно очередную «злодейскую ложу иллюминатов» нашли аж на российском Урале, в городе Челябинск. В логику произведений Кафки процесс над «агрессивными коммунистическими элементами» из Челябинска вписываться ничуть не хуже, чем процесс над ОСОБА_1. Наоборот, в челябинском процессе Кафка с большей охотой признал бы своё произведение.

В челябинском процессе, в отличие от львовского, имели место пытки и создание «доказательств преступления» из предметов, никак не связанных с деятельностью обвиняемых. «Артёму подкинули гранату, после ареста его пытали в тюрьме с целью выбить признания^[45]». Упомянутый Артём Чернецов это российский политический заключённый, ЛИЦО_2, являвшийся основным генератором идей в том сообществе, которое подвергли полицейскому разгрому. Уральский ЛИЦО_1 тоже опубликован. Это некто Егор Петряков 23 лет (на май 2017 года). В отличие от Чернецова, этот человек даже в абстрактной возможности не может вызывать сочувствия как и подозрений в коммунистических убеждениях.

В той мере, в какой российская политическая полиция это карикатура на польскую, челябинское дело является одновременно карикатурой на дело Новицкого, дело Коммунистической Партии Польши, одесское дело и львовский процесс против ОСОБА_1. Из каждого процесса было взято только то, что было в нём комическим и предельно несуразным, после чего экстракты объединили в выводы российского досудебного следствия.

Всем интересующимся людям известно, что российский политический коммунизм точно так же с большими трудностями пережил 2015 год, как и украинский. Смерть российского политического коммунизма была тихой. Один из вздохов по застойной обстановке на Донбассе то тут, то там становился последним для какой-либо организации, пытающейся отождествить себя с коммунизмом. Таким образом, политического коммунизма в России почти нет, организованного политического коммунизма нет вовсе.

Эту катастрофическую ситуацию должна была устранить хотя бы в своём сознании российская политическая полиция! Ведь ей зачем-то понадобились враги именно в Челябинске. В итоге всё-таки кто-то из этой организации вспомнил немецкую пословицу «архивы — неоценимая вещь». Уж не после ли прочтения сводки об ОСОБА_1 от коллег из Львова?

Несколько лет назад против польских политических коммунистов было выставлено обвинение по публикациям 2011-2012 годов. Может, в Челябинске хорошо проштудировали с автоматическим переводом это польское дело? «Событие преступления», произошедшее с обвиняемыми относится к 2012 году. Теперь добавим сходства с одесским процессом: пять социалистических школьников собирали квазивоенное снаряжение и совместно занимались спортом. К упомянутому снаряжению потом была для убедительности добавлена граната. Иначе впечатления куча ненужных вещей не производила, а нужно было срочно спасать замысел процесса, для которого не находилось не только убедительных, но даже подходящих доказательств.

Разумеется, вооружённое противодействие жертвам челябинского процесса не удалось бы оказать даже на уровне суицида по причине отсутствия оружия. Но это мелочи, когда политической полиции нужны враги. С 2012 года челябинский ЛИЦО_1 успел побывать «левым коммунистом», сталинцем, троцкистом, украинским националистом, фашистом зюгановского и муссолиниевского толка, адептом «третьего пути»... об остальном гугл может до сих пор не знать. Одним словом, мы имеем перед собой флюгера, вполне достоверного в своей глупости. Применять к таким пытки бесполезно — это не более осмыслено, чем доить корову в дуршлаг. Но ведь из флюгера пытаются создать «агрессивный коммунистический элемент» и создать юридический шаблон борьбы против вполне себе реальных коммунистических элементов.

Стоит обратить внимание, что челябинский ЛИЦО_1 не просто флюгер, а такой флюгер, который по львовской классификации называется он-лайно. Кстати, львовский ОСОБА_1 тоже вполне вписывается в эту категорию. Челябинское ЛКСМУ называется Народная социал-демократическая политическая группа — НСДПГ. Поскольку мы имеем дело с онлайном, должен существовать и адрес ИНФОРМАЦИЯ_1, что придаёт процессам добавочное сходство. Вероятнее всего, там тоже можно найти некоторое количество внеконтекстных изображений и цитат ОСОБА_5 (известного российского гегельянца, потомственного дворянина Симбирской губернии). Что интересно, он-лайно Львова и он-лайно Челябинска удивительно схоже не только в отношении результативности, но и в отношении наличия школьников, а также в отношении теоретической безграмотности. Подобно тому, как львовские ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8 пытаются выйти из процесса любым способом, челябинские ЛИЦО_6, ЛИЦО_7 и ЛИЦО_8, будучи школьниками и признав преступность своих действий, вывели себя из процесса. Это позволили сделать им очевидно лишь потому, что найти за челябинскими социалистическими школьниками действия, которые можно убедительно предъявить на гласном судебном процессе, не менее трудно, чем за ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8. Господин Петряков, подобно ОСОБА_1, признал преступный состав своих действий и ожидает процесса. Артём Чернецов по состоянию на середину июня не соглашался признать своими те вещи, которые подготовила для него политическая полиция. Во Львове не было никаких шокирующих доказательств — львовским школьникам просто не догадались «предоставить перед задержанием» несколько ящиков миномётного снаряжения или хотя бы один зенитно-ракетный комплекс, чтобы в городе П не смеялись над кучей футболок. А в Челябинске догадались! Слава России! Героям слава!

Подходя к вопросу серьёзно, сложно не отметить, что во Львове самая несерьёзная глупость была возведена в систему с самым серьёзным видом без всякого драматизма с чисто европейской тупостью. ОСОБА_1, должно быть, довольно быстро понял, что к коммунизму его деятельность не имеет почти никакого отношения. Зато она имеет отношение к тому, за счёт чего одна из львовских группировок хочет получить преимущества в виде возможности лёгкого устранения всех своих политических оппонентов путём создания «коммунистов» из кого угодно сколь угодно плохо подходящих на эту роль. В Челябинске тоже лепили «коммунистов», но решили для подстраховки провозгласить обвиняемых сталинцами. Не пытаясь рассмотреть ОСОБА_1 как сторонника пани Витернко, трудно упустить из внимания, что в той же мере челябинский ЛИЦО_2 проявлял интерес к Навальному. Он появился на одной из встреч этого российского политика. Сложно отделаться от мысли, что если ОСОБА_1 сильно надоел украинской политической полиции после присутствия на съезде ПСПУ, то вся НСДПГ надоела российской политической полиции после появления Чернецова на встрече с Навальным. Работники политической полиции обычно не маньяки, прослушивающие разговоры под каждой школьной лестницей, но им точно не нравится, когда кто-либо упорно раз за разом навязывается в их поле зрения. Это хорошо известно немецким социалистическим школьникам и именно поэтому в Германии до сих пор не было политических процессов с участием социалистических школьников, которые были бы соизмеримы львовскому или челябинскому. Вдумчивость и скромность это отнюдь не немецкие национальные добродетели, но именно их очень и очень не хватает участникам всех упомянутых некрасивых историй, над которыми так легко плакать или смеяться, но так трудно их понимать. Немецкого, а в последнее время и польского, социалистического школьника в противоположность этому понимать легко, ибо его главным стремлением является получение развитой идейной жизни, живя которой он сможет безошибочно содействовать социальной революции в любой ситуации. В Варшаве поговаривают, что это стремление медленно проникает на восток, правда соизмеримые проявления этой тенденции на востоке пока ещё не стали достоянием публики, хотя, вероятно, нужно просто уметь точнее общаться с гуглом кириллицей. Судя по известному, идейная жизнь к востоку от Вислы отнюдь не быстро оздоравливается, если оздоровление вообще происходит. Ни львовский, ни челябинский процесс не показывают никаких обнадёживающих тенденций.

Нам ничего не известно о деталях идейных позиций ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8. Однако, это было совсем не важно в контексте разбора процесса против ОСОБА_1. В отличие от львовян, ЛИЦО_6, ЛИЦО_7 и ЛИЦО_8 самоопределились в пользу абсолютно разных фракций^[46] и отнюдь не собирались становиться сталинцами, как их пытаются представить в России. Стоит особенно отметить, что в челябинском процессе идейная принадлежность стала элементом драмы и фактором борьбы, ведь политической полиции потребовались именно «сталинцы». В отношении ОСОБА_1 никто не пытался навязать ему некий катехизис убеждений — они вообще никого не интересовали; вероятнее всего, даже ОСОБА_1 интересовался своими убеждениями весьма мало. Впрочем, в Челябинске уровень мышления не сильно выше. В новом челябинском процессе, который не менее бессмыслен и глуп чем процесс против КПП или против ОСОБА_1 характернее всего лозунг, написанный на упоминаемых листовках 2012 года — «Жуй буржуя!». Это не ошибка перевода, по просьбе его перепроверили во всех источниках по цепочке до российского оригинала, представляющего из себя вторичную заметку о событиях. Именно это почти бессмысленное словосочетание стояло в заметке некоего осведомлённого россиянина. Говорить в отношении людей, поддерживающих такие содержательные, понятные и глубокомысленные лозунги о революционности, даже политической, не приходится. О том, что их дела наносят вред возможностям революционного движения, говорить не только можно, но нужно. Ведь разобранные судебные процессы всё-таки как-то относятся к такому реальному движению как коммунизм. Это их отношение отнюдь не только юридическая иллюзия, хотя оно вовсе не прямое, а опосредованное несколькими звеньями.

Часть X. Что требуется от революционера?

2017-08-21

Włodzimierz Podlipski

Статья Дениса «Что требуется от революционера?open in new window» появилась весьма своевременно. Поднимаемые вопросы действительно двигают обсуждение вперёд и являются, при остроте формы, существенными для прояснения необходимых практических связей. Нет потому ничего удивительного, что ответ будет близок к диалогической форме.

___

Итак, Денис пишет: «... я, возможно, не совсем точно выразился с «жизнелюбием», что было истолковано польскими товарищами не как желание и умение выдержать напряжение противоречия (в первую очередь именно общественного), а как случайная личностная черта, с приписыванием мне рассуждений о "табаке Сталина"».

Категория жизнелюбия, относимая традиционно к высшей психологии, была взята по Фромму (у которого она фигурирует в греческой форме как биофилия и преимущественно как случайная личностная черта), что абсолютно традиционно для польской теоретической литературы. Для наших социалистических школьников Фромм является одним из самых простых и ярких авторов, которые были весьма популярны у поколения социалистических школьников, получившего аттестаты с 2005 по 2012 года. Поэтому предположить уровень полемики ниже чем у Фромма было затруднительно. Разумеется, рассуждения Фромма очень часто имеют сильный уклон в абстракции и во внеисторизм, который мы, признаемся, ожидали найти в классическом повторении. К счастью, проблема жизнелюбия оказалась осознана Денисом более практично, чем Фроммом. Оценить меру этой практичности нельзя без того самого «табака Сталина», который Денису НЕ приписывался. Итак, вот длинная выписка из предыдущей части «De politica»:

«Самое очевидное и простое понимание завершения биографии Ильенкова может быть найдено в том, что это завершение изоморфно завершению биографии всего советского общественного организма. Российский политический процесс (а именно российская администрация первой активно стала обосабливаться от общесоюзной) до удивления похож на рассказ Суворова о завершении биографии Ильенкова. В 1991 году российское общество совершило попытку самоубийства, но орудие не впилось так глубоко, как хотелось. Понадобился ещё 1993 год, чтобы доныне существующий режим четвёртого октября стабилизировал контрреволюцию. Точно по такой же логике, но куда более замедленно, развивается украинский общественный процесс.

Возражение, закрепляемое в данной выписке, касается того, что вопрос о завершении биографии Ильенкова в отрыве от вопроса о завершении биографии всего советского общества имеет исчезающе малое практическое значение. Относится ли Денис к тем, кто считает существенным разделение этих вопросов? Это очень неважно, потому что Денис пытается связать вопрос завершения биографии Ильенкова с вопросом организации форм коллективности, пригодных для поддержки социальной революции. То есть в общем стремление к рациональному вписыванию наследия Ильенкова в контекст мирового революционного процесса Денис пытается осуществить: «Вопрос-то с Ильенкова не снимается — выдержал ли он напряжение противоречия или нет?»

Ильенков напряжение противоречия НЕ выдержал. Его идейный продукт напряжение конкретных исторических противоречий в основном выдержал. Можно смело утверждать, что масштабных и фатальных теоретических ошибок идейное наследие Ильенкова лишено. Следовательно, в отношении Ильенкова можно обнаружить то, что называется относительной самостоятельностью идейного продукта. Однако в вопросе о расхождении практикуемого Ильенковым метода познания с системой осуществляемой им практики опять-таки всё значение должно быть перемещено на проблемы всего советского общественного организма («польские товарищи станут утверждать, что причины самоубийства не имели отношения к общественным противоречиям?»). Ильенков как наиболее далеко ушедший от сусловщины в сторону ленинизма, именно поэтому и выражает советские реалии наиболее чётко. Именно субъективно отвергнув различные советские мерзости, Ильенков становится куда более выразительным представителем советской эпохи, чем какой-нибудь Суслов, работающий по принципу «улавливаю интерес — выражаю интерес».

___

«Поскольку умение выдерживать напряжения противоречия как раз и составляет содержательную сторону определения ума, то можно задать вопрос и по-другому: так ли умен Ильенков, как о нем говорят его почитатели?»

Очевидно Ильенков не так умен, как говорят его почитатели. Почитателей в данном случае и в подобных случаях вообще важно отделять от тех, кто пытается учится мыслить у какого-либо мыслителя-популяризатора. Разнообразных почитателей Гегеля в Польше иногда бывает непросто отделить от тех, кто пытается одолеть гегелевский метод. Стоит всегда помнить, что само знание и даже понимание Гегеля в общем бесполезно, если некто не собирается разбираться в наследии (выбираю несколько ключевых, явно не академических фигур) Мюнцера, Ленина, Санкары и Маркса. Зато для понимания всех названных без грамотного овладения наследием Гегеля обойтись невозможно. Польское Товарищество Гегеля и Маркса состояло из обеих названных фракций и лишь относительно недавно началось их решительное размежевание на фоне образования Объединения Польских Марксистов. Поэтому вопрос о почитателях, которые, по верному замечанию, Дениса «не революционеры», оставим закрытым. «Пройди взгляня, они не стоят взгляда» — говорил о подобных Вергилий Данту, идущему по преддверию ада, где томились души, не знавшие никаких свершений, по которым можно их было бы распределить в ад или рай.

Что вообще значит самоубийство Ильенкова с точки зрения ума? Денис правильно определяет, что это нехватка ума. Ситуации, когда нет потребности в дальнейшем движении теории, невозможны ни в каком жизнеспособном обществе. Они возможны только после всемирной ядерной катастрофы, после выяснения того, что пригодных для жизни территорий не осталось.

«Ушел ли он из жизни, решив, по крайней мере для самого себя, что в затронутой им проблематике он больше не сможет ничего добавить? Ведь по факту, вслед за ним, остановившим собственной рукой дальнейший рост своей теоретической ценности, защитники его суицида так же соглашаются с Ильенковым, что, мол, порядочно теоретического наследия уже, «чернила закончились» — можно и закругляться». Ниже у Дениса более ясная формулировка подобного положения: «По сути Федосеев и не стал по-настоящему революционером (остановившись на этапе революционного просветительства) именно из-за самоубийства. А что могло бы получиться из него, если бы он себя не убил, мы как раз видим на примере истории жизни Ленина. Революционер прежде всего должен помнить, что фактически его жизнь ему уже не принадлежит, раз уж она стала выражением определенных форм классовой борьбы. И вредить делу революции, накладывая на себя руки, у революционера нет никакого личного права».

Это положение прямо приводит к выводу о том, что завершение биографии Канарского или Семека более предпочтительно. Сложно найти направление возражений против этого. Как показывает опыт Семека, вовсе не обязательно было ложиться в гроб, чтобы тебя очно называли умершим мыслителем и дохлой собакой. Павел Кучыньский (отнюдь не коммунист, просто «любящий Польшу на расстоянии» американский иммигрант), снявший единственный фильм про Семека, в качестве одного из вариантов названия рассматривал «Философ, который дважды умер». Ильенков примерно в 1992 году был бы тоже таким. Сам факт самоубийства показывает в общем, что теоретическую работу в СССР ценили небывало высоко. Марксистские убеждения Семека никогда не были предлогом для масштабной травли, хотя в покое польского гегельянца не оставляли до смерти в 2011 году. Наоборот, враги Семека были уверены, что этот «немецкий мыслитель с томиком Ленина» ни на что не сможет повлиять даже в том случае, если ему предоставить полную моральную и административную свободу действий. Отчасти так оно и было. Здесь отличие Народной Польши от Советского Союза. Отличие явно не в пользу Польши.

Сопоставление нравственно-теоретической обстановки Польши и СССР позволяет сформулировать довольно важное противоречие наследия Ильенкова — наследие в основном выдерживает напряжение исторического противоречия, а его автор этого противоречия не выдержал. Меньше всего истоки этого противоречия стоит искать в личных обстоятельствах Ильенкова, больше всего в советской промышленности и в советской политической экономии. Что касается Семека, то пока что оценить значение его теоретического наследия выше или ниже чем у Ильенкова крайне трудно. С востока настырно намекают, что польский марксизм (SMP) куда более успешен в количественном смысле чем в России, но пока что нельзя уверенно сказать, какого качества это количество. Также как вообще не ясно, какого качества сообщества может порождать Россия, ибо пока что там нет ни сообществ, организованных соизмеримо лучше чем SMP, ни даже соизмеримой численности сообществ, организованных хуже чем SMP.

___

Утвердительную сторону революционности в отношении навыков Денис формулирует так: «Революционер должен уметь делать все то, что умеют делать другие революционеры. Этот критерий и есть та лакмусовая бумажка, которой можно оценивать каждого конкретного революционера. Причем оценка, естественно, конкретно-историческая. Нельзя требовать от революционера умения пользоваться теми методами борьбы, которые не существовали до него. Но с революционера в обязательном порядке нужно требовать те умения, которые были выработаны революционным движением до него во всех направлениях».

Хотя направление размышления взято Денисом безусловно верно, нужно помнить, что сами методы борьбы — это явления безусловно коллективной природы. От индивидуальной воли степень углубления в некоторые методы борьбы не зависит вообще. Хорошо конечно разглядеть условия для «второго издания Крестьянской войны», но что делать, если в некоторых странах Европы крестьянство составляет менее 0,5% населения, а аграрное население вообще менее 25% населения? Нужно уметь разглядеть условия для всеобщей стачки, но что делать, если ни в России ни в Польше за последние 20 лет не наблюдалось не только именно такой формы борьбы, но даже её сколь-либо заметных зачаточных предпосылок? Эту мысль целиком верно понял Pawło Bogdan, разбирая, кстати, совсем другую цитату: «В этой цитате можно только вычитать, что в определенный период практики надо осознавать, что у тебя нет таких инструментов как: диктатура пролетариата, революционные матросы или независимые профсоюзы и надо их создавать, или искать другие подходящие формы, как в свое время нашли форму советов или класс пролетариата как действительную форму революционного процесса».

В этих условиях достоверное понятие о всеобщей стачке строго говоря не может сформироваться практическим способом. Практическим способом можно сформировать только ни к чему ни пригодный политический коммунизм, состоящий из ОСОБ_1. Неизвестно насколько достоверно^[47] будет понятие о всеобщей стачке, выведенное преимущественно теоретическим способом, но всё же оно будет немного достовернее чисто практического, ибо если практика ничего о всеобщих стачках не хранит, то теория может о них что-то важное знать.

В общем-то понятно, что «с революционера в обязательном порядке нужно требовать те умения, которые были выработаны революционным движением до него во всех направлениях». Вопрос в том, какова форма этих умений? Как удержать их в условиях отсутствия практических условий, как превратить теорию в первую предпосылку активизации этих умений?

Денис предполагает у нас размышление «раз в жизни мне это, скорее всего, не понадобится, значит и уметь это делать не обязательно», а нам хочется ответить на вопрос «раз в жизни мне это, скорее всего, не понадобится, то как это сохранить в наиболее практичном виде для тех, кому без этого нельзя будет обойтись». А ведь, напомним, для непосредственно-практического сохранения сейчас нет никаких практических условий. Непосредственно-практическое сохранение прошлых форм борьбы это политический коммунизм — бессмысленный и беспощадный к своей результативности повсюду: в Варшаве, во Львове, в Челябинске.

Очевидно, что Pawło Bogdan продвигается в вопросе о сохранении возможности освоить несуществующие формы борьбы дальше Дениса. Он-то формулирует гипотезу-ответ, тогда как Денис почти не доходит до вопроса. Pawło Bogdan пишет: «Товарища Ленина отличало от других революционеров только то, что он изучил всю историю философии, которая была кстати отражением практической деятельности этих эпох, штудировал Гегеля и Маркса с Энгельсом, что позволило ему вырабатывать «умение пользоваться теми методами борьбы, которые не существовали до него».

___

Не разделяя нашу эпоху и эпоху Ильенкова-Семека, Денис формулирует вопрос: «И зачем останавливаться только на этапе широкой революционной работы до политического переворота? Ведь если «мыслитель-прогнозист» не планирует доживать до участия в предреволюционном политическом коммунизме, то зачем ему разбираться в вопросах строительства социализма, в том числе и организационных? Ведь по логике диванного приспособленчества, «мыслитель-прогнозист» до этого момента уж точно не доживет. Или же все-таки планирует дожить, минуя этап борьбы за политический переворот и уже там вовсю пригодиться?»

Проблема невозможности дожить до эпохи политического натиска в моём очерке была поставлена как проблема Семека и Ильенкова, отразившаяся как-то в их наследии. Факт таков, что они всё-таки не дожили. Сейчас их возможный возраст приближается к границе физиологических рекордов. С рождения Ильенкова скоро пройдёт 95 лет, с рождения Семека 75 лет. Предполагать их даже в публично-политической роли Корбина и Сандерса как-то не получается. Поэтому случай Ильенкова или Семека — это не единственный, а лишь граничный неблагоприятный вариант развития нашей политической биографии (нужно ли быть к нему готовым?). Именно потому, что этот вариант граничный в проблемах становления нетоварного хозяйства и партии нового типа, разбираться необходимо.

«... Можем ли мы называть революционером человека, который даже не стремился уметь делать все то, что умели делать революционеры до него?» В общем нет. Но каковы границы возможности этого стремления? Каковы его объективные (неподвластные сознательным действиям) пределы? В какой форме должны жить навыки тех форм борьбы, которые практически недоступны, но могут в перспективе пробудиться? Денис оставляет эту проблему без исследования, продолжая путать ленинизм и фихтеанство, ибо в ленинизме субъект никогда не был полной (достаточной) предпосылкой исторического акта, как, впрочем, не было и безсубъектных исторических актов.

___

Показывая примеры жизнелюбивого отношения, стремления к продолжению борьбы в любых возможных условиях, Денис в общем правильно раскрывает значение завершения биографии Бахагата Сингха. Возможно, будет нелишним напомнить читателю, что сикхи — это, по выражению одного моего товарища, индийские мюнцеровцы, получившие политическую победу. Это может касаться личностных источников жизнелюбия Бахагата Сингха.

Более чем странно утверждение Дениса, находимое нами ниже: «Азад не был теоретиком и принимал теоретические новшества тех, кто мог убедить его рациональными доводами». Что же тогда означает быть теоретиком? Принимать положения, обоснованные нерациональными доводами? Или ограничиваться теоретической публицистикой в условиях массового движения? Разве не организационная работа лучше других способствует теоретическому развитию? Или «Шаг вперёд — два шага назад»open in new window ^[48] остался без внимания?

Кроме Азада и Сингха из Индии были также чех Фучик, поляки Варыньскийopen in new window и Куницкий, волжский татарин Джалиль и многие другие. Примеры ясны со всех сторон. Но почему в России получают более чем неординарную теоретическую значимость Федосеев и Ильенков, не выдержавшие напряжение исторического противоречия? Предостерегу от простого ответа «потому что это Россия», ибо Гегель учит искать близкую к результату по роду действующую причину, а не внешний признак происшествия. Что такое эта теоретическая значимость Федосеева или Ильенкова? Предвестие мощного движения? Показатель слабости? (Какой слабости?) Знак особо сильного субъективного отделения практической и теоретической сфер в освободительном движении? У меня есть пока только эти несистематические гипотезы и нет уверенного ответа. Надеюсь, это не страшно. Страшно что у Дениса нет уверенного вопроса о смысле подобной несомненной выдающейся теоретической значимости наследия Федосеева и Ильенкова. Что касается эстетической, отчасти политической значимости то их за Федосеевым и Ильенковым весьма мало. За Чернышевским и Франко, например, заметно больше. Это тоже понятно, но не должны же мы ограничиваться эстетической, политической и пропагандистской значимостью? За Гегелем непосредственно нет никакой из этих значимостей, что не отменяет того, что без изучения и критической переработки его наследия присвоить марксизм, превратить его в свой способ действия, невозможно.

Денис полностью прав, что «подлинный революционер своей деятельностью всегда сможет занять подобающее место в истории без всяких искусственных и натужных попыток доброхотов увеличить его значимость». Понятно также, что Федосеев и Ильенков это (очевидно, даже в России) непопулярные фигуры. Заметно более популярны Фромм и Сталин. Говорит ли это в их пользу против той линии, которую проводил Семек, оппонировавший по вопросам метода как Фромму, так и Сталину? Говорит ли популярность Фромма и Сталина против выдающегося теоретического значения наследия Федосеева и Ильенкова? Если да, то что? Увы, своего понимания значения их наследия Денис не предлагает читателю. Вероятнее всего потому, что использует кривую трактовку соотношения сознательного и бессознательного (стихийного).

В известной работе ОСОБА_5 «Что делать?»^[49] мы находим следующее утверждение по поводу форм борьбы освободительного (конкретно: рабочего) движения: «"стихийный элемент" представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности». Слова «зачаточную форму» ОСОБА_5 выделил курсивом, очевидно, также и для Дениса. Неслучайно основную критику положений Дениса Pawło Bogdan проводит также по этой же самой линии. Переводя то, что написал ОСОБА_5, на грубый польский язык, можно сказать Денису следующее: «Делай научный результат, идеология появится в нём сама. Стремись к преодолению ограниченности. Ограниченность обнаружится сама. Осуществляй деятельность сознательно, насколько возможно. Стихийный элемент и его силу сам определишь по завершении каждого этапа».

Полный контекст вопроса Дениса со связанной цитатой Пихоровича таков:

«"Когда революция на подъеме, успешная практика сама подсказывает направление движения, точнее, она его не столько подсказывает, сколько формирует, и тут если даже дело пошло «не туда», ошибку можно исправить только делом... Другими словами, когда революция на подъеме, тогда и дурак будет революционером, а вот когда она терпит поражение, а еще хуже, когда она сама «сдулась» под тяжестью собственных успехов, почему и расслабилась в отсутствие видимого противника, тогда остаться революционером куда сложнее". Надо полагать, что за такими формулировками исподволь предполагается, что мол, специализация «реакционных» революционеров — «разумность», а со «стихийностью» (которая ведь не имеет отношения к разумности?) некие другие революционеры (буквально «дураки») без них разберутся, как правильно революции делать. Тогда зачем вообще нужны такие теоретики?»

Ответ: «такие теоретики» нужны для того, чтобы сохранилась возможность практического развёртывания практически недоступных форм борьбы. Ради этого Семеку и Ильенкову прощается много того, что никаким практикам 1930-х годов, а тем более теоретикам 1930-х годов, никогда не было бы прощено ни в Польше ни в СССР.

___

Непосредственно после постановки разобранного вопроса Денис излагает свою трактовку соотношения стихийного и сознательного: «Ведь надо понимать, что практическая деятельность, в отличие от теоретической, содержит элемент случайности». Итак, практика намного более стихийна, чем теория, которая почти сплошь необходима. Так ли это?

Практику движут миллионы, принуждаемые хорошо отлаженными, но плохо согласованными финансовыми механизмами. Теорию могут двигать единицы^[50]. Наконец, велика ли необходимость в том, что Денис в своей забужской дали смог прочитать несколько абзацев про Семека? Вот то, что для внутрироссийских коммунистических теоретиков необходимо НЕ знать наследие Манфреда Бура, так с этим готов не только я согласиться, но и мои немецкие друзья. Но то, что это отсутствие стихийности во внутрироссийской теоретической деятельности — в это не поверит никто.

Ближайший теоретический результат также стихиен как ближайший практический результат. «... Сознание есть такое же коллективное дело как формирование политической организации. И кустарничество в теории не менее вредно, но более опасно, чем в политике» — этими словами заканчивалась I статья цикла «De politica». Денис решил не пытаться развить трактовку соотношения стихийного и сознательного ни из цитированного положения ОСОБА_5, ни из моего положения.

Вводя понятие «запаса прочности», Денис, очевидно, желает натолкнуть нас на мысль о том, что у Федосеева и Ильенкова этот запас был недостаточным. Разумная попытка введения понятия. Но какой природы этот «запас прочности»? Попытаемся найти ответ в связанном фрагменте:

«И если вероятность случайной ошибки в мало-мальски сосредоточенной теоретической работе ничтожна и она легко обнаружима, то вот с практической деятельностью такой ясности быть не может, и поэтому практическая подготовка нужна на порядок сильнее, чтобы попытаться определенным «запасом прочности» нивелировать случайные зигзаги истории. Т.е. того уровня концентрации, которого достаточно для теоретического мышления, абсолютно не хватит даже для самой простецкой общественной практики.»

Вопрос: На каком этапе деятельности выравнивание «случайных зигзагов истории» превращается в фанатизм и догматизм? Куда и как смотреть чтобы сосредоточенность не превратилась в свою противоположность — беспечность и тупость политического коммунизма, который ничего не достиг^[51], ничего не забыл и ничему не научился? Денис выставляет антитезис на некоторые мои положения, но почти не доходит до конкретно-исторического синтеза, хотя, думаю, местами вполне может до него дойти, ибо его полемика полностью охватывает горячие вопросы с ленты SMP и, следовательно, теряет специфическое российское значение.

О «запасе прочности» Денис продолжает: «И, соответственно, практический запас прочности должен копиться абсолютно в любое время — реакционное ли оно или революционное». В какой форме и как должен копиться этот запас? Что за действия могут дать направление на его накопление людям, которые об этом ничего не знают (признаюсь, что отношусь к их числу)? Надеюсь, Денис понимает, что обучать владению элементарными понятиями и тактиками придётся всех, ибо от рождения или от прихода в организацию никто ещё не получал полного набора ясных и пригодных для применения установок — они всегда вырабатываются совместно-раздельно.

«Но в качестве рецепта остаться революционером и не «сдуться» в эпоху реакции сторонники теоретического коммунизма почему-то предлагают как раз сузиться («сдуться») до теоретической борьбы».

Не только я, всё SMP (Штэфан Брыс особенно) ждёт от Дениса ответ на вопрос как не «сдуться до теоретической борьбы». Надеюсь, Денис понимает что сейчас не такое время (не настолько массовое движение), чтобы можно было, написав часть трактата, для разминки сходить помахать шмайсером против каких-нибудь вооружённых контрреволюционных элементов. Точно так же, в общем случае, в перерывах между написанием трактата не получится поднять стачку. Что делать? SMP нужны не возражения Дениса против моих тезисов, а практический синтез: как вести масштабную практику в условиях невозможности масштабной практики? Что значит для ответа на этот вопрос теория? Какая (чьего изготовления?) теория может помочь ответить на этот вопрос?

___

Часть XI. Полицейские мистерии (Размышляя над контекстом польской хроники)

2018-05-31

Włodzimierz Podlipski

Читатель может помнить, что мне приходилось размышлять над политическими судебными процессами, которые были связаны с деяниями украинскихopen in new window и российскихopen in new window социалистических школьников, то есть представителей политического коммунизма. В Польше, разумеется, тоже есть политические судебные процессы, связанные с политическим коммунизмом. Например, 30 апреля около 10:00 (запомним это время) к держателю домена портала „Władza Rad"open in new window («Власть советов») пришли с обыском и изъяли два жёстких диска, не предъявляя никаких обвинений и не утверждая их наличиеopen in new window. Несмотря на то, что знаменитая 256 статья Кодекса Карного не содержит согласно практическому юридическому комментарию упоминаний о коммунизмеopen in new window, любой знаток судебной практики знает, что если нельзя, но есть большое желание, то можно. Ведь не случайно всем интересующимся известно, что такое «коммунистическая» статья УК.

Не говоря о пока что одноразовых репрессиях по отношению к держателю домена портала «Власть советов», широкую известность в польских политических кругах регулярно приобретают процессуальные акты по делу представителей Коммунистической Партии Польши (KPP). Например, 7 мая в рамках сети facebook были сняты с доступа (деактивированы) портал издания «Brzask», официальный портал «Komunistyczna Partia Polski» и портал гданьского сообщества KPP. Едва ли можно ошибиться, если написать, что никакой иной систематической деятельности помимо работы с указанными (возможно также с несколькими другими) порталами в рамках KPP не велось. Таковы были для этой организации политические последствия первомайской демонстрации с украинским флагом^[52]. Вероятно, к востоку от Буга тоже что-то, пусть не об этом, но о предшествующем, знают. Надеюсь, что читателю с другого берега Буга будет в целом понятно, что юридическое преследование касается не специально реформистской и ликвидаторской программы KPP, а тех высказываний, большинство из которых являются выражением общих демократических взглядов на развитие польского политического процесса. Но ни этот длящийся процесс, проснувшийся несколько месяцев назад и касающийся действий, совершённых и вовсе до 2013 года, ни процесс Михала Новицкого не будет предметом нашего интереса на этот раз. Речь пойдёт о событии, аналоги которого едва ли можно найти в послевоенной истории Польши. Юридически происшествие и вовсе беспрецедентно для польской послевоенной истории. Это событие — необычная и неприятная встреча представителей польского теоретического коммунизма с полицией. Речь идёт о полицейском вторжении на мероприятие, которое не было ни митингом, ни местом провозглашения продуманных или непродуманных политических лозунгов, а именно на конференцию «Karol Marks: 2018»^[53].

Очередная конференция из концентрирующейся вокруг научного коммунизма серии "Filozoficzne źródła nowoczesnej Europy" (Философские источники современной Европы), продолжающая регулярную серию конференций, происходящих не реже одной за полтора-два года, состоялась в местечке Поберово, в обычном для всех прошлых конференций^[54] здании на Грюнвальдской улицеopen in new window. Эта серия конференций, сыгравшая исключительную роль в восстановлении теоретического мышления в Польше и соизмеримая по благотворному влиянию с познаньско-варшавскими курсами по «Капиталу», впервые за много лет оказалась в центре полицейского скандала.

Само происшествие едва ли заслуживает большого внимания. По постановлению прокуратуры в зал конференции вошли два полицейских. Прервав полемику, они потребовали назваться представителям организационного комитета, сфотографировали выходные данные всей положенной на полке продажи и обмена литературы, переписали сведения о должностях всех участников организационного комитета и сфотографировали программу (хотя она была публично доступнаopen in new window за несколько месяцев). Официальным вопросом, который был выписан в постановление о вторжении, была проверка осуществления «антинациональной деятельности», то есть отсутствия поддержки патриотических идеологем. Несмотря на то, что в зале едва ли были польские или иные патриоты, подобные воззрения именно на данной конференции не заявлялись, притом в основном по причине всеобщей поддержки. Но сами прокурорские формулировки, когда недостаточный патриотизм становится юридическим понятием административного и уголовного права, конечно не взялись в Польше из воздуха. Более чем влиятельная партия PiS, поддерживаемая наиболее проституированной частью клерикальных кругов, просто продавила законодательные формулировки, заимствованные в одной из соседних стран, а вытекающие из них полномочия поделила между прокуратурой и главным польским идеологическим центром IPN (Институтом Памяти Национальной), который известен как «министерство окончательной исторической истины». Кроме того, помимо подозрений в недостаточном патриотизме, в постановлении о вторжении была указана необходимость проверки мероприятия на высказывания, относимые к "publicznego propagowania totalitarnego ustroju państwa". Вопрос о сути такого государственного устройства, как и вопрос о том, что такое его публичная пропаганда, при этом принципиально оставлялся на усмотрение любых идеологов, имеющих влияние на прокуратуру прямо или через предпочитаемых экспертов, готовых признать всё что угодно всем чем нужно.

По реалистической версии толчком к проверке «антинациональной деятельности» мог стать доклад Ежи Кохана (Jerzy Kochan) "Co zrobić z narodem? Ber Borochow a Karol Marks." (Что делать с нацией? Бер Борохов и Карл Маркс), а толчком к проверке по поводу высказываний в пользу нежелелательного для официальных идеологов государственного устройства мог стать доклад Богдана Качмарека (Bohdan Kaczmarek) "Partia — potrzeba nadal aktualna" («Партия — необходимость также актуальна»). Наша версия подтверждается тем, что эти доклады должны были обсуждаться 11 мая, в пятницу, то есть именно в день полицейского вторжения. В особенности PiS/IPN мог раздражать доклад Ежи Кохана, который был основан на резкой статье с очевидной направленностью против антисемитов «Забытый марксист Бер Бороховopen in new window», которая вышла в декабре 2017 года на волне полемики по национальному вопросу, которая тогда активно шла и охватила не только Польшу.

После полицейского вторжения польский коммунизм впервые за последние несколько десятков лет оказался на грани так называемого β-режима. В немецких регламентах под таким названием известен способ работы коммунистического сообщества, когда организуются каналы получения ежесуточных сообщений о нормальной ситуации. В этих каналах, имеющих несколько форм и запасных точек, обычно принимают участие представители чешских, немецких и литовских коммунистических кругов в Польше, представители польских коммунистических кругов в Праге, в Берлине, на Рейне и в Вильнюсе, а также те, кто имеет основание опасаться незаконных, но вполне политически обоснованных репрессий. Одновременно с этими каналами, которые не оставляют шансов на незаметное исчезновение кого-либо затронутого, устанавливаются рассылки с подробными документальными описаниями предшествующих событий в адрес влиятельных редакций. Таким способом были предложены осуществившиеся публикации на gazeta.plopen in new window (к статье было почти 500 комментариев), strajk.euopen in new window (см. также раннюю статьюopen in new window) и даже переводная публикация в «Washington post»open in new window. Параллельно, по следам события широкое обобщающее размышление ("Tryptyk o swobodach obywatelskich vs. autonomia akademii") «Трёхсловье о гражданских свободах и академической автономии»open in new window создали Эва Бальцарэк и Влодек Братковский (Ewa Balcerek i Włodek Bratkowski).

Утром 14 мая министр внутренней администрации Йоа́хим (Ефим) Будзиньский в телефонном разговоре с ректором Щецинского университета выразил сожаление и принёс извинения также лично Ежи Кохану, указав на то, что сам он как ответственный чиновник не был своевременно информирован о вторжении на территорию Университета как и о постановлении прокуратуры «Щецин-Запад». Были также даны обещания разобраться и принять административные меры против тех, кто ущемил законные права.

Можно ли считать, что цепь связанных событий закончилась? Неизвестно. Для целей нашего размышления это и не особенно важно. Также как не особенно важно, что государственно-политическую панику удалось поднять при помощи SLD — Союза Левицы Демократической — организации, которая никогда не отличалась ни соборностью, ни левыми взглядами ни демократичностью.

Наше внимание будет обращено на другие сферы. В первую очередь встаёт вопрос: в каких формах дальше будет существовать польский теоретический коммунизм, какое соотношение академической и организационной работы следует считать наиболее благоприятным для развития революционного движения в будущем. Вопросы эти весьма не праздны в тех условиях, когда β-режим из предмета слухов и редких репетиций рискует стать повседневностью, в тех условиях когда β-режим через несколько лет может смениться едва известным даже по слухам γ-режимом, который в немецких регламентах предполагает что идут хаотические веерные аресты.

___

Регламенты ежедневного информирования, списки редакций, способных поднять шум, контакты чешских, немецких и литовских представителей коммунистических сообществ в Польше, контакты представителей польских коммунистических сообществ в Праге, Берлине, на Рейне, в Вильнюсе — всё это ещё два года назад казалось какой-то немецкой сказкой, едва ли не шпиономанией. Всё это считалось проявлением какого-то ненужного избегания едва ли существующих рисков, которые решили обезвредить педантичные немцы, придумавшие все эти регламенты, которые увлекательно читать, но едва ли потребуется исполнять. Но как сказал один немецкий коллега, кто смеётся позже, тот смеётся лучше. Политические преследования в Польше, по всей вероятности, пошли по «немецкому» пути, когда натиску одинаково подвержены как представители политического коммунизма, так и представители теоретического коммунизма. Также это означает, что влиятельность польского теоретического коммунизма достигла того критического уровня, которые делает невозможным продолжение «белорусской» модели репрессий (продержавшейся примерно с 2006 года, т. о. начавшейся с процесса Михала Новицкого), где натиск испытывают за небольшим исключением лишь наиболее отсталые и неадекватные условиям времени представители политического коммунизма. Подобная смена карательной политики польской буржуазии вынуждает ещё раз глянуть на положение Объединения Марксистов Польских под углом внезапно сложившихся новых условий. Это выглядит не лишним на фоне того, что информация о полицейском присутствии вблизи одной небольшой конференции по вопросам теоретического мышления поступила из Риги. Остаётся только вспомнить известное положение из работ Маркса, где утверждается, что положение страны, дальше продвинувшейся в некоторой деятельности, является в известной мере картиной будущего для той страны, где эта деятельность менее развита. И потому довольно быстро нашлись те, кто стал отвергать всякое мнение о том, что немецкое настоящее является картиной, повторяющей существенные черты польского будущего, а сама история Объединения Марксистов Польских будет через несколько лет поучительная, например, для Латвии.

Самую насущную потребность, потребность выработать феноменологию политической полиции, которая даст ключ к пониманию произошедшего, попытались удовлетворить Эва Бальцарек и Влодек Братковский. Не претендуя на авторство узловых тезисов размышления, излагаемых ниже, считаю необходимым присоединить свои размышления к тем, которые уже даны в статье «Трёхсловье о гражданских свободах и академической автономииopen in new window».

Итак, очевидно что личные извинения министра организатору конференции Ежи Кохану и ректору являются недействительным фактом. Действительная ситуация такова, что вторжение случилось и, даже если имела место прокурорская разгорячённость неизвестного сторонника PiS или любителя идеологии IPN, то всё же вторжение было фактом, который был признан изначально допустимым и желательным исходя из общественной обстановки, то есть неизвестный служака был уверен, что сильно бить по рукам не будут. А, следовательно, то, что сегодня было объявлено результатом глупого усердия, завтра может стать обыденностью, ибо главная тенденция (надо думать не только польской) политической жизни состоит в уверенном и систематическом наступлении сил реакции. Совершенно глупо смотрятся в этих условиях цитаты, вроде приводимой ниже:

Конституция Речи поcполитой Польскойopen in new window, которая в силе с 17 октября 1997 года, а была принята в апреле 1997 года.
Art. 73. (Статья 73)
Każdemu zapewnia się (Каждому утверждается) wolność twórczości artystycznej (свобода художественного творчества), badań naukowych (научных исследований) oraz ogłaszania ich wyników (а также публикации их результатов), wolność nauczania (свобода обучения/преподавания), a także wolność korzystania z dóbr kultury (а также свобода использования благ культуры).

Конституция Речи поcполитой Польской, которая в силе с 17 октября 1997 года, а была принята в апреле 1997 года.

Art. 73. (Статья 73)

Każdemu zapewnia się (Каждому утверждается) wolność twórczości artystycznej (свобода художественного творчества), badań naukowych (научных исследований) oraz ogłaszania ich wyników (а также публикации их результатов), wolność nauczania (свобода обучения/преподавания), a także wolność korzystania z dóbr kultury (а также свобода использования благ культуры).

В Польше происходит катастрофическая количественная деградация врачебного сообществаopen in new window, попросту говоря эмиграция, нет также ни одного политика на национальном уровне, которому бы доверяло большинство тех, кому он известенopen in new window. Всего в тысяче километров уже несколько лет идут перестрелки, имеющие все шансы расширить свою опасную территорию. На этом фоне те, кто остаётся в Польше, всё больше задумываются о том, чтобы припасти какой-нибудь кольт, браунинг или шмайсерopen in new window. К концу 2017 года полиции было известно о 464 тысячах огнестрельных предметов, не связанных с полицией или войском, притом 82 тысячи из них (пятая часть) были записаны после 2014 года. Так ли много тех, кто в этих условиях может использовать или имеет силы отстаивать «свободу художественного творчества, свободу научных исследований и публикации их результатов»? Вопрос, нетрудно догадаться, риторический, особенно если иметь в памяти популярность польско-английского гидравлико-пневматического и польско-итальянского сельскохозяйственного словаря. По этим изданиям, присовокуплённым к соответствующим бытовым разговорникам наши эмигранты готовятся понимать команды работодателей. Имея несколько иное основание, Эва Бальцарэк, цитируя влиятельнейшего советского «экономиста» Либермана, также и к этому месту подходяще замечает: «Dlatego też demokracja (Потому также демократия) jako gwarant praw przysługujących obywatelom (как гарантия прав, применяемых гражданами) jest sprowadzana w naszej rzeczywistości (сведена в нашей действительности) do rangi deklaracji wartej tyle, co papier (к заявлению, стоящему столько, сколько бумага), na którym została ona wydrukowana(на котором оно напечатано)».

В этом смысле когда Тымотэуш Кохан приветствует читателей в условиях «польской демократии»open in new window, он, несомненно, больше рассчитывает на воздействие вне Польши, где известны только официальные идеологические штампы, а не повседневная практика польского государственного аппарата, будь то полиция или идеологические службы. Переходя от фактографии хоть бы и к мужицким размышлениям, сложно не понять, что мы имеем дело с тем, что сущность является. А вот что именно явлено всеми событиями вокруг полицейского вторжения?

Разбор того, что прорвалось на поверхность общественной жизни стоит начать с выяснения местного контекста. В частности следует вспомнить, что Ежи Кохан, занимающий одну из выборных должностей в Объединении Марксистов Польских (SMP), 18-19 ноября 2017 года принимал участие в Первой проблемной конференции-совещании SMPopen in new window, приуроченной к столетию Великого Октября. Обстановка в Варшаве уже тогда была столь нервозной, что конференцию предлагали проводить даже как авторскую встречу в связи с выходом книги. Поскольку SMP не вписано в академический реестр, хотя и имеет важные уставные задачи в исследовательской сфере, очевидно, что на академические права проблемная конференция не могла рассчитывать. Таким образом, она могла юридически рассматриваться как обычное собрание «обычных» польских граждан. Такие собрания, как известно, не имеют никаких прав в том случае, когда становятся публичным фактом. Именно поэтому в итоге было решено провести негласную конференцию с коротким объявлением результатов. Не удивительно, что в итоге у Эвы Бальцарэк сдали нервы, и она начала искать внутри SMP враждебную агентуру и вредительские группировки, едва ли не марионеток иллюминатов из Восточного Берлина, которые больше всего известны как главные помощники во взломе файлового архива её корреспонденции. Что же касается полемики по результатам Великого Октября, то она оказалось непродуктивной, ибо выявила недостаточную историческую и философскую подготовку тех, кто делал узловые сообщения. Полемика не удалась, обмен мнениями также не принёс ничего нового относительно известных публикаций на серверной полемической ленте SMP. Протокол конференции после недолгого обсуждения был объявлен негласным (за исключением административных постановлений о жизни SMP) как не показательный и малопродуктивный.

Полицейских преследований в итоге не случилось, хотя это была едва ли не единственная конференция в Варшаве, которая не обращалась к опыту Великого Октября как к тухляку или как к колонне победы. Понимание, что карается попытка понимания тогда в Варшаве было общим. Но такого понимания почти не было в Поберове.

Поберовская конференцияopen in new window, о которой также было объявлено на сайте SMP предполагалась как принципиально иное мероприятие. Даже если судить по активному составу, то едва ли кроме Ежи Кохана кто-нибудь брал слово на обеих конференциях. Во-первых очередная поберовская конференция не была для SMP внутренним мероприятием, во-вторых её значение больше относилось к сфере теоретического мышления, ибо условием отбора участников тут был определённый уровень предлагаемых материалов, гарантирующий возможность и продуктивность полемики и публичного критического разбора. Соответственно этому для польского употребления Ежи Кохан сделал заявление, несколько отличающееся от того, что публиковал Тымотэуш Кохан. В частности, оно апеллировало преимущественно не к элементарным демократическим правам, а к свободе научных исследованийopen in new window. Насколько университет (как общественная структура и государственное учреждение) ещё может рассматриваться «jako miejsca poszukiwania (как место поиска) prawdy, piękna i sprawiedliwości (истины, красоты и справедливости)»^[55] это большой вопрос, на который сложно дать однозначный ответ, учитывая углубление нездоровой обстановки на Университете Варшавском и пока что не особенно благоприятные изменения на Университете Адама Мицкевича (в Познани). Однако это такой вопрос, который решается вовсе не теоретически, а слаженными действиями довольно многочисленной демократической, социалистической и коммунистической части академического сообщества.

Поберовская конференция была бы прокуратуре безразлична как академическая акция, ибо академические свободы в Польше ставятся выше гражданских прав. Но в отнесении конференции к юбилею Карла Маркса прокуратура усмотрела деяние польских граждан, желающих мыслить. Потому к ней было отнесена не академическая свобода, а гражданское бесправие в виде памятного по классикам польской литературы почти что королевско-прусского полицейского вторжения.

Была, конечно, «нездоровая общественная обстановка». Но надо помнить, что «нездоровая обстановка» в Варшаве и «нездоровая обстановка» в воеводских городах, отличных от Познаня, Кракова и Вроцалава, это принципиально разные ситуации. Особенно хорошо это известно нашим наиболее бесправным товарищам — социалистическим школьникам. Если в Варшаве есть несколько сообществ, действующих с символическим прикрытием, то на воеводствах даже для коллективного изучения какого-нибудь Фромма нужно очень хорошо знать и выполнять те самые импортированные немецкие регламенты, превращающиеся в обязательный внешкольный факультатив. В противном случае придётся иметь много неприятных разговоров со школьным директором, который может захотеть выслужиться на раскрытии «коммунистического заговора в школе». «Ile razy można Wam(Сколько раз можно Вам), koledzy(коллеги), powtarzać (повторять), że Warszawa jest jednak czym innym (что Варшава это всё же что-то иное,) niż zachodniopomorskie zadupie... (чем западнопоморское^[56] задупье...)»^[57].

___

Как реально относятся участники конференции, удостоенной официального полицейского посещения, к марксизму? Это вопрос, который не может иметь для нас малого значения несмотря на то, что он совсем не волнует ни полицию, ни прокуратуру, ни стоящих за ними идеологов.

Реально товарищи, регулярно посещающие ту самую серию конференций, которая длится с 2010 года, распадаются на несколько гносеологических групп. Самая продвинувшаяся группа интересуется ленинским наследием и выполнением так называемого «завещания Ленина», то есть материалистической ревизией гегелевской диалектики. При этом от уверенного понимания значения этих идейных продуктов здесь многие далеки. Это подтверждается хотя бы даже тем, насколько уверенно Кохан относит Бера Борохова к марксистам на том основании, что он не впадает в идеализм на каждом шагу и открыто марксизму симпатизирует даже при разработке теории такого явления как пролетарский национализм. Другая гносеологическая группа находится на методологическом уровне Чернышевского и только осваивает ближайшие предпосылки современного теоретического мышления. Обычно это традиционные авторы работ по немецкой классической философии, которая в польской современности проще всего осмысляется весьма близко к той методологии, которую выработал Чернышевский. Наконец квазисоциалистическакя тусовка и академические карьеристы, зарабатывающие высокие формальные показатели даже на публикациях, отстаивающих противоположные до несовместимости взгляды. Две последние группировки составляют обычный фон не в одной только Польше, — они хорошо известны и в обеих Германиях, и в Вильнюсе, и у чехов. Иногда это наиболее многочисленная фракция и то, что в Познани и в Поберове она менее чем невлиятельна, скорее должно быть исключением, чем правилом. Например, до недавних пор, подобно тому как было в Польше до 2006 года, вся конференционная жизнь Белоруссии, формально связанная с теоретическим мышлением или материалистической диалектикой, состояла исключительно из господства словоблудящей квазисоциалистической тусовки.

Невзирая на то, что многим участникам юбилейной конференции довольно далеко до освоения действующего марксизма, выходящего за рамки словесного признания диктатуры пролетариата; несмотря на откровенную гносеологическую слабость многих участников и более чем мучительные, нередко неудачные, попытки избавится от идеализма; несмотря на всё это, государственный аппарат репрессирует отнюдь не политические или гносеологические позиции. Обобщая немецкий опыт, Франк Флегель сформулировал ключевое положение, руководствуясь которым немецкое коммунистическое сообщество избавило себя от лишних контактов с политической полицией. Это положение формулируется так: Репрессируются не конкретные позиции исходя из оценки радикализма или публичности или реальной действенности, а репрессируется продвижение в направлении практического материализма. Притом репрессии тем неотвратимее постигают тех, кто продвигается в указанном направлении, чем более это продвижение

уверенное
систематическое
гласное
массовое.

Михал Новицкий в этом контексте очевидно имел ненужную гласность, Ежи Кохан как организатор конференции разговаривал с полицией только потому, что ведёт систематическую исследовательскую и организационную работу. KPP преследовалась за массовость литературной пропаганды, которая, несмотря на в общем некоммунистический характер, была долгое время заметно прогрессивнее всего прочего, что можно было найти в публичном политическом пространстве, за что ручаюсь как систематический читатель издания „Brzask". Кроме того, KPP репрессируют фактически (но не юридически) за то, к чему функционеры не причастны. Уже успела породить волну репрессий новая активизация польского коммунизма, с постоянно усиливающейся теоретической фракцией, со всё более проявляющимся пониманием того, что без организованного понимания политическое вмешательство бесполезно. Но ко всему этому деятельность KPP не относится никак. А может и относится, но состоит в обратном отношении, ибо чем больше толстели и увеличивали тираж журналы „Nowa krytyka" и „Praktyka teoretyczna", тем более худели регистрационные списки KPP.

Приход полиции — это вотум доверия, заявление о надеждах, которое делает польская буржуазия через свой идеологический и государственный аппарат в отношении тех, кто эти надежды на данный момент едва ли оправдывает. Но руководствуясь классовым чутьём, прокуратура даёт участникам научной конференции ответственную задачу — оправдать своё мышление, свою просветительскую и организационную деятельность как опасную для польской буржуазии.

Нервы ведь сдали не только у Эвы Бальцарэк в ноябре 2017 года, но и у какого-то прокурора из округа «Щецин — Запад». Разумеется, примерно понимая масштаб явлений, он не придавал конференции излишней опасности, но, желая выслужиться, он также едва ли избежал влияния слухов о состоянии немецкого политического коммунизма. Ведь не зря поводом для многочисленных шуток служит тот факт, что до Восточного Берлина от Щецина значительно ближе, чем до Познани, тем более до Варшавы. И, конечно, подлинным кошмаром мелкого «PiS/IPN прокурора» являются не чуждые ему по занятиям и духу мои академические коллеги, собирающиеся для взаимного вычищения обширных популяций тараканов из своих голов, а солдаты в серых шинелях и касках М45, возвращающиеся на круглосуточный пост у берлинской Новой Вахты ([Neue Wache]https://de.wikipedia.org/wiki/Neue_Wache). Не представляя подлинной глубины падения немецкого коммунизма и зная по слухам лишь о его многочисленности, зная также о большой экономической зависимости Польши от немецких финансово-промышленных групп, прокурор принял весьма заурядное решение, которое как акт запугивания быстро забудется и многих отрезвит. Но разве это решение не вписывается в польскую действительность? Боятся не действительных угроз (которых для господства буржуазии в Польше ещё нет), а боятся внезапного даже не удара, а укола. И потому набрасываются на всё, что остро. Мыльный пузырь всего приватизационного режима колеблется, все интересовавшиеся помнят имевшие место несколько кварталов назад попытки активизации варшавского переворота, аналогичного майданному. Что останется, если этот мыльный пузырь напорется на остриё? Останется в таком случае по выражению одного литовца «Украина с латинской письменностью и без войны».

Помимо указанных мотивов в прокурорском решении есть признание того, что некоторые обычные для Англии, Франции и Германии механизмы идеологического господства в Польше сломались.

Например, изучение наследия Маркса и источников его исследований вовсе не означает того, что исследователь эти взгляды хоть сколько-нибудь разделяет хотя бы в наиболее существенных моментах. Это очевидно, ибо в 2010 году, когда начиналась известная серия конференций, очень немного было тех, кто хотя бы представлял себя в общих чертах какие взгляды имел Маркс, как они исторически и им самим обоснованы и почему они имеют такую форму. Но прокуратура уверена, что нежелателен уже сам себя исправляющий путь, что его результат будет против господствующей идеологии.

Несмотря на то, что исследование наследия Маркса вовсе не предполагает обязательности гласных, также как и политических выводов, они явно подразумеваются. Прокуратура уверена, что нежелательна уже сама по себе возможность составления выводов на основании квалифицированных суждений (о наследии Маркса) будь то политических, гносеологических, чувственных и любых иных, лишь бы были эти выводы самостоятельны и добросовестны, то есть не согласованы с IPN.

Даже добросовестное изучение наследия Маркса вовсе не означает, что для приложения сделанных выводов есть специфическая широкая или организационная практика. Так, например, в Великобритании существуют, в основном в академических рамках, немало сообществ добросовестного изучения работ Маркса и Ленина. Однако никакой значительной практики они не могут получить, в силу прочного экономического и идеологического господства реакции. Точек расширения, словом, эти сообщества не имеют. Но польская прокуратура уверена, что нежелательна уже сама по себе гласная исследовательская деятельность, что её результаты примут как руководство к действию силы, противостоящие отнюдь не только прокуратуре, но всему частнособственническому строю. Британское ограничение академизмом в Польше не работает так, как хочется.

Само по себе оглашение результатов полемики, вне зависимости даже от истинности (то есть и при лучшей достижимой истинности), вовсе не означает, что за пределами обсуждающих кругов будет некоторый отклик. Но прокуратура уверена, что нежелательно оглашение результатов полемики, ибо она уверена, что истина, в особенности полемическая истина, истина гласной полемики не на её стороне.

Вот ведь какая ирония истории, не демократические права граждан на свободу исследований, а средневековое университетское право на автономию становится охраной польского теоретического мышления. Не права академических коллег как граждан Польши, а права граждан Польши как университетских преподавателей и студентов становятся залогом их способности служить избавлению мира от едва выносимого господства частной собственности. Прокуратура, следовательно, уверена, что университет можно рассматривать «jako miejsca poszukiwania (как место поиска) prawdy, piękna i sprawiedliwości (истины, красоты и справедливости)»^[58], а также что эти поиски приведут к результатам, которые крайне не выгодны ни конкретному режиму PiS ни государству вообще. Это оценка с очень большим запасом. Это появление высокого прокурорского доверия, которое товарищам нужно оправдать, но не перед прокуратурой, а перед историей своего общества и своей личности.

Прокуратура уважает противников марксизма. Она охотно терпит тех «сторонников марксизма», которые являются мегафонными произносителями или политическими реконструкторами каких-то отживших организаций. Но у прокуратуры сдают нервы, когда она встречает тех, кто не собирается копировать внешнюю «марксистскую» форму и не собирается игнорировать такое духовное и теоретическое явление как марксизм. В попытке разобраться в том что такое марксизм, как он устроен и как он работает, прокуроры видят предпосылку уничтожения того строя, которому они служат, скрытый призыв к революции. Логика, повторяющая один к одному ту логику, которой руководствовался романовский режим, душивший Польшу в 1863 году. Ведь именно за попытку разобраться и научить других разбираться в общественной ситуации Чернышевский попал в Вилюйск при отсутствии юридических предпосылок и любых доказательств совершения каких-либо преступлений. Опасность пробуждённого и ориентированного на действительность, а не иллюзии мышления прокуроры чувствуют даже несмотря на то, что уважаемые академические коллеги и колежанки и при желании, и при отсутствии такового едва ли угрожают не только частной собственности, но даже конкретному действующему режиму PiS. Но как это характерно, что попытка разобраться в истине, попытка взаимно повысить предметную истинность мышления воспринимается как антинациональное деяние (таковы официально заявленные подозрения)! Попытка осуществления мышления воспринимается как призыв к революции очевидно только потому, что этот способ мышления будет радостно подхвачен той немалой частью польского народа, которая осталась в Польше и получает новости от родственников-заробитчан или эмигрантов. Никто на конференции, даже не стесняющийся в выражении радикализма Флориан Новицкий, это не почувствовал. Но это почувствовала прокуратура. Незначительное полицейское вторжение было первым актом в котором в современной Польше столкнулись две партии, о которых нам известно из ленинских работ — партия предметно-истинного мышления и партия противодействия такому мышлению, то есть партия порядка. Ведь биография Сократа так заканчивается не потому, что он предлагал что-то недопустимое, а потому, что он показал вечный способ существования революционной практики — соответствие и постоянное сближение деятельности и мышления, постоянную критическую перепроверку всех воззрений и теорий. Против могли быть только сторонники недействительных взглядов. Таких в афинском суде набралось большинство. Но сейчас уже никто не апеллирует к большинству. И прокуратура и Ежи Кохан знают, что демократическое мнение народа в Польше ничего не значит, ибо, напомним, нет общепольских политиков, которым доверяло бы большинство тех, кому они известны. И если Ежи Кохан уверен, что это большинство высказалось бы в его пользу, то и прокуратура в этом уверена. В сознании партии порядка перевес не на её стороне, перенесения открытой полемики в политику она боится, иные позиции тут приводят не к полемике, а к дискриминации и репрессиям. Это явный показатель слабости партии порядка. Но сможет ли этим воспользоваться партия предметно-истинного мышления?

Часть XII. Проводники измены

2018-11-07

Włodzimierz Podlipski

Ми навіть власної не маєм хати,

Усе одкрите в нас тюремним ключарам.

Не нам, обідраним невільникам, казати

Речення гордеє: «Мій дом — мій храм!»

Леся Українка

Товаришці на споминopen in new window (1896)

Было дело, жил один украинский публицист. Бывало жил бедно, бывало жил голодно. Бывало, нанимался батраком в родном селе, куда вынужден был возвращаться на заработки из Львова. Было одно не очень обычное событие в жизни этого основателя политических социалистических организаций на Украине. Как-то общественное внимание было привлечено к наследию Мицкевича, и наш герой высказался по проблеме, разобрав поэму «Конрад Валенрод» в статье "Поет зради" / «Поэт предательства». У шовинистически настроенной польской общественности, которая была более чем влиятельна тогда во Львове, эта статья вызвала отторжение и желание изолировать автора от публицистического и литературного заработка. Может, в статье была ругань? Неуважение? Резкие формулировки? Нет, увы. В этом может убедиться и современный читатель, если только потратится на написание запроса в поисковую систему. А что же было? Была попытка разбора табуированной темы. Были неприятные ассоциации, от которых именно шовинисты не могли отделаться, ибо именно они оправдывали самые худшие подозрения, которые можно было с натяжками извлечь из размышления.

В нашем случае будет не про шовинизм, хотя удивить «недостатком интернационализма» в кругах политического коммунизма очень сложно — обыденностью, по крайней мере в Польше и Чехии являются попытки патриотических заигрываний. Всё просто. Те, кто довёл движение до политического поражения и превращения в чуть заметное сообщество на задворках общественной жизни, больше «в коммунизм не играют». А те, кто остался, те вынуждены не замечать, что повторяют те самые ошибки, которые уже привели к краху. В какой именно сфере эти ошибки, уже не столь важно — шовинизм и патриотизм, экономизм и пренебрежение теоретическим самообразованием, политическая зацикленность и политическое же обессиливание — всё это проявления одних и тех же внешних классовых влияний на политический коммунизм. И хотя сам политический коммунизм почти нигде к востоку от Одры не достигает таких масштабов, чтобы к его внутренностям мог без издевательства применяться классовый анализ, господствующее внешнее влияние на него идёт, как понятно, совсем не со стороны сознательных пролетарских элементов. Отвлекаясь от конкретных болезней, мы попробуем всмотреться в саму нездоровую атмосферу, способствующую тому, что организации политического коммунизма превращаются в рассадники политической болезни Альцгеймера, политического туберкулёза, политического сифилиса и даже политического СПИДа. Приобретённый иммунный дефицит будет представлять особый интерес, ибо полное нарушение работы иммунного фильтра «свой/чужой» само по себе сильно способствует приобретению иных болезней. В центре внимания окажется связь с внешним миром. Та самая связь, которая образует как психические, так и общественные свойства индивида и которая для революционной организации образует прочную основу успешной политической линии как в тактике, так и в стратегии. Наше пристальное внимание будет обращено на патологию активной связи с внешним миром.

Психи и политический коммунизм

Статьи полагается писать в связи с чем-то. Поводы к написанию этой статьи были, прямо скажем, весьма неприятны и новости пришли сразу из нескольких стран.

Во-первых, недавно у хранителей каких-то мемуарных свидетельств истёк срок неразглашения сведений об одном из видных фигурантов польского политического коммунизма 1990-х годов. Имел место психиатрический диагноз с нарушениями познавательной способности, который никак не сказался на «политической» деятельности в составе польского «коммунизма». То есть значительные познавательные нарушения то ли не замечали, то ли они не мешали деятельности в составе «политического коммунизма». Поскольку это была организация, претендующая на политическую значимость, то вопрос частного диагноза превращается в политический вопрос. Если познавательные нарушения на уровне нарушения формальной логики не мешают политической деятельности, то это повод задуматься о том, что это за деятельность.

Второй повод задуматься о психах пришёл из Германии. Одно сообщество, провозгласившее себя революционным и коммунистическим и заявившее поддержку принципа диктатуры пролетариата, опубликовало заявление о провозглашении партии, съезде и выборах в ЦК.

Что здесь необычного? — спросит иной читатель. Пока что ничего. Такое бывает нередко и, очевидно, само по себе не может рассматриваться с психиатрической точки зрения. Однако эта точка зрения очень пригодиться для чтения гласного сообщения о результатах съезда. Всё дело в том, что ЦК был в этом сообщении перечислен поимённо и с указанием facebook ссылок на личные порталы каждого. Как видим, он-лайно обитает не только во Львове в лице незадачливых ОСОБА_1, ОСОБА_6, ОСОБА_7, ОСОБА_8 и прочих. Германия это такая страна, где он-лайно если не кишит, то процветает, или пытается процвесть. Если помнить, что спецификой партии как против самообразовательных сообществ, так и против революционных армий является противодействие политической полиции (это было показано в третьей части этих очерков: Что полезного в политическом коммунизме?open in new window, то складывается очень колоритная мозаика, весьма непривычная для Германии.

Третье свидетельство снова возвращает нас в страну над Вислой. На одной из негласных рассылок прошёл сборник свидетельств об одном поныне живущем фигуранте польского политического коммунизма 1990-х годов. Присутствуя на социалистическом собрании, где были ветераны Народного Войска Польского, «этот отважный человек» совершенно публично обратился к сидящим людям в форме с просьбой дать статистику по автоматам и патронам, которые можно будет «относительно быстро достать», если вдруг «в Польше что-то произойдёт». Это можно было бы считать клеветой, если бы высказывания не подтверждались свидетелями разных фракций и возрастов. Тем не менее, абсолютно неадекватное сознание имеет место. Ну что могло в Польше произойти неожиданного до начала Донбасской войны? Да у нас даже после начала этой войны самым неожиданным событием была вялая попытка организовать майданные события в Варшаве. Какие уж тут неожиданности, если не начнётся всемирная война? Ведь нет! Не подготовив способ познания общественных процессов, наш антигерой уже задумался о патронах. Что будет, если такие люди дорвутся до патронов начнут весело маршировать с произведениями конструкторской мысли от бюро Шмайсера или Калашникова? Об этом можно спросить у школьников из Камбоджи, которые весело маршировали вслед за Пол Потом. Сам он уже ничего не скажет, а вот школьники вполне живы и могут о многом рассказать. Но мало ли что будет в таком случае, и что было в подобном случае. Разговор нужно повести в сторону того, чего не будет в том случае, если ящики с патронами начинают носить «придурки из соседней подворотни». А не будет коммунистических общественных преобразований и социальной революции.

Дикий в своей глупости и эпатажности эпизод с высказываниями на собрании с присутствием ветеранов Народного Войска Польского отнюдь не должен считаться читателем за фарс. Такие люди действительно не воспринимаются как чуждые не только в политическом коммунизме, но и в его окрестностях — иногда даже в дальних окрестностях. И это несмотря на то, что, — как говорил основатель европейского политического коммунизма Томас Мюнцер, — «такие люди забыли Страх Божий и считают, что в мире нет ничего прочного кроме их мнения, выведенного из лжеписаний вдали от жизни».

От приходящих Мюнцер требовал покаяния — покаяния в толерантности к мерзостям, покаяния в безблагодатных удалённых от жизненных потребностей народа размышлениях, покаяния в рабской покорности господствующим.

Ничего не зная о речах на собрании с участием ветеранов, варшавское самообразовательное сообщество несколько раз посылало к оратору своих представителей за библиографической справкой. Я был направлен на консультацию к упомянутому фигуранту политического коммунизма ещё до основания SKFM. От Варшавы нужно было ехать в какое-то захудалое предместье чуть вверх по Висле, где за три часа наш оратор должен был подробно пояснить подготовленный им библиографический список. Это сейчас понятно, что он не мог вести себя в частной беседе иначе, чем на собрании с участием ветеранов, а тогда товарищ, уже побывавший у незабвенного оратора, сказал, что не исключено, что я буду иметь разговор с одним из корифеев польского коммунизма. О как низко пал польский коммунизм, если в человеке, не сказавшем мне и пары слов по существу библиографического списка, могли заподозрить корифея политического коммунизма. Вместо прямого рассмотрения вопросов библиографии и самообразования господин недомыслитель, пресекая попытки возврата к заявленной теме и вопрошания, с упоением рассказал о своей оригинальной классификации стадий освободительного процесса. Прошло почти всё оговоренное время, а господин недомыслитель так ничего и не сказал о библиографическом списке. А вопрос о том, откуда получена его классификация стадий освободительного процесса и чем она поможет именно нашей борьбе и международному взаимодействию, вызвал обиду. Оказывается, нужно неправильный мир подогнать под правильные понятия, а не исследовать источник понятий в действительном общественном процессе. Через полгода после меня к корифею теоретических идиотов (выдающих себя за коммунистов), приехала ещё одна товаришка. Тогда и был окончательно поставлен политический диагноз. Больше господина недомыслтеля самообразовательные сообщества не беспокоили. А в политическом коммунизме он, вероятно, до сих пор остаётся авторитетом для тех немногих, кто знает о его более чем странном увлечении «коммунизмом».

Показанные способы поведения отнюдь не были чисто польскими или чисто немецкими. Аналоги легко можно найти во всех странах Европы, где есть политический коммунизм. Чуть позже на примере Германии, где мы имеем традиционно сильный политический коммунизм, будет рассмотрена совершенная форма политического идиотизма.

«Других коммунистов у меня для вас нет»

Так мог бы сказать мировой дух, имей он возможность вступать в диалог. Но как единство субстанции и самосознания он не имеет эмпирического и личностного бытия. Он не произносит диалоги и монологи. И вообще, как категория из «Науки Логики», мировой дух реально отражает довольно общие надстроечные тенденции, до понимания которых политический коммунизм едва ли доходит не только в Польше, но и в Германии, и Италии, где политические партии коммунистической направленности в полсотни тысяч членов считаются ещё мелкими. Впрочем, по Гегелю (а он плохо признавал иные логические формы кроме слов), собственное «произнесение» мирового духа — это всемирно-исторические события. Те самые события, которых в Польше 1990-х годов не было. Те самые события, на которые оптика польского политического коммунизма не настраивалась. Те самые события, которые даже не могли помыслить. Да не только помыслить, их и представить не могли. Органы, не получающие тренировки, атрофируются — повторяли медики античности. Не тренировавший исторический взгляд на общественный процесс, польский политический коммунизм ослеп. До 2005 года действительно ситуация была более чем неприглядная. Других коммунистов и вправду не было.

«Если бы даже самый отсталый рабочий из берутовской Польши попал в наше время — он бы сошёл с ума от парализации привычных ему общественных функций». Это цитата из какого-то публицистического выступления первого десятилетия нашего века. Поисковая система её не ищет, авторку тоже никто не может вспомнить, но тезис оказался ярким. В лучшем случае те люди, которые составили ядро польского политического коммунизма в 1995-2005 годах, были по уровню сознания не выше рабочих берутовсокго времени. Это было ещё хорошо, ибо систематическая теоретическая подготовка после смещения заменившего Берута Охаба в господствующей партии была прекращена. Отдельные исключения вроде Семека не в счёт, как и совершенно слабое партийное самообразование в целом. Можно ли сильно удивляться тому, что в ПОРП вскоре после отказа от систематической теоретической подготовки возникла открыто националистическая фракция, продолжающая традиции «натолинцев»?

Когда люди, имеющие в лучшем случае сознание рабочих берутовского времени, попали в Ненародную Польшу, где Бальцерович руководил «шоковой терапией», то они естественно «сошли с ума». Некоторые, увы, в самом психиатрическом смысле сошли с ума. Если говорить о польском народе (то есть трудящихся слоях нации), то «шоковая терапия» Бальцеровича была близка по эффекту к той самой, исторической, шоковой терапии в психиатрии. Напомню, это был неэффективный метод психиатрического воздействия. Именно поэтому он вытеснен современной в Европе как метод, основанный на разрушении нервной деятельности пациентов. А шоковая терапия Бальцеровича разрушала в Польше всякую производительную деятельность и, в первую очередь, польскую промышленность. Не нужно думать, что Бальцерович не знал из психиатрических справочников, что нормализация поведения после шоковой терапии была очень редкой, а нормализация психической деятельности в целом вообще не наблюдалась. После «шоковой терапии» Бальцеровича польский политический коммунизм, разрушение которого было второстепенной целью политики обер-банкира, так и остался невменяемым.

**Cloaca Maxima (один день «facebook-члена ЦК» из Берлина)

Из Польши мы направимся в Германию. Там нас приветливо обдаёт смрадом политическая Cloaca Maxima, в которой купают модели корабликов жертвы политического СПИДа. Политика — это тоже такая сфера, где важно не прикладывать к своим ранам оплёванные неизвестно кем поверхности... Попробуем заглянуть домой к одному из членов facebook-ЦК. Для этого отнюдь не нужно обладать доступом к тем базам данных, которые скопировал Сноуден, а достаточно художественно осмыслить сведения, сообщённые социалистическими школьниками. Молодые товарищи, заинтересовавшись данными с сайта facebook, проверили некоторых «членов ЦК». Социалистические школьники городов F., W. и M., имея на руках фотографии с портала на facebook, провели несколько дней в увлекательной игре под названием наружное наблюдение. Все данные в проверенных профилях оказались соответствующими официальным документам настолько, насколько об этом можно судить со стороны. Используя известную схему «потерянной кредитной карты» одному из «членов ЦК» без труда смогли заблокировать платежи аж до его обращения в банк. Впрочем, это минимальный вред, который ему можно нанести как члену ЦК. А что с ним можно сделать вообще? Подумаем над этим, оценивая один единственный рабочий день нашего facebook-члена ЦК.

Утром господина члена ЦК будит сигнал с какого-нибудь Android аппарата. Если господин член ЦК действительно кому-нибудь очень сильно нужен, то ночью Andriod мог анализировать ритм его дыхания или бессознательные рассуждения вслух, если вдруг его сны ими сопровождаются. Раскрыв глаза и встав с постели, член ЦК смотрит пришедшую почту и сообщения в разных коммуникаторах. Если господин член ЦК действительно кому-нибудь очень сильно нужен, то его в этот момент можно сфотографировать с передней камеры. Но если ни господа из гугла, ни господа из-за Атлантики, ни господа из немецкого ведомства по защите конституции не интересуются сонной рожей господина члена ЦК, они могут с облегчением узнать предназначенные для него новости и сообщения в коммуникаторах задолго или незадолго до самого члена ЦК. Даже если господин член ЦК действительно никому очень сильно не нужен, с момента первого перемещения смартфона на тумбочке, их совместный маршрут будет с задержкой в несколько секунд откладываться в нескольких, если не в нескольких десятках копий. И уж, во всяком случае, дело тут не в том, что мы имеем дело с господином членом ЦК, просто это происходят со всяким гражданином Европы и не только Европы, если он использует Android, имеющий соединение с интернет. А если он использует другую аппаратуру с SIM, то его маршрут обязательно откладывается лишь у оператора ячеечной связи, откуда реже перепродаётся маркетологам, чем от Гугл, но чаще попадает в политическую полицию.

Умывшись и одевшись, господин член ЦК отправляется на заработок и по пути пишет ответы в коммуникаторах. Если господин член ЦК действительно кому-нибудь очень сильно нужен, его ответы читают с задержкой в доли секунды и редактируют, если господин член ЦК действительно кому-нибудь очень-очень сильно нужен. Но скорее всего, его ответы, как и его совместный со смартфоном/планшетом путь просто расходятся в паре десятков копий, часть из которых поступает на продажу маркетологам в составе тысяч подобных же путей, правда, после очистки от прямых указаний именно на господина члена ЦК. Направляясь на заработок, господин член ЦК подходит к перекрёстку, от которого он направится до станции S-Bahn, которая находится невдалеке. На подходах к перекрёстку его автоматически фотографируют и вовсе не потому что он член ЦК, а потому, что он берлинец или просто потому, что он гость Берлина, но проходит вблизи перекрёстка. В машинном зале берлинской системы видеонаблюдения после сопоставления произвольного маршрута то ли от Android, то ли просто от антенн ячеечной связи в итоге получается запись, что это лицо нужно ожидать везде, где появляется аппарат с соответствующими кодами/SIM или что там ещё существует. В общем-то членство в ЦК здесь снова ни при чём. Видеозаписи удалят примерно через неделю, а автоматически выделенную из кадров фотографию господина члена ЦК удалят через десяток лет, если господин член ЦК действительно никому не нужен. А если он нужен, то уже на подходах к перекрёстку фокус камеры направят точно на господина ЦК и будут пытаться угадать, а какое настроение на сегодня изображает его мимика. Но и если он никому не нужен, к его фотографии в паспорте берлинская система видеонаблюдения добавит фотографии с разных ракурсов «в реальной обстановке». Отнюдь не потому, что он член ЦК. Но если кому-то господин член ЦК будет важен именно как член ЦК, то в ведомстве по защите конституции будут собраны минифильмы с участием нашего главного антигероя. Причём едва ли это потребует вмешательства большего, чем пять минут на один час фильма с участием члена ЦК.

На входе на станцию S-Bahn господина члена ЦК ещё раз фотографируют — тоже автоматически и тоже с отправкой в машинный зал централизованной берлинской системы видеонаблюдения. Но в этот раз к фотографии добавляется код проездного билета, который он зарегистрировал, чтобы выйти на другой станции S-Bahn. Как минимум, ещё раз господина члена ЦК фотографируют на платформе и, если господин член ЦК действительно кому-нибудь очень сильно нужен, то несколько раз его фотографируют в вагоне поезда — не выходя из своего тёплого кресла, которое и стоит, может быть, не в Берлине, а где угодно ещё в Германии. На станции выхода господина член ЦК ещё раз фотографируют, когда он оплачивает поездку на выходе. Ещё раз в автобусе — при входе и при выходе и вовсе не потому, что имеют дело с членом ЦК. Какая бездушному аппарату разница, кто перед ним стоит? Будут там стоять хоть канцлер, хоть глава политической полиции — всё равно фотография будет сделана. После выхода из автобуса господина члена ЦК сфотографируют, снова автоматически и без всякого пристрастия, на перекрёстке между автобусной остановкой и зданием, где господин член ЦК имеет заработок.

Если господин член ЦК имеет желание поговорить с другим членом ЦК, разговор будет скопирован, но, к сожалению, не попадёт к маркетологам. Автоматическая фонетическая расшифровка будет храниться десяток лет только потому, что господин член ЦК воспользовался ячеечной связью в Германии. Но если господин член ЦК действительно кому-нибудь очень сильно нужен, то его звукозапись будут хранить не несколько месяцев, а намного дольше, и она не будет стёрта только по причине устаревания, как записи других пользователей ячеечной связи в Германии.

В берлинском музее политической милиции Демократической Германии показывают оформление нескольких (из тысяч) шкафов «универсальной картотеки», где это ведомство (MfS) собирало краткие справки, имея их едва ли не о половине из 18 миллионов граждан Демократической Германии. Но что такое бумажная карточка с небольшой записью в шкафу, которую нужно доставать и читать, по сравнению с одной базой данных, собирающей сигналы от Android-аппаратов и способной создать весьма сложный анализ содержимого за секунду? Тоже самое, что ограбление банка по равнению с его основанием — детская шалость. На самом деле у нас было мини-стерство — сказал один из ветеранов MfS, изучивший ситуацию с посылками из аппаратов Android за Атлантику. Впрочем, мы отвлеклись. Нет, член ЦК от нас за это время не скрылся — а куда он денется? Вот он зашёл в здание, где имеет заработок.

Может быть, на рабочем месте господина члена ЦК оставят в покое? Ведь начальству может быть всё равно, что он является членом ЦК. Но если вдруг господину члену ЦК дали рабочие обязанности, связанные с взаимодействием с Windows 10, то каждое нажатие клавиши будет отправлено за Атлантику, а, при необходимости, скопировано намного ближе, чем восточный берег Атлантики. Специалистам до сих пор точно неизвестно, что именно содержат 3 тысячи пакетов, отправляемых ежедневно с почти каждой включённой машины Windows 10 за Атлантику. Впрочем, едва ли их содержание может облегчить жизнь господину члену ЦК. Даже если он использует Windows Vista, то его черновики писем и фрагменты статей в блоге будут, быстрее, чем его добросовестным читателям, известны кому угодно за Атлантикой или в немецком ведомстве защиты конституции, а то и у маркетологов. И это произойдёт вовсе не потому, что господин член ЦК состоит в ЦК, а потому, что он имеет наглость использовать и/или оплачивать Windows Vista или иную подобную продукцию.

Обратим внимание, что господин член ЦК не «розоватый профессор», а некто, собирающийся поддерживать диктатуру пролетариата и пытающийся действовать в организации в пользу этой цели. Как видим, это не уберегает господина ЦК от совершения таких вещей, которые не позволяют себе даже «розоватые профессоры». Впрочем, уважаемый читатель, давайте покинем господина члена ЦК. Кто знает, вдруг политический сифилис передаётся даже при дальнем наблюдении? Оставим немецкую Cloaca Maxima. Находясь среди родных рощ над Вислой, тоже можно в публичном доступе найти точные адреса всех членов ЦК Коммунистической Партии Польши^[59] (да не будут они судимы по традициям немецкого коммунизма).

"Unsere Macht ist in unsere Einheit" — «Наша сила в нашем единстве» — поётся в одной немецкой песне. Пусть читатель представит себе единство членов ЦК и маневровую способность той самой партии, которая, не только вербует, но и действует в facebook. Я не написал «действует только в facebook», ведь Германия — это не Польша. Но какая немецкой политической полиции разница «действует только в facebook» или не только в facebook, если всё равно, заглянув в facebook, можно понять не только действия, но и намерения каждого и всех? В единстве facebook-членов ЦК состоит сила немецкой политической полиции, но никак не их собственная сила. Не всякий помнит, что слова "Unsere Macht ist in unsere Einheit" происходят из песни „Kämpfen wie Thalman" — «Бороться как Тельман». Что-то подсказывает мне, что Тельман был не очень на своём месте. У него ведь не только не очень хорошо закончилась его собственная борьба и жизнь. На глазах Тельмана распался и растворился в гитлеровской Третьей Империи сильнейший за пределами СССР немецкий политический коммунизм. И это при том, что сам товарищ Тельман не был facebook-членом ЦК. А будь он им, прожил бы он гораздо меньше. Кстати говоря, распад немецкого политического коммунизма в гитлеровской Третьей Империи — очень интересный пример политического процесса, который, несомненно, несёт важные черты распада политического коммунизма вообще. Немецкие товарищи не зря ищут в доступных им свидетельствах ложные аналогии с украинской и российской ситуацией в политическом коммунизме 2014 года. Но мы снова оставили без внимания господина члена ЦК. Наблюдать за ним может быть небезопасно для своего психического здоровья. А как быть с психическим здоровьем господина члена ЦК? Здесь явно нужны специальные знания, но предпосылки шизофрении налицо — будучи до самых мелочей зависимым от политической полиции и навязчивых маркетологов, господин член ЦК пытается делать вид, что способен действовать в пользу диктатуры пролетариата. Нет, психическое здоровье господина члена ЦК — это его беда и забота. А вот то, что совокупность таких господ членов ЦК желает видеть себя в качестве ядра партии, содействующей социальной революции в Германии и за её пределами — это, конечно, уже не проблема господ членов ЦК. Это наша проблема, и её пока что можно решить относительно просто — «гласность есть меч, который сам исцеляет наносимые им раны».

Раз уж была затронута гласность, затронем и негласность. Что происходит с теми гигабайтами, которые ежемесячно с завидной регулярностью оставляет после себя господин член ЦК? Они заботливо хранятся, чтобы в нужный момент всей своей мощью помочь немецкой буржуазии избавиться от высокого самомнения её негласного помощника, начавшего слишком успешно заниматься организационными вопросами и слишком серьёзно думать о коммунизме. И если кто-то скажет мне, что это клевета, то на товарищеском суде мою честь смогут защитить члены Коммунистической Партии Польши, которые что-то не то опубликовали в своей газете то ли в 2011, то ли в 2012 году, а доныне ходят по судам. Если же и этих свидетельств будет мало, то из Парижа скажет своё веское слово товарищ Михал Новицкий, что-то не то опубликовавший вовсе не в facebook, а на уничтоженном ныне портале „Lewica bez cenzury". И если их свидетельств будет мало, то из Львова своим свидетельством мою честь защитит ОСОБА_1open in new window, а из Челябинска в мою пользу скажет ЛИЦО_2open in new window, который что-то не то написал примерно в 2012 году, а впервые попал на суд аж в 2017 году.

Считая немецкий facebook-ЦК ярчайшим и характернейшим проявлением современного политического коммунизма, характеристику этого явления можно выразить всего тремя словами: «Зрада й ганьба!»

Часть XIII. Психопаталогия политического коммунизма

2018-11-10

Włodzimierz Podlipski

О связи политической и психической патологии

Чуть раньше читатель имел возможность познакомиться с клиническим проявлением политического СПИДа в немецком политическом коммунизме. Если вдруг читателю было неприятно наблюдать за политическим эксгибиционистом из немецкого facebook-ЦК, то ведь ничего не поделаешь. Пока немецкая политическая полиция в условиях больших трудностей для немецкой буржуазии не разгромит или не подчинит себе непосредственно всю эту «коммунистическую партию», facebook-члены ЦК никуда не денутся. Куда-нибудь они денутся только тогда, когда попытаются превратить политический эксгибиоционизм в политическую порнографию. В определённый момент в этом может быть заинтересована немецкая политическая полиция. Но во всякий момент сторонники коммунизма из всякой страны должны быть заинтересованы в гласности. Мы заинтересованы в том, чтобы звучно прозвучало: «А ЦК-то голый!» Пока же голос правды не дошёл до окраин политического коммунизма, наблюдать раздетых и кишащих язвами переносчиков политической гонореи придётся ещё не раз.

Недавно стали известными читателю примеры — польские «политические» «коммунисты» с нездоровой психикой, facebook-член ЦК из Германии, [здесь могла бы быть Ваша антиреклама, но зачем? На всех не хватит места и времени!] и другие. При всей своей психиатрической патологичности все эти люди практикуют некоторые формы деятельности, которые должны получить принципиальную политическую и партийную оценку. Психиатрическая проблема остаётся частной и личной до тех пор, пока общественная группа, заявляющая о политических притязаниях, не принимает в свой состав явного носителя психических патологий. Относительно политических и близких объединений это значит, что каждый их участник может в известной степени представлять коллег в общении с другими людьми. Когда от имени других участников объединения, совершенно без возражений, дела ведёт некто, имеющий явные хронические психические патологии, то это повод о многом подумать в отношении всей организации. Как раз такие случаи имели место и в Польше, и в Германии (да и в Чехии тоже подобное было). Но в таком случае, частная психиатрическая проблема становится политической проблемой, ибо психическая патология становится выражением политической позиции. А самая удивительная ирония истории состоит в том, что выдающиеся в своей неадекватности идеалистические продукты психозов пытаются маскироваться под материализм и коммунизм. Ещё удивительнее то, что в политическом коммунизме очень редко во всём этом видят подмену, несмотря на то, что все эти воззрения ничуть не продвигают не только к коммунистической практике, но даже к примерному пониманию того, что такое коммунизм как движение и общественное устройство по существу. Было бы хорошо, если бы психозы под видом политики только «не продвигали» к коммунизму. Но они тянут весьма небольшие силы политического коммунизма прочь от заявляемых целей. В том, что в лице «немецких революционеров» из facebook-ЦК мы имеем провокацию политической полиции очень сложно сомневаться после разоблачений Эдварда Сноудена. Facebook-члену ЦК нужно быть шизофреником, чтобы не понимать своего положения как беззащитной груши для битья, а не коммунистического борца. В ЦК «работают» (в чью пользу?) около десяти человек и все считают своё положение в главном и в целом нормальным. Впрочем, в шизофренических палатах психиатрических госпиталей тоже мало кто считал своё положение ненормальным...

Какие надежды связывают facebook-члены ЦК с борьбой за коммунизм? Это непросто будет понять даже психиатрам-криминалистам. Почему криминалистам? Потому что в уголовном законодательстве Германии (как и в любой нормальной европейской стране) есть «коммунистическая статья». Что получается в реальности? Эксгибиционист-приманка, которому через facebook доверчивые дураки предлагают организовать комитет. Всё это действо с небольшой задержкой или по мокрым следам, наблюдают в ведомстве по защите конституции. Что думают работники этого ведомства о своих подопечных? Собрав полные списки и удостоверив высказывания, даже самые ленивые офицеры могут рассчитывать на повышение — право, глупо в таких условиях не раскрутить через год-другой судебный процесс с раскрытием коммунистического заговора. Если даже отсталая польская политическая полиция вспомнила, что имеет целую Коммунистическую Партию... Тем яснее, что их немецкие коллеги просто ждут. А что они ждут? Например, ждут, когда бройлеры станут достаточно жирными, либо когда немецкой буржуазии срочно понадобится политическое мясо на убой, либо когда просто надоест ждать и захочется острых ощущений и повышения уже сейчас.

На шкале истории немецкого политического коммунизма facebook-ЦК находится ранее 1521 года. Уже у Мюнцера и Гайсмайера отношения с легалистами или ликвидаторами не складывались. История хранит свидетельства того, сколь невежливо немецкие крестьянские отряды обходились с духовными и практически предшественниками членов facebook-ЦК. Ведь лишение жизни, должно быть, не относится к проявлениям вежливости.

Для некоторых европейских стран facebook-ЦК может быть в будущем. Например, Коммунистическая Партия Польши, — организация с громким названием, имеющая около тысячи получателей сводок и около 40 активных участников. КПП присутствует в facebook, правда, за его пределами проявляет активность в основном на демонстрациях. Из членов ЦК КПП многие присутствуют в facebook. Однако, организационной работой они занимаются при личных встречах — ведь этой работы почти нет, и нужен хоть какой-то повод для перемещения своего тела с уютного дивана в соседний город.

Невменяемость политического коммунизма в Польше доказывается также тем, что даже после судебной блокировки порталов на facebook, «члены партии» не смогли развернуть никакой соизмеримой деятельности в обход этих порталов, «партийная жизнь замерла». Иными словами, в реальном мире эти люди не могут ничем привлечь и вообще именно поэтому они так легко подменили посюстороннюю цель общественной деятельности на создание материалов для аудитории facebook.

Будучи перенесены с организации на отдельную личность, все названные проявления были бы с радостью отнесены психиатрами к своей профессиональной сфере. Политический коммунизм невменяем. И от проявлений его невменяемости нет полной защиты не только в Польше и Чехии, но и в Германии. А о ситуации в странах, составлявших западную часть СССР, лучше вовсе молчать, даже если имеешь короткую справку о ней из Вильно.

За свои действия политический коммунизм не может нести ответственность перед историей — он тщательно изолировался от всех исторических чувств подобно личности психа, которая обычно застывает в своих патологических проявлениях.

В чём вообще особенность психопатологий? Если не рассматривать случаев телесных нарушений или повреждений, каковых не очень много, то психопатология по верной мысли Фромма становится эмпирическим уровнем явлений для социопаталогии. Успешный опыт создания личностей из слепых, глухих и немых воспитанников известного заведения в Загорске под Москвой показывает, что на современном научном уровне создать талантливую личность можно из существа, имеющего самые минимальные биологические предпосылки. Но в наше время функционирование частной собственности приводит к диспропорциям общественных функций. Не получающие тренировки общественные органы исчезают или вовсе не возникают. Притом это относится к тем, кто имеет полный набор биологических предпосылок для вхождения в практику, требующую самого передового мышленияе. В результате, у одних весь мир видится под углом металлообработки, у других под углом заболеваний, у третьих под углом стоимости, у четвёртых под углом поэзии, у пятых под углом переноса информации. Человеческой жизни, встроенной в историю всего человечества, такие взгляды не воспринимают. Те же самые условия, что формируют частный взгляд, не оставляют факторов, способствующих широкому взгляду.

С утратой контроля над разделённостью производителей (отнюдь не преодолеваемой только лишь национализацией) произошло от Ирландии до Урала разделение внутри общественных групп, желающих действовать в пользу коммунизма. Экономический коммунизм отделяется от политического, а политический от теоретического. Руки и ноги отделяются о головы. В лице эксгибиционистского facebook-ЦК современный политический коммунизм достиг предела, сразу за которым начитается заштатный добровольческий отдел немецкой политической полиции. Таким образом мы увидели, как «коммунистическая» «партия» превратилась в настолько безумное и бессовестное бесчестите, насколько оно вообще может порождаться нашей эпохой. И эти люди отнюдь не являются прямыми изменниками подобно тем, кто перебежал от Хонеккера к Колю, от Берута к Гомулке или от ленинизма к национализму. Всё гораздо хуже — в отличие от прямых изменников, люди из facebook-ЦК и упомянутые политические коммунисты с диагнозами считают, что имеют коммунистические убеждения. Но и это не самое плохое. Самое плохое, что им верят, а значит без избавления от этой «достоверности» создать действующую коммунистическую линию в политике будет невозможно. А именно для избавления от отождествления психических патологий с некоторыми «коммунистическими» фракциями как представителями всего движения у нас нет пока иных средств кроме гласности.

Материализм

Говоря о взглядах, которые Маркс считал пригодными для победной борьбы за коммунистическое общество, он характеризовал их как «практический материализм». В других местах со стороны необходимого способа мышления можно найти такие тождественные между собой характеристики, как «материалистическая диалектика» и «исторический материализм». Тождество это легко понять, если учесть, что рассмотрение предмета в его общественной истории необходимо сталкивается с превращением противоположностей, то есть с необходимостью диалектического разбора. Энгельс значительно позднее характеризовал материалистический взгляд в его последовательном проведении во всех сферах как понимание мира таким, каким он есть безо всяких посторонних прибавлений. Методологически это понимание не составляет большой трудности. Социалистического школьника ему можно обучить примерно за год от уровня эклектичной школьной программы Народной Польши до лучшего современного уровня. Вопрос в том, что сама по себе материалистическая диалектика в своём превращении в практический материализм нуждается в некоторой практике. Есть обстоятельства, в которых практика на уровне, который требует практический материализм, невозможна. Практический материализм хорошо развивается из групповой практики действующей общественной группы, открытой миру, то есть не замкнутой внутренними проблемами. Практический материализм вошёл в мир как продукт совместного многоотраслевого самообразования двух немецких революционеров Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Но в организации самообразовательной работы на подобном уровне политический коммунизм всегда имел проблемы. А тем более это актуально для современности, где правоту марксизма доказывает не пышный успех революции, а незавидное состояние отторгнувших марксизм остатков советского общества. Политический коммунизм в таких условиях является результатом сужения практической сферы для всего общества в такой же мере, в какой психическая патология является результатом самозамыкания индивида в узкой или сужающейся практической сфере. Политический коммунизм в наше время также является формой утраты связи с миром как и психическая патология. В этом смысле оба явления противостоят материализму, добавляя к миру нечто вовне его. Добавление это называется идеализм. Не так важно для понимания отсутствия расширения и практических успехов то, принимает идеализм форму прямой психической патологии, квази-религиозности (поклонения результатам своей же деятельности), позитивизма, герменевтики или одной из великих идеалистических систем прошлого. Социология современного политического коммунизма, каким мы наблюдаем его к востоку от Одры (и, отчасти, в Германии и Италии) в общем должна быть тождественна для марксистского взгляда в социологии религии. Политический коммунизм тоже является проявлением внешних его участникам сил, от действия которых они не могут избавится в силу того, что это действие не понимают. Но, как и в религии, мотив непонимания всё менее имеет практическую значимость. Ведь в костёл многие ходят не потому, что не знают о финансовых махинациях или ксёндзах-педофилах. Более того, среди посещающих мессы будет наверняка больше противников этих явлений, чем тех, кто настроен примирительно. Но ведь дело не в том, что люди не желают понимать ситуацию (бывает, что свидетельства прихожан костёлов ярче и глубже прокламаций на атеистических форумах), а в том, что они поддерживают единственную доступную им иллюзию, без которой жизнь полностью теряет смысл. А то, что поддержание этих иллюзий приводит к отказу от полноценного человеческого существования, это второстепенный момент. Ведь иллюзия поддерживается сейчас, а последствия будут когда-то потом. Эта страшная логика отнюдь не специфична для верующих или политического коммунизма, она также небывало актуальна как типичная форма буржуазного сознания накануне очередного передела мира. И в этом смысле мысли верующих и «политических» «коммунистов» продиктованы господствующим классом — неявные «голоса в голове», которых заклинают идеологи, оказываются ничуть не лучше явных «голосов в голове», которых изгоняют психиатры. О том, что самосознание политического коммунизма близко к самым патологическим формам сознания верующих (от которых нередко дистанцируются даже в Церкви), свидетельствует тот факт, что в нескольких странах попадали в его публицистику предложения защититься от антикоммунистического законодательства положением о религиозных свободах.

Эта патологическая в психиатрическом смысле точка зрения весьма характерна. Она могла быть порождена только там, где начисто отсутствует устойчивое и систематическое теоретическое самообразазование. Но, «коммунизм», клинический в своей бездумности, не такая уж и редкость. Редкость — самообразовательные сообщества и их логика действия. Так, например, уже в первые месяцы варшавского самообразовательного сообщества SKFM, в вопросах взаимного экзамена по первым полемикам стояло: «4. Различие материалистического и идеалистического воззрения. Наиболее широко распространённые формы идеалистического воззрения».

Процесс закрепления религии и процесс закрепления психических патологий имеет сходную идеалистическую основу. Буржуазный и естественнонаучный атеизм обыгрывает «воображаемые существа» едва ли не в каждом своём объёмном произведении. Основой всякого культа является утрата ответственности одновременно за свою личную и общественную историю. Из невыносимого положения провозглашается иллюзорный выход. В том случае, если этот выход не закреплён общественными и повторяющимися миллионы раз предпосылками, он принимает форму бреда навязчивых идей, маний величия и прочего. Если же иллюзорный выход подкрепляется реальными особенностями формирования людей в данном обществе, то он получает форму массового религиозного направления — свидетельствуют драмы Леси Украинки, затрагивающие темы первоначального христианства.

Политический коммунизм к востоку от Одры как явление, утратившее всякие остатки массовости к 2015 году, колеблется между квази-религиозными и психопатологическими проявлениями. Говоря о квази-религиозности нужно вспомнить обширные полемики о вождизме, которые были просто немыслимы для политического коммунизма XIX века даже в период его малочисленности. Как расширяющееся политическое направление, он смог на основании углубления материалистического понимания мира запустить мощнейший двигатель самодеятельности партийных масс. Притом это была такая самодеятельность, что вожди очень редко пользовались возможностью прямых административных указаний. Гораздо чаще гносеологическое превосходство руководителей движения порождало тягу критически осваивать их точку зрения у рядовых партийцев, что подкрепляло одновременно самообразовательные стремления и внутрипартийную демократию. Так было у Домбровского, так было у Варыньского в первой марксисткой партии романовской монархии — в Международной социально-революционной партии «Пролетариат». И точно так же очень нередко было в СДКПиЛ, как и в РСДРП(б).

Самостоятельность политического коммунизма: обсессии и компульсии

Подумаем о нравственной и теоретической самостоятельности современного политического коммунизма к востоку от Одры. О политической самостоятельности и думать не будем. А кто захочет думать, пусть напишет в немецкую политическую полицию. Прости, читатель, проговорился, нужно читать так: «А кто захочет думать, тот пусть напишет в facebook одному из facebook-членов ЦК».

Рассматривая вопрос серьёзно, трудно не понять, что самостоятельность за пределами обычных шатаний в политическом коммунизме в общем-то невозможна. Ленин по этому поводу заметил однажды, что любая политика лучше политики шатаний. Современный политический коммунизм понял это тем способом, который обычно практикует. В итоге, никакого противодействия не получил стихийно возникший вождизм. Фромм отмечал в «Революции надежды»: «Шизофреническое переживание за гранью определённого порога считалось бы болезнью в любом обществе, поскольку страдающие от неё не были бы способны функционировать в любых социальных обстоятельствах (если только шизофреник не возносится до статуса бога, шамана, святого, проповедника и т. п.)». Обратим внимание на второстепенное примечание. Не имея способностей к предметному синтезу противоположностей, шизофреник пытается не замечать противоположные стремления и тенденции, которыми он хаотически руководствуется. По отношению к противоположным классовым влияниям современный политический коммунизм ведёт себя довольно шизофренически. Для слабоогранизованного шизоидного сообщества всегда заманчиво уйти в вождизм, ибо лишь в качестве вождя некритического сообщества шизофреник может успешно функционировать в обществе, как намекал Фромм. Но как сильно это отличается от исторической роли действительных вождей трудящихся, которые развивали критическое понимание мира и расширяли его влияние в кругу тех, чьим интересам оно соответствовало.

Вождизм — такова попытка выстроить иллюзорный предохранитель от этих самых шатаний, превращающихся в подобие обсессивно-компульсивного синдрома^[60]. Ритуализация митингов и собраний — отличная иллюстрация этой психической патологии. Более того, ритуальный митинг — это классический пример бессмысленного группового навязчивого поведения, от которого не могут избавится. Это особенно интересно, если учесть, что много где политический коммунизм не имеет никакой практической связи с внешними миром, кроме митингов, и никакой внутренней деятельности кроме собраний.

О теоретической самостоятельности политического коммунизма едва ли можно рассуждать всерьёз. Здесь многое скажет подлинная формулировка от одной из организаций политического коммунизма: «диалектическое совмещение теории и практики». То есть — теория отдельно в изоляции от практики, а практика отдельно от теории. Увы, от совмещения бездумных рук с безруким мозгом ничего хорошего не бывает, что мы и видим по итогам последних десятилетий.

Современная психиатрия не поможет политическому коммунизму. Она сама является продуктом утраты обществом контроля над условиями своей жизни. В этом смысле позитивистское сознание является общим для психиатров и невротиков. Психиатр неуверенно употребляет какие-либо средства, кроме химических, ибо понимает, что восстановить нормальное долгосрочное функционирование невротика он не может. А психотерапевтическое приспособление будет легко разрушено мощными внешними влияниями, которых так много в нашей капиталистической жизни. Поэтому Фромм начинает свои размышления с безрезультатности приспособительной психотерапии. Самые существенные обстоятельства, формирующие психическую патологию, находятся не только вне контроля отдельного психиатра, но и вне контроля всего общества в целом, хотя, нередко в пределах контроля господствующего класса. В этих условиях психиатр, неспособный решать проблему по существу, сам уподобляется невротику, пытаясь выбрать наиболее действенное средство из заведомо непригодных. Не напоминает ли это практику современного политического коммунизма к востоку от Одры? Характерно, что как в психиатрии, так в политическом коммунизме форма капитуляции перед неподконтрольными факторами одна и та же. Это эмпиризм, имеющий форму позитивизма с явными тенденциями к постмодернизму. Вот так обстоит дело с теоретической самостоятельностью.

С нравственной самостоятельностью политического коммунизма дело обстоит, как догадывается читатель, не лучше. Психическая патология предполагает, что пациент не может быть носителем никакой нравственной системы. В научном коммунизме мораль рассматривается как одна из идеологических форм, как обобщение отвергаемых, но признаваемых желательными, из-за своей недействительности нравственных побуждений. Мораль — это о политическом коммунизме, как и вообще о тех сообществах, которые не выстраивают нравственность непосредственно из освободительных или очеловечивающих задач исторического момента. В этом смысле политический коммунизм — это нечто пассивное. Психическая пассивность тоже приводит к неприменимости нравственных критериев, подобно тому, как пассивность общественной группы делает её базой устойчивой моральной системы мазохистического типа. Но политический коммунизм помимо мазохизма по отношению к политической полиции (в лице facebook-членов ЦК) зашёл местами дальше. Он дошёл кое-где до тех пределов, где историческую ответственность не только не берут, но где с ней не соотносят точно так же, как клинических невротиков не соотносят с нравственной ответственностью, а при некоторых диагнозах и с уголовной ответственностью. Действительно, нравственность как явление сознания несовместима с теми самыми нарушениями познания, которые затрудняют общественное функционирование индивида так, что не остаётся надежды на иные средства, кроме психиатрического вмешательства. В современном политическом коммунизме к востоку от Одры проще простого встретить тех, кто вообще не является носителем никакой сознательной нравственности, тем более, сознательной нравственности передового класса.

Замкнутые фанатики вовсе не составляют беды современного политического коммунизма. Испытывая отвращение от вида бесскелетной жижи, в которую превратился политический коммунизм, фанатики ушли в расколы вместе со спадом политической активности в 1990-х годах. Пусть читатель простит, что сейчас нет никакого желания доставать микроскоп, чтобы понять, что в итоге произошло с этими фанатиками. Вероятнее всего, их микроскопические сообщества ушли в ту сферу, где чувства уже не нужны. Эта мумификация заживо однако смотрится лучше, чем омыление заживоopen in new window, которое произошло с остальной частью политического коммунизма. На примере фанатиков лучше видна патологическая анатомия современного оппортунизма. Впрочем, загружать в томограф мумии политических фанатиков прошлого — это надобность не срочная. Читатель должен будет простить пренебрежение этим родом занятий. Если коммунизм сможет усилиться до того, что теоретический и политический коммунизм станут тождественными, то все срезы этих мумифицированных останков будут обсуждать уже в связи с совсем другими проблемами.

Социализация и педагогика

В 2017 году несколько моих товарищей из FDJ (Свободная Немецкая Молодёжь) пересекли на восток нысо-одровский меридиан и направились в город Y^[61] для составления подробного отчёта о гносеологической и политической ситуации, которая заинтересовала коммунистические элементы обеих Германий. Отчёт, получивший характер негласного документа, был запрещён к полному разглашению. Да, к сожалению, ситуация оказалась такова, что никакого теоретического мышления, пригодного для сравнения с самообразовательными сообществами Берлина, Варшавы, Познани и Дрездена, не было обнаружено. Что касается представителей местного политического коммунизма, которые встретили товарищей из FDJ, то, несмотря на хорошую организацию ознакомления с местностью, проводником им был назначен «некто, испытывающий значительные трудности с социализацией». Кроме того, «в публичных мероприятиях организации X^[62] принимают участие некоторые лица, чьё психическое здоровье вызывает серьёзное сомнение». Пусть читатель поймёт правильно: задача оскорбить неизвестных людей здесь не стоит. Нет также задачи оскорбить тех, кто не является носителем никакой сознательной нравственности. Но когда такие люди безболезненно вписываются в политический коммунизм, то это сигнализирует отнюдь не о проблемах этих людей, а о политической проблеме.

Эта самая безуспешная политика (а принимали товарищей из FDJ вовсе не члены действующего революционного правительства) находится в постоянном взаимном превращении с психическими патологиями. В той же мере, в какой подобная политика затрудняет движение к коммунизму, она затрудняет и нравственное развитие отдельной личности, сужая сферу взаимодействия с людьми как количественно, так и качественно.

Как известно, коммунизм как общественное устройство предполагает непосредственное производства человека всем общественным хозяйством так, что не вещи, а живая действующая личность является целью каждого элемента труда. Коммунистическое движение в этом смысле является ограниченной окружением, но необходимой (хоть и недостаточной) попыткой организовать, вопреки окружающими влияниям, непосредственное производство живых, действующих в пользу освобождения, индивидов. Педагогическое мастерство, как умение воздействовать на другого индивида, пробуждая его самостоятельную деятельность, относится к одним из высших инструментальных навыков, выработанных человечеством. Не только Яшуш Корчак и Антон Макаренко, но и Мещеряков и Соколянский показали, что за рамками глубоких телесных патологий нет никаких препятствий для формирования всесторонне развитых людей. В особенности, они достигли успехов только потому, что рассматривали все препятствия к полноценному функционированию воспитанников как препятствия, созданные общественным устройством в широком или узком понимании, но никак не телесностью — физической, генетической, химической или нейрофизиологической — воспитанников.

Отсутствие не только знания педагогической теории, но и элементарных стихийных педагогических навыков принимает в политическом коммунизме демонические формы. В отчёте упомянутых немецких товарищей упоминается: «... для многих продуктивным отходом от так называемой «политической» «деятельности» является создание семьи и непосредственная воспитательная практика. В этом случае общий эффект очеловечивания себя и других катастрофически превосходит всё то, что предлагается «политической» «деятельностью», несмотря на то, что покупается ценой отречения от широкого общественного значения своих действий». Читатель узнаёт типичный для религиозности отказ от участия во всех сферах человеческой деятельности под давлением любимых иллюзий? Оказывается, ослабшие наркотики политического коммунизма легко могут быть заменены на другие формы частичной деятельности под руководством более сильных иллюзий. Действительно, как более связанное с полноценной человеческой практикой, воспитание детей (как под руководством иллюзий так и без таковых), несомненно, более привлекательно, чем современный политический коммунизм. Ведь он не воспитывает, а развращает и отвращает от себя. И это не просто заявление, а статистический итог, если смотреть на суммарный количественный баланс всех его организаций к востоку от Одры и если оценить его качественный состав «до» и «после» за последнюю четверть века.

Отсутствие элементарных человеческих проявлений — не вежливости, не учтивости, не знания немецкого языка, а именно длительного взаимного уважения — вот что сильно удивило товарищей из FDJ. И уж совсем поразило их отсутствие в политическом коммунизме в Y семейных пар. Кроме того, были обнаружены перекосы половозрастного состава. Обнаруженный немецкими товарищами политический коммунизм может в очень незначительной мере привлекать женскую половину человечества. И это отнюдь не признак господствующих нездоровых настроений женского населения, а редкий пример обратного. Женская половина человечества угнетена настолько, что находить освобождающие перспективы в столь грубых иллюзиях не может в силу невыносимости своего положения.

Ситуация в Y находится в большом контрасте не только с варшавским комитетом Объединения Марксистов Польских. Почти в любом комитете FDJ со средней численностью (или более многочисленном) можно легко найти пары, занимающиеся воспитанием детей параллельно с самообразованием и политическими вопросами. Похожим образом обстоит дело в KSM (Чехия и Моравия). Но польский читатель может помнить, что в КПП была публицистическая кампания против «узурпаторов» Кшиштофа Швея и Беаты Каронь на том основании, что они ... имеют глубокие личные симпатии, достигающие уровня готовности к совместному воспитанию потомства. Не знаю, есть ли у читателя желание снова прочитать эту скабрезную статью, но едва ли у нормального человека может появиться желание с упоением цитировать это произведение, демонстрирующее отношение к деторождению, доминирующее разве что в основной школе наиболее депрессивных поветов Польши.

Школьники были упомянуты не случайно. В современном политическом коммунизме к востоку от Одры до сих пор господствует воззрение на марксизм как на некое политическое учение, имеющее ряд характерных признаков. Такое воззрение, разумеется, не имеет ничего общего с тем, как формируется марксизм реальным историческим процессом, и с тем, какие формы он приобретает в ходе практических успехов. Но доверие школьному уровню сознания весьма характерно. Пока сам политический коммунизм имеет воззрения на марксизм, которые в главном совпадают с тезисами польской (литовской, немецкой, латвийской, украинской, российской ...) школьной программы, он останется тем, чем он есть. То есть убежищем для неспособных продуктивно взаимодействовать с миром людей, которые не имеют никакого шанса на запуск его реального революционного преобразования. Ибо революционная практика как совпадение мысли и действительности предполагает теснейший материалистический контакт с внешним миром в самых многообразных его проявлениях.

«Марксизм», не выходящий за пределы школьной программы, в пределах политического коммунизма является тем более позорным, что в последнее пятилетие социалистические школьники во многих странах совершенно свободно выходят за рамки школьной программы и достигают уровня теоретического мышления, постигая общественные проблемы во всей их полноте и неприглядности. Первое условие освобождения от иллюзий — это сознание их как иллюзий, второе условие — это совместный поиск и создание условий, которые не требуют иллюзий. Пока же иллюзиями научилась пользоваться немецкая политическая полиция, сотрудники которой при творческом подходе к вопросу могут иметь много весёлых минут при чтении автоматически составляемых сводок о деятельности упоминаемых ранее facebook-членов ЦК.

Заключение без рецепта

Политический коммунизм сближается с сообществом пациентов психиатров тем, что возможный круг общения для таких неинтересных личностей, как facebook-члены ЦК, оказывается столь узким, что общение под полным контролем политической полиции кажется единственным возможным выходом. Особенно характерно, что facebook-члены ЦК появляются именно в Германии, где ещё за 5-7 лет до выступлений Эдварда Сноудена значительная часть организационного общения была вынесена действующими коммунистами за пределы доступности для политической полиции. У политического поп-коммунизма нет осознаваемой истории — он ничему не учится. Он ведь и коммунизмом является не больше, чем поп-культура является культурой. По этой же причине у него нет будущего, что отнюдь не значит того, что не будут доведены до психических патологий люди, действительно желающие бороться против частной собственности, но вынужденные приспосабливаться из-за этого желания к особенностям политического коммунизма. А эти особенности таковы, что значительную помощь в их описании может дать даже не религиоведение, а общая психиатрия. Классовая суть это явления проста — полное подчинение господствующему классу, продолжающее полное подчинение ему остатков экономического механизма, работавшего в период народной демократии.

Отказ от работы диалектического мышления под действием обстоятельств принимает не только идеалистические формы. Фромм напрямую связывает отказ от диалектики с шизофренией. Ибо у шизофреника противоположные тенденции и побуждения существуют отдельно, они никогда не бывают тождественны и тем самым принципиально не находят выхода в предметную практику. Более того, шизофреническое мышление нередко даже не замечает того, что руководствуется не только противоположными, но нередко и просто несовместимыми положениями. Эрих Фромм в «Революции надежды» отмечал:

«Шизофрения, как всякое другое психотическое состояние, должна определяться не только в психиатрических терминах, но также в социальных терминах. Шизофреническое переживание за гранью определённого порога считалось бы болезнью в любом обществе, поскольку страдающие от неё не были бы способны функционировать в любых социальных обстоятельствах (если только шизофреник не возносится до статуса бога, шамана, святого, проповедника и т. п.). Но существуют вялотекущие хронические формы психозов, которые могут охватывать миллионы людей и которые — именно потому, что они не переходят определённый порог — не мешают этим людям функционировать в обществе. Пока они имеют такое же заболевание, как миллионы других, они испытывают чувство удовлетворения от того, что не одиноки; другими словами, они могут избежать того ощущения полной изоляции^[63], которое так характерно для вполне развившегося психоза. Напротив, они считают себя нормальными, а на тех, кто не потерял связь между сердцем и умом, смотрят, как на «сумасшедших»^[64]. Во всех вялотекущих формах психозов определение болезни зависит от вопроса, имеется ли эта патология у других или нет. Как существует вялотекущая хроническая шизофрения, так же существуют вялотекущие хронические паранойя^[65] и депрессия^[66]. И есть масса доказательств, что среди определённых слоев населения, особенно в случаях, когда существует угроза войны, параноидные элементы возрастают, но не ощущаются как патологические, пока являются широко распространёнными».

К законченному предложению Фромм делает не менее интересное примечание:

«Разница между тем, что считается болезнью, и тем, что считается нормой, становится очевидной в следующем примере. Если человек объявил, что для того, чтобы спасти наши города от загрязнения воздуха, следует уничтожить фабрики, автомобили, самолеты и т. п., никто не будет сомневаться, что он сумасшедший. Но если существует согласие, что для того, чтобы защитить нашу жизнь, нашу свободу, нашу культуру, может оказаться необходимой термоядерная война как последнее средство, такое мнение окажется совершенно здравым. Разница мышления только в том, что первая идея не разделяется другими, следовательно, кажется ненормальной, в то время как вторая разделяется миллионами людей и могущественными правительствами, и, следовательно, кажется нормальной».

По вполне понятным причинам (слабость революционного движения в США) Фромм трактует роль партии, обращая специальное внимание на психотерапевтическую сторону вопроса. Если соотносить его трактовку с ленинской работой «Что делать?», то в положительном совпадении можно понять, что партия должна быть средством всё более тесной связи с окружающим миром, доходящей до связи со всеми решающими точками, с которых можно начать его революционное преобразование. Самообразовательный и психотерапевтический момент в так понятой расширяющейся практике, завершаемой социальной революцией, состоит единственно в материалистическом понимании и решении всех возникающих проблем. В противном случае иллюзии разного рода могут приводить как к политической непригодности (оппортунизму), так и к вообще общественной непригодности в психиатрическом смысле. Нет никаких данных, что психи массово поддерживают политический коммунизм — в Германии, как поговаривают, они нередко официально голосуют за ХДС/ХСС, а в Польше за ПиС. Но, несомненно, что в своих организациях политический коммунизм очень нередко поддерживает психов, а очень редко даже производит психов из относительно здоровых людей.

Рассматривая документы по истории так называемого Первого «Пролетариата» (то есть организации, где работал Людвик Варыньский) и РСДРП(б), сложно не заметить, что поднимаемые практически и теоретические проблемы относятся к каким угодно, но не узким и нарциссическим сферам. Уже в самом своём основании из самообразовательных сообществ эти партии взяли курс на всё более тесное взаимодействие с окружающим миром. Именно поэтому РСДРП и СДКПиЛ смогли прямо или косвенно поддержать революцию 1905-1907 годов в романовской монархии. Относительные успехи происходили из того, что это были организации, порождённые предреволюционной эпохой. Из того также, что это были организации, в которых, исходя из самих принципов их внутреннего устройства, важным было приобретение действительно материалистических воззрений на все возникающие проблемы. Теперь же революционный спад, продолжающийся в Европе примерно с середины 1970-х годов почти полвека привёл к тому, что политический коммунизм не просто вышел за пределы классового анализа, но в лице facebook-членов ЦК и «людей, имеющих серьёзные трудности с социализацией» дошёл до таких организационных форм, которые правдоподобно описываются в учебниках психиатрии. Подобно тому, как общество, утратившее контроль над условиями развития психов, создало психиатрию, которая считается лучше, чем отсутствие всякого вмешательства, то же самое общество создало современные формы политического коммунизма, которые считаются лучше, чем отсутствие политической жизни. Но, подобно психиатрии, эти «политические» формы неспособны привести существование в согласие с сущностью. Ведь осознание этой сущности и её практическое утверждение находится за границами как психиатрии, так и политического коммунизма.

Успокоение в наличном состоянии означает отказ от полноценных и многообразных жизненных проявлений. Будет это иметь последствием провал политической фазы социальной революции или всего лишь психическую патологию отдельного представителя политического коммунизма, не столь важно, ведь на разных уровнях это выражения одного и того же классового влияния. Потому действительно важно расширять материалистическое переисследование всех предпосылок революционной практики, крепить самообразование и вовлекать как можно больше пригодных людей в систематическую работу по выработке миропонимания, характерного для партии мышления. А такая выработка невозможна при подчинении каким-либо групповым иллюзиям о своём положении, ибо они тут же парализуют и без того не очень широкую практику, которая только и возможна в наше время. Как указывал Марек Ян Семек в статье «Почему Сократ?», жизненно важно именно в нашу эпоху победы контрреволюции «распутывая следы ложности и лживости, вносить беспокойство в дела, выглядящие очевидными, отбросить освящённые авторитеты, пробудить сомнения, ставить вопросы непрерывно и агрессивно. Не зря сам Сократ говорил, что он как «овод, пущенный с руки бога», что хочет беспокоить своих ближних упрямо и неотвязно, чтобы как сказал — «не опустились». Чтобы не опустились — значит: чтобы не замкнулись в разрозненных клетках своих понятий, чтобы не отождествили себя без остатка с какой-либо системой умствования или моральной системой. Ведь зло действует тогда, когда человек даёт себя целиком заменить неподвижной системой категорий и понятий».

Часть XIV. На пути к партийной организации

2019-04-07

Włodzimierz Podlipski

Наука наша — скарб, закопаний в могилу,

Наш хист — актор-кріпак в театрі у панів,

Непевні жарти гне, сміється через силу,

Поклонами спиняє панський гнів.

Леся Українка

Товаришці на споминopen in new window (1896)

Продолжаемые очерки называются De politica (О политике). Большая часть этих очерков была посвящена деградации политического коммунизма. В эпоху политической пассивизации и разлада такой предмет рассмотрения был подсказан той же самой логикой, руководствуясь которой, один известный политик записал: «... отступаем, (не будем бояться признать это; не страшно отступление, страшны иллюзии и самообманы, губительна боязнь истины)»^[67].

Исходя из масштабов политического коммунизма к востоку от Одры, классовый анализ почти не приходилось применять. Едва ли он был оправдан в отношении сужающегося сообщества, теряющего значимость. Наоборот, классовый анализ оправдывает затраченный умственный труд в том случае, если некое сообщество расширяется количественно и качественно, если оно всё более тесно втягивается в разнообразные общественные связи. Но расширяющихся сообществ в пользу обобществления на широте Варшавы от Рейна до Курил нет. А классовый анализ всё-таки хочется провести. Это значит, что политическая сфера будет в данном очерке оттеснена. Если говорить точнее, то оттеснена будет действующая сфера непубличной политики. Наоборот, в первую голову сфера действительной политики должна будет попасть в поле внимания. А действительная политика, то есть политическая линия, обладающая возможностью действий, не может быть никакой другой кроме как разумной политикой. «Всё разумное действительно». Но такую разумную политическую линию не могут проводить никакие общественные группы, которым не нужно действовать, которые не заинтересованы в решительном преобразовании всех основ общественной жизни. В отношении стихийных движений политический коммунизм сделал крайне мало — почти все организации плелись в хвосте движений, не имея познавательных рычагов для завоевания доверия своему способу действий и своей политической линии. Ибо то, что практиковал политический коммунизм, нельзя считать чем-то, что может вызвать доверие: способ действий был так же плох, как и политическая линия. К массовым движениям должно быть готовым до того, как они проявятся в публичной сфере. А политический коммунизм с господством позитивизма не умел предугадать массовые движения, не мог создать вблизи них небольшие плацдармы. Политический коммунизм смотрел на комплексные причины этих движений чисто эмпирически, почти как на результаты уличной магии, и только и мог, что пристраиваться к уже выраженным требованиям трудовых элементов. 120 лет назад один из политиков в Романовской монархии смотрел на проблему слабо предсказуемых массовых движений иначе: «массовый характер движения не только не ослабляет, а, напротив, усиливает нашу обязанность создать крепкую и централизованную организацию революционеров, способную руководить и подготовительной борьбой, и всяким неожиданным взрывом, и, наконец, последним решительным нападением»^[68]. Эта рекомендация принципиально не могла найти отклика: затронутые понятия никак не пересекались со сферой действий политического коммунизма уже несколько десятилетий. Подготовительной борьбы почти не было. Но в данном очерке мы должны вступить в ту область, где понятие подготовительной борьбы обладает действительностью. Следовательно, патологическая анатомия и патологическая психиатрия не смогут уже выступить на первый план, а в той мере, в которой наметилось расширение коммунистического сознания к востоку от Одры, будет задействован классовый анализ. Он будет неизбежно связан с поиском средств оздоровления той самой части освободительного сообщества, которая ещё не мумифицировалась или не вступила в омыление заживо. А это значит, что, обращаться далее придётся к очень небольшой части освободительного сообщества, которая не заражена ещё политическим СПИДом. Это само по себе большая редкость и в качестве правила, а не исключения, существует только в сфере самообразования, которая очень и очень узка к востоку от Одры и не очень влиятельна в Германии. Всем остальным не стоит тратить время на продолжение этого очерка и на следующие очерки. С теми, кто готов критиковать политический коммунизм ради критики политического коммунизма, дальше не по пути. Наоборот, классовый анализ будет применяться только для тех, кто готов включить в свою практику понятие подготовительной борьбы. Эта линия разграничения едва ли сильно изменилась за 120 лет. В похожей ситуации хаотического малосильного и растущего движения практического материализма в статье «Насущные задачи нашего движения» писалось:

«Как мы смотрим на основные положения нашей программы, мы уже сказали, а подробно развивать эти положения здесь, конечно, не место. Вопросам организационным мы намерены посвятить ряд статей в ближайших номерах. Это одни из самых больных наших вопросов. Мы сильно отстали в этом отношении от старых деятелей русского революционного движения; надо прямо признать этот недочёт и направить свои силы на выработку более конспиративной постановки дела, на систематическую пропаганду правил ведения дела, приёмов надувания жандармов и обхода сетей полиции. Надо подготовлять людей, посвящающих революции не одни только свободные вечера, а всю свою жизнь, надо подготовлять организацию, настолько крупную, чтобы в ней можно было провести строгое разделение труда между различными видами нашей работы. Что касается, наконец, до вопросов тактики, то мы ограничимся здесь следующим: социал-демократия не связывает себе рук, не суживает своей деятельности одним каким-нибудь заранее придуманным планом или приёмом политической борьбы, — она признаёт все средства борьбы, лишь бы они соответствовали наличным силам партии и давали возможность достигать наибольших результатов, достижимых при данных условиях»^[69].

Эти слова были написаны, когда подготовительная борьба уже дала первые организационные результаты в России, которая была крупнейшей частью монархии Романовых, не охваченной местными марксистскими организациями. Не так сейчас к востоку от Одры. В нашем случае важно войти в круг самого понятия подготовительной борьбы.

___

Сообразно трём выраженным сферам классовой борьбы: политической, теоретической и экономической, существуют также три «определения пролетариата». Традиционное научное определение пролетариата касается экономических признаков этого класса. Оно будет названо далее определением «экономического пролетариата» или экономическим определением пролетариата. Это определение фиксирует ту самую практическую основу, на которой формируются «политический пролетариат» и «гносеологический пролетариат». Очевидно, что проблема политического коммунизма наиболее плотно связана с определением политического пролетариата. Соотнести диктатуру пролетариата с его политическим определением и современным политическим коммунизмом довольно легко — сейчас общей области эти три понятия не имеют. Об отношении имеющегося политического коммунизма к диктатуре пролетариата в этих очерках уже было написано. Что же касается связи политического коммунизма с политическим определением пролетариата, то она безусловно непрочна там, где может быть обнаружена, но чаще просто отсутствует. Именно это отсутствие превращает политический коммунизм в явление с масштабами в эпсилон-окрестностях нуля. Именно отсутствие в политическом коммунизме движения в пользу слияния с политическим пролетариатом приводит к тому, что политический коммунизм начинает поддаваться религиоведческому, а потом и психиатрическому анализу вместо классового. Однако выработка оздоравливающих средств должна не просто начаться с элементарной диагностики, а содержать если не предметный рецепт, то способы его составления и проверки. Безусловно классическим произведением, посвящённым проблеме политического пролетариата является книга «Что делать?», которая была издана в феврале 1902 года и которая была написана Владимиром Ульяновым. Эта книга раскрывает выраженные формы всероссийской подготовительной борьбы, причём подготовительность это отнюдь не риторический эпитет, а глубоко фактическая и объективная характеристика: в 1905 году в романовской монархии началась народная революция, в которой РСДРП приняла активное участие. Книга «Что делать?» окажется в поле внимания только потому, что осмысление зачаточных форм возможно лишь на основании форм развитых. Только имея знание о жизни курицы, можно понять вскрытие скорлупы яйца, но попытка осмысления этого факта за пределами перспективы жизни взрослой птицы может привести только к домыслам и абсолютизации побочных фактов.

Откуда начинать движение к понятию подготовительной борьбы? Оно не может начаться ни с чего иного, кроме как с элементарной партийной позиции — с практического материализма. Как таковой он в качестве убеждения не может быть результатом ничего иного, кроме как систематического и целесообразного самообразования. Это и есть исходная практическая точка для разворачивания понятия подготовительной борьбы. Эта же точка является единственной исходной точкой политической психотерапии, если вспоминать очерк «Психопатология политического коммунизма»open in new window. Эта же самая точка является тем Фермопильским проходом, который отделяет современный «политический» «коммунизм» от коммунистической линии в политике.

Самообразование как процесс, собирающий в значительной степени стихийный материал, порывает со стихийностью — его результат вовсе не может быть стихийным. Но какова должна быть в общем случае его стихийная основа? Опираясь на классовый анализ, попробуем обратить внимание читателя на гносеологическое определение пролетариата. Здесь не будет попытки систематизировать это определение. Маркс сделал это в 1844 году, то есть прежде формулировки экономического определения пролетариата. Действительно гносеологическое понятие пролетарской партийности предшествует понятию пролетарской политической и экономической партийности точно так же, как цель вообще предшествует средству у всякого разумного существа. Нечто подобное в буржуазном мышлении классической эпохи выразил Фихте, который указывал, что не действие имеет целью познание, а познание осуществляется для действия^[70]. Все основные черты из гносеологического определения пролетариата происходят из его природы как действующего класса:

тесная работа с природным сопротивляющимся материалом,
приложение решающих производительных усилий, являющихся завершающей стадией всяких (культурных, педагогических, чувственных, технологических, политических и пр.) предпосылок преобразования материала,
заинтересованности в наиболее предметно-истинном мышлении как следствие невозможности решить свои проблемы без освобождения всего общества в целом.

Указанная заинтересованность является, разумеется, результатом многообразного угнетения со стороны всех иных общественных групп и необходимости избавления от внутрипролетарской конкуренции ценой избавления от общественной конкуренции людей вообще. Она носит, напомню, всемирный характер.

Гносеологическое определение пролетариата, намеченное выше на основе работ Маркса, должно сыграть важную роль в оценке перспектив коммунистических самообразовательных сообществ. В том случае, если в них не получает господства понимаемый со стороны гносеологических особенностей пролетариат, то судьба таких сообществ незавидна — они превращаются в собрания фриков из политической полиции или позитивистских нердов из академических заведений. Едва ли нужно иллюстрировать эти варианты. Всякий читатель, знакомый с официальной «теоретической работой» в «политическом» «коммунизме» легко обнаружит примеры как первого, так и второго варианта. Что делать в каждом случае, когда состав является смешанным, должен решать уже сам читатель. При соседстве «розовых» квазиакадемических фриков, тихо меняющих на деньги «просветительскую» работу, результата явно не будет. Вообще интересы «выхода на самофинансирование» подобной деятельности обычно сводятся к самой позорной зависимости от самой мелкой и короткорстрочной финансовой и идеологической конъюнктуры. Погоня за подачками, называемыми красивым костёльным термином donat (дача, передача средств) в конечном счёте уводит таких «просветителей» в партию затемнителей, в партию врагов пролетариата во всех сферах: в политике, в экономике и в теории. У подобных людей никак не может выработаться понятие предварительной борьбы. Они в силу денежной заинтересованности консервативны ибо собираются оседлать денежный ручеёк в ситуации «разъяснения», когда он обусловлен узким хождением политических знаний. Самообразование для такого узкого хождения общественных знаний смертельно, для самозванных «просветителей», выходящих на самофинансирование, также. Лучшим исходом для развития как практики, так и теории будет, если любой такой алчущий припасть к денежному ручейку Wissenschaftgruppenführer закончит так же как самый известный, отнюдь не к научной группе относящийся, Führer «Третьей Империи Германской нации».

Проблема законности как предшествующая образованию понятия подготовительной борьбы

Вечером 1 ноября 2018 года новостной терминал показал, среди прочего, три абзаца на литовском языке с аннотацией в одно предложение на эсперанто. Через 7 минут пришёл чешский перевод, через 9 минут немецкий, через 11 минут польский, венгерский и шведский переводы. Новость касалась событий в далёком российском Архангельске, где произошла диверсия против одного из российских полицейских ведомств. Диверсант погиб и опубликовал политическое обращение. Из той новости запомнилось только, что диверсант имел польскую фамилию. Вспоминая типичную российскую полонофобию, ярко проявившуюся в публичном оскорбляющем демонтаже памятников Дзержинскому в начале 1990-х годов, эта деталь с фамилией диверсанта заставила вспомнить нечто неприятное в национальном смысле. Едва ли мои корреспонденты и собеседники из других стран (кроме Литвы) имели подобные ассоциации. Очень быстро обсуждение новости приняло немецкоязычный характер. Ни поступок диверсанта, ни его последствия в целостности не обсуждались. Зато пробудился интерес к общей проблеме соотношения легальной и нелегальной работы. Если бы читатель имел доступ к обсуждениям новости после 3 ноября, то он бы не обнаружил ни упоминания России, ни упоминания конкретного поступка конкретного диверсанта. В этом поступке не было ничего примечательного ни с методологической, ни с политической стороны. К западу от керзоновых линий эта странная новость о происшествии в какой-то непонятной дали у Белого моря заставила только пристальнее присмотреться к общим проблемам. Вопрос о соотношении легальной и нелегальной работы за последние два года не подвергался систематическому изложению между Нысой-Одрой и керзоновыми линиями. За это время польские, литовские, латвийские, чешские и словацкие источники не содержат ни одного развёрнутого документа с конкретным анализом соотношения так называемой коммунистической работы и сферы законности. Характерно, что даже Коммунистическая Партия Польши, столкнувшаяся с судебным преследованием, ничего специального по поводу общей ситуации не опубликовала. Тем менее, интересовался этой темой товарищ Михал Новицкий из Парижа. В его случае всякому ясно, что эпатажные высказывания привлекли внимание только потому, что он имел родство с вице-маршалкой Сейма. Не будь этого, он до сих пор бы ходил по улицам с польскими надписями, имея, самое большее, карточку в шкафу политической полиции.

Очень нестабильно положение Объединения Марксистов Польских (SMP). Но и внутри него не было основательной полемики о соотношении легальной и нелегальной работы. Конечно, был интенсивный обмен заметками, но на уровне мнений. Их было много, а единого организационного мнения сформировано не было. В этом отношении SMP подчиняется стихийности и не может быть сознательным представителем исторического движения в сфере разработки проблем законности. Если подытожить документы SMP без разглашения конкретных формулировок, то основные положения можно свести к тому, что дальше с легальностью будет только хуже, и что для свободы маневрирования и выживания нужны обширные сферы негласной работы.

В Германии Свободная Немецкая Молодёжь и некоторые коммунистические партии преследуются просто за публичное некоммерческое применение некоторой символики. Аналогичная ситуация складывается в Чехии, правда, там все эти запреты за пределы именно политического коммунизма не выходят никак. Например, чешский аналог Die Linke использует символику из двух вишен, что постоянно высмеивается как в Чехии, так и за её границами. В Германии, где сфера легальности никогда не отличалась широтой, ситуация кажется местным товарищам столь понятной, что не требуют для её прояснения даже произнесения.

Венгерские товарищи подсказали, что был случай, когда в судебном порядке внутри одной из местных организаций, желающих действовать в пользу коммунизма, была произведена кадровая перестановка. Это, пожалуй, самое экзотическое соприкосновение того, что считают коммунистической работой и сферы законности.

Сами рассуждения о соотношении легальной и нелегальной работы, если сравнить польские и чешские источники, имеют один очень важный дефект. Они принципиально некритичны по отношению к status quo (текущей ситуации). Хорошо входя в курс имеющейся правоприменительной практики, эти рассуждения именно потому не выходят за рамки мнения, что боятся рассмотреть вопрос в его истории, ибо исторического суда не выдерживают. Напомним, что те, кто довёл движение до политического поражения и превращения в чуть заметное сообщество на задворках общественной жизни, больше «в коммунизм не играют». А те, кто остался, те вынуждены не замечать, что повторяют те самые ошибки, которые уже привели к краху. Почему повторяются эти ошибки? Потому что практика, называемая коммунистической работой, не является практикой всё более тесного установления контакта с внешним миром, практикой опоры на материалистическое миропонимание и порождающие его общественный группы. Сам поиск такой практики является трудной задачей для критического мышления в условиях экономического спада и упадка организованной борьбы производящего класса. В такой обстановке нет многих предпосылок и для появления критического мышления, не уступающего лучшим прошлым образцам. Откуда взяться критическому мышлению, если расширение частной собственности и завершающее его перенакопление капитала сузило значимость сфер передовых видов труда? Здесь имеется, следовательно, трудная задача самопорождения, разбор которой был осуществлён в классических педагогических работах. Характерно, что обсуждение соотношения легальной и нелегальной работы долгое время вообще не связывали к востоку от Одры и Нысы с этой важнейшей задачей и с достижениями классической педагогической литературы.

Будучи связанным с вопросом самопорождения партии мышления, то есть партии сознательного небезразличного отношения к историческому процессу, вопрос о легальности требует не просто классовой, а партийной разработки. Заметить, что за антикоммунистическим законодательством от Минска и Вильно до Берлина и Праги стоит буржуазия, не сложно. Формулировку принципа классовости легко найти у многих предшественников марксизма: у Дембовского в Польше, у Марковича в Сербии, у Чернышевского в России. Но принцип партийности не соответствует принципу классовости. Принцип партийности требует сознательного отношения к классовости, то есть понимания не только враждебности идеологического результата, но и самого идеологического механизма искажения действительности во всех его проявлениях. То есть для проведения принципа партийности недостаточна классовая оценка результата, этой оценке должен быть подвержен весь процесс формирования этого результата — как его идеальные, так и его материальные продукты, которые в действительности производятся одновременно одними и теми же фактами практической жизни.

Партийное рассмотрение соотношения легальной и нелегальной работы должно начинаться с истории материальной жизни. История эта такова, что от Лабы до Волги имеет место упадок промышленной жизни и подчинение сформированным к 1997 году механизмам накопления капитала. Совершенно второстепенным фактором является в таком случае способ применения законодательства, с которого начинают и которым почти всегда заканчивают. С партийной точки зрения нет никакой разницы между 256 статьёй Кодекса Карного "propagowanie ustroju totalitarnego", и статьёй про «Дыскрэдытацыю рэспублікі Беларусь» у наших соседей, а также соответствующими нормами литовского, немецкого и украинского законодательства. В этом случае совершенно неважно, что многие нормы вообще никак не упоминают коммунизм или отвержение частной собственности. Важно то, что при любой юридической непригодности существуют реальные силы, применяющие эти нормы против коммунизма, хотя преимущественно политического, но не только.

У Маркса есть определение юристов как наиболее реакционных людей, ибо в своей трудовой сфере они прямо обязаны не иметь в виду ничего, кроме сложившегося status quo. Это, разумеется, не мешает тому, что в SMP есть последовательные в своей революционности юристы, и что за пределами Польши одно из лучших самообразовательных совещаний несколько лет назад организовал тоже юрист по профессии. Но обсуждаемое определение Маркса полностью отнюдь не о том, что не может быть юристов с адекватным сознанием, ведь человек может, в интересах заработка, быть даже юристом. Определение Маркса о юристах как наиболее реакционных людях исключает партийный взгляд на проблему, замыкаемый внутри сферы правоведения и юриспруденции. В действительности, партийный взгляд начинается за пределами этих сфер.

Общие факты материальной жизни — упадок местной промышленности, политическое уничтожение режимов народной демократии и замена их режимами финансовой частной собственности и нарастание нищеты масс. Из этих общих фактов следует желательность идеологического отвлечения масс. Помимо местного шовинистического направления, которое нигде от Рейна до Камчатки не подвергается систематическим судебным преследованиям, буржуазные идеологи имеют побочный вариант создания козлов отпущения из просоциалистических и прокоммунистических элементов. Распространение общественных проблем вширь и вглубь делает этот вариант преследований и идеологической истерии всё более привлекательным. Однако преследование «за коммунизм» не является никаким самостоятельным фактом общественной жизни постольку, поскольку политический коммунизм к востоку от Одры таким самостоятельным фактом общественной жизни сам не является. Наоборот, преследование «за коммунизм» обычно следует за ростом шовинистической истерии и вообще ростом идеологического давления, то есть следует за ростом общественных проблем вообще. Как было показано (Часть Iopen in new window, Часть IIopen in new window, Часть IIIopen in new window, Часть ХІІopen in new window), политический коммунизм меньше всего является причиной этих общественных проблем и больше всего является их выражением, а отнюдь не противоядием от этих проблем, каковым должно стать успешное коммунистическое движение.

Тем не менее, факт нарастания идеологического давления в континентальном масштабе налицо, факт усиления разлада общественной жизни от Рейна до Камчатки тоже. Мировые финансовые потоки подвергаются перестройке в результате того, что их направления изменились после известных проблем 2008 года. Теперь новые направления движения капитала получили политическое закрепление, которое не устраивает многие буржуазные группировки. В ответ со стороны относительно слабых капиталистических группировок, контролирующих политический аппарат стран от Чехии до Эстонии, происходит всяческое содействие увеличению потока прибавочной стоимости от собственного народа. Трудовые «резервные армии», которые нельзя ограбить в пределах национальных границ выплёвываются на континентальный рынок труда и происходит заметное обезлюживание Эстонии, и катастрофическое обезлюживание Латвии, Литвы, Украины, Румынии и Молдавии. Как результат этих тенденций, происходит общее сужение легальной политической сферы и резкая активизация попыток законодательного устранения оппонентов со стороны господствующих группировок в отношении любых других. Классическим примером является здесь успешное уничтожение КПУ, через формальный антикоммунизм, соответствующий по своей глупости и неуместности формальному «коммунизму» КПУ. В Польше в результате подобных же тенденций по мере ослабления режима PiS, усиливается роль идеологического центра польской буржуазии — IPN. Ему теперь вменяют в правовом смысле не только экспертные, но и прокурорские функции. То есть экспертиза, способная признать всё, что угодно, всем, чем нужно, считается уже недостаточной. Это, разумеется, польская особенность, но очень характерная и полностью вписывающаяся в общие тенденции.

Проблема гласности со стороны условий политической борьбы

Сокращение легальной политической сферы является всеобщим континентальным фактом. То, что вчера было в пределах этой сферы, то в одной, то в другой стране оказывается за её пределами. Почти нигде в Европе политический коммунизм не имеет такой способности к перестройке своих форм деятельности, которой может требовать очередной законодательный акт. В этих условиях политический коммунизм вытесняется из легальной сферы и может превращаться в лёгкую добычу не только политической, но и общей полиции. В условиях необходимости выбора и перестроения форм деятельности возникает вопрос о том, какие формы деятельности являются существенными и стратегическими, а каким могут быть прекращены без фатальных потерь. Понимая коммунистическую партию как организацию, сознательно выражающую историческое движение и направленную на борьбу с политической полицией, нужно исходить из этих двух функций. Во-первых, это сознательное выражение исторического движения, то есть систематические, развитые и постоянные самообразовательные сообщества. Во-вторых, это организационные формы, направленные на создание неподконтрольной политической полиции сферы деятельности, из которой единственно могут развиться политические революционные перспективы. Против первых функций в истории РСДРП действовало течение с принижением значения сознательности — «экономизм», против вторых функций действовали ликвидаторы. Антитеоретические круги политического коммунизма уже были рассмотрены в этих очерках неоднократно. Попробуем рассмотреть ликвидаторов.

Ликвидаторское течение основано на том, что организационные формы максимально плотно приспосабливаются к действующим правовым нормам и приобретают фатальную зависимость от последних. Таким образом, надлежащее изменение законодательства фактически устраняет так называемую «коммунистическую работу». Совершенно яркий пример крайней формы ликвидаторства — легализма представляет из себя история немногочисленных прокоммунистических элементов в организации, известной как КПУ. Значительные усилия по продвижению в сторону легализма предпринимает и Коммунистическая Партия Польши, которая публикует в судебном регистре адреса членов своего ЦК. Как мы знаем, закончилось это судебным процессом, который продолжается до сих пор. Однако, с партийной точки зрения, важно не стольким разоблачить легализм, сколько понять его. А с этой стороны легализм — это не просто позиция по отношению к действующей практике применения законов (то есть форма юридического позитивизма), а позиция усиливающегося подчинения буржуазной законности, позиция перестройки организационных форм в ту сторону, которую установили своими законодательными решениями господствующие фракции буржуазии. То есть легализм представляет угрозу не столько как позиция конкретного результата полной согласованности с законами, а больше как позиция перестройки всех организационных форм в неповоротливую до нежизнеспособности конфигурацию, зависящую от классовых противников в законодательном органе.

Исходя из текущей ситуации, оценку легализма следует ограничить несколькими абстрактными замечаниями. Там, где он получает господство, говорить о перспективах даже политического коммунизма нельзя. Это та стадия политического СПИДа, когда политическое выживание уже невозможно. Поэтому основное критическое рассмотрение должно заняться разбором различных точек зрения на нелегальную работу. Исходя из сужающейся сферы законности, вопрос легальности нельзя ставить как вопрос отношения к конкретному действующему законодательству. Это тот же самый легализм, только с противоположными оценками. Если в одном случае апологетике подвергается воля господствующей буржуазии, то в другом случае под апологию попадает нарушение этой воли. Но коммунизм вообще не является движением, специально нацеленным на совпадение или несовпадение с волей господствующей буржуазии. Эта воля является для коммунизма внешним фактором, а не существенным элементом, связанным со стратегическими целями. Задача коммунизма по преодолению частной собственности (а именно так резюмировал «Коммунистический манифест») не относятся прямо положительно или отрицательно к конкретной законности, и даже к конкретному правоприменению эта задача относится косвенно. Лишь в тенденции выполнение задач по преодолению частной собственности коренным образом меняет порядок законности и её суть. В конкретной же ситуации конкретные формы коммунистической работы могут как совпадать со сферой законности, так и выходить за её пределы. Именно в наших исторических условиях принципиально важна не легальность или нелегальность, а гласность или негласность. Ибо легальное и гласное сегодня очень может оказаться нелегальным и негласным завтра, что нередко способно дезорганизовать всё сообщество. Из этой ситуации выводится признаваемая в SMP необходимость двух согласованных линий работы: на максимальное использование имеющейся легальности и на максимальное облегчение нелегальной работы в случае осложнений. В отношении разделения этих линий работы, как уже было отмечено, главная роль отводится не разделению легальности и нелегальности, а разделению гласности и негласности. Именно поэтому знакомство читателя с господином членом ЦК из facebook в предыдущих частях было совсем неслучайным.

Практически вопрос ставится так: какое соотношение гласной и негласной работы вернее обеспечит прохождение всех необходимых этапов организационной работы. Притом эти этапы нужно понять максимально широко: от самообразовательных сообществ до принципиально нового общественного самоуправления и принципиально нового государственного аппарата, предназначенного для совершения важнейших шагов по устранению классовости.

Полная гласность при подобной постановке задачи совпадает с крайним ликвидаторством, с завершённым результатом легализма и с полной реализацией интересов политической полиции. В сколь-либо здоровых и многочисленных организациях понимание этой связи присутствует во всякой стране континентальной Европы. Следовательно, основные расхождения касаются не общего соотношения гласной и негласной работы, а того, какая работа может быть гласной, а какая нет. То есть, за пределами организаций, имеющих (подобно КПУ) завершающую стадию политического СПИДа, вопрос стоит именно о разграничении форм работы.

В условиях, когда в Польше только начиналась самообразовательная работа (2002-2005 года) эскизное решение проблемы гласности и негласности, выработанное в Варшаве, предполагало, что нужно ориентироваться на наилучшее возможное развитие сообщества до политической организации. Ведь сделать негласными целые сферы работы и десятки лиц просто невозможно. А вполне возможно не демонстрировать их политической полиции, да ещё с навязчивостью членов facebook-ЦК. Если самообразовательные сообщества «не наберут вес», то наличие сферы негласной работы окажется ненужным ограничением, устранение которого, однако, не выправит ситуации и не прибавит популярности. Но если самообразование начнёт расширять свои границы, то наличие сфер негласной работы станет гарантией устойчивости в организационно-политическом смысле. До начала Донбасской войны и обострения политики господствующих классов в Польше и Германии о необходимости негласных сфер работы часто забывали. Ведь многое из того, что хотело назваться самообразованием, оказалось «самонесообразованием». Подобные начинания (вроде тех, что оказались связаны с белорусским «самообразованием») не могли рассчитывать на успех в силу слабой постановки теоретической работы. Но тем более важно ориентироваться при каждом случае, где он может быть. Ибо в противном случае самое успешное самообразование зайдёт в тупик и либо останется в рамках своей формы работы, либо будет без труда разрушено политической полицией. Ключ к пониманию менее развитых форм борьбы дают более развитые формы борьбы. Стратегия произвольного выбора направления борьбы настолько же провальна как и стратегия отказа от систематической борьбы. В каждых исторических условиях не существует никакого выбора между организационными формами результативной работы. Выбора между созданием профсоюза, созданием полемического клуба, созданием партии, созданием самообразовательного сообщества, созданием издательства, созданием широкого движения и прочими организационным формами нет. Иллюзию этого выбора порождает только безответственное отношение к процессу социальной революции, которое порождается глухими контрреволюционными эпохами. Но лишь только появляются самые схематические шансы на серьёзную, пусть даже теоретическую, постановку вопроса о социальной революции и создании бесклассового общества, как становится ясно, что «всему своё место и время». Как написано в конспекте гегелевских работ у одного из товарищей из SMP

«Не произвольный выбор начальной точки, а необходимая связь поочерёдно всех необходимых этапов, так что каждый становится живой основой для следующего шага в развитии мысли (а по-настоящему, практики)». Кучка эксгибиционистов, провозгласившая какое угодно самообразование, никогда ни теоретически, ни практически не может стать ближайшей основой для активно действующей партии, хотя бы потому, что такая партия не должна подвергаться риску быть дезорганизованной единственным правовым актом со стороны господствующих классов.

Часть XV. По вопросу о нелегальщине

2019-04-10

Włodzimierz Podlipski

Но революционеры, не умеющие соединить нелегальные формы борьбы со всеми легальными, являются весьма плохими революционерами. Нетрудно быть революционером тогда, когда революция уже вспыхнула и разгорелась, когда примыкают к революции все и всякие, из простого увлечения, из моды, даже иногда из интересов личной карьеры. «Освобождение» от таких горе-революционеров стоит пролетариату потом, после его победы, трудов самых тяжких, муки, можно сказать, мученской. Гораздо труднее — и гораздо ценнее — уметь быть революционером, когда ещё нет условий для прямой, открытой, действительно массовой, действительно революционной борьбы, уметь отстаивать интересы революции (пропагандистски, агитационно, организационно) в нереволюционных учреждениях, а зачастую и прямо реакционных, в пореволюционной обстановке, среди массы, неспособной немедленно понять необходимость революционного метода действий. Уметь найти, нащупать, осуществить конкретный план ещё не вполне революционных мероприятий, способов, приёмов, подводящих массы к настоящей, решительной, последней, великой революционной борьбе, — в этом главная задача современного коммунизма в Западной Европе и Америке.

ОСОБА_5, Детская болезнь левизны в коммунизме

Современная ситуация с которой приходится иметь дело, сильно отличается от ситуации, которая складывалась в 1920 году. Однако, сложно найти во всём европейском коммунизме какие-либо влиятельные организации, «умеющие соединить нелегальные формы борьбы со всеми легальными». К востоку от Одры-Нысы это неумение сейчас сводится к полному превосходству политической полиции. Организационные формы таковы, что понимание важности обширных негласных сфер работы во многих странах относится к будущему. В Польше и Чехии это понимание превратилось в регулярные полемические стычки, которые (в случае SMP) так и не завершились однозначными организационными выводами. Особенно значительные силы немногочисленного польского коммунизма оказались втянуты в полемику примерно через 11 лет после начала теоретического и политического самообразования. Этот срок, выраженный в физическом времени, разумеется, очень неточен. Течение общественного времени подчиняется другим законам, и в Германии вопрос о соотношении гласной и негласной работы был одним из первых вопросов самообразования. В настоящий момент самым интересным явлением в европейском коммунизме является рост теоретического и политического самообразования в России. Происходящий там процесс, несомненно, напоминает то, что происходило в Германии в 2007 году, в Польше 2004-2008 годов и на Украине в 2006 году. Однако впервые к востоку от Одры-Нысы произошло столь ранее смещение самообразовательной работы именно в теоретическую сторону. В Германии 2002-2012 годов очень сильны были попытки организовать политическое самообразование, ограничившись minimum minorum^[71] теоретической культуры. Они закономерно окончились провалом. Он был столь выразительным, что в Польше заметного даже в масштабах польского коммунизма «только-политического» самообразования не оформилось. Именно некоторый успех подобных попыток в Чехии обусловил закрепление отсталости местного коммунизма и его малую продуктивность. Чехия и Белоруссия — это единственные граничащие с нами страны, где коммунизм всячески пытается ограничиться рамками чисто политической и легальной деятельности. К сожалению, это ограничение меньше всего является свободным. Ибо полного сознания своего незавидного положения белорусские и чешские прокоммунистические элементы не имеют именно в силу отсталости своих организационных форм и неспособности схватить всю глубину поражения. Эта гносеологическая парализация как таковая является продолжением известной логики капиталистического дискриминатора, который накапливает вещную власть в одних местностях и у одних людей, а вещное безвластие (нищету) у других. В теоретической сфере тот же самый процесс накапливает в одних местностях (например, в Германии) понимающее бессилие, а в других (например, в Венесуэле) глупую силу. Сообразно экономическим границам появляются теоретические границы, которые особенно наглядны (и неприятны до недоумения) там, где высока языковая прозрачность: между Чехией и Польшей, между Белоруссией и Польшей, между Россией и Белоруссией.

Прежде чем попытаться разобраться в эмпирической картине, нужно предостеречь читателя против выводов, характерных для современного политического коммунизма. Выбор самообразовательных начинаний как исходного пункта для разбора проблемы гласной и негласной деятельности меньше всего обусловлен конъюнктурным фокусом на основании циркулирующих у немцев слухов или какой-либо иной формой поклонения изменчивой политико-гносеологической моде. Теоретическое и политическое самообразование в любом случае имеет свои чёткие законы, которым «подчиняется всякий вступающий на остров», как писалось в одном памятнике древнегреческой письменности. С точки зрения борьбы за коммунизм выбора между участием в партии, участием в профсоюзе, участием в кружке, участием в демонстрациях и пр. не существует. Если так кажется отдельным представителям политического коммунизма, которые преувеличивают свою мощь, то тем хуже для них. Объективного выбора нет. В условиях глубокой контрреволюции почти все формы сохраняют status quo (наличное положение), и лишь такая недействительная работа как осмысление случившегося поражения (с вынужденно ограниченной уродливой практикой) является единственным зачатком действительности и действенности. Таким образом всё всемирно-историческое благо концентрируется в воспроизводстве коммунизма как движения так, чтобы сохранилась качественная целостность движения, его историческое свойство преемственности не только со всей человеческой историей, но и с полутысячелетней историей европейского коммунизма. Нужно особенно подчеркнуть, что качественная целостность движения означает, что оно может быть не лучше предшественников, но не может быть хуже их оставаясь действительным коммунизмом. Понимания этого простого положения долго не было от Лабы до Сахалина. Упадок экономической жизни был в относительных величинах сравним с упадком периода второй мировой войны, и потому шансов найти некий коммунизм, который оказывался не хуже предшественников, почти везде считались фантастическим. При поддержке таких настроений в разных странах на варшавской параллели к 2015 году завершилась деградация политического коммунизма, подробно рассмотренная во всём многообразии форм в настоящих очерках. Но действительность мало считается с представлениями о коммунизме, как и вообще с представлениями о чём либо. Закон, по которому развивается действительность, это закон движения понятий — это положение, впоследствии материалистически переосмысленное, было изначально подано в идеалистическом виде Гегелем. Понятие о коммунизме никуда не делось как результат реально имеющихся проблем планетарного масштаба и экономического происхождения. Наоборот, эти проблемы всё более требуют к себе внимания и всё неотступнее приближаются к центру политического напряжения в большинстве государств — центров капиталистического накопления и полуокраин. Действительность снова готова уничтожить представления о себе — исторические иллюзии. В «Психопатологии политического коммунизма» иллюзии уходили под смех. В действительности они уходят не под смех. Идеологические иллюзии уходят в небытие вместе с утопленными в водах Леты покалеченными жизнями тех, кто желал способствовать преодолению частной собственности. Желал, но вопреки своему желанию, добровольно положил самое дорогое и самое весомое своё усилие на укрепление эксплуатирующей частной собственности и разделения труда. Восстановление понятия коммунизма в форме (используя терминологию Гегеля) для-себя возможно, следовательно, только как восстановление исторической теоретической связи, являющееся восстановлением связи с насущными проблемами современности. Однако в условиях провала организованной и влиятельной пролетарской борьбы само по себе очень непросто выражение будущих практический позиций «движения», которое не движется. Чем меньше скорость движения, тем сложнее предугадать то, что скрывает ближайший поворот и тем сложнее уловить весь необходимый маршрут. Поэтому в Польше самообразование начиналось труднее, чем в Германии, и продвигалось медленнее, поэтому в Чехии ситуация намного менее обнадёживает, чем в Польше, а в Белоруссии огромнейшие усилия затрачены на индивидуальное понимание незавидного теоретического и политического положения сообщества. По сравнению с этими усилиями вся польская самообразовательная работа за последние двадцать лет кажется компактной, ибо это чаще была работа сильных силами других, тогда как чехи и белорусы вынуждены быть сильными преимущественно своими силами. Ведь даже успешная теоретическая работа соседей в условиях экономической и культурной изолированности не может быть ничем кроме как подсказкой. Те же самые неразвитые условия порождают не только шовинистические предрассудки у прокоммунистических элементов, но и неспособность начать «борьбу за признание», то есть «признать Другого хотя бы потенциально как равного субъекта, чтобы решить проблему иначе, чем физическим столкновением». Уровень снова оказывается слишком низким, чтобы была результативность. Индивидуальное начало слишком трудно, чтобы сравняться с коллективной силой, но нет коллективной силы, которая не была разбужена индивидуальными усилиями. Первые станки были сделаны ремесленниками. Первые ремесленники вышли из земледельцев. Это произошло так, что ни ремесленник не видел в станке угрозы своему положению, ни земледелец не удивлялся приобретению ремесленных функций. Но если доремесленная жизнь человечества длилась тысячелетия, то ремесло отделяют от механических машин несколько десятков веков, а за несколько столетий машинного производства разбужены невиданные общественные и вещественные силы. Таков закон всякой деятельности и теоретически-политической самообразование точно также является сферой, где происходит то самое «самопорождение», которое так загадочно для позитивистов. Оно действительно необъяснимо средствами формальной логики, но легко схватывается практическим разумом. С этой практичностью намного лучше, чем у академических позитивистов, обстоят дела даже у воспитанников детского сада. Настоятельнейшей необходимостью понимание логики самопорождения является для тех, кто сохранил достижения диалектики, выраженные в работах Фихте, Гегеля, Маркса и Ленина. «Трудность самопорождения» может разрешаться только опорой на внутренние силы, подобно тому, как никакие стихийные внешние влияния не могут сформировать предметно-истинное мышление, если человек не становится в практическую позицию необходимости его приобретения.

Придать эти внутренние силы восточным читателям — такова роль этой серии очерков. Основой их написания было убеждение в том, что предлагаемый способ выработки политической линии — это не результат стечения каких-то непонятных товарищам обстоятельств. Наоборот, было желание утвердить читателя в том, что этот способ является выводом из действующих далеко за пределами Польши тенденций общественной жизни, которые может понять и подвергнуть критическому рассмотрению всякий настроенный против реформизма образованный человек. Ведь если в самых разных странах между 2011 и 2016 годом произошёл крах т. н. политического коммунизма, то средства оздоровления также должны оказаться похожими, а направление от политического провала до победоносной социалистической революции в схожей ситуации должно оказаться схожим.

Часть XVI. Об уголовном запрете коммунистического самообразования в Польше

2019-06-11

Tymoteusz Kochan

Закони й право — то устав тюремний...

Леся Українка

Товаришці на спомин (1896)

29 мая этого года после довольно короткого обсуждения на официальном портале Объединения Марксистов Польских была опубликована статья Тымотэуша Кохана «Do więzienia za dzieła Marksa na półce?», с которой будет начат этот очерк. Рассматривая эту статью как изложение фактического материала, читатель должен проявить снисхождение к её слабым сторонам: апелляционной (к кому обращается), политической (на какой способ действий рассчитывает), теоретической (как намекает на действующие причины). В силу кризисного момента в настоящее время нет никакого смысла рассматривать фрагментарность деятельности партии «Социалисты», связанной с автором предлагаемой статьи или особенности фракционного деления в объединении Марксистов Польских (SMP).

Данный фактический материал будет в ближайшее время продолжен специальным очерком. Włodzimierz Podlipski, Poznań-Warszawa, 31 maja

«Под прикрытием прочих мероприятий^[72], в Польше через задние двери протолкали именно те изменения в законодательстве, которые открывают дорогу полному сведению коммунизма к уголовщине. Коммунизма, и даже «этой идеологии», что для «правых» властей и подчиняющегося им судебного аппарата открывает дверь для представления в качестве уголовников и практического преследования любых «левых». Не только сторонников последовательного течения, но и всех тех, кто имеет экземпляр «Капитала» Карла Маркса или выходит в футболке с Эрнесто Геварой, Розой Люксембург или красной звездой.

Исправленные положения, а именно те, что входят в польский закон в рамках актуализации Кодекса Карного, добавляют коммунизм к списку практик и систем тоталитарных. Наиболее грозным обещает быть совершенно новое выдающееся в своей таинственности положение, которое требует наказания за «распространение коммунистической идеологии»^[73]. В польских условиях, — когда цензурой преследуется и Богоматерь на фоне радуги^[74], — это может означать цензуру произведений искусства, созданных Фридой Кало, Пабло Пикассо, многими прочими известными коммунистками и коммунистами.

При преследованиях коммунизма, следовательно, не идёт речь о какой-либо теоретической или исторической точности.

Суд это не место для научной полемики. В действительности мы имеем дело с цензорскими и всеобъемлющими практиками. Доработанный Кодекс Карный без колебаний уравнивает все и всякие разновидности коммунизма и его теории.

Идеи и деятельность Льва Троцкого, Розы Люксембург, Иосифа Сталина, да даже Карла Маркса, который, на своё несчастье, не дожил до каких-либо попыток реализации своих концепций, — всех затолкали в один мешок. К тому же положения закона составлены так, чтобы прокурорам и судьям обеснечить полный произвол в определении того, что относится, а что не относится к коммунизму, его идеологии, ну или к тоталитаризму.

Вспомним, что термин «тоталитаризм» не имеет конкретного определения в польском законодательстве. Определение это, выводящееся из философии, но и глубоко засевшее в общественных науках, состоит обычно в том, что тоталитарными объявляются те системы, которые стремятся к всеобъемлющему и полному контролю над личностью. Очевидно, господствующая буржуазная идеология за преступный тоталитаризм считает исключительно фашизм и коммунизм. Имеющий распределённое управление и управляющий при помощи алгоритмов капитализм, где подкуп управляет всякой выборной кампанией, а при создании рекламы используются положения промывающего мозги нейромаркетинга при этом же объявляется «демократией»... Потому что^[75].

Коммунизм как бесклассовое общество, где реализован идеал «каждому по потребностям» никогда не существовал. Видно, не должен был существовать — врагом государства является в большей степени само движение, а не действительное бытие коммунизма, которое польские «правые» не в состоянии даже толком определить. Добавление в закон исправления, следовательно, настолько трагикомично, что с точки зрения научной точности и <теории> познания относится к бытию, которого никогда не было. Как марксист я мог бы даже заметить, что социализм как система и идея остаётся полностью разрешённым поскольку не вписан в список тоталитарных систем, идеологий и практик... Насколько всё это будет коммунизмом и его идеологией в свете закона, это отныне зависит исключительно от подчиняющихся министру Зёбро прокуроров. Но для большинства польских «правых» всё, связанное с Народной Польшей это коммунизм, а к посткоммунизму относят Европейскую Коалицию (предвыборное объединение партий мелкой и средней буржуазии, см. https://koalicjaeuropejska.pl/ — WP).

Современная Польша постепенно всё больше напоминает фашистскую Италию времён Муссолини, когда силовые и полицейские преследования коммунистов стояли на повестке дня. Среди многих арестованных за убеждения был деятель и известный теоретик коммунизма Антонио Грамши, цитирующийся обычно во всей всемирной социологии или в политических науках. Цензоры, следившие за тюремным заключённым Грамши и искавшие слова «коммунизм» в его произведениях, были легко обойдены, когда автор заменил это слово на термин «философия практики».

Но и в случае Польши, новые положения имеют, к счастью, калитку, где подчёркивается, что они не относятся к науке и искусству. Как мы могли однако наблюдать в прошлом году, когда полиция появилась на научной конференции, посвящённой марксизму, для прокуратуры эти границы могут быть очень и очень неясными. Ведь полиция высылается у нас больше по минутному политическому требованию, а на «верхних этажах» объясняют ей эти требования часто люди, верящие в мировой заговор «жидокоммуны».

Такие ресурсы как Redwatch^[76] могут отныне рассматриваться как небесполезная помощь польской прокуратуре. Новые положения создают столь огромный простор для самых разных злоупотреблений, что успешному уголовному процессу с перспективой заключения на три года может подвергнуться всякий, кто будет иметь на одежде профиль «Че» Гевары, Розы Люксембург, Карла Маркса, серп и молот, да даже ту самую красную звезду. Но и это не всё. Паранойя «правых» дошла в нашей стране до той стадии, что за «продвижение коммунистической идеологии» и «распространение, перепечатку и пересылку»^[77] связанных с ней источников можно принять обычную хорошо известную практику первомайских шествий, участие в мероприятиях памяти польских социалистов^[78], пересылку коллеге фрагмента из сочинений Маркса, содержание в домашней библиотеке книг Зыгмунта Баумана, Оскара Ланге, Яцека Титтенбруна, Луи Альтюссера и тысяч иных создателей и создательниц текстов, самоопределявшихся в пользу коммунистической теории мысли или идеи. Без научного этапа, — а может и без исследований, подводящих к собственным выводам, — или без артистического заработка в преследованиях не выйдет «оплатить по льготному тарифу»^[79].

Добавления в закон столь расширительны и столь открыты для произвольных объяснений со стороны судебных властей, что юридический крюк всякой представительнице и всякому представителю «левых» может быть без околичностей найден всегда.

Обсуждаемый уголовный закон кажется очевидной местью за провал декоммунизации, который получила господствующая партия ПиС^[80] в отношении переименования улиц и в отношении судебного преследования против Коммунистической Партии Польши, где именно отсутствие термина «коммунизм» в фрагментах о тоталитарных системах и практиках было положено в основу оборонительной линии адвокатов. Дело, видимо, столь всеобъемлющее и существенное, что к уголовщине сводится не только история «левых», но и их теория и мысль. Происходит глубочайшее вторжение в свободу слова и свободу выражения мнений. Работа или самоопределение как коммунистки или коммуниста является отныне пропуском в тюрьму.

Новый Кодекс Карный отдаляет также Польшу и от тех политических свобод, которые привычны в остальных странах Европейского Союза. Сейчас коммунисты заседают в Европейском парламенте, а коммунистические партии привычны во всякой стране Союза да вообще почти везде в мире. Существуют также самые разнообразные «левые» партии, опирающиеся на коммунистическую теорию, у которых на повестке дня разные версии марксистских положений (немецкая Левая или шведская Партия Левых). Эти многочисленные партии вообще между собой столь различны, что не дадут запихать себя в один мешок, как это делает новая версия Кодекса Карного.

Сведение свободы слова до кляпа и юридическое устрашение, а также поражение последовательных «левых» угрожает также непоследовательным «левым» и т. н. «умеренным»: усугубляет, следовательно, трудное положение правовой системы, закрывает возможность проникновения в марксистскую традицию и переносит социал-демократию на границу законности. Отныне деятели СЛД, Разом или РСС или ППС^[81] должны будут всегда иметь ввиду, не связана ли их практика с «коммунистической идеологией» и не является ли она её «пропагандой». Прокуратура тоже сможет преследовать, искать крючки и возбуждать процессы против любых деятелей, которые захотят изучать сочинения Карла Маркса, Льва Троцкого да даже повспоминать Эдварда Герека^[82]. Организация полемики с целью обсуждения теории империализма Розы Люксембург или содержание в библиотеке книг Грамши может быть основой преследования всякого члена партии и даже открыть путь к выведению за пределы закона партийной организации и других объединений.

Польская ситуация — не прецедент. Похожие изменения законодательства пробовали провести в Венгрии.

В том случае решение Страсбургского Трибунала отклонило возможность сведения коммунизма и его символики к уголовщине, признавая, среди прочего, символ красной звезды и свободу его использования как «элемент политических свобод и плюрализма». Трибунал подчеркнул, что существует «общественная потребность» в такой символике и на эмоциях нельзя принимать решение о свободе слова.

В нашем случае цель правительства ПиС по существу исключительно проста: сведение к уголовщине коммунизма, марксизма и его окрестностей, а также устрашение политических и научных сообществ, которые хотя бы разбирают марксистскую проблематику в рамках своих исследований. Это постепенное выпихивание всех «левых» за пределы законной политической деятельности.

Защита национализма и консервативного капитализма требует долгого поиска врагов, а раз непосредственная борьба против «либерализма» невозможна (с учётом его силы), то жертвенным козлом становится коммунизм и марксизм. Это те самые идеи из недавно введённого в оборот через Тадеуша Рыдзыка документального фильма «Сумерки. Наступление идеологии гендера» (см. видео — WP.), где идут жалобы на все возможные «бедствия» этого мира, завершая гомосексуализмом. Исправленный Кодекс Карный исходит как раз из подобного рода ожиданий и подобной идеологии. Наложение «правыми» кляпов на политические свободы и на свободу слова не имеет пределов.

Преследование за коммунизм и (в перспективе) за социализм — это вполне возможный первый шаг восстановления Бярозы Картузскай^[83]. Настала последняя минута для успешного противостояния цензуре «правых».»

Часть XVII. Размышления под угрозой доноса

2019-06-20

Włodzimierz Podlipski

Товаришко! хто зна, чи хутко доведеться
Провадить знов розмови запальні,
Нехай, поки від них ще серце б'ється,
Я вам на незабудь спишу думки сумні.

Леся Українка

Товаришці на споминopen in new window (1896)

Бороться за свободу законным образом можно лишь в том случае, если ею уже обладаешь.

*Тадеуш Котарбиньскийopen in new window^[84]

Предупреждение: Правильное понимание этого очерка требует хорошего знания материала, изложенного, как минимум, в некоторых предыдущих частях: о процессе против ОСОБА_1 (часть VII), о полицейском вторжении на научную конференцию в 2018 году (часть XI) и статьи тов. Кохана (часть XVI).

Общий контекст

Статья товарища Тымотэуша Кохана попала ко мне у Ворот Расстрелов Варшавской Цитадели незадолго до публикации на портале Объединения Марксистов Польских. Вечером на вислинские склоны пришла товаришка из Университета с распечатанным листом и, выразительно жестикулируя, спросила присутствующих, все ли подготовили чемоданы «для Бярозы Картузскай». Принятие новой формулировки известного политической направленностью параграфа 256 ни у кого не вызвало вопросов. Ещё примерно в начале мая многим товарищам было ясно, что Польша станет первой за последнюю четверть века европейской страной, где за пределы легальности окажется выпихнутым не только политический коммунизм, но и теоретический коммунизм. Ведь в случае Венгрии, о котором сообщал товарищ Кохан в статье, наши венгерские товарищи не имели (к моменту принятия новых правовых норм) ни относительно развитого сообщества коммунистической теории, ни самообразовательной сети. Не было и нет у венгров также аналогов Объединения Марксистов Польских (SMP). Ничего неизвестно в Венгрии о судебном преследовании политического коммунизма за «архивные деяния», столь отдалённые от начала судебного процесса. Напомним, недавнее оправдание функционеров Коммунистической Партии Польши на январском судебном заседании после экспертного заключения товарища Ежи Кохана, имело ввиду действия, совершённые до 2013 года, то есть за несколько лет до начала Донбасской войны.

Новая формулировка^[85] art. 256 KK RP (именно таковы обычные письменные ссылки на правовое обоснование преследований «за коммунизм») по существу не поставила ни одной значительной новой проблемы, которая бы уже не обсуждалась. Не будет удивительным тот факт, что уже в некоторых черновиках середины мая отдельными товарищами было записано о новых антикоммунистических нормах как принятых. Так чисто немецкая запасливость совместилась с чисто белорусским фатализмом.

Перед 12 июня предельно обострились все старые полемики. В том самом Объединении Марксистов Польских, которое образовалось в 2016 году в конце 2017 года уже ранее произошёл раскол по причинам, связанным с разной оценкой перспектив легальности. Так, Эва Бальцарэк потребовала опубликовать видеопротокол явно провальной в гносеологическом отношении конференции, посвящённой столетию Великого Октября. Однако руководство не пошло на этот шаг исходя из понимания сомнительной теоретической значимости полемик и крайне неблагоприятной юридической ситуации. Полтора года назад дело ограничилось публикацией гласных организационных решений, тогда как содержательной части конференции ход не дали.

В настоящий момент назревает очередной раскол, связанный с тем, что работа фракции легалистов более несовместима с принципами систематического проведения теоретической работы, поскольку ставит под прокурорский удар самообразовательные кружки и текстологические группы. Ещё задолго до принятия исправлений в Кодекс Карный на тех, кто приходил на самообразовательное занятие или на текстологическую сессию со смартфоном, смотрели косо. Теперь несомненны выигрышные позиции тех кружков, которые ещё раньше продвинулись в сторону десмартфонизации своих собраний и обсуждений. Больше никто не сможет обвинить их в «некритическом копировании немецкого опыта». Там, где десмартфонизация собраний начинается только сейчас, несомненны некоторые трудности, связанные с реорганизацией работы.

Принятые новые антикоммунистические нормы, несомненно, должны в краткосрочной перспективе оздоровить ситуацию. Если только под суд пойдёт какое-нибудь откровенное он-лайно и создастся правоприменительная практика, то нужно ожидать сильного удара по позициям легалистов и значительного удара по позициям «романтиков нелегальщины». Причём в полном соответствии с логикой превращения противоположностей, в ударе по легалистам можно будет рассчитывать на помощь полиции, а удар по «романтикам нелегальщины» нанесёт самое реальное нелегальное положение. Единственное, что может осложнить ситуацию, это неожиданная правоприменительная практика. Совершенно глупо предполагать, что внутри государственного аппарата Польши существуют какие-либо влиятельные силы, способные соотносить термины «коммунизм» и «идеология» с действительностью. Эти термины будут трактоваться как угодно, чаще всего в самой неожиданной и отнюдь не прямой связи с коммунизмом или какой-либо идеологией. Нет сомнений, что результаты многолетней всемирной полемики о мере идеологичности научного коммунизма будут прокуратурой проигнорированы. Скорее всего потому, что эта полемика с одной стороны полностью находится за пределами умственного горизонта прокуроров, а с другой стороны, прокуратура не имеет своей задачей соотнесение правовой ситуации с действительностью. Экономический, а затем политический заказ для прокуроров исполнять привычнее.

___

Характер затруднений, с которыми сталкивается польский коммунизм, исключает простые рецепты. Это обусловлено тем, что имеет место весьма неожиданный и неопределённый состав тех сфер, где начнутся преследования. Так, ни организационная чистка, ни десмартфонизация сами по себе не могут быть полным решением проблемы. Однако главный проводник интересов буржуазии внутри польского коммунизма — смартфонизованный польский легалист — уже оказался под ударом. Теперь важно только закрепить здоровую тенденцию. К сожалению, это требует, как минимум, одного пострадавшего. Какой-нибудь не связанный с коммунистической деятельностью ОСОБА_1 легко отберёт у легалистов аргумент, что ситуация фактически не изменилась. До той же поры они будут продолжать деятельность в известном направлении.

О смартфонизации

Несомненно, что смартфонизация провоцирует «нетоварищеские способы работы», но только потому что сама по себе она не является ничем кроме как способом лёгкого вмешательства политической полиции в самообразовательную работу. В Германии эти возможности пресекались весьма жёстко. Так, на самообразовательных курсах по немецкой классической философии ярые смартфонизаторы получали бойкот, а, при упорстве, несколько проходов веника по лицу. «Людям, которые заботливо переносят детали теоретического процесса в политическую полицию, немецкая классическая философия никогда не принесёт никакой пользы. Это бесполезная трата времени и усилий. В том числе потому, что у нас нет задачи сойтись или разойтись с официальным мнением отечественной политической полиции» — комментирует один немецкий товарищ.

Не следует забывать, что в Польше вызов полиции теперь работает не в пользу легалистов. Против них работает старая немецкая практика полицейского вмешательства. Так, в случае особо настойчивых смартфонизированных легалистов можно создать диктофонную запись их разговоров нужного содержания и смело вызывать полицию, заявив, что этот «человек со смартфоном» пытается «распространять коммунизм» на уважаемом собрании, которое решило разобрать на природе некоторые сугубо академические/библиографические/источниковедческие вопросы. «Грубые немецкие способы воспитания, пруссачество» — кричит проницательный читатель. Но разве не пруссачество — вмешивать в каждое самообразовательное обсуждение полицию через смартфонный микрофон? Фридрих Вильгельм IV мог о таком только мечтать, да и творцы «Исключительного закона против социалистов» тоже несказанно образовались бы новым техническим возможностям. Расшифровка в международный фонетический алфавит разговоров в радиусе нескольких метров от микрофона происходит теперь автоматически. Нужно только перед запуском этой процедуры выбрать нужный смартфон и дать команду на передачу звукового фона. Очевидно, для польской прокуратуры, которая наверняка захочет действовать в увязке с IPN^[86], не техническая сторона вопроса будет самой проблемной.

Исправления в Кодекс Карный и ситуация у соседей

Введение исправлений в Кодекс Карный привело в кругах польского теоретического коммунизма к появлению двух нездоровых позиций не только в отношении способов сохранения деятельности, но и самой ближайшей тактики. Первая заключается в том, что в новых условиях методы работы не нужно значительно менять. Вторая нездоровая позиция была лучше всего выражена в шуточном вопросе, который был задан пришедшей под стены Варшавской Цитадели товаришкой: «Кто из товарищей имеет удобные адреса лож иллюминатов у польской границы или в Восточном Берлине?».

О том, что изменения в Кодекс Карный не производятся для самоуспокоения, должен догадываться всякий, знакомый хотя бы поверхностно с общеевропейской практикой принятия законов. Занятые оплаченным лоббированием нужных законов, депутаты любого европейского парламента едва ли будут отвлекаться от оплачиваемой работы ради чисто риторического или пропагандистского законотворчества. Ведь даже если кому-то покажется, что такое иногда случается, то уж депутатов обмануть не получится. Они ведь знают, что всякое голосование должно быть рентабельно, ведь Польша уже давно не народная, а «даже совсем наоборот».

ОСОБА_1, наш старый знакомый, студент Львовского Университета, подвергшийся уголовному преследованию за распространение изображений и цитат ОСОБА_5 (выдающегося российского революционера и материалиста) может подтвердить нам, что просто так нормативы, аналогичные art. 256 KK RP, не принимаются. В случае самого ОСОБА_1 речь шла об окончательной дезорганизации структур КПУ. Именно эта организация социал-демократического толка составляла нежелательную конкуренцию некоторым фигурантам украинской политики 2014 года. Впрочем, ОСОБА_1 едва ли подвергся карам за сотрудничество с КПУ. Ведь множество более активных и результативных членов КПУ в тоже самое время, да даже в том же самом Львове, остались без прокурорского внимания. ОСОБЕ_1 не повезло в первую очередь из-за контактов с ПСПУ, которая являлась (ныне тоже дезорганизована) откровенно буржуазной политической структурой. Процесс над ОСОБА_1 вообще даёт хорошую картину того, «что является, а что не является коммунизмом». Короткий ответ на этот давний вопрос состоит в том, что коммунизмом будет назначено «то, что нужно», и не будет иметь никакого юридического отношения к коммунизму «то, что не нужно». Процесс против ОСОБА_1 был единственным именно потому, что не был главным фактором дезорганизации КПУ. Кадровый состав комитетов этой организации, старательно сформированный отборами последних двадцати лет, оказался сам по себе важнейшим фактором непригодности этой организации к существованию в новых условиях. Именно поэтому мы ничего не знаем о процессе против ОСОБА_6, ОСОБА_7 и ОСОБА_8. Напомню, ОСОБА_6 это львовский социалистический школьник, «орудиями преступления» которого были ручная строительно-очистительная лопатка, тряпка и пластмассовое ведро с водой, а «местом преступления» которого могли назначить мемориальный комплекс советских солдат «Пагорб Слави» в районе Личаків. Однако юридические трудности и политическая нецелесообразность преследования друзей ОСОБЫ_1 привели к тому, что процесс над ОСОБА_6 не состоялся. Слишком велик был риск проигрыша и слишком сложно было сделать коммунизм из пластмассового ведра с водой, даже если оно было красным. Последовавшее за развитием Донбасской войны усиление разлада государственных финансов привело к тому, что самым простым решением проблемы политического коммунизма украинское государство сочло просто не вспоминать о ней. Как было колоритно написано в одной российской статье, «он сам собой рассосался». А раз так, то какая польза от преследования ОСОБЫ_1 и ОСОБЫ_6 на фоне того, что должником за отопление и воду стала даже главная штаб-квартира службы судебных приставов в Киеве. Согласитесь, весьма пикантно, когда долговому взысканию подвергается даже служба, которая должна обеспечивать долговые взыскания.

С днепровских склонов, доходящих до Вышегорода, мы перенесёмся на влтавский Вышеград. Здесь мы попадаем в прошлую эпоху украинской политики и совсем в старосветское время польской политики. В чешском парламенте заседают представители Коммунистической партии Чехии и Моравии. Эта организация, существующая в значительной мере потребностями выборных кампаний, разделяется в парламенте на меньшинство политического коммунизма и большинство откровенного лоббизма различных бизнес-интересов под прикрытием социал-демократических положений. За пределами парламента соотношение обратное, но политический коммунизм в Чехии отличается абсолютным антитеоретическим настроением и абсолютной непригодностью для коммунистической работы, которая может быть в современной Чехии только работой на перспективу международной борьбы чешских трудящихся за бесклассовое общество.

В чешском праве существуют в настоящее время так называемые антикоммунистические нормы. Практическое их применение почти полностью ограничивается запретом некоммерческого публичного применения перечисленной символики. Фактически речь идёт о затруднении выборной деятельности КПЧМ со стороны конкурентов, составлявших парламентское большинство в момент принятия обсуждаемых норм. Символика КПЧМ, которая после принятия этих норм была заменена на две вишни, до сих пор вызывает нездоровые шутки в международных коммунистических кругах. Тем не менее, для оценки чешской ситуации принципиально не это, а то, что особенности правопримнения в первые несколько месяцев подорвали некоторые здоровые тенденции в чешском политическом коммунизме. Так, с принятием т. н. антикоммунистических норм получили некоторое влияние вблизи КПЧМ те немногочисленные товарищи, которые выступали за более тесный контакт с немецкими товарищами, имеющими большой опыт противодействия политической полиции. Одновременно обозначилось едва различимое течение, ратующее за теоретическое и политическое самообразование, которое критически оценило новую правовую ситуацию и верно поняло типичные формы работы КПЧМ как не имеющие никакого отношения к каким-либо коммунистическим перспективам даже в политике, не говоря об остальных сферах народной жизни.

Обе названных едва обозначившихся здоровых тенденции оказались довольно быстро полностью подорваны, когда стало ясно, что вся суть т. н. антикоммунистических норм сводится к принуждению КПЧМ сменить символику, а, главное, к поддержке наиболее оппортунистических кругов в этой организации. По существу для буржуазии Чехии эти нормы свелись к разовому политическому запугиванию, обусловленному логикой парламентской борьбы и к приятному добавлению в виде постоянной поддержки наиболее предательским кругам внутри КПЧМ. Эти самые круги под лозунгом «не дать повод для репрессий» давно завели и без того нездоровую организацию в политический, нравственный и теоретический тупик. В результате Чехия до сих пор не имеет теоретического самообразования, а её политический коммунизм бессилен даже перед политической полицией.

Логика чешской и украинской парламентской борьбы едва ли применима в Польше. Не только в польском парламенте, но и на уровне воеводств не удаётся вспомнить каких-либо депутатов от политического коммунизма в парламентских или местных учреждениях. Не имея желания перепроверять обширную статистику, едва ли ошибусь, что и на уровне поветов представители польского политического коммунизма не имели за последнюю четверть века какой-либо заметной в национальном масштабе политической работы или особо значительного (более четверти голосов) представительства. Коммунистическая Партия Польши в настоящий момент едва ли может быть связана с выборной конкуренцией кому-либо даже на уровне наиболее освоенных ей гмин.

Из изложенного должно быть ясно, что особенности правоприменения в Польше не будут прямым продолжением украинской или чешской практики. Для чешской практики в Польше отсутствует какая-либо парламентарная вовлечённость политического коммунизма. Для украинской практики в Польше отсутствует такой мощный предлог политической зачистки, которым стал т .н. «Євромайдан». Если вспоминать, что предлогом мощнейших преследований политического и теоретического коммунизма в Западной Германии 1980-х годов была деятельность RAF, то в отношении Польши можно смело заключать, что польский коммунизм (как практический, так и теоретический) вообще не ведёт какой-либо соизмеримой деятельности. Не считать же издательские команды двух теоретических журналов с нередкими неудачными публикациями соизмеримыми сотням организованных сторонников пусть неэффективных, но решительных и умелых действий. Что касается Литвы, то местные антикоммунистические нормы не идут дальше публичного применения перечисленной символики. Причём её коммерческое использование тоже преследуется, что отличается от правоприменительной ситуации в некоторых других странах. Литовский закон достаточно гибкий для того, чтобы поставить па повестку дня преследование публичного применения символа, похожего на знак качества Союза ССР, но недостаточно гибкий, чтобы предотвратить коммунистическое самообразование. И если литовское антикоммунистическое право может быть применимо к индоктринационной коммунистической деятельности, то коммунистическая интереоретизация целиком оказывается за его пределами. В Польше подобная логика однозначно не сработает, ибо никто не знает, что будет именно назначено «коммунизмом» а что «его идеологией».

Для полноты обзора антикоммунистических практик у соседей, заглянем из Тересполя за мост. Ясное дело, что на Сінявокай отсутствует прямое антикоммунистическое законодательство. До недавнего времени там отсутствовало то, что могло бы претендовать на название теоретического и политического самообразования. Не так давно в Варшаву попали сведения о том, что вельможный пан Лукашенко решил заблокировать возможность появления белорусского теоретического коммунизма. У нас есть данные об изъятии из публичного доступа в библиотеках значительной части тиражей книг классиков научного коммунизма («асабліва беларускай мовай» — приписано в сообщении^[87]). Пользователи оставшейся в публичном доступе части библиотечного тиража будет автоматически подпадать под негласный надзор белорусской политической полиции. Неужели тебе, читатель, не нравится этот неформальный и весьма целесообразный ход? Ведь вместо европейского занудства с символикой и высосанными из пальца критериями «коммунизма» и «не коммунизма», государственный аппарат соседней страны весьма толково сообразил, что «весь вред от книг»^[88]. Угрожающий неприятностями и ещё несуществующий белорусский коммунизм не может быть ничем иным, кроме как материальным выражением критического мышления — разве можно оспорить эту логику белорусских чиновников? А где у нас лучшие и наиболее вредные образцы критического мышления? Правильно, в книгах. Список авторов прилагается. Националисты-эпатажники не страшны, ибо им народ не верит и не поверит. Страшны именно те книги, которые вернее всего заставят задуматься.

Первый значительный практический шаг белорусского антикоммунизма весьма и весьма необычен. Только пан Лукашенко преувеличивает непрозрачность шенгенской границы. Каких-то десять лет назад между Германией и Польшей через досмотровую границу тоже шёл поток коммунистической литературы как немецкоязычной, так и польскоязычной, но немецкой печати. И многие люди, которые его обеспечивали, до сих пор живы, а их руки готовы вспомнить старую работу. Да и недоступные для белорусской политической полиции точки скачивания файлов у наших соседей тоже имеются.

Посмотрим, наконец, на Россию, которая тоже граничит с нами, хоть в быту об этом часто забывают. В Калининградской области нет ничего интересного, кроме социалистических школьников, которые, как и во многих районах Польши, весьма и весьма германизированы на внешнем уровне. Об антикоммунистических практиках в российском анклаве нам ничего не известно.

Не рассматривая словацкую ситуацию, похожую на литовскую, отметим также неприменимость к польской ситуации венгерских принципов антикоммунистического законодательства. Напомним, в Венгрии дело шло о подавлении относительно мало влиятельных организаций политического коммунизма. В Польше же несомненно прокурорское внимание к теоретическому коммунизму, ибо полиция в мае 2018 года была выслана с ревизией не на демонстрации в той же столичной Варшаве, а на научную конференцию в крайнем северо-западном захолустье.

Одним словом, польская ситуация с антикоммунистическими нормами уникальна по стечению политических и теоретических факторов. От классических преследований за коммунизм в Германии нас отличает отсутствие активного политического коммунизма, от Чехии нас отличает полное отсутствие связи политического коммунизма с парламентаризмом, от Украины нас отличает относительная экономическая стабильность и вызванные ей немного иные формы выборной борьбы, от Белоруссии нас отличает наличие теоретического коммунизма, от Литвы наличие систематического теоретического и политического самообразования. То есть главные факторы антикоммунистических преследований, действующие у каких-либо наших соседей, в каждом случае оказываются неприменимы к Польше даже на уровне аналогий. В данной ситуации остаётся только угадать «что будет, а что не будет коммунизмом с точки зрения закона». Особенно неприятной особенностью первых месяцев существования антикоммунистического законодательства с подобными польским расплывчатыми формулировками является в гигантское расширение сферы возможных провокаций. Значительной проблемой становится уже само определение того, что может, а что не может быть уголовной провокацией. Пожалуй, это даже становится главной проблемой. Появляются вопросы о том, насколько надёжны люди вокруг и насколько умело получится пользоваться техникой, чтобы не дать политической полиции «данных объективной фиксации» для показательного процесса, чтобы не стать OSOBĄ_1. Ведь одно дело идти на риск, имея виду возможный добровольно выбранный успех, а другое дело совершенно случайно без каких-либо заслуг (как ОСОБА_1) стать жертвой уголовного преследования, выбранной буквально по принципу известного аппарата из казино.

К вопросу о неясном механизме формирования правопримнения

Среди множества глупых предложений о том, как действовать в новых условиях, можно выделить план нескольких социалистических школьников эмигрировать в Германию... «до завершения школьного отпуска». К тому времени, — по их мнению, — будет известна правоприменительная практика, а до того можно будет изучить немецкий язык и способы противодействия любопытству политической полиции. Остаётся только найти нужное количество немецких товарищей, готовых предоставить жилую площадь за ремонт^[89] или по среднему тарифу^[90]. По буйству авантюризма этот план может сравниться только с предложением ничего не менять в способах работы.

Ещё один простой рецепт, чреватый осложнениями, состоит в том, чтобы осуществить только две меры: максимальную десмартфонизацию и физическое отстранение особо упёртых легалистов от работы через бойкот. Хотя смартфон является заманчивым источником уголовной провокации, и он наверняка будет играть важную побочную роль (как на процессе против ОСОБА_1), однако глупо полагать, что изменение методов работы должны состоять только в десмартфонизации. Действительно микрофон в смартфоне прост и лёгок для получения информации о ведущейся рядом беседе. Но если смартфон не помогает, то есть такое средство как донос. Если нет микрофона в смартфоне, то можно купить дешёвый направленный микрофон, улавливающий звуки на расстоянии до двухсот метров. Ещё около пятнадцати лет назад немецкие товарищи демонстрировали видео, где с помощью направленного микрофона с чердака удалённого от полицейского управления здания прослушивается разговор курящих немецких полицейских. Тогда «набор начинающего инженера»^[91] стоил 75€. Нет сомнения, что в распоряжении польской общей полиции имеются намного лучшие образцы. Таким образом, десмартфонизация может быть только необходимым дополнением, но не универсальным лекарством. Опыт работы немецких товарищей основывается на понимании механизма репрессий и на создании условий, когда для политической полиции будет крайне невыгодно вмешиваться в коммунистическую работу. Речь идёт о несоизмеримости получаемых выгод и тщательности полицейского расследования, в том числе о том, что по-настоящему рискуют редко и только после всестороннего рассмотрения обстоятельств. Именно поэтому последовательные фракции немецкого теоретического коммунизма и большая часть немецкого политического коммунизма обходится без громких политических судебных процессов, похожих на процесс ОСОБЫ_1 или процесс членов Коммунистической Партии Польши.

Зачем нужна такая чёткая техническая слаженность и развитая система сдержек против политической полиции, — недоумевают нередко польские социалистические филистеры. Именно для того она и нужна, чтобы не было отвлекающих политических судебных преследований, чтобы самообразование количественно и качественно расширялось. В противном случае у немецкой политической полиции был бы слишком большой соблазн сделать из кого-нибудь наугад выхваченного ОСОБУ_1. В настоящем же положении в этом ведомстве понимают, что лучше не связываться. Есть и более выразительные угрозы и более простые схемы расследований. Многие фракции немецкого коммунизма, не стоящие на позициях реформизма, старательно поддерживает о себе мнение как о крайне нерентабельных и «нерентабельных» объектах для полицейского вмешательства. В этом и состоит главная сила немецкого коммунизма, которая правда, легко компенсируется общим более чем невысоким теоретическим уровнем.

О направлениях преследований и их обосновании

Польская политическая полиция крайне просто решила вопрос с рентабельностью полицейского вмешательства в «польский коммунизм». Коммунизмом будет назначено то, что нужно. Может оказаться верной и обратная логика, то есть нечто совсем не нужное политической полиции может оказаться коммунизмом в действительности. Впрочем, едва ли кого-то в государственных кругах этот промах может задеть, ведь в этих кругах его едва ли смогут понять. Польские законодатели столкнулись с явной неадекватностью чешских и литовских критериев нежелательного коммунистического присутствия в публичном пространстве. Действительно, определять коммунизм от символики ничуть не менее умно, чем определять Наполеона Бонапарта от специфической по форме шляпы и позы. Такой способ определения будет только менее опасным с политической и правовой стороны, но ничуть не менее нелепым, в чём могут поручиться наполеоны с газетными шляпами из психиатрических лечебниц XIX века. Впрочем, история учит, что правительства никогда не извлекали из неё никаких уроков. Украинское законодательство тоже определяет коммунизм от набора нежелательной символики, к которой добавлены нежелательные люди (например, ОСОБА_5) и нежелательные лозунги (например ІНФОРМАЦІЯ_4). Разве не кажется, что польское правительство обхитрило своих соседей в способах подавления коммунизма? Ведь это очень удобно, когда коммунизмом можно официально назначить всё, что угодно, то есть то, что будет нужно именно в данный момент. Кажется, что теперь коммунизм точно будет подавлен... или не будет? Гегель писал где-то, что концепция отказа от мышления есть тоже мыслительная концепция. Если неверно сведение коммунизма к каким-либо символическим проявлением, то столь же малым попаданием в сферу коммунистической работы является попытка выдать за коммунизм всё что угодно, а точнее, то случайное, что будет нужно. В такой формулировке нет даже гарантий того, что преследования как-либо коснутся такого маргинального явления как коммунистическая идеология. Могут ли преследования по принципу «коммунизмом будет то, что нужно» коснуться польских сообществ научного коммунизма, тоже не ясно. С теоретической стороны украинское, литовское и чешское антикоммунистическое законодательство всё-таки относится к более развитым формам буржуазной идеологии. Ведь даже сводя коммунизм к символам, оно не отказывается соотносить коммунизм с действительностью и пытается искать действительность коммунизма. Ничего подобного нет в польском законодательстве. Из соревнования неудачных «признаков коммунизма» польские законодатели решили выйти победителями отказавшись от любых признаков или, как полагают, составив их по мере разворачивания реальных репрессий исходя из наиболее частых ситуаций. Таково решение, основанное на почитаемом ныне учении некоторых представителей львовско-варшавской школы об «экономии мышления».

Из сказанного можно предположить, что направление преследований в Польше будет определяться не столько общей ситуацией парламентской борьбы или внешнеполитическими обязательствами, сколько личными симпатиями и антипатиями доносчиков и прокуроров. Иными словами, основной областью данного законодательного передела публичной сферы будет не политическое и не международное влияние, а личное влияние, как это имело место во время кампании доносов в санационной Польше. Как мелкособственническое мышление, так и общеполитчиеские трудности, бывшие питанием для той кампании доносов имеются более чем в нужном количестве в современной Польше.

В интернете

После анализа процесса против ОСОБА_1 становится нетрудно понять, что наиболее привлекательной областью для уголовных провокаций являются различные ресурсы интернета. Процесс против челябинских социалистических школьников (рассмотренный в одном из предыдущих очерков этой серии) тоже в значительной степени опирался на публичные действия ЛИЦА_1 в интернете. Да и в случае львовского судебного процесса именно по URL^[92] адресу ІНФОРМАЦІЯ_2 ОСОБА_1 разместил те самые сообщения, которые стали основой для судебного процесса. Здесь ситуация не столь простая как в физическом мире с самообразовательными собраниями. Во избежание случайного непреднамеренного создания фонда улик товарищами запланировано мигрировать из до сих пор изредка используемых социальных сетей в бессерверную и бесцензурную среду переписки^[93] по протоколам электронной почты, прямой текстовой и звуковой связи. Во избежание уголовного преследования некоторое число наиболее отсталых и/или возрастных товарищей нужно будет ультимативном порядком отучить от применения Windows. К счастью, проблемы использования Windows 10, где лицензионное соглашение открыто провозглашает всеобъемлющий шпионаж, в Объединении Марксистов Польских не существует. Однако разнородность операционных систем составляет некоторую проблему. Так великопольские группы предпочитают одни дистрибутивы Линукса, а мазовецкие группы больше склоняются к другим. Есть также товарищи, предпочитающие FreeBSD, а есть несколько пользователей других экзотических Unix-подобных операционных систем. В целом все названные программные средства не содержат средств принудительного и, тем более, всеобъемлющего шпионажа. Однако их сопряжение в доверительной среде является некоторой проблемой, которую в Польше, в отличие от наших западных соседей, ещё не приходилось решать.

Немецкие товарищи, пережившие несколько волн антикоммунистических репрессий и чисток в 1990-х годах, в недавнем письме предостерегали представителей польского коммунизма против несвоевременных мер. Так, только за несколько дней до принятия поправок в Кодекс Карный некоторые товарищи, которых почему-то могут принять за коммунистов, решили выстраивать доверительную среду связи. Разумеется, в любом деле новоприбывший будет совершать ошибки, таков уж закон очеловечивания любой сферы деятельности — сообщают немецкие товарищи. Особенно опасным и глупым будет то, — предостерегают они, — что эти ошибки освоения будут совершены в то время, когда противоборствующая сторона будет уже собирать материалы свежих преступлений и коллекционировать крючки, о которых написал Тымотэуш Кохан. Подготовка к ухудшению правовой ситуации в Германии почти всегда велась значительной частью коммунистического сообщества задолго до того, как в какой-то отчаянной голове зародился текст очередного антикоммунистического закона. Именно поэтому с немецким политическим коммунизмом последних лет (количественно на порядки превосходящим всё, что есть от Одры до Урала) не связано столько политических процессов, сколько связано с польскими и украинскими кругами политического коммунизма. Но вместо трезвого понимания обстоятельств в польских коммунистических кругах до сих пор господствуют позиции навязчивых легалистов и «романтиков нелегальщины». Но всего более удивительно то, что даже в день принятия исправлений в Кодекс Карный большая часть польских коммунистических кругов вообще никак не выразила свою позицию по отношению к новой ситуации. Что стихийное и в чём-то шизофреническое отношение польского политического коммунизма к новой ситуации заключается в том, что многие его представители предпринимают шаги к установлению децентрализованной бесцензурной текстовой связи, но при этом одновременно надеются, что всё «как-то само собой рассосётся», употребляя слова из российский статьи. Лучших клиентов для польской политической полиции даже не придумаешь. «Да нас много таких, кому что будет» — думает типичный представитель польского политического коммунизма. Точно также думал ОСОБА_1, пока не услышал от официальных лиц полиции слова: «Го, хлопче! Та, ти, саме ти...» с которых началось его превращение из обычного львовского коммунистического студента в ОСОБУ_1.

На этом же месте через год

Как подвёл итог чешский товарищ, ознакомившийся с полемикой по поводу ситуации с преследованиями польского коммунизма: Мы теперь, пожалуй впервые, действительно даже в общих чертах не знаем, каким будет польский коммунизм 12 июня^[94] 2020 года.

Много впереди неясного связанного с польским коммунизмом. К 12 июня должны будут быть обеспечены каналы аварийного информирования об арестах. Некоторые товарищи готовятся к ежесуточному информированию о том, что они ещё не попали в полицейский кабинет. Внимательно вчитываются в полемику социалистические школьники. И без того не обладавший большими гласными структурами польский коммунизм начинает своё существование за пределами польского законодательства. И хотя негласная работа была и без того для многих привычна, совершенно отсутствовала готовность к тому, что за досадный провал на каком-либо участке теперь можно отправится в вынужденный трёхлетний отпуск в отнюдь не благоприятных условиях.

О главной проблеме, которая не решалась в этом очерке

Как бы не были важны поднятые в этом очерке вопросы, всякому его читателю нужно постоянно помнить, что по-настоящему важный вопрос был в нём обойдён. Ведь отнюдь не только юридической проблемой является определение того, какая деятельность способствует движению к коммунизму, а какая ему противодействует. И вовсе не юридическим, а практическим вопросом всемирно-исторического значения является вопрос «Что такое коммунизм?» И умный ответ на него всё ещё остаётся более редким, чем даже любой, не отдающий абсурдом и постмодернизмом, ответ на юридический вопрос о коммунизме.

Часть XVIII. О политических перспективах теоретического и политического самообразования к востоку от Одры

2019-07-07

Włodzimierz Podlipski

Контекст

Введённая 12 июня новая формулировка знаменитого параграфа Кодекса Карного (art. 256 KK RP)^[95] не привела к обвальным преследованиям польского коммунизма. Это не значит, что преследования не будут развёрнуты, но это значит, что исключается наиболее неблагоприятное развитие событий. Рассмотрению возможных политических и юридических последствий новой версии art. 256 был посвящён предыдущий очерк. Поскольку потопа преследований не случилось спустя две недели, то есть основания предполагать, что первые жертвы появятся примерно через несколько месяцев. Как-то так было на Украине. Там добавления в Кримінальний Кодекс^[96] (тоже КК, но кириллическими буквами) сделали 21 мая 2015 года, а решающее судебное заседание по процессу над ОСОБОЮ_1 было 4 мая 2017 года. Между этими датами прошло почти два года. Следовательно, до тех пор, пока в Польше не появился свой OSOBA_1, есть время разобраться в перспективах польского теоретического и политического самообразования и попытаться разобраться в документах, обобщающих опыт соседей, если он может оказаться полезным. Восточному читателю, вероятно, нужен небольшой обзор перед критикой того, что было найдено к востоку от Буга по проблемам теоретического и политического самообразования.

Современный этап теоретического и политического самообразования в Польше начался в 2005 году с попыток организовать Студенческий Круг Философии Марксисткой (SKFM), которые были почти синхронно предприняты на Варшавском университете и в Ягеллонском университете в Кракове. Последняя организация оказалась неустойчива и примерно с тех пор теоретическое и политическое самообразование в Кракове не имело никаких сопоставимых успехов. Зато в Варшаве позднее началась работа Польского Товарищества Гегеля и Маркса, а SKFM преобразовался в вышедший за студенческие рамки Самообразовательный Круг Философии Марксистской. В начале уходящего десятилетия в Варшаве с оглядкой на способы работы западных товарищей были начаты крупные текстологические проекты: сбор польских переводов работ Гегеля и работ о Гегеле, создание польского гипертекста «Капитала». В 2014 году в Варшаве оформился Центр Исследования и Изучения Марксизма (CBSM), ставший восточной основой образованного в 2016 году Объединения польских марксистов (SMP). Фактически в Варшаве теоретическое и политическое самообразование сейчас сосредоточено в рамках CBSM. Что касается SMP, то установить сквозные и систематические самообразовательные собрания во всех центрах этой организации не удалось, ибо кадровый состав оказался слишком разнороден по опыту, возрасту и организационным возможностям. За исключением Варшавы, Щецина и Познани примерно два года назад наметился некоторый спад самообразовательных собраний как в рамках SMP, так и за пределами этой организации. Потому оказалось необходимо исследовать самообразовательный опыт соседних стран с целью наметить возможные меры по оздоровлению ситуации.

Немецкий опыт изначально был оценен как несоизмеримый по причине того, что Германия, во-первых, не демонстрирует полного разложения политического коммунизма и, во-вторых, потому, что организационные и технические возможности немецкого коммунизма несоизмеримы с польскими. Что же касается теоретической стороны вопроса, то немецкое политическое и теоретическое самообразование нередко демонстрирует уровень, не доходящий до польского. Суммарный эффект в пользу немецких товарищей достигается, судя по всему, только потоком новых участников, который не соизмеримым с тем, что наблюдается в Польше. Как результат, в среднем Польша выглядит близкой к Германии по качеству политического и теоретического самообразования. При этом в организационном отношении (и в среднем, и по лучшим примерам) Польша находится далеко позади Германии.

Что касается Украины, то примерно с 2004 года украинское и польское сообщества теоретического и политического самообразования развивались в удивительном (учитывая отсутствие контактов) синхронизме, который был разрушен в 2014 году вместе с братским восточным сообществом. В настоящее время на Украине теоретическое и политическое самообразование в более-менее заметном масштабе невозможно по политическим причинам.

Белорусская ситуация с теоретическим и политическим самообразованием может улучшится, но в настоящее время в систематическом и расширяющемся виде оно едва ли возможно по идеологическим причинам. Действительно, в белорусской жизни идеологические воззрения ещё весьма сильно блокируют интерес к теоретической стороне материалистической диалектики и перенаправляют его только к формальной стороне этой научной отрасли. Разумеется, взятая с формальной стороны материалистическая диалектика не имеет ни познавательного, ни методологического, ни мировоззренческого значения (как бы А. Шафф и М. Суслов не пытались доказать обратное). В этом смысле белорусская ситуация противоположна польской, где Ежи Кохан лично переводил т. н. «Письмо в ЦК о положении с философией» Эвальда Ильенкова и в редакционном предисловии к одному из номеров журнала «Nowa Krytyka» объявил о подготовке тематического комплекта публикаций по специальным вопросам диалектического мышления. Что касается белорусской жизни, то эти вопросы наших восточных соседей едва ли скоро заинтересуют, ибо оставаться с историческим процессом без иллюзий и «вока на вока» требует такого мужества, которому на белорусских землях покуда что неоткуда взяться. Белорусское общество ещё слишком благоустроено и спокойно для того, чтобы познать цену диалектического мышления.

В отношении Литвы стоит заметить, что довольно мощное самообразование по польскому, немецкому или российскому типу должно охватить там всего 15-20 человек, что несоизмеримо мало для уверенных методологических выводов. Но сейчас у наших соседей нет и такого количества участников систематических самообразовательных занятий.

Российская ситуация демонстрирует наиболее интересные тенденции. Теоретическое и политическое самообразование в России непрерывно количественно расширяется с 2015 года. От самодовольства в безмыслии, которое было содержанием умственных настроений 2014 года в России, процесс движется в сторону приобретения критического мышления лучшего доступного уровня. Дело началось с того, что в начале 2014 года и без того неустойчивый и бессильный российский коммунизм подвергся полному организационному, нравственному и политическому разложению. Он полностью и без сохранения обособления примкнул к местной российской буржуазии в её проведении политики экспансии. Тогда в России безоговорочно были отвергнуты политические заветы крупнейших местных представителей социалистической политики — Ленина и Чернышевского. Даже на уровне не то чтобы влиятельной, но просто заметной публицистики эти заветы никто не отстаивал. С момента этого умственного и нравственного позора прошло уже более четырёх лет. Идеологический туман постепенно рассеивается и среди проводников теории построения бесклассового общества уже можно встретить российских граждан. Как желающая стоять на высоте теоретического мышления нация, Россия уже принесла достаточное для возврата в европейское пространство освобождающей теории покаяние: в России были открыты для критического прочтения сочинения Ленина. А это значит, что с момента практического обнаружения желания критически разобраться в первоисточнике, мы можем отсчитывать возврат России в европейское пространство освободительной теории, из которого она дважды себя исключала. Потому, поскольку на самообразовательных занятиях обложка ленинских сочинений периодически открывается для критического осмысления и максимального приближения к достоверности первоисточника, постольку мы будем исходить из того положения, что в теоретическом отношении снова верен старый тезис: «Росія це Європа». Это означает в том числе и то, что теоретический и самообразовательный процесс в России можно критиковать, исходя из общеевропейских задач и общеевропейской политической ситуации. А, значит, можно приступить к разбору одного из найденных материалов.

8 июня 2019 года, то есть за 4 дня до официального сведения польского коммунизма к уголовщине, в России витрина «Вестника бури» опубликовала статью Максима Лебского «Цели и задачи марксистских кружков». Этот источник, выбранный для реферирования в поиске оздоравливающих тенденций, пригодных для Польши, однако, показал весьма специфическое видение перспективы самообразовательного процесса, которое несколько ранее было подхвачено некоторыми пропозитивистскими элементами над Вислой. Потому, не имея никакого ясного понимания достоинств произведения товарища Лебского, считаю необходимым подробно остановиться преимущественно на тех положениях, которые вызывали одобрение польских позитивистов, желающих выглядеть социалистами и даже коммунистами.

Такой недостаточно критический подход к работе товарища Лебского обусловлен как объективными, так и конъюнктурными факторами. Объективный фактор состоит в том, что в Польше не может быть в деталях известно состояние российского теоретического и политического самообразования. Конъюнктурный фактор состоит в том, что численность российского самообразовательного сообщества стремительно увеличивается и в ближайшее время превзойдёт соответствующую численность, относимую к Польше, а спустя год или полгода (при сохранении тенденций) и к Германии. Таким образом, в ближайшее время российское теоретическое и политическое самообразование наверняка станет самым массовым и самым влиятельным в Европе. Потому наше естественное желание, чтобы оно стало также образцово организованным, заставляет усердно перепроверять положения товарища Лебского и немедленно выставлять все недодуманности и возможные объяснения в оппортунистическом духе. А политические воззрения товарища Лебского, как мы увидим, содержат немало уступок позитивизму, то есть узко местному подходу, отягощённому фокусировкой на типичной эмпирической проблематике политического коммунизма вместо проблематики социальной революции.

Общая политическая обстановка и политические цели

...позитивізм і сьогодні залишається потужним явищем сучасної буржуазної філософії. Подальший історичний розвиток пізньокапіталістичної цивілізації з її „розквітом" ірраціонального не тільки не підірвав його основи, але, навпаки, посилив вплив позитивізму на сучасну гуманітарну та технічну інтелігенцію.

Більовський О.А.^[97]

Итак, товарищ Максим Лебский указывает, что был ведущим кружка в 2012-2013 годах. Сейчас с тех пор прошло уже 6-7 лет. В сфере политического самообразования это очень большой срок. 5 лет назад в умственном отношении Россия была одним сплошным обскурантским массивом, сейчас же она имеет одну из мощнейших самообразовательных систем в Европе. Суждения, выносимые из опыта 2012-2013 годов, нужно очень и очень внимательно проверять на практическую пригодность к ситуации 2019 года.

Не знаю, чем занимался после завершения обязанностей ведущего, товарищ Лебский и не могу исключать возможность выматывающего заработка, типичную для многих соотечественников, украинских и литовских товарищей. Однако почему-то завершение руководства кружком товарищем Лебским аккуратно приходится на канун 2014 года. Неужели кружок тоже подвергся разложению вместе со всем российским политическим коммунизмом? Был ли этот кружок органом именно политического и теоретического самообразования? Имелась ли там систематическая работа и программа? Написанное товарищем Лебским после упомянутого заявления заставляет предполагать отрицательные ответы на эти вопросы.

Из ленинских работ по теории империализма довольно однозначно следует несколько черт этой эпохи, которые при всём разнообразии проявлений, сводятся к общим действующим причинам. Так империализм — это эпоха наивысшего числа и наивысшей разрушительности войн, эпоха частых политических неурядиц. За какую-то треть века Россия пережила два государственных переворота и не менее чем три войны. Едва не закончилась военным столкновением совместная жизнь Чехии и Словакии. Произошли несколько войн на Балканах и Закавказье. Украина за ту же самую треть века пережила несколько государственных переворотов, связанных с событиями на Майдане и оказалась втянута в две затяжных войны — Приднестровскую и Донбасскую, охватившую внутренние территории.

На фоне всех этих событий и порождающих их действующих причин, отнюдь не способствующих демократизации какого-либо режима в любой из больших и средних европейских стран, весьма необычно (дипломатически говоря) смотрятся иллюзии о том, что что-то политическое в пользу коммунизма можно будет сделать без противодействия политической полиции. А ведь у всяких «левых» элементов очень и очень нередки иллюзии, что очень многого в пользу коммунизма можно достичь не просто без столкновения с политической полицией, а вовсе в рамках легальных пределов, установленных известными своей неподкупностью парламентариями любой из европейских стран.

Если говорить о политической форме, то во всякой европейской стране партия, нацеленная на взятие власти в нестабильной политической обстановке должна будет уметь держать удар со стороны политической полиции. Это вообще минимальная мерка пригодности к политической борьбе за бесклассовое общество (тема обсуждалась ранее в очерке «Что полезного в политическом коммунизме(Часть III данной серии)»). В исключительных случаях РСДРП и КПГ нужно было преодолевать даже сопротивление полуприватизированных частей войска. Но это были исключительные случаи, да и противодействовать войску едва ли возможно, не умея противодействовать политической полиции. Потому мы рассматриваем пригодную для противодействия политической полиции партию как необходимую предпосылку политической победы в европейских условиях 2020-х годов. Само по себе образование такой партии едва ли может иметь своей основой что-либо, кроме сообществ теоретического и политического самообразования. Для партии социальной революции смертельным является недостаток критического мышления. Это доказывается десятками исторических примеров как легальных, так и нелегальных, как оппозиционных, так и господствующих партий социальной революции. Кроме того, нелишне помнить, что попытка отделить противодействие политической полиции от партийных задач обычно приводит к той или иной форме неспособности отличить партийную организацию от какой-либо иной. Это не просто умственная, а вполне реальная политическая абстракция, когда люди воспроизводят одностороннее сообщество, непригодное для решения поставленных задач. На практике встречается множество нежизнеспособных комбинаций, но в теории обычно провозглашаются чистые типы. В одной только Польше можно собрать около полутора десятков примеров того, с чем путали партию социальной революции, очищенную от задач по противодействию политической полиции. И хорошо, что на практике все эти концепции не было кому реализовывать, иначе и без того небольшие силы были бы отвлечены куда угодно, кроме подготовки к всеобщему политическому кризису. Ведь в концепциях партию социальной революции много с чем путали. Путали с полемическим клубом. Путали с пропарламентерским избирательным клубом. Путали с научным институтом Академии Наук. Путали с сетью клубов по интересам. Путали с информационной сетью стачечных комитетов. Путали с координационным органом профессиональных союзов. Путали с самообразовательным бюро. Путали с издательством социалистической литературы. Путали с психотерапевтическими собраниями. После того, как партия социальной революции лишена специфических политических форм и задач, её вообще можно спутать с любой частной организационной формой или любой их бесплодной комбинацией. А не предполагая образование партии социальной революции из самообразовательных сообществ, эти самые сообщества можно легко развернуть в любом самом неожиданном, но непродуктивном направлении. Отличной иллюстрацией к этому положению будут доводы Лебского.

Можно возразить, что общеевропейские способы образования партии социальной революции будут необходимо видоизменены российскими условиями. Но, во-первых, не до такой степени, чтобы за ними нельзя было увидеть общий закон, и, во-вторых, не в том масштабе, чтобы суждения товарища Лебского было невозможно оценить из Польши как ошибочные.

Читателю из большинства европейских стран будет более чем понятно в предшествующем организационным планам разделе статьи Лебского только соотнесение развития самообразовательного движения с крахом политического коммунизма:

В условиях полной дискредитации КПРФ и ослабления старых коммунистических партий (РКРП), неудивительно, что большая часть кружков имеет внепартийный характер. Однако упадок коснулся не всех традиционных левых партий. Например, РРП Сергея Бийца пережила второе рождение, поглотив значительную часть левых активистов новой волны.

Здесь невольно встаёт вопрос о том, что такое РРП. Всезнающий google.pl подсказывает нам, что это Революционная Рабочая Партия. О характере всякой партии проще всего судить по гласным решениям съездов. Всезнающая поисковая система переводит наш запрос как «Съезд РРП» и среди первых результатов показывает нам, что РРП это организация, действующая по заветам незабвенного члена facebook-ЦКopen in new window из Германии. С этим занятным заштатным добровольным сотрудником политической полиции, который вроде бы в действительности имеет коммунистические убеждения, мы уже сталкивались в одном из прошлых очерков (Часть XIII). Там нам пришлось провести с ним один день и посмотреть на то, как социалистические школьники лишают его права пользования банковской картой до его обращения в банк. Понятно, что над такими членами facebook-ЦК политическая полиция может издеваться намного легче и намного большим числом способов. Но для нас довольно и этого. В лице РРП мы сталкиваемся с целой совокупностью подобных «члену facebook-ЦК» «коммунистических политиков». И то, что в ссылках отнюдь не facebook, ситуацию нисколько не меняет. Всё равно местный ЦК очень и очень похож на немецкий facebook-ЦК. Ведь во всякой европейской стране политический гласный и негласный надзор устроен примерно одинаково. Указанного довольно чтобы понять, в чьих интересах и с чьей помощью организовано подобное сообщество политического эксгибиоционизма «коммунистической» направленности. Если нельзя воспринимать читателя как неспособного самостоятельно делать выводы, то нельзя навязывать ему какие-либо выводы о пригодности РРП для задач, связанных с политической победой сторонников бесклассового общества в современных условиях. Однако, вернёмся к тезисам Лебского.

Шесть «характерных ошибок ведения марксистского кружка», выделенных товарищем Лебским, также начинаются с отсутствия постановки политических задач перед кружками.

У кружка нет чётко поставленной политической цели.

Замечание верное. Рядом предложено решение:

При организации кружка его участники должны поставить политические цели.
Глобальная цель марксистского кружка — это подготовка коммуниста способного теоретически анализировать и, в перспективе, помогать трудящимся в их борьбе за свои классовые интересы. Общая цель распадается на ряд конкретных задач в зависимости от уровня кружка

Полная путаница в отношении сколь-либо отдалённых перспектив может свидетельствовать только лишь о том, что выдвигающие подобные планы люди подсознательно рассчитывают на поражение до того, как практика заставит продвинуться их мышление дальше. Это типичная позитивистская логика политического коммунизма, провозглашающая «там видно будет» в стратегии и самый неограниченный произвол в тактике. Так, ближайший элемент вроде бы представлен товарищем Лебским верно: «Глобальная цель марксистского кружка — это подготовка коммуниста, способного теоретически анализировать». Однако оказывается, что этот анализ нужен не для понимания общественной механики, не для определения слабых мест всего мира частной собственности и политической полиции в частности, не для прицельного удара по воспроизводству классового деления общества. Отнюдь. Теоретический анализ нужен чтобы «помогать трудящимся в их борьбе за свои классовые интересы». Нужно полагать, что перед такой формулировкой классовый интерес (интерес обособленной группы, воспроизводимой в классовом обществе) уже оказался сведён до торга за цену рабочей силы и за законодательные условия, допускающие «мелкий бизнес». Потому громко и почти по-гегелевски заявленная способность «теоретически анализировать» в реальности сводится к милой «экономистам» способности торга с господствующими классами на основе приложенного к относительно спокойным формам классовой борьбы позитивизма. Разумеется, в тезисе товарища Лебского не будет никакой связи политических задач кружка с нацеленностью на социальную революцию, с условиями, вынуждающими готовится во всякой европейской стране к длительному противостоянию с политической полицией. Ведь исход этого противостояния неизвестен, а «политические задачи» нужно ставить уже сейчас. Видимо это не беда, если они вообще не будут выходить за пределы капитализма даже в смысле нравственного императива.

Известный сторонник явления, известного как Євромайдан (там тоже очень многие хотели «помогать трудящимся в их борьбе за свои классовые интересы») подобную логику выразил намного лучше и намного страшнее, если вспомнить, что политической картографией перестала интересоваться почти вся некогда пятидесятимиллионная европейская страна, доведённая ныне до нищеты:

Чув я, чи то снилось мені,
Що існує країна мрій,
...
Але я не питаю себе,
Де на мапі^[98] країна ся^[99],
Та й негайно рушаю у дальню даль.

(О. Скрипка, Країна мрій)

De practica (о практике)

«Отсутствие у кружковцев какой-либо связи с практикой» — выносит типичную ошибку товарищ Лебский. Ниже мы уже видели что такое «политические цели», которые он поддерживает. Теперь посмотрим что товарищ понимает под практикой.

«Отрыв теории от практики приводит к полной изоляции членов кружка от окружающей политической действительности» — так пишет автор из страны, которая не была известна последнюю четверть века особо широкими формальными политическими свободами. Так пишет автор из страны, где «окружающая политическая действительность» принудила обратиться к самозабвенному присвоению всех доступных теоретических достижений. И это вовсе не российская особенность. Точно таким же способом формировался современный польский теоретический коммунизм, где Марек Семек был образцовым «политическим филистером» (несмотря на членство в PZPR^[100] с начала 1960-х годов до последнего дня существования этой партии), прошедшим эту дорогу за несколько десятилетий до нас. Конечно Семек, изолированный в академических сферах, зашёл в практический тупик и остро переживал политическую безжизненность Польши, где с 1960-х годов непрерывно шло укрепление позиций реакции. Но без Марека Семека, без его трагической «изоляции ... от окружающей политической действительности» Польша сейчас бы вообще не имела теоретического коммунизма, а, следовательно, в условиях разложения Коммунистической Партии Польши, то вообще бы не имела коммунизма. Вот к чему ведёт логика товарища Лебского. А ведь без Готхольда Лессинга, прожившего почти всю жизнь в политическом бессилии и в «изоляции ... от окружающей политической действительности» немецкий научный коммунизм вовсе не мог бы сформироваться в известном нам виде, ибо развитые формы критического мышления в Германии сделал публичным фактом именно Лессинг. Вот так маленькое политическое нетерпение товарища Лебского способно, в случае реализации, привести к большим неприятностям. К сожалению для него, исторический процесс очень непочтителен к тем, кто проявляет политическое нетерпение. ОСОБА_1 охотно свидетельствует об этом.

Особенностью краха украинского политического коммунизма в 2014 году, отмеченной во второй части этих очерков (См. часть II), было то, что это разложение охватило одновременно все организационные формы: как в пределах, так и за пределами формальной партийности. Поэтому особенностью нашей эпохи следует считать то, что формальная партийность в политическом коммунизме безразлична для политической вовлечённости. Впрочем, сплошной вовлечённости участников самообразования в коммунистическую политику не имела ранее даже Украина, где до 2014 года можно было пользоваться некоторыми уже забытыми у соседей формами политической свободы. Там же, где была политическая вовлечённость, то есть в разложившейся намного ранее 2014 года Организации Марксистов, имелось одновременно стойкое и крепкое отвращение ко всякому самообразованию, особенно теоретическому и политическому. Случайность ли это, товарищ Лебский? И чем предложенная «кружковая работа» с созданием политических активистов отличается от заседаний активистов ОМ, дошедших в развитии своего активизма и в ненависти ко всякому основательному самообразованию до политической проституции?

Говоря прямо, вовлекаться в политическую действительность не являясь политической силой, абсолютно бесполезно, особенно, подразумевая так называемую публичную политику в эпоху хозяйственного упадка. Хуже этого может быть только вовлечение в тот самый «политический коммунизм», который при внимательном осмотре оказывается вовсе не политическим и вовсе не коммунизмом. Попытка ввязаться в политическую практику, тем более в наличную, тем более при полном господстве политической полиции очень и очень похожа на полицейскую провокацию, апеллирующую к той самой практике приведшего себя к краху «политического» «коммунизма». И будем надеяться, что товарищ Лебский этого всего-лишь не понял. Ведь где-то рядом он развивает мысль в более правильном направлении:

«В кружках можно изучить богатое наследие социалистической мысли, научиться анализировать текущие политические события, но сама численность кружковой формы (8-10 человек) предопределяет, что кружковцы не смогут научиться работать с массами. Кружки — это не массовая форма работы. Именно поэтому очень важно использовать опыт людей из профсоюзных, партийных, медийных структур». Добавим, этот используемый опыт неизбежно оказывается преимущественно опытом поражения и образцом того, как и куда не нужно прикладывать силы, тем более и без того небольшие.

Что же касается самого товарища Лебского, то его организационный идеал это некая коалиционная структура, стихийно вырастающая из наличной (да снова позитивизм!) политической ситуации. Это особенно пикантно, если учесть, что украинцы могут рассказать очень многое о том, как в 2014 году политическая ситуация вокруг просоциалистических кругов очень быстро и неожиданно для них самих поменялась. Не привлекать же мне снова ОСОБУ_1, чтобы он рассказал товарищу Лебскому, что такое возможно.

Организационно незначительные, с узким кругозором и только-только избавляющиеся от полузнайства местные самообразовательные группы товарищ Лебский тут же снова хочет бросить в наличную массовую работу, то есть фактически в политический коммунизм. Чтобы, недовыполнив идейные функции, они также получили поражение в материальных формах борьбы: в политической и в экономической! И всё это под прикрытием активизма. Удобный лозунг: «Только на основе скоординированной деятельности активистов с разным опытом в рамках коалиционной структуры возможна эффективная массовая работа». Право, это организационный план, пригодный для какой-нибудь оппозиционной дряни, которую очень сильно не устраивает режим Дуды, Зеленского, Путина, Лукашенко (подставить нужных). Но это совсем не организационный план для тех, кто желает поспособствовать тому, чтобы общество избавилось от классового деления. «Коалиционные и скоординированные» структуры в принципе не могут выдерживать длительного противостояния с буржуазией и её государственным аппаратом. Тем более они не могут закрепить слом государственного аппарата и подготовить кадры для создания отмирающего государства.

Если в политической и теоретической истории наличные организации всегда принимают на себя какие-либо функции, то в организационной науке всё должно быть в каждом отдельном случае совершенно наоборот: нужно в данных условиях создать именно ту организацию, которая сможет вязать на себя функции выполнения исторической необходимости ликвидации классового деления и товарности. Вне этой перспективы всевозможные организационные планы и хитрые наименования «скоординированной деятельности активистов с разным опытом в рамках коалиционной структуры» не имеют никакого значения для практики. Этот вывод материалистической диалектики, к сожалению, совсем не усвоил ни товарищ Лебский, ни ОСОБА_1. А ведь...

«Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов» — писал в 1913 году некий ОСОБА_5.

Запланировано продолжение о формах местной работы.

Часть XIX. О формах местной самообразовательной работы к востоку от Одры

2019-07-25

Włodzimierz Podlipski

Разобрав в предыдущем очерке проблемы целеполагания, можно предполагать, что, сводя цели к частным формам, товарищ Лебский будет точно так же сводить чисто технические формы работы к реализации этих частных целей. Но обнаруживаемая из полемической направленности высказываний в разбираемой статье организационная ситуация не так безнадёжна. Она намного хуже самых пессимистических гипотез хотя бы тем, что даже организация тех самых частных форм почти не продвигается. Характер выставляемых товарищем Лебским неназванным оппонентам возражений исключает организационные формы, пригодные даже для тех самых заявленных им ранее частных целей. Почти все «типичные ошибки кружковой работы» относятся к куда менее развитым организациям, чем те, которые способны не только наладить внутренние функции, но и продвинуться в побочных сферах. Указанная неразвитость касается как численности, так и мыслительных навыков или, проще говоря, ума.

С точки зрения того, как видится ситуация из Польши, российское теоретическое и политическое самообразование состоит не из тех организаций, которые могли бы образовать Международную социально-революционную партию «Пролетариат» или Союз борьбы за освобождение рабочего класса. Нет, по своим организационным, а, главное, теоретическим параметрам ни на что подобное российское самообразование (точно так же, как польское и белорусское) не способно. В этом очерке, подходя к тезисам товарища Лебского более критически, чем в предыдущем, мы попробуем развернуть организационную картину российского теоретического и политического самообразования. Доказываемый вывод состоит в том, что картина современного российского теоретического и политического самообразования примерно соответствует (в теоретическом и организационном отношении) самообразовательным клубам того типа, который существовал в Польше до Эдварда Дембовского, во Франции до Дени Дидро, а в Германии до Готхольда Лессинга.

О местных формах самообразовательной работы в контексте политических задач

Помещённый вывод об организационном состоянии российского самообразования, который почти без натяжек применим к ситуации в Польше и Белоруссии, может казаться кому-то оскорбительным или крайне пессимистическим. Но Гегель настаивал, что каждый исторический акт нужно соотносить с контекстом. А он состоит в том, что Словакия, Литва, Эстония и Чехия не имеют даже подобных форм свободной самоорганизации. То есть все квазисоциалистические и квазикоммунистические круги этих стран организованы вокруг иллюзий, что с точки зрения расширения движения крайне нерезультативно, а с точки зрения социальной революции просто бессмысленно. Потому одна из международных задач самообразования состоит в том, чтобы выработать такие организационные формы, которые будут в названных странах известны и которые смогут там прижиться в наличной, более чем безрадостной обстановке. Поэтому почти все выставленные товарищем Лебским «типичные ошибки кружковой работы» нужно относить не столько к городам с многолетней традицией самообразования (Познань, Берлин, Варшава, Вроцлав, Кёльн), сколько к ситуации на воеводствах и в тех странах, где систематическое самообразование отсутствует. Тогда эти ошибки могут быть поняты как объективные трудности, к преодолению которых можно и нужно подготовиться. Итак, приступим.

Вторая «типичная ошибка кружковой работы» от товарища Лебского: «Один кружок для всех». Какая грубая уравнительность господствует на польских воеводствах, — мог бы нас упрекнуть разбираемый автор! Ведь «... приходят люди с разным образовательным уровнем и интеллектуальным багажом, поэтому крайне глупо сажать всех за изучение первого тома «Капитала». Нужно ранжировать кружки по задачам и уровню подготовки членов кружка». А то вот ведь невоспитанные немцы и поляки лаптем щи хлебают! Ошибаются ведь, когда в каком-нибудь Белостоке, Радоме, Бытоме или Ольштыне организовывают общий курс на всех, хоть этих всех лишь 5-7 человек «от пионеров до пенсионеров».

Конечно, общие занятия «всех тех, кто есть», едва ли можно считать эффективной или желательной практикой. Увы, практическое решение этой проблемы тоже оказывается за пределами поля обозрения товарища Лебского. А именно, образование проблемных групп из товарищей, представляющих разные местности, сильно облегчается наличием сети недоступной для политической полиции текстовой и звуковой связи. Но имея в виду такую немецкую перспективу, переносимую сейчас в Польшу (после обновления art. 256 KK RP), важно также понимать, что отказаться от форм живого присутствия нигде в Европе не удалось. Ибо, поскольку речь идёт о самообразовании, никакое административное и формальное единство в принципе невозможно. Полной глупостью является на данной стадии движения введение обязательной отчётности, формуляров, циркуляров и прочих документальных потоков. Эти полезные инструменты предназначены как для другой численности, так и для другого уровня единомыслия, то есть для более выраженной способности критического мышления, развитой в каждом товарище.

Необходимость живого присутствия опытных товарищей на воеводствах сейчас во многом обусловлена тем, что образующий критическое мышление сократический элемент самообразовательной работы едва ли может быть массово и удачно обращён в формы текстового или звукового теоретического опосредствования. Ведь то, что Сократ не оставил письменных результатов, не является исторической случайностью. Всё же это не значит, что сократический элемент работы не может быть воплощён в текстовом или звуковом сеансе. Просто у нас ещё всё впереди в отношении поиска способов порождения критического мышления через сиюминутную переписку или через сиюминутный разговор на большом расстоянии. Причём речь идёт как о необходимости расширять в Польше область применения затрудняющих вмешательство политической полиции технических средств, так и о подъёме общего теоретического уровня с тем, чтобы умелых практиков сократической диалектики было больше и они лучше охватывали воеводства.

Ошибка №3. «Отсутствие дисциплины, отчётности и превращение кружка в тусовку». И ты, видать, товарищ Лебский побывал то ли в Ольштыне, то ли в Радоме, то ли в Белостоке или Бытоме. Ведь это там «Учебные собрания превращаются в говорильню и тусовку друзей из общей компании».

Реальные проблемы, стоящие за указанным товарищем Лебским дефектом, весьма обширны. Как ни странно, они во многом порождены неспособностью найти своё место в общих функциях международного и местного освободительного сообщества. То есть, эти общие функции и их текущая конъюнктура только-только познаются и притом, почти неизбежно эмпирически. А ближайшая эмпирия выводит нас на нездоровую среду местного захолустья. Вопрос непрерывного общеобразовательного, политического и теоретического усовершенствования имеет, с одной стороны, ограничения в умении хорошо поставить дело и, с другой стороны, общие ограничения общественной среды. Так, в иной общественной среде уже просто не быть склонным к алкоголизму является чем-то близким к пределу личностного совершенства. Опыт самообразования в Польше свидетельствует, что мало где достигались даже вполне доступные в данной общественной среде (то есть в захолустьях) пределы общеобразовательного, политического и теоретического усовершенствования. Наиболее гнетущую роль в польской провинции играет отсутствие качественных программ. Вторым по значимости фактором неудач в интеоретизации местные товарищи обычно объявляют упадок педагогической техники, доведённый до неспособности вести теоретико-педагогическую работу сократическим способом. Поэтому распространение лучших практических достижений античной диалектики (как основы всех позднейших диалектических форм мысли и действия) является той основой, на которой только и возможен успех на воеводствах. Притом речь идёт не просто об успешном освоении программы по материалистической диалектике, а о выводящихся из этого политических перспективах на воеводствах. В этом смысле централизационные самообразовательные группы могут только выработать подходящую программу и непрерывно поддерживать поток напряжённой мысли, побуждая провинциальных товарищей практически освоить сократическую диалектику. Именно после этого доведённая до чувственной достоверности теория может порождать твёрдую внутреннюю дисциплину, характерную для всякой развитой работы, связанной с человеческим развитием, в противоположность развитию вещей за счёт человека.

Что касается формы отчётности, то она первоначально может быть почти любой в широких пределах. Это и направление делегатов на пока что не запрещённые в Польше конференции по научному коммунизму, и обмен опытом с инспекциями на соседние воеводства, и международные поездки и консультации в академических кругах, и попытки выступить преподавателем-ассистентом в новообразованных кружках. Словом, подойдёт всякая сфера, где происходит испытание теоретических знаний, полемической способности и выводящихся из этого организационных навыков. Во всяком случае, под отчётностью должно понимать всё что угодно, кроме формального документа. То есть любое элементарное объективное испытание внутренних сил каждого товарища, которое направлено своей чувственной достоверностью именно на его поведение как участника самообразовательного сообщества. Такое элементарное объективное испытание, прохождение которого можно рассмотреть в дальнем и ближнем товарищеском кругу.

___

Неприятно осознавать сколь неразвита в нравственном, педагогическом и теоретическом отношении та ситуация, которая требует от товарища Лебского замечать: «Однако организация кружка не должна превращаться в формализованное партийное занятие»^[101]. Это замечание может быть порождено только наблюдением особо бесполезной организационной формы: кружка вблизи организационных остатков политического коммунизма^[102]. Собственно. по причине более формальной связи и связанности с административными обязательствами, такой кружок обычно не может обеспечить должного идейного и практического сплочения, должной свободы объединения и размежевания. Потому такой кружок не имеет политических перспектив и является шагом назад относительно кружков, возникающих из разрозненных элементов разложения политического коммунизма, уже питающих отвращение к неэффективным и превращённым формам «идейного» и «политического» «единства». Это вполне понятный вывод, для всякого участника самообразования из стотысячных городов, но на воеводствах ещё четыре года назад велась ожесточённая борьба между «самообразованием» вблизи политического коммунизма и самообразованием, которое не ставило никаких административных и иных преград своему развитию. Угадайте в чью пользу высказывается товарищ Лебский: «Кружок должен не замыкаться сам в себе, а активно взаимодействовать с окружающей социальной средой. Только в таком случае мы можем ожидать, что из кружков выйдут люди с широким кругозором и развитыми навыками коммуникации, а не зашоренные догматики». Так-то! А потом выясняется, что в польской политической истории этого десятилетия «люди с широким кругозором и развитыми навыками коммуникации» потерпели поражение от «зашоренных догматиков», которые образовали Объединение Марксистов Польских. А более десяти лет назад в западных воеводствах Польши «люди с широким кругозором и развитыми навыками коммуникации» потерпели ещё более позорное поражение от организаторов контрабанды немецкой коммунистической литературы, которые плевать хотели на весь этот политический эксгибиоционизм^[103], завершившийся процессом над членами КПП, и политический активизм, завершившийся организационным разложением той самой КПП.

Результат противоборства между «самообразованием» вблизи политического коммунизма и самообразованием, которое не ставило никаких административных и иных преград своему развитию, теперь хорошо известен. Где те «самообразователи» из разложившегося «Комсомола», которые ездили несколько лет назад в безумный литовский квазимузей Грутас? От них не осталось не только организационных структур, но даже сайта, где публиковалось это сообщение! Собственно в самоопределении этой организации верным оказалось только то, что это некая организация молодёжи. Однако сказать, что имел место коммунистический союз молодёжи или коммунистический союз молодёжи в отношении этой более несуществующей тусовочной группировки было нельзя.

Во всех частях продолжаемой серии очерков была попытка сориентировать читателей из подобных сообществ, что нужно уже сейчас искать иные организационные формы, чтобы не утонуть бесследно в тёмных водах Леты. Чтобы не провести бесполезно многие годы своей жизни в совершении попыток сделать то, что выбранным способом в принципе не может быть совершено. Фрезеровщик не выбирает всех свойств, которые заложены в поступающем материале. Но совмещая его с правильно подобранным инструментом он может достигнуть нужного результата. Почему же в политических вопросах такую логику решительно отвергают (в пользу своих желаний без опробования, наладки и подбора инструмента) товарищ Лебский и многие сторонники политического коммунизма?

Тяжело без иллюзий! Жить под руководство какой-никакой идеологии намного проще, чем оказаться с историческим процессом из неудержимых стихийных сил «vis-a-vis», «вока на вока». Эта утрата иллюзий в современной обстановке столь страшна, что какие-то успокаивающие политические рецепты типа активизма выглядят куда менее страшно. Жизнь без иллюзий столь страшна, что даже приводящий к уголовному процессу активизм менее страшен. ОСОБА_1 охотно подтвердил бы (до мая 2015 года), что лучше простенькие политические рецепты (и не важно, что они не работают), чем жизнь без иллюзий. То, что незатейливые рецепты уже завели в тупик и не думают показывать никакой результативности, это большая, но в нашем обществе, увы, вполне допустимая плата за успокоение и псевдорационализацию. И эту плату готов платить не один только ОСОБА_1. Впрочем, куда движется всё наше общество, допускающее такую псевдорационализацию — это тоже всем хорошо известно. В этом отношении даже большинство буржуазных идеологов не имеют иллюзий, споры идут только о формах и масштабах катастрофы.

В эпоху подъёма современного промышленного капиталистического хозяйства автор «Капитала» замечал в этом произведении, что более развитая страна демонстрирует в известном смысле будущее менее развитой, которая в новых условиях пройдёт очень похожие стадии общественного преобразования. Теперь мировой капитализм находится в упадке, который, уже как десятилетие, не может перейти даже в осторожное наращивание денежного оборота. Потому в этих условиях менее хозяйственно развитые страны, в известной мере, показывают более развитым их будущее. Для нашей части Европы такое будущее показывает Украина, а именно в политической сфере «пришельцем из будущего» является ОСОБА_1. За последние три года этот вывод подтвердился эмпирически в польских и российских политических преследованиях. Чтобы не понять это нужно, самому быть таким, каким ОСОБА_1 был до мая 2015 года.

О «гениальных идеях»

Некоторое недоумение в Польше вызывает странная полемика, где товарищ Лебский спорит с какими-то неназванными российскими оппонентами, руководствующимися весьма необычной логикой:

Крайне часто [изоляция членов кружка от окружающей политической действительности] является следствием идеи «коммунисты ничего не могут из-за отсутствия хорошей теории», что является только отчасти верной мыслью. Из данного тезиса у некоторых кружковцев следует вывод — нужно стать просвещенными марксистами, родить из глубины своего духа гениальную идею или совокупность идей и таким образом преобразовать действительность.

Признаюсь, такая постановка вопроса с «гениальной идеей» на нашем берегу Буга неизвестна. В Германии и в Польше роль теоретического самообразования трактуется в смысле понимания общественной механики и тех областей деятельности, где небольшими силами уже сейчас можно значительно осложнять жизнь буржуазии или политической полиции. То есть тех небольших областей, где возможно расширенное воспроизводство антибуржуазных тенденций организационного, политического и теоретического плана (именно в таком порядке). По словам одного немецкого товарища, «механика кружка должна породить то небольшое твёрдое тело, которое сможет заклинить отдельные побочные шестерни буржуазии или хотя бы её политической полиции. Вне этой перспективы обездвижить приводной вал и сломать весь механизм классового угнетения будет просто нечем». Потому перспектива кружка должна быть тесно увязана с характером стоящих политических задач, на что было указано в прошлом очерке (См. часть XVIII).

Снова о революционности

Несколько лет назад (Cм. Часть X) было приятно спорить с товарищем Денисом по вопросу революционности. Всегда приятно встретить изложение точки зрения обыкновенного марксиста по этому вопросу, тем более, что тогда она была нам изложена с другого берега Буга. По той полемике видно, что никто не отрицал тесную связь понятия революционности с опирающимся на объективные законы материального мира решением наиболее острых проблем современности. К сожалению, товарищ Лебский определение революционности связывает преимущественно с политической революцией, а не с «совпадением изменения обстоятельств и мыслей действующего человека». В самом начале первого очерка из продолжаемой серии отмечалось: «Понятие политической революционности включает в себя практику, направленную на ликвидацию данного политического устройства, причём, в силу своей нацеленности на успех, практику, абстрагированную от конкретных его выразителей. Революционность в собственном смысле исследуется гносеологией, где она понимается как совпадение изменения обстоятельств и изменения мышления. С гносеологической стороны революционность это сращенность порождения и употребления идеального, воплощённая практичность или успешная в своей целостности и всеобщности практика».

К этим утверждениям там же, почти 4 года было дано такое примечание:

Это и подобные определения восходят к 3 тезису Маркса о Фейербахе. Имеется в виду его завершение: «Совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика».
При сравнении польской формулировки с оригиналом важно отметить, что оттенок смысла «практика переворота», «переворачивающая практика», «практика, превращающая противоположности» не сохранён.
Ср. польский фрагмент
Zbieżność zmian warunków i działalności ludzkiej może być traktowana i racjonalnie rozumiana jedynie jako praktyka rewolucyjna.
И немецкий оригинал
Das Zusammenfallen des Änderns der Umstände und der menschlichen Tätigkeit kann nur als umwälzende Praxis gefaßt und rationell verstanden werden».

Ничего не изменилось в этом отношении за 4 года! В 2015 году, незадолго до процесса над ОСОБА_1 этого не понимали в политическом коммунизме, теперь это не понимает товарищ Лебский. Да, он уже не будет прямо звать в отжившие организации (как ОСОБА_1), но потребует новой организационной формой питать старые способы работы, которые довели до поражения. Ибо «нужна практика». Видимо, практика безальтернативного поражения. Знает ли товарищ Лебский о возможности иной практики? О том, как закладывали Людвик Варыньский и Чеслав Куницкий планы такой практики?

Не нужно удивляться тому, что определение революционности как чисто политического понятия в противоположность марксистко-ленинскому пониманию революционности как гносеологического свойства определённых общественных движений приводит товарища Лебского к прямо ошибочным выводам. Для эпохи политических революций и смены разных эпох экономической общественной формации верно, но для эпохи социальной революции совершенно неверно, что «наличие революционного движения напрямую не связано с существованием грамотных теоретиков». Без грамотных теоретиков общественные силы, заинтересованные в сознательном преобразовании всего общественного здания, просто ни на что не способны. Некий ОСОБА_5 для любого этапа капиталистического общества^[104] считал справедливым утверждение, что без революционной теории невозможно революционное движение. Глупый был ОСОБА_5, не оснащён он был теми важными знаниями, которыми оснастил себя товарищ Лебский! Такая вот получается «ленинская диалектика и метафизика позитивизма».

Без предварительной основательной теоретической подготовки дело может ограничиться сменой политического режима, но не последовательным отмиранием государства. Надеюсь, что едва ли нужно брать здесь примеры убийства Розы Люксембург и Карла Либкнехта, а то и всей общественной истории Народной Польши или СССР. Примеры изначальной политической революционности сикхов и крупнейшего крестьянского восстания в Китае тоже едва ли нужно добавлять к названному. «Без адекватной теории массы также могут быть политически активны, но при этом испытывать иллюзии в отношении собственных действий» — и это-то товарищ Лебский чуть раньше связал с тем, что обозначил как «революционное движение»? Есть ли разница между воззрениями, основанными на иллюзиях: между демократизмом Мюнцера и демократизмом Национал-Социалистической Рабочей Партии Германии?

Впрочем, у товарища Лебского сведение революционности к политике и отказ признавать гносеологический критерий революционности находит своё обоснование: «философия представляет собой только часть марксистской теории и нельзя навязывать интересы части всему целому». Это потому, что сейчас «у критически мыслящих людей возникает естественный запрос на цельное, научно-системное мировоззрение». Вот оно, поистине «цельное, научно-системное мировоззрение»: «философия представляет собой только часть марксистской теории». Остальная часть марксисткой теории может обойтись без философии. В одной части «марксисткой теории» философский то есть теоретический метод критического мышления, в другой части «марксисткой теории» что-то иное. Например, софистика или идеологические подмены, слепая вера, а то и промывание мозгов. То есть всё то, что нельзя отождествить с философским способом мышления. Ведь эта часть «марксисткой теории» не та, где живёт и действует философия, которая «представляет собой только часть марксистской теории». Да здравствует та часть «марксисткой» «теории», где нет философии! Ведь «погружение в философию и отрицание необходимости работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами приводит к полному отрыву кружков от реалий России 2019 года». Приведённый тезис столь характерен для определённых взглядов на политические функции марксизма, что его можно немного укоротить: «погружение в философию и отрицание необходимости работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами приводит к полному отрыву кружков от реалий».

Вот так сидел в редакции «Современника» Николай Гаврилович Чернышевский и «отрывался от реалий». Надо же было ходить по кабинетам казённых либералов («работать с ... политическими партиями» — написал бы Лебский), да расспрашивать крестьянских ходоков в столицу о ситуации на местах (а это уже «работать с профсоюзами»). Вот только почему-то в романе «Пролог» Николай Гаврилович Чернышевский именно в отношении необходимости «работать с... политическими партиями» решительно высмеивает Болеслава Соколовского, представляющего, сообразно той эпохе, менее развитую позицию товарища Лебского. Странный сектант и оторванный от реалий человек был этот Чернышевский, который в эпоху политической реакции написал (вместо «работы с политическими партиями») «Капитал и труд» да «Очерки политической экономии по Миллю». Его за это одобрил ещё один «оторванный от реалий человек», не признававший необходимости в эпоху политического краха и бессилия «работать с... политическими партиями». Это был некий Карл Маркс, выразивший печатное одобрение исследованиям Чернышевского в предисловии к первому тому своей главной работы под названием «Капитал. К критике политической экономии». Не потому ли получается, что для понимания современного хозяйства упомянутые работы Чернышевского вроде как не нужны, ибо их нет в предложенном товарищем Лебским списке кружка для освоения политической экономии?

Но может быть, в столичном «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» было иначе? Профсоюзов тогда тоже не было, но «эти странные люди» всё равно не ходили по кабинетам государственных либералов. Упрямые сектанты не хотели «работать с... политическими партиями» как только был разорван блок с «легальными марксистами».

Товарищ Лебский привёл пример столичного «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», но упустил очень существенную разницу как сил движения, так и общественного настроения, порождённого общей экономической тенденцией. Так капитализм ленинского времени означал для России появление новых способов общественной организации: широкое проникновение железнодорожного транспорта, распространение машинного труда в лёгкой промышленности. Охватывая новые территории и новые технологические процессы, государственные и частные спекулянты довольно быстро производили коренной переворот всех связанных общественных условий. Местная рыночная связь заменялась национальной и всемирной. В условиях недостатка квалифицированных кадров и кредита тенденция к расширению сфер приложения новых технологий оказывалась подхвачена капиталом только в том случае, если она была действительно прибыльной и масштабной. Это прождало востребованность инженерных и вообще образованных кадров, что очень хорошо сказывалось на атмосфере университетов и гимназий. Общая атмосфера стесняемого капитализмом, но неизбежного хозяйственного подъёма проникала и в рабочую среду, которая обеспечивала со времён Морозовской стачкиopen in new window усиливающийся поток участников самообразования. В рабочей среде самообразование довольно быстро приняло политическую, а затем и теоретическую форму. Промышленность Великороссии и Урала в рассматриваемое время имела намного менее развитые формы, чем современная промышленность тех же территорий. Но общее движение технологического и общественного переустройства было расширительным и вытекающие из этого настроения в сфере нравственности были оптимистическими. Наоборот, современное население России избыточно с точки зрения извлечения максимальной прибыльности и с капитализмом не может быть связано никакого технологического, теоретического или нравственного расширения. Наоборот, всё более тесная связь с мировым рынком для России (равно как для Польши, Украины, Литвы, Белоруссии, Румынии) означала деградацию. В технологии дело дошло до гужевой вспашки (на Волыни) в теории дело дошло до обскурантизма и клерикализма (политический коммунизм тоже был охвачен этими болезнями), а в области нравственности дело дошло до бессильного политического коммунизма.

Возьмём современную Белоруссию, которая лучше соседей сохранила свои промышленные возможности со времён последних плановых пятилеток. Несомненно, промышленность Белоруссии представляет более развитые формы общественной жизни, чем те, что господствуют на Смоленщине, на Украине или на аграрном востоке Польши. Но белорусская промышленность абсолютно ограниченна в каких-либо возможностях развития: территориального, технологического, сырьевого, общественного. Поэтому белорусское общество глубоко апатично и архаично в отношении теории преобразования общества. Наоборот, польская промышленность, сильно ослабленная в 1990-х годах Бальцеровичем, показала, под воздействием союзного бюджета, некоторый незначительный подъём. Но даже этого подъёма хватило для того, чтобы он перекинулся в академические круги. И вот, после 2011 года польский теоретический коммунизм стал гласным фактом общественной жизни. Наоборот, в России даже в эпоху политического экстаза 2014 года не имел места экономический подъём и никакие обнадёживающие тенденции не получали организационного оформления. Из этого вполне понятно внешнему наблюдателю (надеюсь, должно быть понятно и внутреннему), что имеющиеся в России кружки — это вовсе не того типа кружки, которые образовали международную социально-революционную партию «Пролетариат» или «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». С точки зрения своей внутренней постановки работы это организации, объективно не имеющие сил для вмешательства в т. н. публичную политику. Более того, это организации, составленные нередко из элементов разложения прошлого политического коммунизма. Потому сложно назвать продуманным^[105] призыв товарища Лебского ещё раз влезать в сферы, приведшие к краху, практикуя способ действий, ранее приведший к краху.

Вспомним тех многочисленных в самообразовательных кругах польских товарищей, которые доказательно определяли себя как «осколки политического коммунизма». Их жгучий стыд за бесполезно растраченные годы обычно обеспечивает хорошую политическую зрелость участников самообразования. Жаль, но это автоматически не обеспечивает никакой организационной зрелости.

В организационном отношении формальные банды или секты политического коммунизма являются не шагом вперёд, а шагом назад относительно самообразования, если только оно обеспечивает сознательное единство. Именно ради этого сознательного единства на известном этапе работы необходим даже решительный отказ от какого-либо административного единства. Ибо попытка так расставить акценты приводит к поражению именно в отношении организационных и специально политических задач. Как в Польше, так и в России необходимо решительное размежевание с провальными организационными политическими и теоретическими формами работы, доставшимися от разложившегося политического коммунизма. Сознательное единство, формирующееся в процессе самообразования противостоит этому как новый и прочный способ развития деятельности. Потому необходимо решительно пресекать враждебные организационные тенденции и попытки свести дела кружка к очередному чисто политическому поражению и развалу. Будущей организационной формой, не заводящей в тупик, может быть только сознательное (то есть не сводимое к активизму и формальной связи) единство сторонников бесклассового общества, доводимое до создания обширных неподконтрольных политической полиции участков работы. Все остальные организационные формы уже были в самых невероятных комбинациях испытаны политическим коммунизмом Польши, Украины и России с тем самым результатом, который доступен нам для эмпирического наблюдения в любой из названных стран. Доступен ли этот результат в своей эмпирической чистоте товарищу Лебскому? Неужели для понимания этого результата нужно повторить юридический путь ОСОБА_1?

Можно довольно долго искать подходящие примеры, а можно просто уловить различимые без инструментов черты наличной ситуации. Так, едва ли кто-нибудь будет сомневаться в том, что типичная форма организации, называемая политической партией ни в одной из стран в востоку от Одры даже отдалённо и опосредствованно не работает в пользу бесклассвого общества или ближайших шагов к нему. То есть имеется полный провал политических партий как инструментов содействия обобществлению, как инструментов политической борьбы пролетариев. Не нужно также глубоко погружаться в проблему, чтобы понять, что и профессиональные объединения не отличаются большой общественной активностью и организующей способностью. Так, расшевелившая отечественное болото примерно на месяц учительская стачка, разумеется, была обусловлена отнюдь не желаниями профсоюзных контор, а небывалым давлением снизу. Но если сравнить даже эти высшие формы экономической борьбы в польском исполнении с ситуацией за Одрой, то будет ясно, что до организованности и политической влиятельности немецких профессиональных союзов нужно ещё очень и очень долго продвигаться практикам экономической борьбы из стран к востоку от Германии. Заметим, что Россия и Украина за последние 3-4 года не имели стачек, соизмеримых с польской учительской стачкой. Следовательно, имеет место упадок экономической борьбы. Объективных условий её активизации просто нет, а попытка «своими силами» активизировать экономическую борьбу глубоко реакционна, поскольку приходящие с улицы и слетающиеся на действия «файні хлопці» с хвостистскими программами могут заслужить у стачечников всё что угодно, кроме авторитета. Следовательно, они только зря растратят силы, если не имеют своей целью пожизненную специализацию на экономической борьбе. Правда, эта жизнь редко бывает длинной. Энгельс полагал, что экономическая борьба весьма быстро приходит к поражению, и её роль больше воспитательная и дисциплинирующая, чем самоценная.

Хвостизм и попытка явно недостаточными силами реагировать на проявления экономической борьбы закономерно подрывают нравственный авторитет «социалистических помощников». Как правило хвостисты подключаются слишком поздно и совершенно неизвестны до того момента, когда острое экономическое столкновение уже обнажилось. По другому в условиях имеющейся (явно недостаточной для такой работы) кадровой основы работать невозможно. Нередко бывали случаи, когда социалистические организации в Верхней Силезии прикладывали все доступные усилия к поддержке стачек, а после победы имели труднообъяснимую с точки зрения позитивизма ситуацию. Она состоит в том, что одновременно имеется и довольство стачечников победой и относительное ослабление профессиональной организации, переводящейся в «дежурный» режим. А в дополнении к этому имеется глубокая деморализация социалистических помощников стачечников, потому что на поддержку стачки были израсходованы едва ли не все доступные ресурсы, а ни должного политического, ни заметного нравственного эффекта от приобщения к экономической борьбе нет ни у стачечников, ни в самой социалистической организации.

Когда в России появление теоретического и политического самообразования после краха политического коммунизма пытаются использовать для возрождения политического коммунизма или даже небольшой «подпитки» уже провалившихся ранее организационных форм, то поистине несложно увидеть призыв сделать два шага назад, после того как огромной ценой (разложением всех фракций политического коммунизма) была куплена возможность сделать шаг вперёд.

Одним словом, во всех странах в востоку от Одры имеется провал публичной политической борьбы и «политического коммунизма», имеется также провал экономической борьбы, ибо специализированные профессиональные союзы в наличных экономических условиях Польши, Украины, России, Литвы (продолжить список) так же мало способны к регулярным и решительным действиям, как и организации политического коммунизма. Специальные организации политической и экономической борьбы переживают деградацию и дисфункцию, а на фоне всего этого находятся люди, которые кричат про то, что «погружение в философию и отрицание необходимости работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами приводит к полному отрыву кружков от реалий». Да это тоже самое, что кричать «таскать вам не перетаскать» при виде похоронной процессии! Ведь элементы разложения политического коммунизма, «политические филистеры» и новые социалистические школьники приходят в кружки именно для того, чтобы «оторваться от реалий», точнее от одной навязчивой реалии под названием «политическое, экономическое и организационное поражение пролетариата». В большинстве европейских стран самообразование собирало тех людей, которые стали элементами разложения недействительных форм борьбы, которые вышли из политического и экономического коммунизма, чтобы иметь сферу приложения рациональных усилий для борьбы за бесклассовое общество. Да многие из этих людей бесполезные годы провели в незатейливой реализации «необходимости работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическими группами». Можно ли удивляться, что даже примитивная философская идеология по типу гегелевской закономерно воспринимается ими как шаг вперёд по сравнению с бесперспективным тупым активизмом, акционизмом и хвостизмом за стачками. Ибо уже в примитивной философской идеологии больше смысла (политического, исторического, личностного) чем во всей предшествующей деятельности. А что уж говорить, если на самообразование попадает умелый преподаватель по материалистической диалектике. В имеющейся обстановке бессилия, хаоса и дезорганизации понимание бессмысленности «необходимости работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами» имеет вполне международный характер уже, как минимум, несколько лет. В первой и второй частях этих очерков мы предложили читателям развитые формы этого понимания, ставшие публичным фактом почти 4 года назад. Там приводились два свидетельства представителей разложившегося к тому времени украинского политического коммунизма, относящиеся к 2014 году. Это были Георгий Бережной и Андрей Мовчан^[106]. Они уверенно и решительно отметили, что господствовавшая с момента разложения КПСС^[107] «необходимость работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами...» привела к тому, что уже нет никакой организационной и политической возможности «работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами...». Что «необходимость работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами...» привела к тому, что многие участники политического коммунизма без размышлений утонули в чёрных водах Леты. Товарищу Лебскому (у которого, нужно думать, несколько лет назад провалился кружок) может быть очень хочется нырнуть в Лету, но зачем призывать с собой тех, кто хочет и может послужить борьбе за бесклассовое общество?

К вопросу о самостоятельной значимости воспроизводства самообразовательных сообществ

І хоча історичний катаклізм останніх десятиліть дещо похитнув значення діалектики та поставив під сумнів цінність ленінської роботи в очах філософської громадськості, об'єктивний розвиток наукового пізнання та історичної практики рано чи пізно змусить прогресивну частину людства повернутися обличчям до діалектико-матеріалістичної філософії.

Більовський О.А.^[108]

Описав деятельность столичного Союза борьбы за освобождение рабочего класса, охватывавшего несколько десятков технически и теоретически грамотных участников, товарищ Лебский завороженно замечает: «Как это далеко от деятельности многих нынешних кружков, которые замыкаются сами в себе, гордясь тем, что занимаются «собственным воспроизводством»^[109], т.е. кружок ради создания еще одного кружка». Неужели близко, товарищ Лебский? Неужели вы сможете так же, как товарищи в 1897 году противодействовать политической полиции, расширяя самообразование и выполняя транспортное или полиграфическое поручение? А может, всё закончится сбором звукозаписи с рядом лежащего смартфона, на основании которой в России появится очередной аналог ОСОБА_1 по российскому аналогу art. 256 KK RP или ст. 436-1 КК України?

Полиграфия в 1890-х годах была технически сложным делом, которое российские товарищи к тому времени смогли развернуть не только за границей, но и в столице. Что соизмеримое могли организовать любые известные товарищу Лебскому сообщества? Как в отношении передовой техники, так и в отношении противодействия политической полиции это почти наверняка были люди, являющиеся жертвами предрассудков. Так было в Польше, такова даже современная ситуация на некоторых воеводствах и нет никаких оснований, чтобы в России было иначе. Ибо сам же товарищ Лебский рядом упрекает российские сообщества самообразования в догматизме и отношении к марксизму как к отмычке. А это несовместимо с тем чтобы понимать как, зачем, где и для чего противодействовать политической полиции.

«... Кружок ради создания ещё одного кружка» — как низко, товарищи! Какая местная ограниченность! Нарциссизм?! Под примечанием указано, откуда взят высмеиваемый ход мысли. Это короткая статья «Проблемы и перспективы кружков». Снизу она подписана: «Фаткуллин Рауф». В автоматическом переводе на немецкий или украинский язык эта статья произвела очень выгодное впечатление на польских читателей своей предметностью и отсутствием буйства гипотез. А также отсутствием громких призывов в отношении ещё толком ни к чему неспособных самообразовательных сообществ. Итак, там написано:

Среди всех существующих сегодня в России форм коммунистического движения только марксистские кружки являются самовоспроизводящейся (и даже расширенно воспроизводящейся) формой, т.е. производят «на выходе» условия собственного существования — людей, разбирающихся в теории марксизма.
Этого же нельзя сказать о других формах классовой борьбы — экономической и, тем более, политической. Если ознакомиться с материалами организаций, занимающихся профсоюзной работой (РРП, Д. Кожнев и др.), то все они признают, что дело тред-юнионов в России сегодня идёт со скрипом и может развиваться только при постоянном внешнем воздействии левых активистов. В противном случае профсоюзы сходят на нет. Что согласуется с тезисом Энгельса о том, что история профсоюзного движения — это история поражений.
В связи с этим возникает вопрос: по какой причине именно кружковая форма из всего многообразия форм коммунистического движения обладает способностью к «расширенному воспроизводству»?
Исследование вопроса о том, почему люди не создают низовые организации классовой борьбы, выявляет две основные причины. Во-первых, часть людей не видит необходимости в самоорганизации. Во-вторых, те, кто видит необходимость что-то делать, считают коммунизм недееспособным вариантом».

Признаюсь, приведённые предметные абзацы у польских товарищей заслужили большее уважение, чем весь поучительный список типичных ошибок, приводимый товарищем Лебским.

Нужно сказать, что силы для политического действия у народов Польши, Украины и России имеются. Вопрос уже в 2014 году (ещё до того, как украинский политический коммунизм омылился заживо) состоял в том, что говоря словами товарища Фаткуллина, «кто видит необходимость что-то делать, считают коммунизм недееспособным вариантом». И политический и экономический активизм, предлагаемый товарищем Лебским, не способен в этом отношении выполнять роль практики. Возможность коммунистического влияния на экономическую борьбу как в Польше, так и на Украине (в каком там состоянии объединение «Захист Праці»?) в принципе исключена. Причём речь не только об общем упадке профессиональных союзов, но и об отсутствии достаточно понимающих и умелых кадров с коммунистической стороны. Упадок был не всегда, но всегда не было указанных кадров. Должно же дойти до товарища Лебского, что эти кадры вообще невозможно получить через «необходимость работать с профсоюзами, политическими партиями, экологическим группами...». А в особенности сейчас, когда всё названное переживает деградацию или уже прошло стадию омыления заживо.

Что же касается попытки перенаправить участников самообразования в сторону практики в форме отмирающих и неэффективных форм «политической» и экономической борьбы, то её нужно признать проявлением некрофилического стремления. То есть желания, чтобы разлагающиеся мертвецы могли унести с собой в могилы ещё немного (говоря словами польской политической полиции) «живого материала». Но если противостоять подобным стремлениям и желаниям, то понятно, что у мало что понимающего и мало на что способного в организационном смысле сообщества не будет нравственного авторитета. Его нет потому что у него нет также ни умственного авторитета, ни развитой полемической способности. Условия последней четверти века не способствовали массовому приобретению ни первого ни второго. Сейчас же, впервые, хоть что-то меняется даже в недавно абсолютно беспросветной с точки зрения коммунизма России.

Массы, разумеется, находятся под влиянием сотен и тысяч идеологических предрассудков, но нет никаких оснований предполагать полную утрату у трудящихся понятия об умственном и нравственном авторитете. Они сейчас не могут защищать своих трибунов. Но это не значит, что трудящиеся смогут долгое время в условиях необходимости понять свой жизненный интерес пребывать в иллюзиях в отношении того, кто является народным трибуном, а кто всего лишь идеологической марионеткой. Не зря ни один политик национального уровня в современной Польше не пользуется ни уважением, ни доверием более чем половины тех, кому он известен. Иначе опрос дал бы другие результаты.

Товарищ Фаткуллин продолжает:

... второй случай показывает нам, что сама низовая организация масс трудящихся (в том числе и в профсоюзы) должна иметь некую предпосылку, а именно — теоретическую систему, которая систематически, подробно и доступно излагает марксистские ответы на вопросы «В чем причина проблемы?», «Каково решение?» и «Что делать?».
Наличие такой теории и активных агитаторов, при ухудшении социально-экономического положения, превращает трудящихся в коммунистов. И низовое движение приобретает тот самый характер расширенного воспроизводства.
Соответственно, в отсутствии такой теоретической картины, как бы плохо ни было трудящимся, как бы активно ни работали агитаторы и органайзеры, никакого коммунистического движения как движения, развивающегося процесса, быть не может.

Сколькими бесполезными годами работы какого количества людей оплачен был в России этот тезис товарища Фаткуллина? Сделайте оценку, товарищ Лебский! Всё равно нам из Польши нельзя этого понять. Но едва ли в России заплатили за этот тезис дешевле, чем в Польше, в Германии или на Украине. Ведь товарищ Фаткуллин не из Польши или Литвы, а из России. И он пришёл к тем же самым выводам, которые суммировались в очерках продолжаемого цикла. Что ответит товарищ Лебский? Он вспоминает типичную для России (и для Польши тоже) практику 2012-2013 годов и выносит на обозрение типичную беспредметную «теоретическую» «работу».

Итак, обычной ошибкой кружковой работы является: «Зацикленность на классических текстах марксизма и их догматическое восприятие». Не ясно, правда, как побороть догматическое восприятие, если к нему склоняет вся окружающая обстановка. Жаль, что товарища Лебского подобный вопрос не интересует. Поучать проще. Диатрибическое (примеры-поучение-вывод) произведение написать намного проще, чем сократическое.

К вопросу о диалектике

Марксизм является научным методом познания и преобразования современного общества. Никакой текст нельзя воспринимать на веру как универсальную отмычку к любой политической ситуации. У меня возникает недоумение, когда из диалектики пытаются создать некий тайный философский камень в сфере теории^[110]. Обретение этого тайного камня означает познание всех сфер жизни без наличия наработанной эмпирической базы.

Странное понимание... Признаться, нечто подобное приходилось наблюдать только в одном из отсталых комитетов в Коммунистической Партии Польши. Тем более странно, что с этим пониманием связан тезис товарища Фаткуллина: «Человек, не понимающий, что есть стоимость, не понимающий диалектики, как метода познания, не сможет решить проблему дисбаланса хозяйства приведшего к развалу СССР». Но разве не очевидно, что именно теория о том, «как и когда бывают тождественными противоположности», может помочь при штудировании первоисточников понять, как технологическое хозяйственное изобилие в СССР породило современную хозяйственную деградацию? Разве не теория о том, «как и когда бывают тождественными противоположности», имеет один из своих лучших исторических примеров предметного познания в познании двойственного характера труда, дорогу к которому начали ещё Адам Смит и Давид Рикардо?

Как оказывается, такой специфический выпад товарища Лебского обусловлен типично российской ситуацией, аналоги которой отсутствуют в Польше или у литовцев, но изредка встречаются в Чехии, Германии и Латвии. Восточные товарищи подсказали, что в некоторых кругах популярно познание через ответы в конце учебника, аналогичное питанию через иной конец желудочно-кишечного тракта. Недолго продержавшись в назначенном месте, результаты «познания» через готовые ответы довольно быстро вываливаются наружу вместе с другими экскрементами умственной деятельности. Против приводящего к подобному развитию событий способа ведения работы борется товарищ Лебский. Оцените всю глубину падения того движения, где возражения Лебского имеют смысл и задевают реальных практиков:

Диалектику нельзя использовать, заучив раз и навсегда три закона и основные категории, написанные в советском учебнике по диамату^[111]. Знание т.н. диалектических законов — это мёртвое знание, если забывать о том, что оно выведено на основе многократного обобщения процессов, происходящих в обществе и природе. Именно на основе глубокого специально-научного знания диалектика из общих фраз становится методологией познания. В противном случае вы просто прикрываетесь диалектикой, скрывая собственные поверхностные знания.

Далее ещё интереснее:

...неслучайно в ходе споров в кружках Ленин ссылался не на диалектические законы, которые сами по себе ничего не доказывают, а проводил обширный эмпирический материал, собранный из статистических сборников. Земская статистика в этом время была для Ленина настольной книгой, а не «Наука логики» Гегеля^[112].

Поистине страшно понимание того, что в чьём-то воображении Ленин мог для доказательности «ссылаться не на диалектические законы»! В подобной среде, где материализм отделяется от формально понятой диалектики, тихий позитивистский активизм, предлагаемый товарищем Лебским, действительно может быть инструментом оздоровления. Но польский теоретический коммунизм последних десятилетий имеет отличное алиби. Изредка появлявшиеся люди, которые могут для доказательности «ссылался не на диалектические законы», в Польше либо переубеждались в сократической полемике, либо с позором изгонялись из теоретических сообществ. Вспоминается один особо настойчивый сторонник схематизма, охотно «ссылавшийся на диалектические законы» при Болеславе Беруте — Лешек Колаковский, немного позднее мэтр польского позитивизма и антикоммунизма. Сейчас в Польше тоже есть любители «ссылаться не на диалектические законы». После того, как одного такого крайне политически настойчивого любителя, прикрывающегося коммунизмом, не смогло переубедить исчерпывающее знакомство с первоисточниками, он около десяти лет назад случайно упал лицом на асфальтовую мостовую в одном из предместий Варшавы. А у товарища Лебского в стране всё ещё толерантны к любителям «ссылаться не на диалектические законы» и к их политической линии, ведущей к гносеологической и политической импотенции?

С чем нужно с товарищем Лебским безусловно согласиться, так это в огромном значении предметного знания:

Важнейшая задача кружков — изучение капитализма на современном этапе его развития, а не в XIX веке или начале XX века. Поэтому факты и ещё раз факты. Участникам кружка среднего уровня стоит сконцентрироваться на изучении современной экономический литературы и статистики.

План теоретической работы, который примерно в 2013-2014 году был выработан в Самообразовательном Круге Философии Марксисткой в Варшаве, также предполагал, что сразу после налаживания элементарного теоретического самообразования, грамотные товарищи должны приступать к предметным исследованиям в сфере политической экономии. К сожалению, приток новых людей в польский теоретический коммунизм и недостаток преподавательского состава привёл к тому, что систематическое вмешательство в политическую экономию оказалось организационно невозможным и остаётся вынужденно любительским. Более того, кроме нерегулярных варшавских и познаньских заседаний по политической экономии, польское самообразование не имеет никаких систематических органов в этой отрасли знаний.

Забавно, что предлагая прогрессивный в польских условиях план предметных исследований, товарищ Лебский не забывает о позитивистском по направленности противопоставлении специфически понятой «предметности» и «беспредметности»: «Земская статистика в этом время была для Ленина настольной книгой, а не "Наука логики" Гегеля». Итак, земская статистика. Конечно, товарищ Лебский, не «Наука логики». Ещё до приезда в столицу, в Кокушкино, штудируя литературный архив 1860-х и 1870-х годов, будущий автор «Что делать?» составил план личного теоретического самообразования. Под влиянием множества недвусмысленных высказываний Николая Гавриловича Чернышевского в этот план вошли работы Гегеля. Ещё до написания «Что делать?» была основательно проштудирована «Феноменология духа», которую уже в своём административном кабинете много позднее перечитывал «ОСОБА_5, тобто особа, котра обіймала керівну посаду у радянській державі^[113]». В одной из частей этих очерков упоминалась немецкая полемика о том, какого рода влияния «Феноменологии духа» можно обнаружить в «Что делать?». Но в любом случае противопоставление земской статистики и «Науки логики» крайне неудачно. Ибо «Наука логики» в специфическом виде несомненно делает нам доступным более обширный практический пласт, чем земская статистика. Вместе с тем, земская статистика являлась для Ленина не столько методологическим, сколько инструментальным органом. Ибо как немецкая классическая философия начинается с мыслителя из провинциального Кёнигсберга, так и охватить подытоженные «Наукой логики» всемирно-исторические столкновения можно было в России того времени только через земскую статистику. Конечно, это бесполезно объяснять тем, кто верует в «диалектические законы» из книг Адама Шаффа или канона Михаила Суслова. К сожалению, по статье товарища Лебского в Польше почти невозможно разгадать, к кому именно он обращается. Товарищ Лебский то выставляет тезисы против каких-то полузабытых в Польше сектантов, то полемизирует против развитых организационных форм самообразования. Против чего и за что он борется? Какова логическая основа этой борьбы? Какой класс поддержит выражаемые товарищем Лебским тезисы? Где хотя бы схематические примеры успешности предлагаемой им линии в сходных организационных и теоретических условиях?

Запланировано продолжение о доступной для самообразовательных сообществ практике

Часть XX. Из жизни «практиков». Мистерии на пределе и на границе

2019-11-26

Włodzimierz Podlipski

... Ми прийшли до цікавого висновку: що довше термін нашої праці, який ми оглядаємо у мисленні, то довше колектив бачить вперед, то ясніше уявляє кожен член колективу свої власні завдання, то більше всі ми розуміємо й відчуваємо, як від твоєї роботи залежить робота твого колеги й всього колективу.

Василь Сухомлинський^[114]

Попробуем послушаться совета выдающегося советского педагога и заглянуть почти на десятилетие назад, едва ли не в дошенгенскую Польшу...

Этот взгляд как бы «на себя», то есть на не самых отвратительных участников политического коммунизма прошлого может быть очень поучительным. Особенно он будет поучительным перед тем, как оценивать различные организационные планы. Их вообще бесполезно рассматривать в перспективе меньше чем 5 лет. А для такой длительной перспективы их бесполезно составлять в предположении менее изменчивой политической обстановки, чем Украина имела до и после 2014 года. Ведь хорошо профинансировання внезапность, называемая "Євромайдан" — это всего лишь очередной акт наступления частной собственности и её идеологов на все сферы общественной жизни. К похожим результатам (но медленнее) Россия и Белоруссия приходят при сохранении политических режимов, но едва ли трудовому народу этих стран от этого легче. Впрочем, политической стабильности от этого больше не становится, тем более — в среднесрочной перспективе. Сейчас речь пойдёт совсем не о легализме, с которым мы уж ранее познакомились, пронаблюдав за членом facebook-ЦК. Речь пойдёт о более широком промахе, который не зависит от отношения к действующей законности. Речь идёт о том, что расчёт на политическую стабильность от Дублина до Урала — это не только политическое преступление перед задачами, которое ставит наступающее на народы Европы безрадостное будущее, но и просто ошибка.

___

Итак, «практики». «Долой скотов гипертеоретизма, сидящих в одной из варшавских беседок за обсуждением жилищного вопроса на основе критического разбора книги Энгельса. Даёшь нечто более весомое, чем подготовка точного и своевременного схватывания меняющейся политической и общественной ситуации, чем подготовка организационных навыков и организационной чувствительности» — кричит проницательный читатель.

Даю, бери.

___

Смеркалось. Уже в наступающей тьме поезд проехал на запад белорусско-польскую границу. Белоруссия осталась на востоке, с запада приближалась таможенная и пограничная станция Польши, фактически первая станция шенгенского режима на пути поезда. Впрочем, в таможенном смысле Белоруссия ещё не закончилась, и в поезде имелись выпущенные белорусской таможней, но не впущенные польской таможней товары. Прислушаемся к шепчущему разговору у предельно широко открытого окна медленно едущего поезда.

— Хутчэй, хутчэй!

— Яшчэ адну. Яшчэ!

— Не ідзе.

— Нагой яе... нагой! Хуткасць гэта нашыя грошы!

Вдоль пути оставляют след мягкие параллелепипеды, иногда мятые, с усердием выпихнутые из окна. Каждый имеет несколько небрежных мазков краской, которая при инфракрасном наблюдении выглядит как отражающее пятно, а на обычный взгляд похожа на едва заметный жир. Вот из кустов выглянули люди с инфракрасными окулярами и начали чинно собирать выкинутые параллелепипеды. Но через несколько минут на приграничной дороге со стороны польских пограничных сооружений чуть слышно подъехал автомобиль с пограничниками, имеющими заряженное оружие...

Мы оставим наших новых знакомых весенним вечером 20** года у польско-белорусской границы. Не всегда рассказанная история заканчивалась в пользу пограничников и полиции. Контрабанда неискоренима с того самого момента, как братские народы были разделены границей. «Не нарушенное не граница» — перефразировал Гегеля один украинский мыслитель.

В нашем случае из поезда выкидывали не наркотики и не табачные блоки. Нет, с проституцией это тоже никак не было связано. Можно не беспокоиться, это были мягкие изделия санитарного назначения. Не будем рекламировать торговую марку на монополизированном рынке этих гуманитарных товаров.

Читатель недоумевает: «Что вообще делает этот рассказ делает в составе очерков с названием «De politica»?» Конечно, по самому рассказу этого не понять. Нужно проследить цепь общественной зависимости на соседние звенья. На вырученные деньги (а никто не знает, сколько было выкинуто упаковок за всё время и именно этими людьми) были напечатаны глянцевые портреты одного известного политика грузинского происхождения с календарной таблицей внизу. Они хорошо смотрелись на заложенных плиткой стенах одного из «пристанищ коммунизма» отнюдь не в Польше, и совсем не на белорусской земле. Когда о финансировании подобной полиграфии узнала Эва Бальцарэк, хорошо ориентирующаяся в российской песенной культуре, она тут же процитировала:

«Сталинской улыбкою согрета
радуется наша детвора»

Да, наша политическая детвора радуется. Согрета она сталинской улыбкой или белорусскими рублями не столь важно. Важно, что к коммунизму всё это имеет не больше отношения, чем музыковедение к энтомологии. Но это, господа «политические» «коммунисты», так называемая практика. В своё время, уже довольно давно, было весьма занятно наблюдать за тем, как деятели PZPR^[115] иногда даже воеводского масштаба ушли в бизнес после разговоров в Магдаленце. Мало кто тогда понимал, что состоялся фактически второй Тагровицкий сговор не только в смысле катастрофы польской национальной жизни, но и в смысле катастрофы и без того не особенно сильного польского коммунизма. Один социалистический школьник недавно поднял характерный вопрос: был ли Марек Семек единственным членом PZPR, кто не пошёл в бизнес? Нет, он был не единственным. Но, согласитесь, чтобы получать деньги на пропаганду научного коммунизма из фонда Сороса, нужно было оказаться в очень специфической политической и нравственной обстановке, которую ой не все могут выдержать даже сейчас. Впрочем, в фонде Сороса теперь более внимательны к публикациям кандидатов. Уж спустя столько лет едва ли деньги сможет получить кто-нибудь, способный на публикации статьи, аналогичной политически знаменитому памфлету Семека «Ленин и прислужники». В наше время стало очень удобно быть внимательным. Передаёшь анализатору ссылку на facebook какого-нибудь «facebook-члена ЦК» или члена facebook-ЦК и тут же получаешь рекомендацию по размеру гранта. За «возвратный тариф» можно увеличить ставку. Правда, для этого политический эксгибиционист должен быть щедрым. Так бывает не всегда.

С момента разговоров в Тагровице, прости читатель, в Магдаленце, до эпизода на белорусской границе прошло примерно двадцать лет. Если «политический коммунизм» не идёт в бизнес, бизнес приходит в политический коммунизм. Главный редактор американского журнала «Якобинец» на «социалистической конференции» в Чикаго недавно представил свою книгу. Значительная часть этого издания была посвящена одному из сакральных вопросов «политического» «коммунизма» — как правильно и вдоволь зарабатывать на усиливающихся симпатиях американских граждан к коммунизму.

А вот сводка из-за Буга, которая пришла от немецких товарищей, но, позднее, была подтверждена на востоке. Некий XX в заявлениях со стороны ZZ обвиняется в том, что присвоил 570€ (это 2450 злотых или 16260₴). Оказалось, что это были не «570€ в кармане», а «мнимые 570€». Точнее, депозитарные обязательства. XX обязался хранить такую сумму, если она поступит. А, впрочем, мнимые 100 талеров, как видим, могут действовать также разлагающе, как и 100 талеров в кармане. Немецкий товарищ брезгливо прокомментировал: «Это какие-то Фуггеры, а не ленинцы». Фуггеры — это немецкие банкиры XVІ века, сумевшие выловить миллионы флоринов из мутной политической жижи эпохи Великой Крестьянской Войны в Германии. Эти самые банкиры иногда прямо, но чаще косвенно, финансировали контрреволюцию. А ведь это было намного честнее, чем то косвенное финансирование контрреволюции, которое, за неимением альтернатив, осуществляют читатели американского журнала «Якобинец».

Разве практика может быть только такой? Конечно нет! Кто посмеет сказать, что ОСОБА_1 занимался теорией (См. часть VII)? В судебном решении, составленном в мае 2015 года мы можем прочитать о том, что были изъяты: «4 дощовики, 5 прапорів, 19 футболок, 7 кепок та 5 дисків з комуністичною символікою, 8 комсомольських квитків, облікові картки на ім'я ОСОБА_6, ОСОБА_7, ОСОБА_8, бланки облікових карток ЛКСМУ, листівки з комуністичною символікою, диск з надписом «ІНФОРМАЦІЯ_5»». Это, товарищ Лебский, тоже «практика». Книги со словами «немає нічого практичнішого за гарну теорію» в помещении, которое занимал ОСОБА_1, не было. Ни в facebook по адресу ІНФОРМАЦІЯ_2, ни в протоколах обыска ничего подобного не упоминается. Ведь не всем нужно повторять юридический путь, пройденный ОСОБОЮ_1, чтобы понять, что «немає нічого практичнішого за гарну теорію», как перевели высказывание некоего ОСОБА_5?

Практика бывает всякая... Много есть всяких занятий, которые можно назвать «практика», хотя бы занятия «facebook-члена ЦК» (См. часть XII). Тоже ведь не теория, товарищ Лебский? Или храбрый немецкий эксгибиционист должен быть зачислен в теоретики? Тогда уж не стоит удивляться бытовой контрабанде. Кстати, её организатор не знает ни белорусского, ни польского, ни литовского языка. Но он одним из первых за Бугом понял хотя бы в общих чертах, что такое политический коммунизм. Это было, по польским данным, в 2011 году, а по немецким — в 2010 году. Впрочем, никто не виноват в том, какой выбор источников существования ему представляется. В наше непростое время уже то, что не причиняешь прямого вреда другим людям, считается достойным способом заработка. А неразборчивой в средствах частнособственнической конкуренцией с государством частных собственников не брезгуют заниматься многие частные собственники. Даже если это собственники мелких партий санитарных товаров. Не думаю, что так принципиально в связи с разбором контрабандистских занятий то, что организаторов стошнило от политического коммунизма, и они одними из первых за Бугом попытались понять, что такое теоретический коммунизм. Намного более принципиальное значение имеет тот факт, что товарища Лебского от политического коммунизма не тошнит. Вспоминается популярный у варшавских студентов-медиков анекдот об ответе мазохиста с тяжёлыми болями на вопрос врача: «Я не страдаю от этой болезни».

А вот ещё «практикующие». Читатель может помнить, что во второй части этих очерков упоминалась некая организация, которая требовала «диалектически совмещать теорию и практику». Некоторые её адепты уже тогда, четыре года назад, активно выступали против самообразовательных сообществ. Где сейчас эта организация? Она утонула в чёрных водах Леты и уже вошла не только в организационное и политическое банкротство, но и в финансовое. Сколько было этих громких сект политического коммунизма... Какой «практики» хочет товарищ Лебский и что предусмотрено, чтобы в жизни участников самообразования практика не стала такой, какой она до сих пор всегда была, то есть практикой разложения и поражения, практикой ковыряния в застоявшихся экскрементах политического коммунизма?

Но, может, последняя характеристика слишком риторична? Нет. Не так давно очередной немецкий товарищ, реферировавший российские источники, оседающие на событийно-текстовом фильтре всезнающего Гугла, отказался продолжать реферирование и сделал заявление о сложении полномочий. Из четырёх пояснительных абзацев товарищ позволил процитировать ядро: «Задачей, которая была мне поставлена и которою я до того должным образом исполнял, было изучение тенденций в отношении материализма и идеализма ... На протяжении последних недель не поступало ничего, кроме «войны компромата». По большей части эти источники бесполезны для указанной цели и представляют из себя сплошной [немецкая непечатная лексика] политический идеализм».

Почему подобных заявлений не делают немецкие товарищи, реферирующие польские источники? Потому что они сразу готовятся к тому, что даже в отношении авторитетных товарищей из SMP в организационном отношении будет найден «сплошной [немецкая непечатная лексика] политический идеализм». А вот к российским источникам ожидания явно завышенные, особенно после того, как в России было обнаружено самообразование по ленинским работам. То есть немецкие товарищи желали изредка иметь из России свидетельства политического материализма. Увы, за Днепром дела оказались ненамного лучше польских, хотя и ненамного хуже, несмотря на отсутствие аналогов SMP.

Нестойкому немцу найдут замену. Как говорят, на реферировании попадались люди совершенно не знакомые ни с российской политической литературой, ни со славянскими языками. Пусть попробуют какие-нибудь восточные квазикоммунистические элементы на основании facebook и архива Гугла составить столь же подробные рефераты о состоянии немецкого коммунизма в отношении организаций более серьёзных, чем созданная при поддержке политической полиции Die Linke. Кто попробует, тот сразу поймёт разницу коммунизма по разные берега Одры. Это только в российском политическом коммунизме не реферируют никого из тех, кто есть вокруг. Немцы же гордо зовут себя «страна пуганных идиотов». Земли непуганых идиотов ещё несколько лет назад начинались сразу за Одрой. Но усилия прокуратуры, IPN и ABW^[116] могут закончиться успехом в том смысле, что земли непуганных идиотов будут начинаться только за Бугом. Слишком долго над Вислой безраздельно господствовал «сплошной [немецкая непечатная лексика] политический идеализм». Сколько лет он господствовал в Польше! Не даром „lewica polska" это политическое и организационное ругательство не только в Германии, но и в Словакии. Желая подкрепить соседские мнения, рискну доказать, что только отечественной картиной можно довести до рвоты!

«Pan Podlipski снова занимается политической копрографией» — снисходительно рецензирует очередной мой очерк проницательный рецензент с берегов Варты. Это правда. Пока не начал писать эти очерки, думал, что это от меня так плохо воняет, ибо в политическом коммунизме запах был весьма неприятным. Да и как могут пахнуть язвы с ОСОБАМИ_1? Но оказалось, что есть люди, рядом с которыми нет никакого запаха. И они есть на любом берегу Одры и Буга, Нямунаса и Днепра, Даугавы и Лабы. Кажется, проницательный рецензент, это от тебя пахнет... Уйди подальше, не кричи про коммунизм и не ходи на демонстрации — тогда и выдумать политическую копрографию сможет только больное воображение. А пока что есть немало относимых к названному жанру зарисовок из польской, немецкой, украинской и вообще европейской жизни. Вызывающее рвоту содержание некоторых зарисовок слишком хорошо известно многим вплоть до нынешних социалистических школьников. Итак, чтобы вызвать приступ рвоты отечественными картинками, нужно перенестись в прошлое, больше чем на десятилетие.

В те далёкие времена все великие всемирные вопросы коммунистического движения решались на берегах Вислы, Варты и Одры. «В те благословенные времена» в политическом коммунизме было небезопасно для репутации ежедневно помнить о существовании таких же людей с другой стороны Карпат за Бугом и Одрой. Это была эпоха разброда и патриотических заигрываний, доходящих до симпатий к Пилсудскому^[117]. В теоретическом отношении это была эпоха торжествующего обскурантизма. «Долой скотов гипертеоретизма!» — кричит проницательный читатель (за десять лет его голос не изменился и лозунг остался старый). Долой! Вот тебе настоящие практики 200* года из дошенгенской Польши. В те далёкие времена незабвенный Facebook-ЦК не существовал. КПП была в несколько раз многочисленнее и рядом группировался Комсомол заседавший без смартфонов. Бумажная почта, преимущественно легальная (то есть гласная), ещё играла заметную роль в коммунистическом движении нашей части Европы и не была чисто вспомогательным инструментом, каким являются сейчас негласные внутришенгенские почтовые сети. Эти времена давно прошли! Теперь больше половины участников SMP не имеет никакого опыта работы с бумажной корреспонденцией. Но более десяти лет назад бумажная корреспонденция ещё циркулировала в теле польского политического коммунизма. В самом начале нового века представители польского и чешского комсомола решили встретиться во Вроцлаве, урегулировать вопросы о взаимном признании в разных сферах, о сотрудничестве и, заодно, о статусе Силезии^[118]. Это были настоящие практики!

К назначенному времени на чердаке одного из многоэтажных многоподъездных домов во Вроцлаве был демонтирован замок. Обширное пыльное помещение с окном было выметено и оборудовано столом, заклеенным декоративной плёнкой. Убедившись, что жители никак не реагируют на подготовку поистине всемирно-исторического события, представители польского комсомола оснастили помещение дополнительно несколькими плакатами и стульями. В назначенный день было выставлено наружное наблюдение и подготовлены эвакуационные пути. Представителей чешского политического коммунизма школьно-студенческого образца^[119] встретили на обычном месте встреч и проводили до того самого стола на том самом чердаке. Там уже сидели важные представители тех же самых кругов, но из Польши^[120]. «Принимающая сторона» — так пишут в дипломатических описаниях и договорах.

На столе «принимающей стороны» была банка с печатью и текст договора на немецком языке. Да, когда славяне не могут решить, на каком языке составлять точные формулировки, они нередко выбирают немецкий. С 1848 года (когда Энгельс иронизировал над немецкоязычным славянским съездом) до тех пор мало что изменилось^[121]. К договору, который собирались править и размножать через переводную бумагу (кто помнит такую технологию?), прилагались распечатанные в 4-5 экземплярах контурные карты Европы и мира не меньше чем стандартного формата А2, а то и А1. Да, на вроцлавсом чердаке, где лежали контурные карты с польскими и чешскими надписями собрались делить мир. Забудь, читатель, всё, что знаешь о Вестфальской, Версальской и Потсдамской системе. По настоящему Европу, а, заодно и весь окружающий мир, собрались делить на вроцлавском чердаке! Проверив полномочия, коллеги уселись за стол и стали готовить две контурных карты: заявленные сферы интересов в Европе и мире. Уверенно прочертили польские представители линию по внутринемецкой границе, оставив Западную Германию в чешской сфере интересов. И чешские представители не отставали, отделив в свою сферу интересов Молдавию от других советских стран. По западной суданской границе стороны единогласно разделили сферы интересов в Африке... Постой читатель, я тоже имею непечатные мысли о том, что в Судане и в Центральноафриканской республике сказали бы о польском комсомоле и о «кадровом резерве Коммунистической Партии Чехии и Моравии». Я тоже думаю, что их не смогли бы правильно отличить между собой, но имели бы о них определённое консолидированное мнение... О, великие практики! «Скоты гипертеоретизма» не могли тогда высмеивать ваши занятия, ведь организованное политическое самообразование в нашей части Европы отсутствовало. Хохот накроет, спустя много лет, всего лишь обычные политические трупы. Те самые, которые годами производил политический коммунизм Польши и Чехии. Более десяти лет назад, господа «практики», вы сами творили дух эпохи и дух политического коммунизма. Такой, что люди шли на курсы инженеров по вентиляции^[122].

Откуда же вся эта история с разделом мира попадает на публику? Загляните в окно с вроцлавского чердака. Видите, какие-то студенты, вроде бы в подпитии, отвлекли школьницу из наружного наблюдения. А вот там, внизу, ещё двое быстро зашли в подъезд. Тихо поднявшись до чердака, на последнем лестничном пролёте они озвучили ритмичные и громкие шаги. Постучав в прикрытую дверь, они принялись имитировать взлом (ибо её никто не блокировал) и кричать

— Halt! Achtung! Händen hoch!^[123]

И даже

— Passieren verboten! Hier ist die Grenze!^[124]

А это уже было совсем пикантно на фоне рисования границ на контурных картах. Со скрипом дверь была открыта через десять секунд. Стол и стулья с вроцлавских свалок, плакаты, куски переводной бумаги с различимым текстом и контурные карты стали добычей ворвавшихся. Убегающие представители «комсомолов» были сфотографированы из окна. Это фото заложено между книг у одной ныне весьма уважаемой немецкой товаришки, которой сейчас больше 40 лет. В те далёкие года она помогла польским товарищам провести забавную операцию против «политических фриков», за что получила памятный фотосувенир. С тех времён она неплохо понимает польский язык, правда, отвечать теперь предпочитает на немецком или эсперанто. Где сейчас участники раздела мира? Думается, их смыло из политического коммунизма. Некоторых смыло прямиком в политический унитаз. Были и другие варианты: алкоголизм, бизнес, психиатрия, католицизм, PiS, вообще отказ от любой систематической формы общественной жизни. Всё что угодно! Вот чего хотят лишить участников самообразования «скоты гипертеоретизма». Вот какие люди заявляют решительную и антагонистическую оппозицию тезисам товарища Лебского. Вывод? Его не будет. Вчитайтесь ещё раз в эпиграф:

... Ми прийшли до цікавого висновку: що довше термін нашої праці, який ми оглядаємо у мисленні, то довше колектив бачить вперед, то ясніше уявляє кожен член колективу свої власні завдання, то більше всі ми розуміємо й відчуваємо, як від твоєї роботи залежить робота твого колеги й всього колективу. (Василь Сухомлинський)

___

Какое отношение это имеет к рабочей борьбе? К борьбе за ликвидацию классового деления общества? Я и сам, читатель, хотел бы это знать, да только в политическом коммунизме этих людей уже нет. Мало у меня шансов чтобы ответить на этот вопрос в печатных выражениях. Что я мог бы об этом рассказать с осмыслением моим коллегам из металлической мастерской в Варшаве? А что мог бы своим коллегам сказать мой товарищ из пищевого комбината на воеводстве или другой товарищ с другого воеводства — учитель гуманитаристики? Есть ли вообще в литературном польском языке выразительные средства для лаконичного определения отношения всех этих «практиков» к развитию политической и теоретической борьбы эксплуатируемого класса? Недавно на самообразовательном заседании один товарищ, опираясь на «Поэтику» Стагирита и «Лаокоон» Лессинга, доказывал, что изображать безобразное исключительно трудно. Да, античное искусство мало изображало страдание и было далеко от современной «абстрактной живописи» по способности изображать безобразное. Политическая копрография — это жанр не известный радостному искусству античной Греции. Политически нежизнеспособные хтонические существа являются в продолжаемых очерках важнейшим предметом изображения. Это тем более огорчает, что изображать приходится реальных действующих людей, предостерегая других. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — писали в документах господствовавшей партии Народной Польши. Современные призывы, должно быть, не столь всемирны, но, надеюсь, остаются практичными: «Проверь сначала палкой, потом наступай ногой!» «Читай карту!» «Не лезь туда — упадёшь лицом в коричневую жижу!» «Осторожно, не испачкайся зря!» «Не веришь — принюхайся!» Основы политической топографии и санитарии...

Часть XXI. В чистом поле

2019-12-05

Włodzimierz Podlipski

... отступаем, (не будем бояться признать это; не страшно отступление, страшны иллюзии и самообманы, губительна боязнь истины)

ОСОБА_5^[125], Полное собрание сочинений, 5-е изд., т.44, с.487.

Уровень организованности

«Пан Лебскі палітычны фрык, які не мае ўплыву» — пишет рецензент из Сінявокай. Чтож, и такое может быть. Личных претензий у меня к товарищу Лебскому нет. Как и желания разбираться в том, плохой он или хороший человек и для какого класса хороший. Если будет нужно, для этого есть системы автоматического перевода. Да только ты сам, уважаемый рецензент, тоже «палітычны фрык». Выучив польский язык, проштудировав в тихих польских библиотеках некоторые работы Ленина на всех трёх языках и «Эстетику» Гегеля, ты сам, при всей адекватности, тоже пока что не выбрался из того положения, которое характеризуется теми самыми двумя словами: «палітычны фрык». Ими можно описать и «комсомольцев» со вроцлавского чердака и организаторов контрабанды санитарных товаров. И это, конечно, не вина названных, а общая большая беда. Тяга к простым рецептам легко сменяется тягой к «установлению связи с массами». При этом обычно не важно какие это массы. Даже если это пролетариат, то подобным активистам обычно абсолютно не важно, каковы организационные и педагогические перспективы этой связи. Доходит до настоящего невроза: «пусть даже бизнес на контрабанде, лишь бы не теория», «пусть даже профинансируем предварительно провальную стачку, лишь бы не финансировать создание общедоступных гипертекстов книг по научному коммунизму». Оба примера из польской и немецкой жизни вполне реальны. Оба закончились очень плохо. Некоторая часть контрабандистов позднее безуспешно пыталась заниматься теоретическими вопросами в области материалистической диалектики. Однако до организованного самообразования по сократическим принципам они уже никогда не поднимутся. Те, которые отказывались всерьёз рассуждать о текстологических работах, в итоге вынуждены были профинансировать небольшие текстологические работы для варшавского Самообразовательного кружка марксисткой философии. Это было единственное финансирование со стороны названных людей в пользу коммунизма, причём оно связало их с таким количеством прокоммунистических элементов, с которым их бы точно не связало даже финансирование 5-8 стачек, аналогичных названной. Хотя обе упомянутых группы сгинули в политической канализации, нужно заметить, что одной ногой они смогли ненадолго, но уверенно выбраться из политического ада. Увы, только для того, чтобы там остаться. Это была в античном смысле трагедия начинавших. Трагедия, когда ростки исторической необходимости были слишком слабы, чтобы выжить в эпоху политических и идейных заморозков. Однако поднявшиеся на борьбу должны будет помнить: от умерших, не родившись, уже произошёл переход к умершим вскоре после рождения. Это может быть колоссальным шагом вперёд, хотя обстановка едва ли будет выглядеть благоприятной.

К сожалению, из такого положения нельзя вырваться только одному без развитого коллектива. И с неразвитым коллективном тоже не выбраться. У белорусского товарища рецензента его не было, впрочем, у товарища Лебского, тоже такого коллектива не было. Надеюсь, что по современной китайской пословице можно написать, что в такие коллективы вы ещё не попали. Ибо польские и белорусские пословицы последних десятилетий содержат слова «уже» и «увы».

Разберёмся подробно в вопросе о текущем состоянии той коллектив�

# De politica (О политике)

# Часть I. Коммунизм политический и теоретический. К постановке проблемы. Протокол судебного процесса

# Часть II. Политический коммунизм. Протокол вскрытия трупа

# Часть III. Что полезного в политическом коммунизме?

# Часть IV. О политическом филистерстве и его преодолении

# Часть V. Политический коммунизм и его капитуляция

# Часть VI. Заключение. О критиках критики политического коммунизма

# Часть VII

# Часть VIII. По вопросу революционности

# Часть IX. От Львова до Челябинска

# Часть X. Что требуется от революционера?

# Часть XI. Полицейские мистерии (Размышляя над контекстом польской хроники)

# Часть XII. Проводники измены

# Часть XIII. Психопаталогия политического коммунизма

# Часть XIV. На пути к партийной организации

# Часть XV. По вопросу о нелегальщине

# Часть XVI. Об уголовном запрете коммунистического самообразования в Польше

# Часть XVII. Размышления под угрозой доноса

# Часть XVIII. О политических перспективах теоретического и политического самообразования к востоку от Одры

# Часть XIX. О формах местной самообразовательной работы к востоку от Одры

# Часть XX. Из жизни «практиков». Мистерии на пределе и на границе

# Часть XXI. В чистом поле

De politica (О политике)

Часть I. Коммунизм политический и теоретический. К постановке проблемы. Протокол судебного процесса

Часть II. Политический коммунизм. Протокол вскрытия трупа

Часть III. Что полезного в политическом коммунизме?

Часть IV. О политическом филистерстве и его преодолении

Часть V. Политический коммунизм и его капитуляция

Часть VI. Заключение. О критиках критики политического коммунизма

Часть VII

Часть VIII. По вопросу революционности

Часть IX. От Львова до Челябинска

Часть X. Что требуется от революционера?

Часть XI. Полицейские мистерии (Размышляя над контекстом польской хроники)

Часть XII. Проводники измены

Часть XIII. Психопаталогия политического коммунизма

Часть XIV. На пути к партийной организации

Часть XV. По вопросу о нелегальщине

Часть XVI. Об уголовном запрете коммунистического самообразования в Польше

Часть XVII. Размышления под угрозой доноса

Часть XVIII. О политических перспективах теоретического и политического самообразования к востоку от Одры

Часть XIX. О формах местной самообразовательной работы к востоку от Одры

Часть XX. Из жизни «практиков». Мистерии на пределе и на границе

Часть XXI. В чистом поле