Преодоление заблуждения в научном познании

П. С. Заботин

Издательство "Мысль" [2] П.С. Заботин

Преодоление заблуждения в научном познании

Моосква «Мысль»

1979 [3] 1М 3-12

Редакции философской литературы

Научный редактор доктор философских наук Э. В. Ильенков

10502-001 З -------------- 18-80. 0302020100 004 (01)-79

© Издательство «Мысль». 1979 [4] Человек, не занимающийся научной деятельностью, видит науку с одной стороны — со стороны результатов научного поиска, уже апробированных, одобренных и признанных научной общественностью в качестве найденных истин. Однако существует и другая, куда менее заметная (и знакомая только исследователю) сторона науки — «извилистые пути-дороги», на которых обретаются истины. На путях этих чаще слышно однотонное: «исследуем», «ищем», «допустили ошибку», «заблуждаемся», чем восторженное — «открыта ещё одна истина!».

Каждый учёный хорошо знает, что поиск истины — это и ночи без сна с мучительными размышлениями о сущности исследуемого явления, и десятки отброшенных в ходе эксперимента гипотез и догадок, это порой вереница дней, а иногда и суток, проведённых в лаборатории за приборами. Научная деятельность — это поиск, поиск напряжённый, целеустремлённый, но... далеко не всегда результативный. Вот почему с такой ни с чем не сравнимой радостью исследователь воспринимает успех, даже самый незначительный, но ведущий его по пути к истине. Обретение истины в серьёзной поисковой работе — явление не частое.

Проблеме истины посвящено немало интересных, глубоких и содержательных книг и статей; нет сомнения, что труды эти безусловно полезны и поучительны, поскольку в них показан процесс развертывания истины, и мы не собираемся оспаривать их достоинства и подвергать сомнению необходимость дальнейшего и более глубокого исследования истины. Но представляется не лишённым основания утверждение, что, поскольку процесс познания связан с возможностью возникновения заблуждений, научная разработка теории познания должна включать в себя их анализ и что без исследования связи познания с заблуждением не является достаточно полным и само понимание истины.

Исследование проблемы ошибок и заблуждений в научном познании и даёт возможность осветить вторую, так сказать «теневую», сторону науки.

Читатель не найдёт в книге готовых «рецептов-рекомендаций» по преодолению ошибок и заблуждений, скажем, в биологии, физике, химии и других науках, да эти рецепты едва ли могут быть составлены априори. Это обусловлено тем, что каждая конкретная поисковая ситуация определяется особенностями исследуемого объекта, экспериментальными возможностями и многими другими факторами, достаточно индивидуализирующими протекание познавательного процесса. К тому же автор и не преследовал такой цели. Он попытался разрешить иную, более важную задачу: выявить теоретический смысл заблуждений, возникающих в научном познании, что может оказать методологическую помощь при анализе заблуждений в кон[5]кретном научном поиске. И в этом, теоретическом отношении книга может быть в определённой мере полезной.

Руководствуясь положением марксистской теории познания об относительном, приблизительном характере отражения человеком действительности, о движении познания через относительные истины к истине абсолютной, автор сосредоточивает внимание на исследовании противоречий этого процесса, одним из выражений которого и является наличие заблуждений в знании. Анализ проблемы заблуждений даёт возможность полнее и глубже представить истину как процесс.

Читатель найдёт в книге характеристику природы заблуждений, анализ их объективных и субъективных источников, путей преодоления. В книге даётся оценка заблуждений в истории познания как моментов развёртывания знания на пути к истине в общественно-историческом познавательном процессе. По нашему мнению, интересна и характеристика специфики заблуждений в истории науки, критика догматизма, релятивизма и эклектизма как источников заблуждений. Проанализированы также отрицательные последствия нарушений диалектики взаимоотношения теории и практики, ведущие к «практицизму», а через него — к заблуждениям.

В книге содержится значительный материал из истории науки и философии, анализ которого позволяет сделать довольно актуальные выводы. Позитивное решение вопросов сопровождается критикой идеалистической гносеологии по проблеме заблуждения.

Резюмируя впечатления о предлагаемой читателю книге «Преодоление заблуждения в научном познании», хочется отметить, что это не популярный труд, а серьёзное исследование, посвящённое сложнейшей специальной проблеме теории познания. Автору тем не менее удалось изложить её доступным языком, что делает работу понятной не только специалисту-философу, но и исследователю в любой иной отрасли знания. Читатель, несомненно, найдёт в книге интересные размышления об актуальных вопросах теории познания и поисковой деятельности.

Лауреат Ленинской премии академик И. И. Дубини

Доктор философских наук Э. В. Ильенков

9 марта 1978 года [6] ПРЕДИСЛОВИЕ

Проблема заблуждения столь же стара, как и теорети- ческий интерес к познанию. И действительно, ее поста- новку мы находим уже у наиболее ярких и глубоких представителей философии античности: Гераклита, Де- мокрита, Платона, Аристотеля. Интерес к проблеме — и, конечно, не случайно — вспыхивает с еще большей силой в Новое время; ей уделяют внимание Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Р. Декарт, Б. Спиноза, французские материа- листы. В начале ХХ в. не обходит эту проблему Ге- гель, высказавший по ней важные диалектические идеи.

Но, несмотря на неизменный интерес к проблеме, она не нашла своего адекватного решения в трудах представителей философской мысли прошлого. Для ее плодотворного исследования еще не было необходимых теоретических условий. Лишь возникновение диалекти- ческого материализма в 40-х годах ХХ в. создало реальную возможность разработки этой проблемы. В трудах К. Маркса и Ф. Энгельса «Святое семейство», «Немецкая идеология», в «Капитале» К. Маркса, в ра- ботах Ф. Энгельса «Анти-Дюринг», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» дается впервые в истории философской мысли научная харак- теристика социальных и гносеологических корней за- блуждений в философии и социологии. Этими трудами К. Маркса и Ф. Энгельса были заложены основы науч- ного исследования проблемы заблуждения.

Резкие качественные сдвиги в науке конца ХХ -—- начала ХХ в., небывало актуализировавшие необходи-

5 [7] мость разработки теории познания, возбудили вновь интерес к проблеме заблуждения в развитии научного знания. Почти одновременно появляется несколько по- священных этой теме монографических исследований: в 1897 г. «Заблуждение» В. Брошара, в 1898 г. «Истина и заблуждение, или Наука разума» Дж. Васлея, в 1901 г. «Познание и заблуждение» Э. Маха (русский перевод 1909 г.), в 1906 г. «Заблуждения в науке» Ш. Виала!. Атмосфера теоретической беспомощности, царившая среди естествоиспытателей и философов в пе- ‚риод «кризиса физики», нашла отражение и на страни- цах этих книг.

Научный анализ кризиса требовал глубокого диа- лектико-материалистического осмысления революцион- ных перемен, происходивших в основаниях науки Однако названные авторы враждебно относились к ма- териалистической диалектике, без которой немыслимо решение вопроса о заблуждениях в науке. Идеализм н метафизичность их исходных позиций неотвратимо вели их к агностицизму, согласно которому научные понятия не имеют объективного содержания и фиксируют лишь состояние нашего сознания. Вместо объективной харак- теристики места и роли заблуждения в научном позна- нии они объявили недостоверными все знания человека. Концентрированное выражение эти представления на- шли в работах основоположника эмпириокритицизма Э. Маха «Анализ ошущений» и «Познание и заблужде- ние».

Всемирно известным ответом Маху и его последова- телям явилась работа В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», в которой с позиций воинствующего материализма, марксистской диалектики и последова- тельной пролетарской партийности были показаны со- циальные и гносеологические истоки илеалистических построений махизма, претендовавшего на роль «филосо- фии новейшего естествознания», а фактически тянув- шего науку на путь идеализма и агностицизма.

Следует заметить, что идеалистическая трактовка проблемы заблуждения характерна и для современной идеалистической гносеологии. Это чаще осуществляется по линии агностической интерпретации основ научного

т Вгоспага У. Бе Геггеиг. -Райз, 1897; Ша&ец 7. ТиИВ апа Ег- тог о! Че З<епсе: ог ТиеПесНоп. СЫсаро, 1898; Уей СВ. Г. Гез ет- тецтз де Па зсспсс. Раз, 1906.

5 [8] йознания. Так, представители экзистенциализма пола- гают, что наука не дает объективных знаний, являясь преимущественно источником заблуждений. Неопозити- визм, развивая скептицизм юмовского толка, агности- цизм махизма, «очищает науку от метафизики», пропо- ведует абсолютный релятивизм, через который также приходит к несомненному агностицизму, к утверждению, что вся история науки есть «история перманентных за- блуждений»?. Естественно, что с таких позиций проб- лема заблуждений не могла быть решена.

Единственно плодотворным путем решения пробле- мы заблуждения является ее исследование с диалекти- ко-материалистических позиций. Однако предстоит при- ложить немало усилий для ее разрешения, так как в марксистской литературе публикации по проблеме представлены пока отдельными главами, параграфами и статьями либо отдельными высказываниями, неиз- бежно носящими общий характер 3. Неразработанность проблемы заблуждений в целом обусловила неисследо- ванность таких сторон проблемы, как природа, источни- ки заблуждений в научном познании, пути их преодо- ления 4. Наличие ошибок, заблуждений в научном поиске

? См. Ойзерман Т. И. Главные философские направления. М., 1971, с. 157.

3 Киселинчев А. Марксистско-ленинская теория отражения и уче- ние И. П. Павлова о высшей нервной деятельности. М., 1956; Ильенков Э. Элез И. Мотрошилова Н., Гайденко П., Туровский М. Заблуждение. — Философская энциклопедия, т. 2. М. 1962, -с. 144; Селиванов Ф. А. Заблуждения и пороки. Томск, 1965; его же. Ис- тина и заблуждение, М. 1972; Копнин П. В. Введение в марксист- скую гносеологию. Киев, 1966; Александров А. Д. Истина и заб- луждение. — «Вопросы философии», 1967, № 4; Бычко И. В. Позна- ние и свобода. М., 1969; Ильенков Э. В. Об идолах и идеалах. М., 1968; Живкович Л. Теория социального отражения. М., 1969; Без- черевных 9. В. Проблема преодоления иллюзий и заблуждений на пути к научному знанию и ее решение в «Капитале» Маркса. — «Капитал» Маркса, философия и современность. М., 1968; Рутке- вич М. Н. Актуальные проблемы теории отражения. Свердловск, 1970; Дубинин Н. П. Вечное движение. М., 1975; Чудинов 9. При- рода научной истины. М., 1977.

+В зарубежной литературе последних десятилетий проблеме заблуждения в науке посвящена единственная крупная моно- графия коллектива американских и английских авторов (естест- воиспытателей и обществоведов) «История человеческих заблу- ждений» (Тазош Г. Тве З\югу оЁ Нитап Еггог. М. У.—1.., 1936). Отмечая позитивные моменты монографии (порой удачное описа- ине заблуждений в истории отдельных естественных наук), вместе с тем следует заметить, что позитивистская позиция авторов па-

7 [9] ни у кого не вызовет сомнения, и крупнейшие деятели науки вполне определенно высказываются на этот счет. Так, академик С. Л. Соболев пишет: «Маяковский срав- нивал поэзию с добычей радия. К науке это относится еще в большей степени, потому что количество вариан- тов, которые приходится отбрасывать, количество лож- ных предположений, неверных моделей и гипотез соот- ветствует тысячам тонн руды, где на открытие остаются доли процента... Вся научная работа на 99 процентов состоит из неудач, и, может быть, только один процент составляют удачи» 5.

Сами по себе эти и аналогичные высказывания не раскрывают природу ошибок и заблуждений научного поиска. Необходим теоретический анализ проблемы за- блуждения. На это справедливо указывал русский хи- рург Н. И. Пирогов, предлагавший изучение ошибок и заблуждений сделать специальной отраслью знания. Мысль Пирогова безусловно заслуживает внимания и реализации.

Проблема ошибок и заблуждений, возникающих в научном поиске, имеет в наши дни не только теоретиче- ский, но и глубокий практический смысл. Сегодня за- блуждение уже нельзя рассматривать вне объективных процессов производственно-практической деятельности, ограничивать только духовной областью. Эта «при- земленность», казалось бы, «абстрактной» проблемы обусловлена радикальным изменением, происшедшим во взаимоотношениях между наукой и производством в развертывающейся научно-технической революции. Нау- ка теперь стала непосредственной производительной си- лой общества, и старое изречение «слово — дело — вещь» приобрело особое звучание: «слово» науки непо- средственно воплощается в самом производстве. Однако материализуемое в производстве «слово» науки может зключать и ошибочные моменты, что порой влечет за собой ощутимые потери. «По примерным подсчетам, — замечает Г Добров, — неустраненная ошибка «стои-

тубно отразилась на разработке самой проблемы заблуждения. Это особенно рельефно проявилось в разделах, посвященных заблу- ждениям в социологии, где исследование проведено с позиций ан- тиисторизма и идеалистической трактовки истории общественно- политической мысли прошлого.

$ Соболев С. Л. Можно ли планировать научный поиск? — Наука сегодня. М., 1969, с. 170.

8 [10] мостью» на стадии исследования всего один рубль оборачивается десятью рублями потерь на этапе конструирования, сотней — при изготовлении образца и тысячью — в процессе его освоения и эксплуатации». Добров подсчитал «цену» ошибки в прикладной науке. А ведь значительно большими «издержки» от ошибок и заблуждений могут быть в фундаментальных науках. И разве эти «издержки» не требуют «подсчета»?

  В предлагаемой читателю монографии автор, руководствуясь идеями классиков марксизма-ленинизма о проблеме заблуждения, намерен попытаться решить следующие задачи: а) определить место заблуждения в познавательном процессе и проанализировать его соотношение с другими категориями познания; 6) выявить общественно-историческую обусловленность заблуждений в научном познании; в) дать краткую типологию заблуждений; г) исследовать объективные и субъективные источники заблуждений в познании; д) показать применительно к познавательному процессу влияние социальных отношений на формирование заблуждений

в научном познании; е) рассмотреть условия, способствующие преодолению заблуждений в познании.

 Отчетливо представляя сложность анализируемой проблемы, автор, естественно, не претендует на ее исчерпывающее разрешение. Поэтому он заранее выражает благодарность всем, кто своими замечаниями и советами будет способствовать дальнейшей разработке проблемы.

 Автор считает приятным долгом выразить признательность лауреату Ленинской премии академику Н. П. Дубинину, академику Б. М. Кедрову, докт. филос.

наук профессору Л. К. Науменко, канд. филос. наук С. Н. Марееву за прочтение рукописи и ценные замечания.

Добров Г. Эффективность поиска. — «Правда», 5 января 1976г. [11] ГЛАВА 1

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ (ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС И ЗАБЛУЖДЕНИЕ)

...Истина не есть отчеканенная монета, которая может быть дана в готовом виде... и в таком же виде спрятана в карман. ГЕГЕЛЬ

Нередко в учебной, а порой и в научной литературе история развития отдельных наук описывается как триумфальное шествие разума, как великая непрерывная цепь открытий, следующих в строго логической очередности одно за другим от менее развитого к более развитому, от менее полного к более полному и развернутому. Движение познания нередко представляется ровной линией без извилин, разрывов, неуклонно идущей вверх. Но такая картина развертывания знания по существу отражает не имманентный процесс его развития, а лишь узловые этапы, арифметическую сумму достигнутых знаний, перечисляемых хронологически.

Простое описание процесса научного познания не способно раскрыть ни живого движения пульсирующей в поисках истины человеческой мысли, ни мук рождения нового — это лишь легкая кинематографическая запись, бесстрастная регистрация фактов. Подобный подход далек от подлинной истории знания. И прав Э. В. Ильенков, который, приведя слова Гегеля о том, что голый результат без пути, к [12] нему ведущему, есть труп, мертвые кости, скелет исти- ны, не способный к самостоятельному движению, под- черкивает, что «словесно-терминологически зафиксиро- ванная научная истина, отделенная от пути, на котором она была обретена, превращается в словесную шелуху, сохраняя, однако, все внешние признаки истины. И тогда мертвый хватает живого, не дает ему идти вперед по пути науки, по пути истины. Истина мертвая стано- вится врагом истины живой, развивающейся» '.

Очевидно, история научного познания предстанет в ее действительном обогащенном содержании тогда и только тогда, когда она станет не столько историей ее итогов, сколько исследованием трудностей поиска, ана- лиза противоречий, возникающих на пути к истине. «История науки, — пишут С. Р. Микулинский и Н. И. Родный, — это не склад или хранилище фактов и идей, и роль историка науки не сводится только к тому, чтобы поддерживать это хранилище в порядке, удобно расположить материалы и хорошо их инвентари- зовать. История науки должна отвечать не только, а может быть, даже не столько (в смысле полноты) на вопрос, что достигнуто наукой в тот или иной период, сколько на вопрос, как, благодаря чему, каким путем достигнуто» 2. Сказанное, на наш взгляд, применимо ко всей истории познания, а не только к истории науки.

Реальный познавательный процесс не свободен от заблуждений. Поэтому научная разработка теории по- знания должна включать в себя и анализ заблуждений, имеющих место в познавательном процессе. Мы говорим об этом потому, что без исследования связи познания с заблуждением не является достаточно полным и само понимание истины.

Сказанное является отражением важного, ставшего достоянием разработанного диалектическим мышлением со времен Гегеля и Маркса положения: познание не мертвое, зеркальное отражение, а сложный диалектиче- ский процесс, в котором человеческая мысль рождает не только истину в чистом виде, но движется к истине через ошибки и заблуждения. Мы говорим не об обу- чении, не об усвоении наличного знания, которым рас- полагает человечество, а о научном поиске, в котором

1 Ильенков Э. Об идолах и идеалах, с. 171.

2 Микулинский С. Р., Родный Н. И. История науки и наукове- дение. — Очерки истории и теории развития науки. М., 1969, с. 46.

у [13] только и может происходить приращение знания. Познавательный процесс, цель которого — постижение истины, не исключает заблуждения, диалектически противостоящего истине. Для обоснования высказанных положений обратимся к анализу отражения.

                                          1. Отражение и заблуждение

 С точки зрения марксистской философии познание есть не что иное, как диалектический процесс отражения человеком свойств и отношений предметов и явлений материального мира на основе общественно-исторической практики.

Но поставим вопрос: представляет ли отражение точный, абсолютно адекватный снимок, слепок с действительности или в самом этом процессе содержится возможность недостаточно точного, не совсем адекватного отражения? Следует заметить, что жестко, «зеркально» фиксирующим особенности предмета может быть лишь отражение в неживой природе. Отражение же в живой материи, в особенности в ее высших фор- мах, наряду с адекватностью предполагает неадекватность.

Резко неадекватные реакции живых организмов на воздействия среды называют неправильностями в отражении. Неправильности в отражении у высших животных, обладающих высокоразвитыми органами чувств и нервной системой (например, обезьян), называют ошибками. Например, в зоопсихологии при исследовании по- ведения животных их действия при выполнении определенных задач характеризуются как выполненные методом «проб и ошибок».

Данные зоопсихологических исследований имеют определенное значение для изучения психических процессов у человека, таких, например, как. акт опознания, внимания и др. Следует при этом, разумеется, иметь в виду качественное различие психики человека и животных, которое состоит прежде всего в том, что психика человека — социальное, а не биологическое явление и

з Однако и такое отражение не является абсолютно адекватным, так как даже в физических формах взаимодействия материи «абсолютная адекватность отображения недостижима» (см. Ленинская теория отражения и современность. София, 1969, с. 91):

       12 [# 14] животное не выступает и не может выступать в качестве субъекта. Поскольку термин «заблуждение» является одной из категорий познания (а познание социально по своей сущности), его применение по отношению к животным неправомерно.

Характеризуя отражение действительности человеком, важно отметить, что возможности возникновения ошибок и заблуждений не исключены как на чувственной, так и на рациональной ступенях познания. Это обусловлено тем, что отражение характеризуется неточностью, приблизительностью, вследствие чего оно может и не содержать полной и точной информации об объекте. Так, хотя ощущение и есть форма связи мысли с действительностью, посредством которой осуществляется непосредственное отражение реальных свойств предметов и явлений, воздействующих на органы чувств, это отражение не всегда является адекватным. Как установлено, часть воздействий человек вообще не воспринимает (раздражители, сила которых ниже порога ощущений). Искаженно воспринимает он и раздражители, значительно превышающие порог ощущений. Например, мощный поток лучей света вызывает у человека не световое, а болевое ощущение. Не ощущает или искаженно воспринимает человек и раздражители с разностным порогом ощущения, примером чему являются раздражители, составляющие для света 1/100, для звука 1/10, для давления 1/30 первоначального раздражения. Приблизительность ощущения фиксируется в выражениях: «кажется, я слышу», «кажется, я вижу», «кажется, я ощущаю» ит. п.“

Еще больший момент приблизительности в сравнении с ощущениями содержат восприятия и представления. Как показывают исследования, при восприятии происходит процесс соотнесения конкретно воспринимаемого предмета с образом в сознании. Эта процедура носит вероятностный характер и осуществляется по мере ознакомления воспринимающего с признаками предмета.

Относительность, приблизительность отражения возрастают в случаях, когда субъект встречается с незнакомым предметом или признаками его. В таких ситуациях

4 См. Соколов Е. Н. Вероятностная модель

восприятия. — «Вопросы психологии», 1960, № 2.

13 [15] циях в сознании отсутствует непосредственно соизмё- римый образ и потому намного возрастает возможность ошибки восприятия. На особенности восприятия и фор- мирования представления об объекте могут оказывать существенное влияние психические состояния личности: внушение и самовнушение, преувеличение прошлого опыта, конкретные общественно-исторические условия формирования взглядов, убеждений личности и т. п.5 В самом деле, в поисковых ситуациях субъект, встре- чаясь с незнакомым чувственно-воспринимаемым пред- метом, всегда сначала высказывает о нем вероятност- ное, предположительное, гипотетическое суждение, кото- рое характеризуется неопределенностью и которое мо- жет оказаться как истинным, так и ошибочным. При этом, разумеется, отражение действительности на чув- ственном уровне не исключает достоверного знания. Более того, поскольку чувственное познание осуществ- ляется при непосредственном контакте с предметом, оно дает наиболее достоверную информацию о его свойствах и признаках. Элементы вероятностного, предположитель- ного знания, не исключающего возможностей ошибки на чувственной ступени, являются одним из условий полу- чения достоверного знания. Таким образом, уже для чувственного уровня знания характерно вероятностное. предположительное знание, в котором могут быть и бы- вают элементы неадекватного отражения. Вероятностность, гипотетичность отражения увеличи- ваются на уровне абстрактного мышления, а вместе с ними возрастает возможность как постижения истины, так и возникновения заблуждений. Это обусловлено тем, что в отличие от чувственного познания абстрактное мышление представляет собой опосредованное, отвлечен- ное отражение свойств, состояний и отношений предме- тов действительности. Хотя в конечном счете основой рационального мышления являются чувственно-воспрн- нимаемые объекты, однако мысль обладает способ- ностью абстрагироваться от них. Это, в частности, вы- ражается в способности мышления конструировать

з См. Платонов К. И. Слово как физиологический и лечебный фактор. М. 1969; Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М. 1971; Ленгмюр И. Наука о явлениях, которых на са- мом деле нет, — «Наука и жизнь», 1968, № 12 и 1969, № 2 (автор описывает ошибки в экспериментах и наблюдениях, являющиеся следствием искаженных ощущений и восприятий).

4 [16] понятия таким образом, чтобы создавать идеальные кон- струкции исследуемых объектов. Благодаря относитель- ной «свободе» по отношению к действительности выска- занные субъектом суждения могут обладать широчай- шим диапазоном — от фантастических измышлений до открытия сущности объекта. При этом характерная 0со- бенность отражения действительности в мысли состоит в том, что, поскольку явление и сущность не совпадают (иначе, как говорит К. Маркс, наука была бы излиш- ней), субъект в процессе познания на основе одного и того же явления может высказать об одной и той же сущности несколько предположительных суждений, из которых истинным оказывается лишь одно.

Несколько предваряя последующее изложение, отме- тим, что заблуждения и ошибки в диалектическом про- цессе познания означают незавершенность отображения, его неполноту, обусловленную, как увидим далее, рядом факторов объективного и субъективного порядка. Пол- ный успех в познавательной деятельности в идеале осу- ществим лишь в бесконечной смене отдельных познаю- щих личностей и сообществ, на долю которых на каждом конкретно-историческом этапе выпадают не только ус- пехи, но и неудачи, заблуждения. <..Бесконечность абсолютно познающего мышления, — писал Ф. Эн- гельс, — слагается из бесконечного множества конечных человеческих голов, которые работают над этим беско- нечным познанием друг возле друга и в ряде сменяю- щих друг друга поколений, делают практические и тео- ретические промахи, исходят из неудачных, односторон- них, ложных предпосылок, идут ложными, кривыми, не- надежными путями и часто не находят правильного решения даже тогда, когда уткнутся в него носом...» 8

Для выяснения связи познания с заблуждением необ- ходим анализ диалектики познавательного процесса, который в наиболее обобщенной форме может быть осуществлен уже при рассмотрении соотношения важ- нейших категорий гносеологии. Такими категориями, ха- рактеризующими процесс познания, являются «объект»

и «субъект». Не вдаваясь в спор о содержании этих категорий, имевший место в нашей философской лите- ратуре, примем как наиболее приемлемые, на наш взгляд, следующие определения. Под субъектом пони-

6 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 549, № [17] мается индивид либо социальная группа, осуществляю- щие предметно-практическую и познавательную деятель- ность и овладевшие в определенной мере созданным че- ловечеством миром культуры: средствами предметно- практической и познавательной деятельности. А под объектом — то, что противостоит субъекту, на что на- правлена его предметно-практическая и познавательная деятельность”. И субъект и объект имеют общественную природу.

На каждом конкретно-историческом этапе развития общества у него возникают определенные потребности, которые удовлетворяются путем освоения объекта в процессе предметно-практической деятельности людей. Но для практического освоения объекта необходимо зна- ние его свойств, что порождает постановку субъектом познавательных целей. Достижение знаний о свойствах объекта и его практическое освоение означают разре- шение противоречия между субъектом и объектом. Но на этом процесс не прекращается, так как у непрерывно развивающегося общества неизменно возникают новые потребности, обусловливающие постановку новых позна- вательных целей. .

Важно обратить внимание на связь знания с мате- риальной предметной деятельностью. Рассматриваемое в этом отношении знание существует не как независи- мая от субъекта и объекта данность, а как форма их взаимодействия, превращенная форма деятельности". Именно в материальном взаимодействии между субъек- том и объектом происходят два взаимосвязанных про- цесса: вешь идеализируется, т. е. отражается в идеаль- ной форме, идея в процессе практической деятельности воплощается в предмете, обретает предметную форму. При этом одновременно происходит не только отражение объекта субъектом, но и проверка содержания этого отражения на принадлежность его к истине или заблуж- дению. Изложенные положения имеют принципиальное значение в борьбе с различного рода извращениями теории познания, выражающимися в попытках отрыва процесса познания от материальной деятельности, прак-

7 См. статьи «Субъект», «Объект» в Философской энциклопе- дии (т. 4. М, 1967; т. 5. М. 1970).

® См. Копнин П. В. Гносеологические и логические основы науки. М., 1974, с. 75—79.

16 [18] тики и в связи с этим переносящими решение пробле- мы заблуждения в область «чистого мышления», языка, формальной логики и т. п.

Для предварительного общего анализа источников исследуемых заблуждений целесообразно раздельно рассмотреть субъект и объект познания.

Начнем с объекта познания, выбор которого, как говорилось, в конечном счете исторически определяется потребностями общества. Характерно, что объект всегда сложнее, «обширнее», богаче по содержанию, чем зна- ние о нем. Неисследованность объекта не может не по- рождать трудностей в познании, что находит выражение прежде всего в многообразии подходов, методов, при- меняемых субъектом в исследовании. В процессе позна- вательной деятельности субъект подходит к объекту все- сторонне, стремясь проникнуть в его сущность. Этот трудный процесс по овладению истиной далеко не всегда оказывается результативным: он сопряжен как с успе- хами, так и с неудачами, одним из выражений которых и являются заблуждения.

Историческая определенность выбора объекта по- знания ни в коей мере не исключает случаев, когда предметом теоретического рассмотрения оказываются объекты, исследование и использование которых явля- ются делом будущего. Их выбор выглядит исторически преждевременным, не соответствующим наличному уров- ню знаний и практики. Этот момент также может быть основой многих заблуждений, а порой и фантазий, сви- детельством чему является утопическая, научно-фанта- стическая литература®, а иногда и некоторые дискуссии в науке. Исторически преждевременной выглядела, к примеру, дискуссия на тему «Есть ли жизнь на Марсе?», проходившая у нас в конце 40-х — начале 50-х го- дов, когда астробиология не располагала достаточными средствами исследования, чтобы ответить на этот вопрос.

Но даже в тех случаях, когда избирается объект, исследование которого оказывается возможным с по- мощью наличных познавательных и преобразовательных

3 Указывая на эти факты, мы не ставим здесь целью исследо- вать известную предсказательную роль утопии, творческой фанта- зии в познании. Мы имеем в виду лишь те из них, которые не содержат творческих элементов и предсказать ничего не могут, а таких в истории науки известно немало.

и [19] возможностей субъекта, не исключена возможность воз- никновения заблуждений. Это обусловлено тем, что объективный мир бесконечно сложен. Материя беско- нечна и неисчерпаема, и на этом основании диалектико- материалистическая теория познания отвергает пред- ставления о «неизменной сущности вещей», об «абсо- лютной субстанции» и т. п. С точки зрения теории познания диалектического материализма неизменно од- но — сам факт отражения человеческим сознанием не- прерывно изменяющейся материи, знание о которой носит всегда приблизительный, незавершенный, относн- тельный характер. В связи с этим сам процесс отраже- ния мыслью движущейся объективной реальности не может не сопровождаться некоторым огрублением, упро- щением этой реальности. «Г:ознание, — пишет В. И. Ле- нин, — есть вечное, бесконечное приближение мышления к объекту. Отражение природы в мысли человека надо понимать не „мертво“, не „абстрактно“, не без дви- жения, не без противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и разрешения их» 10.

Объекты познания, выступающие предметом иссле- дования, сложны по своему характеру; они обладают многообразием свойств, качеств, находятся не в статике, а в постоянном движении, изменении. В мире все взаимосвязано и любой объект имеет бесчисленное множество связей. Поэтому в рассматриваемом аспекте на любой стадии изучения объекта в нем всегда оста- ются неисследованными отдельные стороны, свойства, связи и отношения. Именно сложностью и многогран- ностью объекта, разнообразием его связей объясняется вечная незавершенность его изучения, являющаяся одним из источников возможных заблуждений в знании.

Характер и содержание заблуждений в значительной степени определяются спецификой объекта и степенью проникновения в его сущность. Следует различать объекты природы и общества. При исследовании послед- них, как мы увидим, решающую роль в появлении за- блуждений играют классовые позиции, определяющие социальные ориентации познающего субъекта.

Судить о возможном увеличении заблуждений мы можем в определенной мере и по степени проникновения

№ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 177, 18 [20] в сущность объекта. Одно дело исследование объекта на уровне его внешнего описания, исследование несуще- ственных связей, другое — открытие существенных, за- кономерных связей, определяющих характер его разви- тия. Очевидно, что соответственно степени углубления в сущность объекта возрастает и сложность исследования, а значит, и возможность возникновения заблуждений в познании.

С характеристикой глубины исследования объекта связано понятие «неисчерпаемость объекта», которое для понимания возможности возникновения заблуждений в знании требует пояснения, поскольку имеет абсолютный и относительный смысл.

Если рассматривать объект познания конкретно-исто- рически, он всегда неисчерпаем, поскольку познаватель- ные цели субъекта, а главное, познавательные средства конкретно-историчны и, следовательно, ограниченны. В абсолютном смысле «неисчерпаемость объекта» следует понимать так, что углубление в его сущность не имеет полностью завершенного характера.

В относительном смысле «неисчерпаемость объекта» диалектически связана с его исчерпаемостью. Это озна- чает, что определенные стороны объекта, не изученные на прошлых этапах познания, оказываются затем в до- статочной мере изученными с помощью более совершен- ных познавательных средств. В этом, например, отноше- нии исчерпана проблема открытия новых материков на нашей планете. Аналогично положение с изученностью анатомии и морфологии многих органов животных, рас- тений и человека, структуры химических элементов, быв- ших когда-то загадкой для науки и источником много- численных заблуждений. Но «исчерпаемость» объекта в определенном отношении еще не означает, что он «исчерпан» вообще. Континенты, органы животных, рас- тений и человека, химические элементы не перестали быть предметами исследования.

В принципе так дело обстоит с любым из объектов познания. К примеру, человек как объект биологического исследования исчерпаем и неисчерпаем. В сравнительно недалеком прошлом — до открытий Л. Пастером возбу- дителей инфекционных заболеваний (болезнетворных микроорганизмов) — их причины были предметом мно- жества предположений и гипотез, порой носивших фан- тастический характер. Открытие микробов, а позже ви-

19 [21] русов как возбудителей инфекционных заболеваний положило конец заблуждениям в толковании причин этих болезней. Но преодоление заблуждений в объясне- нии источников инфекционных заболеваний не означает полной изученности их. На новом этапе исследования инфекционных заболеваний возникает множество дру- гих гипотез, отражающих стремление глубже проник- нуть в сущность процессов в организме, происходящих при инфекционных заболеваниях. Появилась необходи- мость исследовать процесс заболевания и выздоровле- ния на молекулярном уровне, испытать действия различ- ных лекарственных средств и т. д.

Итак, в рассматриваемом отношении диалектика ис- следования объекта такова, что на каждом конкретно- историческом этапе развития познания объект предстает перед субъектом в двояком качестве: с одной стороны, до некоторой степени изученным, с другой — в связи с движением познания от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т. д. — неизученным, в ре- зультате чего сохраняется возможность возникновения заблуждений.

Обратимся теперь к анализу субъекта как возмож- ному источнику заблуждений в познании. Целью дея- тельности субъекта является постижение истины, но оно осуществляется в диалектически противоречивом про- цессе, историческом по своей сущности. С одной сторо- ны, в исторической перспективе субъект (человечество) обладает неограниченными возможностями познания, с другой — ограничен на каждом конкретно-историческом этапе своего развития. Ф. Энгельс писал: <...суверен- ность мышления осуществляется в ряде людей, мысля- щих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее без- условное право на истину, —в ряде относительных заблуждений; ни то, ни другое не может быть осущест- влено полностью иначе как при бесконечной продол- жительности жизни человечества.

Мы имеем здесь... противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в от- дельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконеч- ном поступательном движении, в таком ряде последова- тельных человеческих поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен. В этом смысле

20 [22] человеческое мышление столь же суверенно, как несуве- ренно, и его способность познавания столь же неогра- ниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, историче- ской конечной цели; несуверенно и ограниченно по от- дельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности» !1.

В процессе взаимодействия с объектом субъект ис- ключительно активен. Чтобы практически освоить объект, надо познать его, т. е. идеально в понятиях, представлениях, мышлении отразить его сущность 12. По- скольку объект познания чрезвычайно сложен, субъект в ходе его идеального освоения выдвигает целый ряд до- гадок, предположений, гипотез. Такая творческая ак- тивность субъекта необходима, поскольку некоторые высказываемые суждения, отражая в определенной сте- пени верно те или иные свойства объекта, оказываются относительными истинами, в которых накапливаются «зерна» абсолютной истины, все полнее раскрывающей сущность объекта. Но в то же время в познавательной активности субъекта таится возможность заблуждений в связи с тем, что далеко не все, а быть может, даже большая их часть может оказаться заблуждениями.

Диалектический путь движения познания к истине рельефно обнаруживается в научном поиске. Значитель- ный интерес в связи с этим представляет анализ истории научных открытий. К сожалению, мы очень мало знаем о титанических усилиях мысли, о числе и характере преодоленных заблуждений, приведших к научным от- крытиям в той или иной конкретной отрасли знания, так как история науки фиксирует успехи, а не заблуж- дения. И абсолютно прав Б. М. Кедров, который пишет: «Когда... информация об открытии сводится к краткой формулировке нового принципа или закона, пропадает самое главное — великий труд, затраченный на то, что- бы достичь этого результата, этой разгадки» !3. Литера-

и Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 87—88.

12 Нередко бывает и так, что человек познает то, чем овладел Уже практически: законы классической механики использовались до их открытия; знания о расположении на небе планет и звезд — за- долго до появления научной астрономии; люди торговали, не зная законов политической экономии, и т. д.

13 Кедров Б. М. Научное открытие и информация о нем. — Паучное открытие и его восприятие. М., 1971, с. 54—55.

я [23] тура бедна описаниями открытий, и мы охотно восполЬ- зуемся в качестве примера обстоятельным описанием состояния учения об электричестве в конце ХУШ — на- чале ХХ в. приводимым в книге Т. П. Кравца «От Ньютона до Вавилова» (Л., 1967).

Электричество по представлениям того времени раз- делялось на несколько изолированных друг от друга видов: «статическое», «гальваническое», «животное», «индукционное», «магнитное» и др. В данном случае заблуждение состояло в том, что проявление одной сущ- ности толковалось как наличие множества сущностей. В науке шел ожесточенный спор: обсуждался вопрос, одно и то же все это или нет. Для доказательства раз- норечивых мнений ставилось множество экспериментов и высказывались противоположные мнения. В ходе об- суждения экспериментов многие представления оказа- лись заблуждениями. Через преодоление этих заблуж- дений рождалась истина. Это движение мысли к истине, не исключающей заблуждений, отражалось и в терми- нологии — языке открытия. Вместо понятия «электриче- ский заряд» сплошь и рядом применялся термин «сила», вместо «сила тока» говорили о «количестве электриче- ства» ит. д.

Аналогично обстояло дело и в других науках, напри- мер в биологии. Когда создавалось учение об инфек- ции, термин «инфекция» был неопределенен, неточен, его содержание понималось по-разному. Различный смысл вкладывался в понятия «грибная инфекция», «вирусная инфекция» и т. д.

Существенно отметить, что один из моментов диалек- тики развития знания от относительных истин к абсо- лютной состоит в том, что обнаруженное в наличном знании конкретное заблуждение, характеризующее не- полноту, пробелы в нашем знании, выступает как бы исходным моментом, началом научного поиска, в ходе которого в конечном счете преодолевается обнаружен- ное заблуждение. Поскольку процесс познания бесконе- чен, в нем на каждом из этапов развития вновь и вновь обнаруживаются и преодолеваются заблуждения. Вот почему пемыслимо исключение заблуждения из вечно развивающегося и совершенствующегося знания. Это, однако, нисколько не значит, что заблуждения являются обязательными в любом конкретном научном поиске:

22 [24] могут быть случаи и удачных решений поисковой зада- чи — без заблуждений.

Из того, что заблуждение свойственно познанию, не- правильным было бы выводить мнение, что знание не содержит объективной истины, что познание представ- ляет собой движение мысли от одного заблуждения к другому.

Согласно теории познания диалектического материа- лизма, в объективной истине наряду с относительным содержится и абсолютное знание, имеющее непреходя- щее значение. Прав был Гете, который писал: «Я жа- лею людей, которые много носятся с преходящестью ве- щей и уходят в созерцание земной суетности. Ведь мы для того и существуем, чтобы сделать преходящее не- преходящим, а это может быть осуществлено лишь тогда, когда мы умеем ценить и то и другое» .

Трудность и противоречивость познания, обусловли- вающие относительный характер знания, наличие в нем заблуждений агностически истолковываются естество- испытателями-метафизиками. Еще Э. Реймон дю Буа в докладе «О границах познания природы», читанном в 1872 г., выдвинул семь мировых загадок, которые будто бы не в силах разрешить наука. Среди них загадка происхождения жизни, сознания, о котором он, напри- мер, говорит: <..для духовных процессов, протекающих в мозгу наряду с процессами материальными, наш рас- судок не может усмотреть достаточного основания. Они стоят вне закона причинности и уже по одному этому столь же мало доступны нашему пониманию, как какое- нибудь мое регреиит» '5. Столь же неразрешимой для науки Реймон считал проблему происхождения дви- жения. Все попытки в настоящем и будущем ответить на эти проблемы Реймон заранее объявлял заблуждениями.

Это неверие в силы науки всегда использовалось реакционерами в борьбе с передовой научной мыслью. Вот что писал в 1900 г. русский идеалист-агностик П. Страхов: «..если бы действительно «ничто не пре- пятствовало» науке горделиво мечтать о грядущем, ко- гда-то истинно «божеском» всеведении, то перед наши- ми глазами не возникал бы с такой беспощадной отчетливостью железный круг границ нашего «человече-

и Гете И. В. Избр. филос. произв. М., 1964, с. 337.

2 Реймон дю Буа 9. О границах познания природы. М., 1900, с. 22.

23 [25] ского» познания» 16. И в качестве примеров, якобы под- тверждающих его мысль, он называл проблему про- странства и времени, стремление проникнуть в микро- мир. Трудности разрешения этих проблем он считал непреодолимыми, а все попытки разрешить их — за- блуждениями.

Спекулировал на трудностях науки и идеалист С. Виноградов: «..нет ничего более преходящего, чем истины... науки, нет ничего слабее самых блестящих гипотез, созданных во имя... науки! То, что сегодня мы принимаем за закон, через несколько лет может ока- заться предрассудком»!. Оценивая достижения науки прошлого с позиций агностицизма, он утверждал, что законы Кеплера оказались ложными, так как планеты описывают не эллипсы, в одном из фокусов которых находится Солнце, а неправильные синусоиды. То же относится и к закону Мариотта, который, по его мнению, настолько неточен, что инженеры никогда не решатся пользоваться им даже для самых грубых расчетов. Тео- рия Френеля о волновой природе света, основанная на сложных вычислениях высшей математики, почти уже не имеет последователей и, значит, по мнению Виногра- дова, является заблуждением. В свете новых в то время исследований Беккереля и Кюри Виноградов считал «забавной» физику и «скучной» химию, которой учили 30 лет назад. Превратно обобщая данные науки, он утверждал, что в науке все чаще повторяются слова: «Не знаем и знать не можем».

Сравним сказанное в 1915 г. с высказываниями анг- лийского автора книги «Мистерии науки» Дж. Роуленда (издана в 1955 г.), выразившего взгляды буржуазных гносеологов, сеящих пессимизм, неуверенность и агно- стицизм в науке. «Появление жизни из неживого, — пишет Дж. Роуленд, — возникновение сознания из окру- жения, не обладающего им, выделение из нечеловече- ского мира... человеческих существ и все... другие загад- ки, подобные этим, являются проблемами, с которыми наука не пытается иметь дела потому, что они лежат за ее пределами» '8. Абсолютизируя исторически ограни- ченные возможности науки, он утверждает: «В большин-

16 Страхов П. О пределах научного познания. Сергиев Посад, 1909, с. 5.

й Виноградов С. Искание истины, Пг., 1915, с. 5. 18 Войапа 1. МЕенез оГ Запсо. 1. 1955, р. 26.

24 [26] стве наук можно обнаружить основные загадки. Наука может часто ответить на вопрос: «Как происходят ве- щи?», но никогда не сможет ответить на вопрос: «Поче- му они происходят?»» В том же духе звучит и крылатая фраза Ч. Блиндермана: «Все научные взгляды на мир равно субъективны, и квантовая теория не в меньшей мере, чем христианская наука»? При такой субъективистской постановке вопроса наука оказывается сплошным заблуждением.

Заблуждения названных авторов, как и всех совре- менных агностически мыслящих естествоиспытателей и философов, проистекают из нежелания видеть перспек- тивы развития науки и практики, из игнорирования их всевозрастающих возможностей. Агностик абсолютизи- рует наличные конкретно-исторические и поэтому огра- ниченные возможности науки, считает их вечными и не- изменными.

Современная буржуазная идеалистическая филосо- фия унаследовала наиболее реакционные черты гносео- логии идеалистических философских систем прошлого. Будучи не в состоянии научно ответить на вопрос о месте заблуждения в познании, она чаще всего объяз- ляет знание человека сплошным заблуждением.

Диалектико-материалистическое учение о познании не сводит его к заблуждению. Оно признает заблужде- ние возможным, но отнюдь не безусловно необходимым элементом познания на его пути к истине. В самом деле, ведь целью познания является истина. Но коль скоро заблуждение в историческом процессе познания имеет место, важно выяснить, каковы его роль и место в по- знавательном процессе, в процессе поиска истины.

2. Истина и заблуждение

Попытки решения проблемы соотношения истины и заблуждения можно обнаружить на протяжении всех крупных этапов развития истории философии. В древней философии эта проблема обсуждалась в связи с выявле- нием наличия у человека абстрактного мышления, воз- никновением зачатков логики, появлением и осознанием понятия истины и в связи с этим осмыслением ее про-

19 Там же, с. 23. 2 ВИпаегтап Сп. Ном Тгше 18 Заепсе? — “Ниташь” (1.), 1963, у. 73, № 3, р. 83.

25 [27] тивоположности — заблуждения, а также выяснением различия мнения и знания. Так, видный представитель даосизма Чжуан-цзы (ок. 369—286 г. до н. э.) говорил: «Истина существует лишь постольку, поскольку сущест- вует ложь?!, а ложь существует лишь постольку, по- скольку существует истина... Утверждение есть в то же время отрицание, отрицание есть в то же время утверж- дение. Отрицание заключает в себе истину и ложь, утверждение также заключает в себе ложь и истину» ??. Таким образом, хотя и в форме противополагания как чего-то внешнего друг другу, Чжуан-цзы утверждает мысль о связи истины и заблуждения, существующей в форме противополагания одного другому как чему-то внешнему. Возражая софисту Протагору, отрицавшему наличие заблуждения в знании, Платон развивает цель- ную концепцию заблуждения, согласно которой заблуж- дение столь же правомерный компонент знания, как и истина 23.

Интересны рассуждения об истинном и ложном у Аристотеля, впервые четко определившего истину как соответствие представлений действительности, а заблуж- дение как их несоответствие действительности. Заслужи- вает внимания мысль Аристотеля о ложном как мнении, отстающем от изменения состояния вещей. «В самом де- ле, — пишет Аристотель, — одна и та же речь кажется истинной и ложной; например, если истинно утвержде: ние, что кто-нибудь сидит, то, когда он встанет, это же самое утверждение будет ложным. То же самое и по отношению к мнению: если кто-нибудь правильно пола- гает, что такой-то человек сидит, то, когда этот последл- ний встанет, первый, сохраняя о нем то же самое (преж- нее) мнение, будет уже судить неправильно» 24.

В средневековой схоластике заблуждение связыва- лось только с логическими ошибками. В период возник- новения экспериментального естествознания проблема соотношения истины и заблуждения стала острым ору-

В истории философии, как, впрочем, и в современной фи- лософской литературе не проводится строго различия между по- нятиями «ложное» и «заблуждение», и в этом нет необходивости, особенно в контекстах, по смыслу не относящихся непосредственно к рассматриваемой проблеме, хотя эти понятия, как увидим далее, следует все-таки различать.

32 Антология мировой философии, т. 1, ч. 1. М., 1969, с. 215.

23 См. Платон. Соч. в 3-х томах, т. 2. М., 1970, с. 250, 264.

= Антология мировой философии, т. 1, ч.1, с. 433—484.

26 [28] жием в борьбе со схоластикой, отрицавшей происхож- дение знания из опыта?5. Зарождающаяся опытная нау- ка объявляет бесплодными все логические построения схоластов, основанные на дедуктивных заключениях, ис- ходные посылки которых были извлечены из книг дог- матизированного Аристотеля, других древних мыслите- лей и Священного писания. В философии ХУИ— ХУШ вв., в сенсуализме и рационализме проблема соотношения истины и заблуждения получает более глу- бокое обоснование, в частности появляются попытки объяснить возникновение истины и заблуждения исходя из особенностей чувственного и рационального момен- тов познания. Так, рационалисты считали, что источни- ком заблуждений являются чувства, которым верить нельзя. Сенсуалисты же, наоборот, полагали, что только чувственно-воспринимаемое является достоверным, а все, что идет от разума, является заблуждением ?5. При этом для всей домарксовской философии, и в особенности для домарксовского материализма, в основ- ном характерно метафизическое противопоставление истины и заблуждения, неумение вскрыть диалектику их взаимосвязи. Аналогичным был подход и к рассмот- рению всех категорий, и потому, по замечанию Ф. Эн- гельса, для метафизического материализма был «твер- дым орешком и горькой пилюлей» тот факт, что диалектические категории проявляются через «свои про- тивоположности», «находят свою меру в своих проти- воположностях», что они «опосредствуют друг друга» 77. Вся буржуазная философия, воспринявшая от преж- ней философии метафизику и схоластику, оказывается не в состоянии решить проблему соотношения истины и заблуждения. Игнорируя общественно-историческую природу познания, она ограничивается лишь формально- логической констатацией противоположности истины п заблуждения в наличном знании ?8. Такой подход как раз и характерен для одного из основоположников пози-

См. Бэкон Ф. Соч. в 2-х томах, т. 2. М., 1972, с. 13—14, 16, 20—29 и др.

2 См. Локк Дж. Избр. филос. произв. в 2-х томах, т. И. М, 1960; Декарт Р. Избр. произв. М., 1950; Спиноза Б. Избр. произв. в 2-х томах, т. 2. М., 1957.

27 См. Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 62, 92 и др.

28 В идеалистической гносеологии исследования заблуждения проводятся формально-логическими средствами и, естественно, не могут раскрыть их природу.

27 [29] тивизма — Дж. С. Милля. Понимая под заблуждением лишь ошибки в умозаключениях, обусловленные нару- шением правил формальной логики, Милль формально- логически противопоставляет истину и заблуждение, не раскрывая диалектики их взаимоотношения в процессе познания 29. На таких же основаниях строил систему взаимосвязи истины и заблуждения современник Милля американский позитивист Васлей 30.

Столь же неисторичны и антидиалектичны представ- ления современных буржуазных философов. Приведем для иллюстрации некоторые высказывания из их крайне немногочисленных работ, специально посвященных за- блуждению. Так, по Ч. Вьемену, «на истину не влияют время, место или причины» ?!. Абстрактно-формальный подход к проблеме приводит многих буржуазных гносео- логов к совершенно бессодержательным рассуждениям по поводу истинного и ложного. Э.-Г. Спэндлдинг пишет, что «не существует ложных суждений. Так называемые ложные и ошибочные суждения являются уверенностя- ми, в которых что-то принимается за то, чем оно не является. Истинное суждение является уверенностью относительно того, что в нем раскрывается, является чем-то, что есть в некотором смысле. Коротко: истина есть раскрытие, или, лучше сказать, где существует раскрытие, там существует истина» 32. И автор ограничи- вается формальным определением истинного и ложного, не раскрывая диалектики их взаимосвязи в реальном процессе познания.

Столь же бессодержательны рассуждения и Т. Кука, утверждающего, что «заблуждение без сомнения в ос- новном является следствием словесного сходства из-за кажущегося применения термина «относительный»» 33.

Г. Арзелье в статье «Можно ли говорить об опреде- ленности истины?» отмечал: «Мы можем говорить, что теория является заблуждением, если она ведет к лож- ному предложению. Как только эта ложность констати- рована, мы приступаем к модификации теорин и осу-

2 См. Милль Дж. Ст. Система логики. М., 1914, с. 666—674.

30 Уаз[еу 7. Те апа Еггог ог 1е З‹епсе о! ТиеПесноп, р. 156.

31 Уетап СА. Кпозледве о Оег Мта.—“Тйе Лоигла! о РНИо- зорну”, 1922, у. ХХ, р.

22 ‘брала та Е. 208 ие пеге Медеввагу Ти? — “Тне Зоигпа! о РиЙозорву”, 1929, у. ХХУТ, М 12, р. ЗИ.

38 СооЁ Т. Эчелсе Майто ап Зови, —"РЬПоворьу ог Зебелое”, 1939, у. 1, №3, р.

28 [30] ществляем ее, пока не получим истинные предложения» 34. Утверждение Арзелье, как и других буржуазных гносеологов, не подкреплено анализом реального процесса познания. Оно основано на формально-логическом проти- вопоставлении истины и заблуждения в наличном знании. Крайне формалистичными следует признать рас- суждения Дж. Вильсона35, Б. Эллиса36, Блендшарда 3".

Формально-логический и лингвистический анализ, оторванный от реального познавательного процесса, неизбежно приводит многих буржуазных философов к ре- лятивистскому истолкованию соотношения истины и заблуждения, при котором смазывается их различие. «Любое суждение, — пишет Дж. Е. Томберлин, — в кон- тексте имеет столь множественные значения и оттенки, что мы не способны их отделить и обозначить в качестве истины и заблуждения» 38.

Именно такой подход к анализу проблем теории познания породил теории «множественности истин», бы- тующие в неотомизме, неопозитивизме, экзистенциализ- ме и других течениях современной буржуазной филосо- фии?. Теории «множественности истин» смазывают гра- ницы между истиной и заблуждением и по этой причи- не делают по существу бессмысленной саму постановку проблемы соотношения истины и заблуждения в по- знании.

Небезынтересно отметить, что еще И. Кант в «Кри- тике чистого разума» предпринял попытку показать неразрешимость противоречий, неизбежно возникающих при решении проблемы соотношения истины и заблуж- дения лишь с помощью формально-логических средств. «Что же касается познания в отношении одной лишь формы (оставляя в стороне всякое содержание), — пи- шет он, — то в такой же мере ясно, что логика, по-

34 Аггейез Н. Реш-оп раег 4е |а убгИё? — Сопегёз 4ез зос 465 Че риЙозорШе 4е 1апеце тапса!з, 12-те. Райз, 1964, р. 70.

35 УИзоп Г. Е. Тве Тгие ап4 Ше Ра!з. — “АизюеНап Зосейу” 1967, у. 67, р. 170.

3 ЕШз В. Ап еретою са! Сопсер! оГ ТииВ. — Сопетрогагу Р|Йозорпу т АизйгаНа. М. У., 1969, р. 54.

тв би Хилл Т. И. Современные теории познания. М., 1965,

с. 78—80.

38 ТотфегИт 1. Б. Афоцё 4не РгоМет оЁ Ти. — “РВйозорву ап4 Рнепотепо!орса! Кезсагсв” (Вшао), 1966, у. 27, М 1, р. 87.

3 См. подробнее об этом: Современная идеалистическая гносео- логия. М., 1968.

29 [31] скольку она излагает всеобщие и необходимые правила рассудка, должна дать критерии истины именно в этих правилах. В самом деле, то, что противоречит им, есть ложь, так как рассудок при этом противоречит общим правилам мышления, стало быть, самому себе. Однако эти критерии касаются только формы истины, т. е. мыш- ления вообще, и постольку они недостаточны, хотя и совершенно правильны. В самом деле, знание, вполне сообразное с логической формой, т. е. не противореча- щее себе, тем не менее может противоречить предмету. Итак, один лишь логический критерий истины, а именно соответствие знания с всеобщими и формальными зако- нами рассудка и разума, есть правда, соп о зше дца поп, стало быть, негативное условие всякой истины, но дальше этого логика не может идти, и никаким критери- ем она не в состоянии обнаружить заблуждение, касаю- щееся не формы, а содержания» 40.

Кант критикует тех, кто принимает формальную логику за единственное средство анализа знания. Он подчеркивает, что, не раскрывая содержатёльности мыш- ления, формальная логика выступает лишь логикой ви- димости, удобной для софистического искусства, при- дающего незнанию или даже преднамеренному обману вид истины 41. Однако, показывая недостаточность фор- мально-логического критерия для различения истины и заблуждения, Кант не видит подлинного критерия — практики — и потому считает проблему неразрешимой антиномией. «Но так как... истина, — утверждает он, — касается именно этого содержания, то отсюда ясно, что совершенно невозможно и нелепо спрашивать о призна- ке истинности этого содержания знаний и что достаточ- ный и в то же время всеобщий признак истины не мо- жет быть дан»“?.

В марксистской гносеологии роль формально-логиче- ского метода в исследовании проблемы соотношения истины и заблуждения вполне четко определена теми рамками, на которые верно, на наш взгляд, указывает Ю. П. Ведин: «Тождественность всех знаний в отноше- нии своей истинности и всех заблуждений в отношении своей ложности открывает для формальной логики

40 Кант И. Соч. в 6-ти томах, т. 3. М., 1964, с. 160. 41 См. там же, с. 161—162. 42 Там же, с. 159—160.

30 [32] возможность оперировать суждениями, учитывая лишь их истинное значение, отвлекаясь от содержания суж- дений, от того, в чем именно состоит заключенная в них истина или ложь» 43. Эту же особенность формальной логики при рассмотрении истинного и ложного в знании отмечает Н. К. Вахтомин “44. Таким образом, подлинный путь раскрытия соотношения истины и заблуждения в научном познании лежит в плоскости не формальной, а диалектической логики, исследующей реальный познава- тельный процесс.

Экскурсы в историю философии с целью уяснения любой философской проблемы всегда представляются интересными, ибо они нередко избавляют от необходн- мости заново изобретать велосипед. Много ценных мыс- лей находим мы у Гегеля, вклад которого в разрешение диалектики истины и заблуждения поистине неоценим и лишний раз свидетельствует об огромной заслуге ве- ликого мыслителя в разработке диалектической логики.

Гегель первым в истории философской мысли выявил несостоятельность метафизического противопоставления истины и заблуждения в исторически развивающемся знании, в развитии истины как процесса: «Противопо- ложность истинного и ложного так укоренилась в общем мнении, что последнее обычно ожидает или одобрения какой-либо имеющейся философской системы, или несо- гласия с ней, а при объяснении ее видит лишь либо то, либо другое. Общее мнение не столько понимает разли- чие философских систем как прогрессирующее развитие истины, сколько усматривает в различии только противо- речие. Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако их текучая природа делает их в то же время моментами органического един- ства, в котором они не только не противоречат друг другу, но один так же необходим, как и другой; и толь- ко эта одинаковая необходимость и составляет жизнь

43 Ведин Ю. П. Познание, истинность и правильность. Автореф. докт. дис. Л., 1975, с. 38. 4 См. Вахтомин Н. К. Генезис научного знания. М., 1973, с. 8.

31 [33] целого... Голый результат есть труп, оставивший позади себя тенденцию» 4.

На примере развития философии Гегель прежде всего подчеркивает, что проблему соотношения истин- ного и ложного (заблуждения) можно решить, лишь рассматривая знание как исторически развивающуюся целостную систему, понять содержание частей которой вне целого невозможно. Такое понимание проблемы дает возможность вскрыть несостоятельность представлений, когда одна часть целостного, исторически развивающе- гося знания, противопоставляется другой как истина и заблуждение.

С диалектической ‘точки зрения такой подход не пра- вомерен, потому что каждый из исторически пройден- ных этапов знания представляет собой не столько мета- физическую противоположность существующему, сколь- ко момент органически единого развивающегося знания. Именно текучая природа целого исключает метафизиче- ский подход при его рассмотрении. Что же имеет в виду Гегель, когда говорит об истине и заблуждении не как о противоположностях, а как о различиях в развиваю- щемся знании? То, что в истории познания представле- ние, нарекаемое недиалектическим мышлением как за- блуждение, на самом деле не есть заблуждение, — это эмбрион истины, процесс ее рождения, и потому посту- пательное развитие знания предстает перед диалекти- чески мыслящим исследователем не как чехарда за- блуждений, а как сложный процесс развертывания истин.

Истины кажутся заблуждениями из-за того, считает Гегель, что применяется неправильный прием определе- ния содержания знания, когда отдельные его моменты выдаются за само целое. «Всякое содержание, — пишет Гегель, — получает оправдание лишь как момент целого, вне же этого целого оно есть необоснованное предполо- жение, или субъективная достоверность» 46. Заблужде- ние, по мнению великого мыслителя, — это неправомер- ное превращение момента развивающейся истины в це- лое. И не случайно заблуждения в истории развиваю- щегося знания Гегель считает зародышами истины, на- зывает их «меньшими истинами», моментами истины.

45 Гегель. Соч. т. 1У. М. 1959, с. 2. 46 Гегель, Соч. т. 1. М.—Л., 1930, с. 32.

32 [34] Высказанные Гегелем положения не утратили акту- альности и в наше время в борьбе с агностицизмом и идеализмом.

В свете указанных идей Гегеля выявляется принци- пиальное отличие классической идеалистической филосо- фии от современных попыток реставрировать субъектив- ный идеализм берклианско-юмовского толка, попыток формально-логического, лингвистического препарирова- ция знания, выдаваемого за единственно возможную форму ее анализа. И в этом терминологическом манипу- лировании знанием, не имеющем решительно никакого отношения к истинному познанию сути явлений, состоят даже «моднейшие» попперовские и другие приемы, с помощью которых буржуазные философы вот уже мно- гие десятилетия пытаются, и все безуспешно, ответить на сложные вопросы теории познания.

Гегель, настойчиво подчеркивая принципиальную педопустимость метафизического противопоставления истины и заблуждения в исторически развивающемся знании, указывал вместе с тем и на их качественное от- личие, состоящее в том, что «ложное знание о чем-ни- будь означает неравенство знания с его субстанцией» “7 (т. е. неверное, искаженное отражение объекта субъек- том). И поскольку истина не есть одномоментно «отче- каненная монета, которая может быть дана в готовом виде» 48, процесс ее формирования в истории познания тесно переплетен с заблуждением. «...У кого-нибудь, — подчеркивал Гегель, — может возникнуть желание не обременять себя негативным как ложным, а требовать, чтобы его сразу подвели к истине; к чему связываться © тем, что ложно?.. Представления об этом больше всего рудняют доступ к истине» “9. Существенная особен- пость знания, по Гегелю, состоит в том, что в процессе ‹го развития происходит постоянное преодоление, сня- тие заблуждения 50.

Гегель последовательно проводит мысль, что в зна- ний есть относительно истинные моменты, которые и определяют направление его развития. Но каким же

41 Гегель. Со

48 Там же.

Там же.

30 См, Гегель. Соч., т. 1, с. 320.

м Оптимистически оценивая возможности человека в постиже- нии истины, Гегель подчеркивает, что «истина есть великое слово

801 33

-; т. ГУ, с. 20. [35] образом заблуждение существует в знании? По Гегелю, «неравенство знания» с субстанцией (т. е. заблуждение) «непосредственно находится в истинном, как таковом». При этом заблуждение, содержащееся в истинном зна- нии, лишь внешне соединено с ним. Истина и заблуж- дение «подобны маслу и воде, которые, не смешиваясь, только внешне соединены» ??.

Анализируя приведенные мысли, отметим, что в про- тивоположность предшествующей и современной ему философии Гегель выдвинул положение о том, что взаи- мосвязь истины и заблуждения можно выяснить лишь при рассмотрении истины как процесса. Этот историче- ский подход явился основой диалектического взгляда на процесс познания, что естественно привело Гегеля к выводу о недопустимости метафизического противопо- ставления истины и заблуждения, к мысли о том, что заблуждение, рассматриваемое в целостном движении знания, фактически является относительной истиной.

Эти плодотворные идеи Гегеля были восприняты марксизмом, который, как известно, понимает истину как процесс, как движение знания через относительные истины к истине абсолютной. Относительные истины знание содержит в своем развитии неизбежно. Это — не- обходимость исторически развивающегося знания. В

и еще более великий предмет. Если дух и душа человека еще здоро- вы, то у него при звуках этого слова должна выше вздыматься трудь» (там же, с. 40).

32 Гегель. Соч. т. 1, с. 20. Во второй главе, где анализируется соотношение заблуждения с другими категориями познания, мы покажем, что это внешнее соединение истины и заблуждения ха- рактерно для относительной истины. Отметим, что Ф. Энгельс, го- воря о категориях истины и заблуждения, вполне допускает нали- чие заблуждений именно в относительной истине (см. Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 92—93).

53 Но относительность знания не может являться основанием для смешения, отождествления истины с заблуждением, которое как раз и характерно для релятивистской теории познания, пропо- ведуемой позитивизмом. Так, на слова П. Дюгема, что «закон фи- зики, собственно говоря, не истинен и не ложен, а приблизителен», В И. Ленин замечает, что «в этом «а» есть уже начало фальши, начало стирания грани между теорией науки, приблизительн отражающей объект, т. е. приближающейся к объективной истине! и теорией произвольной, фантастической, чисто условной» (Ле. нин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 329). Критика В. И. Ленин: вполне применима и к современному позитивизму. К. Поппер, на. пример, отрицает истину науки на том основании, что она не яв-) ляется строгой, уточненной, по семантической теории Тарског

воно

34 [36] марксизме детально обосновано положение о том, что относительная истина всегда-отражает объект неполно, фрагментарно. Она нередко оценивает предмет исследо- вания лишь с одной стороны, за которой не виден прец- мет как целое. Однако особенность познания состоит в том, что на каждом конкретно-историческом этапе его развития неполное, относительное знание, в котором предмет еще не постигнут как конкретная целостность, подчас выдается за целое, абсолютное знание, т. е. относительная истина выдается за абсолютную. Именно в этом и состоит гносеологическая основа заблуждения.

Поскольку в истории познания, да и в современной науке, относительные истины часто поспешно принима- ются за абсолютные, существование заблуждений ‘в знании вполне объяснимо. Почему же становится воз- можным превращение относительных истин в абсолют- ные?

В последующих главах. мы достаточно обстоятельно проанализируем ограниченность конкретно-исторических зпаний и практики, а также роль абсолютизации отдель- ных моментов процесса познания как условий, благо- приятствующих возникновению заблуждения в научном познании. Здесь отметим лишь следующее. Наличные зпания и практика являются необходимой основой далъ- нейшего развития познания, постижения истины. При этом, чем выше данный уровень развития знания и практики, тем значительнее достижения в познаватель- пой деятельности. Однако этот процесс сложен и содер- жит в себе единство противоположностей: возможность приращения знания, получения новой истины и вместе с тем в связи с ограниченностью конкретно-исторической практики возможность возникновения заблуждения. Это обусловлено противоречивостью практики как критерия истинности. С одной стороны, с помощью практики мы с достаточной степенью определенности можем отделить истину от заблуждения, а с другой — в силу ее конкрет- но-исторической ограниченности часть относительных истин принимается за абсолютные, что обнаруживается,

(Роррег К. ОШесНуе КпозЛедве. Ох!ог, 1972, р. 52), который требует жесткого противопоставления истины и заблуждения, исклю- чающего понятие приблизительности истины. И поскольку в науке ист надлежащей строгости, понятие истины вообще к ней неприме- иимо (см. Тарский А. Истина и доказательство. — «Вопросы фило- софии», 1972, № 8, с. 140)

35 [37] как увидим дальше, далеко не сразу. К тому же и прак- тика субъекта может быть разной, и, к примеру, в пре- делах узкопрагматического отношения частичная, не- полная истина и впрямь может показаться исчерпываю- щей, т. е. обрести видимость истины безусловной, абсо- лютной.

Важным моментом развития общественно-историче- ского процесса познания являются постановка и разре- шение научной проблемы. Известно, что научная проб- лема возникает в конечном счете как конкретно-истори- чески обусловленный запрос, социальный заказ обще- ства на знание сущности объекта, необходимого для осуществления предметно-практической и теоретической деятельности.

В ходе разрешения конкретной научной проблемы возникает поисковая ситуация, один из моментов кото- рой состоит в том, что для обнаружения сущности ис- комого объекта мысль должна двигаться от незнания к знанию. Однако это движение мысли противоречиво в своей сущности. С одной стороны, поиск предопреде- ляется неизвестным, с другой — познание неизбежно отталкивается от уже установившегося, известного зна- ния. Этот факт был отмечен еще Гегелем: «Можно ска- зать, что познание начинается вообще с чего-то такого, что неизвестно, ибо с тем, что нам уже знакомо, нечего знакомиться. Но верно и обратное: познание начинает- ся с известного; это — тавтологическое предложение: то, с чего оно начинает, то, следовательно, что оно действи- тельно познает, есть именно благодаря этому нечто из- вестное; то, что еще не познано и должно быть познано лишь впоследствии, есть еще нечто неизвестное. По- стольку мы должны сказать, что познание, если только оно уже началось, всегда движется от известного к неизвестному» 54.

Разрешение противоречия процесса научного позна- ния, осуществляющееся в движении мысли от уже из- вестного к неизвестному, глубоко диалектично. В этом процессе уже с самого начала заложена возможность переплетений истины и заблуждения. Это обусловлено тем, что применение известного знания к неизвестному объекту преследует цель получить истину, а вместо этого нередко возникает заблуждение. И избежать

5* Гегель. Соч., т. УТ. М., 1939, с. 252. 36 [38] этого противоречия невозможно, так как человечество не знает иного пути получения нового знания.

Эта трудность неразрешима с точки зрения недиа- лектического мышления, отождествляющего знание вообще с наличным, догматизированным его уровнем. Диалектическое мышление при разрешении этого проти- воречия предполагает вполне допустимым и возможным выход за пределы наличного знания, считает правомер- ным не ограничиваться «рамкамн уже имеющихся за- претов, т. е. ..мыслить либо о том же (т.е. об уже известном), но по-другому, либо совсем не о том, о чем раньше...» 55. Ученым, делающим научные открытия, необходимо переступать границу наличного знания, что всегда с точки зрения догматизма кажется парадоксаль- НЫМ.

Средством перехода от известного к неизвестному при разрешении научной проблемы является гипотеза. В отличие от догадки она, как известно, характеризуег- ся тем, что выдвигается на основе учета имеющихся фактов, знания о них. Вместе с тем гипотеза должна содержать в себе возможность приращения знания, ис- пользуемого для объяснения исследуемого объекта. Для разрешения научной проблемы выдвигается иногда не- сколько, а порой много гипотез. Количество их зависит от сложности проблемы и ее разработанности, специфи- ки объекта, уровня развития конкретно-исторического знания и практики, определяющих` степень трудности исследования.

Гипотеза характеризуется тем, что до тех пор, пока она не обрела статуса теории, о ней нельзя сказать, является ли она истиной или заблуждением. Именно благодаря тому, что гипотеза выдвигается с целью объ- яснения явлений, необъяснимых на основе старой тео- рни, она играет исключительно важную роль в разви- тии научного познания и выступает, по словам Ф. Эн- гельса, формой развития мыслящего естествознания.

В удачно завершенном научном поиске всегда обна- руживается, что из множества выдвигавшихся гипотез лишь одна оказывается истиной, а остальные заблужде- ниями. В самом деле, заблуждения, являющиеся непод- твердившимися гипотезами, есть результат абсолютиза-

$5 Жариков Е. С. Методологический анализ возможностей опти- мизации научного творчества. Киев, 1968, с. 19.

37 [39] ции относительных моментов знания, принятия их за полное, исчерпывающее знание об объекте. Ошибочными оказываются именно те суждения, которые односторон- не, фрагментарно отражают объект, но принимаются за исчерпывающее знание о нем. В случаях же, когда ис- следователю удается выдвинуть гипотезу, всесторонне учитывающую особенности объекта, взятого в целостно- сти, конкретности, как единство многообразного, она оказывается истиной.

Положительный результат поисковой научной дея- тельности определяется не только степенью одаренности ученого, его достаточной компетентностью в исследуе- мой области, что, вообще говоря, является необходимой предпосылкой успеха, но и рядом объективных факто- ров, от субъекта не зависящих: наличным уровнем знания, степенью разработанности проблемы, инстру- ментальными средствами исследования и т. д., которые в итоге определяют и количество выдвигаемых гипотез. Здесь важно отметить следующее: поскольку предме- том поисковой деятельности выступают мало или совсем неизученные объекты, их исследование разворачивается по общим законам движения познания от абстрактного к конкретному, и потому первые суждения об объекте за- частую оказываются заблуждениями, так как первич- ные частные определения, отражающие лишь отдельные стороны объекта, нередко выдаются за целостное зна- ние о нем.

В связи с наличием заблуждений в научном поиске естественно возникает вопрос: какова их роль в научном познании? Активизируют ли они поиск истины или, наоборот, выступают факторами, препятствующими по- стижению истины?

Следует отметить, что заблуждения затрудняют и не могут не затруднять постижение истины. Если субъект в поисковой деятельности руководствуется ложной иде- ей, нет сомнения в том, что он не сможет достичь поло- жительного успеха, ибо, как отмечал Маркс, «не только результат исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным» 56. Маркс говорит: «должен быть», но это еще не означает, что путь исследования всегда свободен от ошибок и заблуждений. Наоборот,

= Маркс К. Энгельс Ф. Соч. т. 1, с. 7.

38 [40] реальный научный поиск свидетельствует о том, что в нем присутствуют ошибки и заблуждения.

С одной стороны, заблуждение не является внутрен- не необходимым, неизбежным условием процесса пости- жения истины. Постижение истины вполне возможно (и уж, конечно, желательно) без ошибок и заблуждений".

С другой стороны, сложность, противоречивость про- цесса постижения истины связаны с возможностью возникновения заблуждений в научном поиске. «Спра- ведливо считают, что наука — храм истины, — пишет Г. Добров. — Тем не менее ученые не застрахованы от неудач и ошибок» 58.

Следовательно, можно сделать вывод, что заблужде- ние, не являясь внутренне необходимым моментом по- иска истины, ее развития как процесса, в то же время нередко сопутствует поисковой деятельности. Недаром говорят: на ошибках учатся, учатся в том смысле, что ошибки и заблуждения, возникающие в научном поиске, являются одной из форм выражения поисковой деятель- ности. Понимая заблуждение именно в этом узком смыс- ле, выдающиеся ученые придавали определенную роль и нерезультативной научно-поисковой деятельности, так как она хотя и не непосредственно, но все-таки способ- ствует приближению знания к истине.

Так, К. А. Тимирязев писал, что «гипотеза, даже ложная, приносит свою долю пользы: в случае ее опро- вержения остается одним возможным объяснением ме- нее, ограничивается число остающихся объяснений, су- живается круг, приближающий нас к единственному центру —к истине» 59. Д. И. Менделеев замечал, что «лучше держаться такой гипотезы, которая может ока- заться со временем неверною, чем никакой. Гипотезы облегчают и делают правильною научную работу — отыскание истины, как плуг земледельца облегчает вы- ращивание полезных растений» 6%. В приведенных выска-

$7 Мы не можем согласиться с мнением Э. М. Чудинова, что заблуждения «являются необходимым элементом научного позна- ция с точки зрения внутренней логики его развития» (Чуди- нов Э. М. Природа научной истины. М., 1977, с. 292), и тем более с утверждением, что заблуждения «возникают и в том случае, ког- да путь, избранный ученым, правилен» (там же). от. Добров Г Эффективность поиска. — «Правда», 5 января 1976 г.

53 Тимирязев К. А. Соч. т. И. М. 1937, с. 31.

® Менделеев Д. И. Основы химии, т. 1. М.-Л. 1947, с. 151.

39 [41] зываниях оценивается положительная роль неподтвер- днвшихся гипотез, которые, являясь по существу за- блуждениями, тем не менее способствуют научному поиску.

Сказанное о гипотезах относится в не меньшей мере и к мнимым проблемам науки. Мнимую проблему опре- деляют как проблему, разрешение которой в силу не- созревших для этого условий считают делом отдаленного будущего или полагают, что ее разрешение припципи- ально противоречит познавательным возможностям об- щества. Примерами мнимых проблем являются попыт- ки создать вечный двигатель, доказать идею бессмертия человека, рассчитать системы, передвигающиеся со ско- ростью, превышающей световую. Подобные проблемы выглядят заблуждениями, однако в обращении с ними, как пишет Е. С. Жариков, «требуется величайшая осто- рожность, т. к. даже эти... проблемы не совсем беспо- лезны. Во-первых, они, пока их неразрешимость не установлена, выполняют функцию средства, организую- щего научное исследование; во-вторых, попытки их раз- решения выводят ученого к тем сферам неизвестного, фиксация которых позволяет поставить реальные проб- лемы (характерный случай нахождения реальной проб: лемы в том именно и состоит, что они ставятся на базе определения невозможности решения мнимых проблем); в-третьих, мы, попросту говоря, слишком мало знаем о мире, чтобы представить себе окончательно и его воз- можности, и наши способности его постичь. Последую- щее развитие познания может настолько изменить наши представления о своих возможностях и объективном мире, что при некоторых ограничениях проблему, ранее признанную за мнимую, можно разрешить в каких-либо частных отношениях». И далее он заключает, что «ценность мнимых проблем противоречива. Если реаль- ные проблемы полезны по своей сути, то полезность мнимых проблем заключается в тех возможностях, ко- торые ими создаются» 62

8 Жариков Е. С. Методологический анализ возможностей оп- тимизации научного творчества, с. 76—77 (курсив мой. — Л. 3.).

62 Там же, с. 77. О роли мнимых проблем еще раньше анало- гичные мысли были высказаны И. И. Мочаловым (см. Моча- лов И. И. Мчимые проблемы науки. -- «Вопросы философии», 1966, №.

40 [42] Соображения Е. С. Жарикова и И. И. Мочалова представляются нам правильными. В самом деле, при односторонней негативной оценке заблуждений, как и «мнимых проблем», совершенно непонятно, во-первых, почему они имеют место в науке и, во-вторых, — и это, пожалуй, главное — какова их роль в познавательном процессе. Нельзя не согласиться с указанными авторами в том, что мнимые проблемы науки, как и заблуждения, возникают в процессе развития самой науки и что в связи с этим они, конечно, играют определенную роль в ее развитии. Характеристика подлинной роли «мнимых проблем», как справедливо отмечают Жариков и Моча- лов, свидетельствует о том, что надо чрезвычайно осто- рожно обращаться со словом «мнимые», затасканным позитивистами, которые с помощью этого слова пытают- ся дискредитировать вообще все проблемы науки, объявляемые ими в принципе неразрешимыми.

Истина и заблуждение сосуществуют на всем протя- жении процесса познания. ‘Следует считать неверным представление процесса познания в линейном изображе- нии, когда, исходя из одной точки (незнания), мышление в одном направлении будто бы движется лишь к истине, все более и более освобождаясь от заблужде- ний, приобретая характер абсолютной истины. Линейное изображение познавательного процесса искажает его в том отношении, что представляет его односторонне — лишь как непрерывный процесс. В самом же деле по- знание есть единство непрерывного и прерывного. Ведь бесконечный познавательный процесс слагается, как правило, из решения вполне конкретных, конечных по- знавательных задач и проблем.

Для анализа соотношения между истиной и заблуж- дением в научном познании, видимо, более соответствует действительности не линейное движение познания, а движение, изображенное в виде спирали. Именно в этом случае представляется возможным проследить диалек- тику соотношения основных моментов познания. Реше- ние определенной научной проблемы, реализуемой в кон- кретном научном поиске, означает преодоление, снятие конкретного заблуждения. И в этом смысле на каждом витке спирали познания разрешается противоречие между истиной и заблуждением (заблуждение преодо- левается, снимается), а также между отсутствием внут- ренней необходимости заблуждений в процессе иахож-

41 [43] дения истины и фактическим наличием их в научном поиске.

Снятие заблуждения — процесс глубоко диалектиче- ский. Его преодоление означает, что познание поднялось на следующий, более высокий виток спирали развития знания. Но означает ли это, что заблуждений не будет на новом витке познавательного процесса? Конечно, нет. На новом уровне развития возникают новые познава- тельные задачи, ставятся новые проблемы, разрешение которых может снова оказаться связанным с заблужде- ниями. Можно сказать, что заблуждения снимаются в ходе конкретного научного поиска, в решении конкрет- ной научной проблемы. По отношению же к познанию в целом, как историческому процессу, более правильно утверждение, что они снимаются и не снимаются, точ- нее, одни из них снимаются, но могут возникнуть другие.

В самом деле, если взять развитие учения о горении в историческом аспекте, то можно увидеть следующее. В ХУШ — начале Х[Х в. горение объяснялось как выде- ление из тела особого вещества — флогистона. Выявле- ние роли кислорода в процессе горения обнаружило несостоятельность флогистонной теории. Это научное от- крытие означало, что учение о горении поднялось на более высокую ступень своего развития. Но оказалось ли оно свободным от заблуждений? Конечно, нет. Диа- лектика этого процесса состоит как раз в том, что, осво- бодившись от прежнего заблуждения, учение о горении не разрешило других, возникших на новом уровне иссле- дования этого явления проблем, по поводу которых вы- сказаны десятки гипотез. Из этих последних многие будут со временем отнесены к заблуждениям.

Аналогично обстоит дело и с развитием представле- ний о строении и структуре атома и его ядра. Наверное, ни один физик в мире не станет отрицать, что, несмотря на колоссальные достижения современной физики атома и ядра, на несомненное обогащение знаний в этой об- ласти, вместе с тем неизмеримо расширилась и сфера научных поисков. «Мы никогда не должны забывать (история наук это доказывает), — писал Луи де Бройль, — что каждый успех нашего познания ставит больше проблем, чем решает, и что... каждая новая от- крытая земля позволяет предполагать о существовании еще неизвестных нам необъятных континентов» 63. Увели-

63 Бройль Л. По тропам науки. М., 1962, с. 317. 42 [44] чение числа проблем, несомненно, расширяет сферу поис- ков и, следовательно, возможность заблуждений. Но одновременно с этим возрастает возможность открытия истины (носящей относительный характер). Именно благодаря бурному развитию знания, постоянному воз- пикновению новых проблем возрастает доля вероятного знания. «Мы редко можем сказать, — писал К. Мэтта, — что такая-то геологическая теория полностью неверна или полностью верна; различные серые оттенки встре- чаются гораздо чаще в геологии, чем просто белое или просто черное» 64. Вместе с тем в вероятностном, отно- сительном знанни все больше и больше накапливается зерен абсолютной истины.

Одним из моментов соотношения истины и заблуж- дения в научном познании, имеющем общественно-исто- рическую обусловленность, является то, что в истори- ческом процессе развития знания заблуждение не про- тивостоит истине в такой степени, как незнание.

Если мы возьмем случаи заблуждений, то убедимся в справедливости сказанного. Географический детерми- низм в социологии, объяснение всех социальных явлений природной средой, является несомненно заблуждением, но вместе с тем этот способ объяснения общественных явлений содержит элементы объективной истины, он исторически прогрессивен, поскольку вопреки господст- вовавшим идеалистическим и религиозным предрассуд- кам стремится дать материалистическое истолкование общественной жизни. И кроме того, географические факторы действительно играют известную роль в разви- тии общества, хотя и не определяющую.

Чем же обусловлена недопустимость такого резкого противопоставления истины и заблуждения в историче- ски развивающемся знании?

При формально-логическом подходе к анализу содер- жания знания ответ однозначен: либо истина, либо заблуждение. Диалектический подход к знанию выявля- ет переливы, переходы между этими категориями. Тут нет и не может быть односложного ответа по типу: да- да, нет-нет. С диалектической точки зрения в истинном есть моменты заблуждения, в заблуждении — моменты истины.

& МаНег К. Етог п беоюву. — /азтош /. Тве З№огу оЁ Нитап Вог, р. 65.

43 [45] Истина и заблуждение являются контрарными категориями гносеологии. Истина - это соответствующее объекту представление субъекта о нем, тогда как заблуждение есть представление субъекта, не соответствующее объекту. Хотя названные формулы сами по себе просты и ни у кого не вызывают сомнения, однако при ближайшем анализе эти категории предстают как чрезвычайно текучие.

Заглянем прежде в царство истины. Оказывается, в нем далеко не все расположено в строгом порядке. Дело в том, что масса положений, являющихся истинами, содержит заблуждения, отдельные ошибочные стороны, т. е. недостаточно точно, лишь приблизительно отражает объект (к примеру, современные представления о структуре ядра атома либо представления современной медицины о таком заболевании, как рак). Спрашивается: куда отнести такие представления? К заблуждениям? Нет, ибо в них есть истинные моменты. К абсолютным истинам? Нет, ибо в них есть моменты заблуждения. Очевидно, эти представления являются относительными истинами.

Заблуждения, возникающие в научном познании, также нельзя безоговорочно отнести к абсолютным заблуждениям, поскольку они нередко содержат моменты объективной истины. Такие представления являются относительными заблуждениями, фактически играющими роль относительных истин в истории познания. Вот почему, по нашему представлению, нет оснований для резкого противопоставления истины и заблуждения, если знание рассматривать как исторически развивающийся процесс постижения человечеством абсолютной истины. Термин «относительное заблуждение» принадлежит Ф. Энгельсу, который пишет: «...суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, —в ряде относительных заблуждений»^65.

Заметим кстати, что под покровом относительных заблуждений в истории развивающегося знания в большинстве случаев проглядывает, растет, мужает и крепнет истина, и этот факт объясняет объективное существование такой важной закономерности в развитии знания, как преемственность.

65 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 87. [46] Естественно наследуется положительное содержание, а не заблуждения, наличествующие в прежних теориях. Но из-за того, что в истории развивающегося знания заблуждения могут содержать момент истины, вовсе не следует, что они тождественны. В связи с этим мы не можем согласиться с тем, что, например, суждение «атом неделим» являлось будто бы истинным в то время, когда наука не располагала необходимыми средствами для расщепления атома. Это положение является всё- таки заблуждением, так как оно не соответствовало и и не соответствует действительности. И в то же время представление об атоме как неделимой частице в составе атомистической гипотезы строения материи выступало в качестве относительной истины, поскольку было переплетено с относительно верным представлением о том, что все многообразие предметов и явлений обусловлено сочетанием объективно существующих атомов.

И наконец, специально отметим, что истина и заблуждение в познании соотносительны, что при определенных условиях они переходят друг в друга. «Истина и заблуждение, — пишет в связи с этим Ф. Энгельс, — подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области... А если мы попытаемся применять эту противоположность вне пределов указанной области как абсолютную; то мы уже совсем потерпим фиаско: оба полюса противоположности превратятся каждый в свою противоположность, т. е. истина станет заблуждением, заблуждение — истиной»^66. И Энгельс показывает правомерность сказанного на примере закона Бойля, истинность которого имеет место лишь до момента превращения газа в капельно-жидкое состояние, после чего закон Бойля становится неприменимым.

Таким образом, диалектико-материалистическая точка зрения на процесс познания состоит в том, что он внутренне противоречив и одним из таких противоречий является отношение истины и заблуждения. Постижение истины, как мы видели, связано с возможностью возникновения заблуждения, и это объясняется отчасти тем, что отражение не может быть абсолютно точным, абсолютно адекватным. «Совпадение мысли с объектом, —

66 Там же, с. 92. [47] писал В. И. Ленин, — есть процесс: мысль (=человек) не должна представлять себе истину в виде мертвого покоя, в виде простой картины (образа), бледного (тусклого), без стремления, без движения, точно гения, точно число, точно абстрактную мысль»^67. Это совпадение мысли с объектом реализуется в ходе общественно-исторической практики, и, чтобы его изучить, необходимо исследование процесса научного познания, конкретного научного поиска.

Достаточно полная история научных поисков, приведших к значительным открытиям, убедительно показала бы, что наука не склад обездвиженных и классифицированных фактов, как это представляется в некоторых направлениях неопозитивизма. Она — живой организм, в котором непрестанно что-то зарождается, растет и расцветает, что-то завершает свой долгий или короткий (в зависимости от обстоятельств) век и погибает, выбрасываемое из науки, подобно отработанному шлаку, представленному заблуждениями в виде неподтвердившихся идей, гипотез, догадок, домыслов, унесших в пучину забвения трагедию несбывшихся надежд, разочарований поиска, бесплодность титанических усилий мысли.

Но бесплодность ли? Было бы большим упрощением и ошибкой забвение того неоспоримого факта, что подчас именно ценой этих титанических усилий мысли, далеко не всегда результативных, бывают обретены идеи, питающие древо истины. Поэтому подлинно научная картина процесса познания, любого научного поиска должна отражать не только его успехи, но и трудности познания. Обобщенным выражением этих процессов и являются диалектические категории «истина» и «заблуждение», взаимно предполагающие и взаимно исключающие друг друга.

Но их диалектическая взаимообусловленность не столь очевидна, как их абстрактная контрарность, легко и просто констатируемая на уровне обыденного мышления представителями неопозитивизма, фиксирующими вечную противоположность истины и заблуждения. При таком подходе наличие заблуждений в процессе познания констатируется не более^68. Но с диалектической

67 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 176—177.

68 На эту особенность позитивистского подхода к истине и [48] точки зрения главное заключается не в том, чтобы отмечать этот факт, а в том, чтобы показать, как заблуждения возникают и каково их место в познавательном процессе.

Многовековая история развития науки убеждает, что заблуждения — один из моментов ее развития, одна из возможных форм движения мысли на пути к истине^69. Для иллюстрации сказанного обратимся к анализу конкретного материала из истории науки.

Алхимия — классическое заблуждение. Недаром средневековый алхимик был излюбленным героем для авторов многих сатирических произведений, высмеивающих бесплодность манипуляций алхимиков с веществами. Такой остается алхимия и в представлении многих современников. Однако алхимия не просто заблуждение — она относительное заблуждение. И именно в форме алхимии происходило становление подлинной науки — химии^70. Осуществляя заветную мечту по превращению неблагородных металлов в благородные, алхимики в неутомимых поисках всесильного средства ‘превращения веществ — «философского камня» (несомненное заблуждение!) — открыли свойства многих элементов, знание которых заложило основы действительной науки — химии. Да и сама идея превращения элементов получила блестящее подтверждение на основе современного эксперимента.

Теория флогистона, неадекватно характеризуя процесс горения, тем не менее внесла много положительного в исследование химических явлений. Более того, как подчеркивает Ф. Энгельс, химия «освободилась от алхимии посредством флогистонной теории»^71.

Аналогично обстоит дело и с другим известным заблуждением — астрологией. Преследуя иллюзорную цель — предугадывать судьбы людей по расположению звезд и планет, астрологи в прошлом провели немало интересных наблюдений над звездами и планетами,

заблуждению указывает Е. А. Мамчур (см. Мамчур Е. А. Проблема выбора теории. М., 1975, с. 29).

69 Говоря о роли ошибок и заблуждений в познании, Н. П. Дубинин справедливо замечает, что они «промежуточный шаг к истине» (см. Дубинин Н. П. Воспитание таланта. — «Неделя», № 31, 2—8 августа 1976 г., с. 14).

70 Ф. Энгельс подчеркивает, что алхимия была первоначальной формой химии (см. Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 501).

71 Там же, с. 348. [49] результаты которых вошли в качестве научных фактов в развивающуюся подлинную науку — астрономию.

Приведем более близкие нам по времени примеры. Эфир как специальная среда, наделенная учеными необычайными свойствами (тверже стали и в то же время необыкновенно упруга), выполнял гипотетическую роль распространителя электромагнитных волн. Представления о нем господствовали с 60-х годов ХХ до начала ХХ в. Теория эфира была классическим заблуждением ХХ в., аналогичным заблуждениям о флогистоне и теплороде, господствовавшим в ХIII в. Однако это не помешало Максвеллу дать математически точную теорию электромагнетизма, исходя из представлений об эфире как механическом носителе электрических и магнитных явлений. Теория эфира объясняла все оптические явления. Ложная идея об абсолютной скорости Земли побуждала к постановке экспериментов, тем самым косвенно способствуя созданию теории относительности. Перечисление таких примеров можно было бы продолжить.

При этом следует заметить, что успехи науки на основе подобных относительных заблуждений были достигнуты не благодаря заблуждениям самим по себе, а потому, что в заблуждениях наличествовали «зерна» истины. Так, в приведенных примерах позитивная роль алхимии заключалась, как отмечали, в открытии действительных свойств элементов и в идее возможности их превращения; астрологи сделали вклад в науку, описывая движения звезд и планет и т. д., — т. е. положительный вклад в науку они сделали не как алхимики и астрологи, а как химики и астрономы. Этот позитивный вклад в науку объективно был сделан не благодаря заблуждениям, а вопреки им^72.

Приведенные примеры с достаточной убедительностью показывают, что заблуждения в истории познания выступали как форма развития истины. Однако уместно

72 Мы не можем согласиться с утверждениями, что будто бы исключение заблуждения из научного знания «делает само познание невозможным» (Чудинов Э. М. Природа научной истины, с. 290) и что «заблуждения были не иррациональным началом в познании... а, наоборот, необходимой ступенькой, опираясь на которую наука приближалась к истине» (там же, с. 293). Но в истории философии уже была выявлена несостоятельность такого мнения. Еще Р. Бэкон справедливо подметил, что «истинное не доказывается ложным» (см. Антология мировой философии, т. 1, ч. 2, с. 870). [50] предостеречь от возможной их переоценки и подчеркнуть еще раз, что формой развития истины заблуждения выступают лишь на ранних этапах процесса постижения истины в определенных областях знания, при исторически ограниченных средствах познания и практики. Придерживаться заблуждений, после того как установлена их несостоятельность, — значит тормозить развитие науки, отбрасывать ее на пройденные этапы. Равно нельзя переоценивать роль заблуждений и на начальных этапах развертывания знания. Выполняя определенную роль, заблуждения в то же время и негативны: являясь все- таки неадекватной формой развития знания, они, если от них вовремя не отказаться, неизбежно обусловливают целую серию ошибок, препятствующих постижению истины. Кроме того, заблуждения нередко формируют предрассудки и консерватизм в науке.

В заключение отметим, что мы смогли проанализировать лишь отдельные моменты взаимоотношений истины и заблуждения в познании, дающие некоторое представление о неисследованной пока еще категории заблуждения. Предстоит еще много сделать в этом вопросе исходя из анализа закономерностей развития науки.

Подчеркнем, что, хотя общий интеллектуальный потенциал науки нашего времени коренным образом изменился, так как за последние десятилетия произошли качественные сдвиги в основаниях науки (неклассические теории, теория относительности, квантовая теория, кибернетика и т. д.), в научном поиске в полной мере действуют общие закономерности движения познания на пути к истине, одним из моментов которого является возможность возникновения заблуждений в научном поиске, хотя характер заблуждений в значительной степени изменился^73.

Современный уровень развития науки по грандиозности масштабов исследований, многообразию поставленных проблем, обилию выдвигаемых идей, предположений, догадок, гипотез не идет ни в какое сравнение с уровнем предшествующих этапов ее развития. Все более глубокое проникновение в сущность вещей и явлений связано с немалыми поисковыми трудностями, выражением которых является бурный процесс смены гипотез, догадок, представлений, нередко бытующих в науке в

73 См. главу III данной книги [51] качестве заблуждений. Для современного уровня развития знания характерна непрерывная борьба мнений, уточнение и оттачивание теорий, взглядов и представлений.

Показательна в этом отношении ситуация, например, в современной астрофизике. «Серьезные трудности истолкования нестационарных явлений во Вселенной, качественно отличных от всего, с чем астрофизика имела дело раньше, — пишут В. А. Амбарцумян и В. В. Казютинский, — создали крайне противоречивую ситуацию. Это подлинная «драма идей», которая характеризуется острой борьбой конкурирующих теорий, гипотез, концепций, быстрой сменой теоретических представлений. «Время жизни» многих из них в силу непримиримых противоречий с фактами часто не превышает нескольких месяцев (а есть и такие теории, которые успевают погибнуть раньше, чем статьи с их изложением выходят из печати)»^74. Естественно, что многие из высказываемых положений оказываются заблуждениями, и, хотя в других науках число гипотез и предположений не так велико да и сменяются они не столь часто, общая картина развития современного научного знания подмечена авторами верно.

Конкретный научный поиск, ставящий целью открытие истины, связан с вероятностью ее нахождения, поскольку ситуация складывается далеко не всегда в пользу удачных решений. Для более обстоятельного исследования источников заблуждений в научном познании необходимо выяснить их категориальное содержание.

74 Амбарцумян В. А, Казютинский В. В. Методологические проблемы астрофизики, — «Вопросы философии», 1973, № 3, с. 99. [52] ГЛАВА II

ПРИРОДА ЗАБЛУЖДЕНИЯ В НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ

...Кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя «натыкаться» на эти общие вопросы.

В. И. ЛЕНИН

Известно, что наиболее характерной чертой идеалистической гносеологии является игнорирование общественно-исторической обусловленности процесса познания, процесса постижения истины. Познание представляется в буржуазной философии чаше всего как исключительно индивидуальный, субъективный акт, целиком и полностью обусловленный особенностями индивида. Столь же обособленными, сугубо личностными выглядят в трактовке идеалистической гносеологии и заблуждения.

При характеристике заблуждений, возникающих в научном познании, наиболее часто встречаются три вида редукционизма, игнорирующие его подлинную природу: биологический, психологический и формально-логический^1. Анализ и критика этих представлений являются необходимой предпосылкой для уяснения реального категориального содержания заблуждений в научном познании.

1 Два из них (биологический и психологический) представляют «натуралистический» подход к заблуждениям, согласно которому заблуждения будто бы исчерпывающе объясняются естественной природой человека. [53] 1. Натуралистический (биологический, психологический ) и формально-логический подходы к заблуждению

Биологический подход к проблеме заблуждения выражается в попытке объяснить источники заблуждений в познании исходя из биологической организации индивида. Эта точка зрения нашла распространение прежде всего в школах субъективного идеализма.

Еще Авенариус считал, что истина и заблуждение суть биологические явления. Эта линия была продолжена Махом, полагавшим, что различия между человеком и животными есть различия не качественные, а только количественные. Мах отождествлял способы человеческого познания мира с биологическими реакциями всего живого. Видя отличие истины от заблуждения в полезности или вреде реакции для организма^2, он считал, что, так же как человек, заблуждаются пауки, бабочки, лягушки.

В 20-х годах и позже в капиталистических странах предпринимаются многочисленные попытки решения проблем познания, в том числе и проблемы заблуждения, с бихевиористских позиций. Американский психолог Торндайк, экспериментируя на животных, пришел к выводу, что в затруднительных ситуациях они находят верное решение методом проб и ошибок. Это положение было механически перенесено в теорию познания для решения проблемы заблуждения. Типичной в этом отношении является статья В. Пилсбари «Испытание и заблуждение — законы умственных операций». Ссылаясь на опыты Торндайка и его последователей над кошками и другими животными, Пилсбари находит, что и в основе познавательного процесса человека лежит также метод проб и ошибок, поскольку «самые сложные умственные операции показывают их (проб и ошибок. — П. 3.) присутствие», и потому «большое число умственных явлений может быть разделено на целые группы, которые приближаются к явлениям эволюции и способам дрессировки животных»^3.

2 См. Мах Э. Познание и заблуждение. М. 1909, с. 115, 121 и др.

3 Pilsbury W. L'eprouve et l'erreur lois des operations mentales.- "Revue philosophique de la France de l'etranger" , 1923, N 9, p. 208 [54] Метод проб и ошибок, вполне подходящий для описания поведения животных, но абсолютно, как нам представляется, непригодный в гносеологии, по сей день применяется позитивистами для объяснения социальных по своей сути проблем поисковой деятельности человека^4.

Огромные экспериментальные и теоретические успехи физиологии высшей нервной деятельности в нашей стране в 30-х годах и позже оказали определенное воздействие на некоторых философов-марксистов, пытавшихся на основе физиологических закономерностей объяснить заблуждения в знании. Так, при верной в целом постановке проблемы заблуждения А. Киселинчев в 50-х годах писал: «..чтобы получить полное и точное представление о физиологических процессах и условиях, лежащих в основе ошибочного познания, нужно учесть главным образом и в первую очередь нарушения в динамическом взаимодействии между первой и второй сигнальными системами. В них необходимо искать конкретную нейродинамическую основу ошибок и заблуждений в познании: ошибочных представлений, понятий и идей как обыкновенного человека, так и человека науки» 5. Еще дальше по пути биологизации заблуждений в познании предлагает идти Ф. Георгиев, считающий Киселинчева недостаточно последовательным, поскольку при исследовании проблем познания «нельзя не считаться с фактором действия других закономерностей, которым подчиняется высшая нервная деятельность...» 6 Вполне солидарен с этими авторами и Ф. А. Селиванов, утверждающий, что ««следы», одновременные воздействия на мозг, особенности нервных процессов данного человека — вот источник ошибок и заблуждений» 7.

4 Popper K. Objective Knowedge, p. 15—17, 21, 24—57, 63, 67, 70, 96, 203, 245, 253.

5 Киселинчев А. Марксистско-ленинская теория отражения и учение И. П. Павлова о высшей нервной деятельности, с. 297.

6 См. там же, с. 15.

7 Селиванов Ф. А. Заблуждения и пороки, с. 48. Следует заметить, что в истории науки наблюдаются систематические попытки объяснять познавательную деятельность человека новейшими открытиями в естественных науках. Расцвету классической механики соответствуют попытки приложения ее законов для объяснения познавательного процесса. Становление и развитие химии сопровождалось попытками применения ее законов к изучению интеллекта. Выдающиеся успехи физиологии высшей нервной деятельности [55] Конечно, было бы неправомерным игнорирование роли биологической организации субъекта, отрицание, к примеру, положения о мозге как органе мысли, данных о работе органов чувств и нервной системы, безусловно накладывающих отпечаток на характер и особенности отражения действительности человеком. Однако не биологическим уровнем организации человека определяются успехи и неудачи в познавательной деятельности. Глубоко заблуждались Мах и его последователи, когда, исходя из естественной ограниченности органов чувств, непосредственно не воспринимающих атомов, делали агностические и идеалистические выводы — отрицали реальное существование атомов. Биология не должна и не может претендовать на решение проблем гносеологии, и в частности объяснять заблуждения, возникающие в познании, лишь биологическими факторами. Бессмысленны, например, попытки объяснять физиологическими особенностями мозга, нервной системы или органов чувств людей ХVII—ХIII вв. такие заблуждения, как теория теплорода, или представления об «археях» и «психеях», якобы «ведающих» психическими явлениями.

Современная наука достаточно обстоятельно выяснила вопрос о соотношении биологического и социального факторов в деятельности человека. Н. П. Дубинин подчеркивает, что «биологические особенности каждого отдельного человека серьезно влияют на процесс формирования и на свойства его личности в целом и таких ее свойств, как одаренность, эмоциональность, физическое здоровье и т. д. Однако это влияние биологического создает только фон, воздействует па степень интенсивности тех или иных черт личности; оно не касается качественных сторон содержания сознания, которые определяются участием человека в социально-историческом процессе»^8. Оценивая далее роль биологического, психологического и социального в формировании способностей человека, он пишет, что мозг «только делает возможным формирование психических свойств человека. Биологически определяются основы морфологии и дина-

побудили многих авторов использовать ее законы при объяснении успехов и трудностей в познании. В наше время предпринимаются энергичные попытки исследовать познавательную деятельность с помощью кибернетических, нейрокибернетических, биофизических, нейрофизиологических и т. п. понятий.

8 Дубинин Н. П. Биологические и социальные факторы в развитии человека. — «Вопросы философии», 1977, № 2, с. 47. [56] мики процессов мозга. Однако содержание мышления человека, объем и структура мозга развиваются в постнатальный период. Очевиден примат социального в развитии психики человека»^9.. Э.В. Ильенков справедливо подчеркивает: «Разум («дух») предметно зафиксирован не в биологически заданной морфологии тела и мозга индивида, а прежде всего в продуктах его труда... Вот этот-то вполне реальный разум (а не мистически безличный и бестелесный «разум» идеализма), общественно- человеческий разум, возникший и исторически развившийся в процессе общественного труда людей, и присваивается ребенком, делается и его разумом»^10. Искать истоки человеческих потребностей следует не в дезоксирибонуклеиновых кислотах: «по своему генезису они на все сто процентов социальны»^11.

У Дубинина и Ильенкова речь идет о социальной детерминированности психики человека в процессе формирования личности. Тем более социально, а не биологически детерминирована в конечном счете познавательная научная деятельность человека. На полную несостоятельность редукционизма, неопределенность и двусмысленность формулы «биосоциальная природа человека», по которой человек будто бы в равной мере и биологическое и социальное существо, указывается в редакционной статье журнала «Коммунист»^12.

Разгадку появления заблуждений в науке следует искать не в особенностях физиологических процессов мозга или строения органов чувств индивида, а прежде всего в тех социальных условиях, в конкретно-исторической практике, которые заставляют в одну эпоху думать так, а в другую — иначе. Биологизация проблем познания и сознания лишь на первый взгляд представляется малозначащей ошибкой, не заслуживающей внимания.

Нечеткость в оценке роли биологического неизменно привлекает внимание буржуазной философии, которая умело на этом спекулирует. «Существует, — пишет Дж. Роуленд, — различное отношение к процессу мышления. Откровенный материалист (Роуленд не делает

9 См. там же, с. 56.

10 Ильенков Э. В. Становление личности: к итогам эксперимента. — «Коммунист», 1977, № 2, с. 74.

11 Там же, с. 77.

12 См. Укреплять взаимосвязь общественных, естественных и технических наук. — «Коммунист», 1977, № 1. [57] различия между вульгарным и диалектическим материализмом. — П. 3.) низводит психологию до уровня отрасли физиологии, и тогда полагают, что даже наиболее абстрактные мысли Бетховена, Шекспира, Дарвина или Маркса являются результатом химического и физического процессов мозга»^13. Проделав трюк по превращению диалектического материализма в вульгарный, широко применяемый буржуазной философией, Роуленд находит проблему неразрешимой. «Мы, — говорит он, — имеем дело с загадкой, которую наука находит трудной, если не невозможной для решения»^14.

Роуленд прав, когда указывает на невозможность решения проблем сознания и познания с биологических позиций. Однако, критикуя биологизацию сознания, Роуленд впадает в другую ошибку: игнорирует социальную обусловленность сознания. Поэтому неслучайно он приходит к совершенно антинаучному выводу, что «существуют проблемы слишком глубокие (и проблема сознания, по Роуленду, первая среди них. — И. 3.), которых не касается наука никоим образом»^15.

Сторонники биологизации заблуждения строят типичную «робинзонаду» в теории познания, поскольку, трактуя познавательную деятельность как исключительно индивидуальную, они не видят социально-общественной сущности научной деятельности. Критикуя несостоятельность такого представления, К. Маркс подчеркивал: «Но даже и тогда, когда я занимаюсь научной и т. п. деятельностью, — деятельностью, которую я только в редких случаях могу осуществлять в непосредственном общении с другими, — даже и тогда я занят общественной деятельностью, потому что я действую как человек. Мне не только дан, в качестве общественного продукта, материал для моей деятельности — даже и сам язык, на котором работает мыслитель, — но и мое собственное бытие есть общественная деятельность»^16.

Подлинную природу заблуждений, возникающих в познании, не раскрывают и попытки трактовать их как исключительно психические явления. Тщетность таких попыток иногда признается даже некоторыми буржуазными гносеологами. «Заблуждение, — пишет, например,

13 Roland J. Misteries of Science, р. 103.

14 Там же, с. 13.

15 Там же,

16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 49, с. 118. [58] Т. И. Хилл, — конечно, легче всего объяснить как психическое явление, но такого рода объяснение несовместимо с точкой зрения, согласно которой все объекты познания не являются психическими»^17'. Тем не менее психологическая трактовка заблуждения весьма широко распространена в их работах. Так, французский философ В. Брошар полагает, что решающими психическими актами, обусловливающими возникновение заблуждений в познании, являются желания, страсть, ужас, которые свойственны каждому индивиду, и потому «мы сами являемся виновниками наших заблуждений»^18. Англичанин Г. Кук также полагает, что «источниками заблуждений являются удивление, разочарование»^19. По мнению его соотечественника Дж. Кемпиона, «психологическая теория знания исчерпывает все многообразие человеческих ошибок и заблуждений»^20.

Среди неверных представлений об источниках заблуждений в научном знании психологический редукционизм распространен наиболее широко. Это обусловлено тем, что для его обоснования нередко привлекается обширнейший экспериментальный психологический материал, создающий видимость научной глубины, всесторонней обоснованности и убедительности. В результате у читателя, не сведущего в тонкостях гносеологии, создается впечатление, будто психические факторы являются единственными источниками заблуждений в научном познании. Фактически же в таких работах речь идет не о заблуждениях, а об ошибках (иллюзиях восприятия, ошибках удвоения и т. п.). Психологический редукционизм, игнорирующий общественно-историческую сущность заблуждения, его обусловленность конкретно-историческими условиями практики и знания, неотвратимо ведет к субъективизму.

Это прекрасно иллюстрируется психологическими экскурсами Э. Маха в гносеологию, осуществленными в книге «Познание и заблуждение». В этой работе, насыщенной примерами психологических исследований иллюзий восприятия, искаженных представлений и т. п., Мах

17 Хилл Т. И. Современные теории познания, с. 189.

18 Brochard V. De l'erreur p. 236—237.

19 Cook H. Some Reflection upon Error. - ” Mind" 1926, v. 35, N 198, р. 244.

20 Campion G. Meaning and Error. - "Journal of Philosophy Studies" 1929, v. 4, N 17, р. 248. [59] рассматривает познание и его категории как субъективные психические переживания: «Всякое познание есть психическое переживание... Если суждение оказывается в противоречии с соответственным переживанием, мы называем его заблуждением... Познание и заблуждение вытекают из одних и тех же психических источников»^21. В. И. Ленин разоблачил попытку Маха подменить гносеологический анализ заблуждений, возникающих в научном познании, анализом психических состояний личности, т. е. заменить гносеологический аспект изучения заблуждений психологическим аспектом: «Как самый последний софист, он (Мах. — П. 3.) смешивает научно- историческое и психологическое исследование человеческих заблуждений, всевозможных «несообразных снов» человечества вроде веры в леших, домовых и т. п., гносеологическим различением истинного и "несообразного"»^22. Изучать же познавательную деятельность личности изолированно от других проявлений общественной жизни, конкретно-исторических условий — значит обрекать решение проблем познания на неудачу.

Бесспорно, в исследовании заблуждения в научном знании имеет смысл обращение к индивидуальным психологическим потенциям личности, но в строго ограниченных рамках психологических и гносеологических аспектов ее познавательной деятельности, в той мере, в какой они имеют отношение к общественно-историческому процессу познания. И здесь надо иметь в виду, что подлинным субъектом познания является человек, сумевший овладеть созданными обществом на протяжении его истории способами познания. Конечно, заблуждается конкретная личность или личности. Однако заблуждение не есть результат лишь их индивидуально обособленного психического состояния, якобы независимого от исторически сложившихся форм и способов деятельности. Напротив, творческая активность познающей личности определяется прежде всего наличным уровнем знания и преобразовательной деятельностью, имеющими конкретно-исторический характер и потому ограниченными по своим возможностям.

Это, разумеется, не означает отрицания влияния личностных интеллектуальных и психических качеств иссле-

21 Мах Э. Познание и заблуждение, с. 121—122.

22 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 141. [60] дователя на ход познавательного процесса. Напротив, именно конкретные личностные качества: способности, желание, воля, темперамент и страсть, личный и общественный интерес, широта научных взглядов, мировоззрение ит. д. и т. п. — определяют степень творческих возможностей личности, без деятельности которой не- мыслим сам познавательный процесс. И естественно, идивидуальные особенности деятеля науки накладывают — и не могут не накладывать — отпечаток на познание, ускоряют или, наоборот, замедляют процесс «напластования» знаний либо вносят свой «цветовой оттенок» в «гамму» бытующих заблуждений.

В самом деле, если изобразить общественно-исторический процесс познания в виде неуклонно поднимающейся линии и соотнести с ней деятельность субъектов, то мы обнаружим, как линия периодически пересекаются волнообразной кривой, вершины которой то поднимаются выше, то опускаются ниже этой линии, представлять которую в виде прямой мы можем лишь приближенно. Точнее, как указывалось, отражает процесс познания спираль со все расширяющимися кругами.

Действительно, в одних случаях выдвигаются плодотворные идеи, опережающие конкретно-исторические возможности на десятки, сотни и даже тысячи лет (догадка античных мыслителей об атомном строении материи). В других случаях высказываются суждения, представляющие порой всего-навсего лишь заблуждения, резко отстающие и противоречащие возросшим возможностям пауки, опровергающей такие неверные представления. Иллюстрацией этого является отрицание Махом реального бытия атомов и молекул, хотя современная ему наука конца ХХ — начала ХХ в. показывала несостоятельность таких представлений.

Не исключая возможности возникновения заблуждений в науке, обусловленных индивидуальными психическими особенностями познающей личности, следует разобраться в их качественном отличии от заблуждений, имеющих теоретико-познавательные. гносеологические источники. Такие заблуждения в науке проистекают из трудностей ее развития как общественно-исторического феномена и обусловлены противоречивой природой самого познавательного процесса, противоречивостью постижения истины, ограниченностью конкретно-исторической практики как основы познания и критерия истины и др. [61] Эти трудности и противоречия объективны, не зависят от личных, индивидуальных особенностей и психических состояний познающего субъекта. Потому и заблуждения, возникающие на основе этих противоречий, неподвластны личности в том смысле, что личность не может их преодолеть, пока не созрели необходимые для этого условия.

Такие заблуждения нельзя отождествлять с заблуждениями, обусловленными личными психическими особенностями субъекта, которые не имеют непосредственного отношения к познанию как общественно-историческому процессу. С этим связаны различия между психологическими и гносеологическими аспектами анализа заблуждений. Психологический анализ призван лишь ответить на вопрос, почему именно данная, а не другая личность или группа заблуждается в данном, конкретном случае. Но психологический анализ источников заблуждений не может дать исчерпывающего ответа на вопрос о природе заблуждения в научном познании, так как предметом исследования выступает здесь психика личности или группы, а не процесс познания с его противоречиями, без исследования которых немыслим анализ источников заблуждений в знании.

Вот почему при гносеологическом анализе заблуждений вполне правомерно и даже в известном смысле необходимо абстрагирование от их психологических источников, что ни в коей мере, разумеется, не означает их игнорирования. Более того, при гносеологическом подходе можно учитывать и психологические источники заблуждений, но во избежание ошибки следует помнить, что в той мере, в какой психологические приемы исследования познания не перекрывают и не исчерпывают гносеологического (общественно-исторического) анализа заблуждений, точно в такой же мере несостоятельны претензии психологии на исчерпывающую полноту исследования проблемы заблуждения. При таком подходе становится очевидной ограниченность психологического редукционизма при выявлении заблуждений в научном познании.

Учитывая психологические источники заблуждений, необходимо иметь в виду два существенных обстоятельства. Во-первых, конкретной основой и формой их проявления может стать психика не только индивида, но и группы, сообщества ученых. Во-вторых, не следует по[62]нимать психологические источники в субъективистском смысле, как интимные, независимые от социальной среды состояния личности. При ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что психологические источники не столь уж «личностны», как это может показаться сначала. Современной психологией доказано, что психика как отдельного ученого, так и сообщества формируется в деятельности, которая изначально социальна. Поэтому исследование психологических источников заблуждений в познании не может быть научным, если игнорируются конкретные условия деятельности ученого^23

Несостоятельными представляются также попытки решить проблему заблуждения лишь в пределах семантического анализа языка или формально-логического анализа знания. Того мнения, что источники заблуждений коренятся в языке, в истории философии придерживались Т. Гоббс, К.-А. Гельвеций и др. Объяснить заблуждения в знании исходя из языковых средств пытаются и представители современного неопозитивизма, многие из которых считают заблуждение результатом нарушения грамматических правил языка или неправильного словоупотребления, а также неточного понимания и применения правил формальной логики в пределах систематизированного с ее помощью знания.

Так, логический позитивист А. Штерн в статье «Истина — новый подход» писал, что «полем человеческой деятельности, к которому принадлежит истина, является язык»; что же касается заблуждений, то они также коренятся в языке, поскольку «являются неудачными определениями, искажающими смысл слов»^24. Л. Витгенштейн полагал, что «самые фундаментальные заблуждения» возникают в результате того, что одно и то же слово имеет различный смысл или два разных слова имеют одинаковое значение. Радикальным средством избежания заблуждений Витгенштейн считает необходимость использовать такую символику, которая подчинялась бы логической грамматике — логическому синтаксису^25.

23 Глубокий анализ решающего влияния предметной деятельности на формирование психики личности дан в книге А. Н. Леонтьева «Деятельность. Сознание. Личность» (М., 1975).

24 Stern A. Truth - a new Approach.- " Aristotellian Society". 1965, v. 65, М2, р. 100.

25 См. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958, с. 41. [63] Основной порок подобных теорий заключается в попытках найти источники заблуждений в сфере языка, взятого вне анализа общественно-исторической обусловленности языковых средств.

К чему ведут попытки решения проблемы заблуждения в рамках формализованного знания, можно видеть на примере Г. Рейхенбаха. Основываясь на положении логики о формальной правильности любых систем знания и отождествляя логическую правильность с истинностью, он утверждал, что «не имеет никакого смысла говорить о различии с точки зрения истинности между системами Коперника и Птолемея... Истинное значение того, что рассматривалось как величайшее открытие западной науки по сравнению с древними, в этом пункте оспаривается»^26. Здесь явно высказана мысль о невозможности отличить истину от заблуждения. И это различие действительно нельзя провести средствами формальной логики, позволяющей установить лишь правильность, а не истинность суждений. Система предложений, являющаяся заблуждением, вполне может оказаться формально-логически непротиворечивой. Только обращение к практике может выявить различие истины и заблуждения.

Поиски источников заблуждения в области анализа формализованного знания не могут увенчаться успехом. Это объясняется тем, что формализация, будучи связанной с оперированием в пределах готовых результатов знания, абстрагируется от его содержания, а самое главное, и это подчеркнем особо, — от способов получения знания. «Формальная логика, — пишет Б. М. Кедров, — рассматривает истину как готовое, фиксированное знание, как нечто данное. Главное внимание она направляет на выявление структуры знания, на его «анатомирование». Напротив, диалектическая логика трактует истину как процесс, как исторически возникающее и развивающееся знание, последовательно проходящее в своем развитии определенные ступени»^27.

Указанные обстоятельства свидетельствуют в пользу мнения, что в формальной логике истина и заблуждение

26 Reichenbach H. Philosophie der Raun-Zeit-Lehre. Berlin, 1928, S.251

27 Кедров Б. М. Диалектическая логика как обобщение истории естествознания, — Очерки истории и теории развития науки, с. 9—10 [64] предстают перед исследователем как нечто данное и потому логический анализ вскрывает лишь наличие заблуждений в имеющемся научном знании, а не их происхождение и генезис. Так, отрицание постулата Евклида о параллельных прямых, доказательство его ограниченности, а также вывод о существовании других геометрий были осуществлены формальными средствами, хотя фактическая неполнота постулата Евклида объясняется тем, что в нем в конечном счете не учитывалось возможное многообразие пространственных свойств. И не случайно создатель неевклидовой геометрии Н. И. Лобачевский обращал внимание на то, что действительное содержание геометрических представлений должно опираться на опытное происхождение.

Таким образом, сторонники формально-логического редукционизма в трактовке источников заблуждений подменяют проблему происхождения заблуждений вопросом о возможности обнаружения заблуждений в наличном знании формально-логическими средствами. В дальнейшем изложении мы остановимся на вопросе о месте и роли формально-логического анализа в обнаружении и преодолении заблуждений в познании, когда будем говорить о возможных путях и способах их преодоления.

Здесь же отметим, что действительные источники заблуждений следует искать не посредством формально-логических операций с готовым знанием, а с помощью исследования реальных противоречий познавательного процесса. Но это уже предмет отнюдь не формальной, а диалектической логики, поскольку речь идет о диалектическом процессе движения знания, совершающемся в научном поиске, не поддающемся фор- мализации. Именно поэтому значительные открытия в науке не могут быть результатом формально-логических операций, поскольку принципиально новое знание не укладывается в рамки общеизвестного, формализованного; оно как бы требует новой логической точки отсчета. И в данном случае мы вполне согласны с мыслью Я. Смородинского, который пишет: «Трагикомизм положения состоит в том, что сам естествоиспытатель не вполне понимает логику развития своей науки. Великие открытия всегда нелогичны, люди лишь с трудом к ним привыкают»^28.

28 См. Фейнман Р. Характер физических законов. М., 1968, с 5. [65] Таким образом, ни биологический, ни психологический, ни формально-логический подходы не раскрывают подлинного содержания заблуждений, возникающих в научном познании. Для выяснения их природы необходим гносеологический, теоретико-познавательный анализ.

2. Общественно-историческая обусловленность заблуждения

Проблема заблуждения в научном познании является лишь частью более широкой проблемы - общественно- исторической обусловленности познания. К сожалению, в нашей литературе при анализе проблемы заблуждения на это обращается мало внимания^29. Между тем классики марксизма-ленинизма считали общественно- исторический подход к проблеме заблуждений в знании единственно правильным. Об этом, в частности, Қ. Маркс и Ф. Энгельс пишут в работах «Святое семейство», «Немецкая идеология», Ф. Энгельс -- в «Анти- Дюринге», В. И. Ленин - в «Материализме и эмпириокритицизме», «Философских тетрадях» и др.

Обстоятельный анализ вопроса об общественно-исторической обусловленности заблуждений в знании проводит Ф. Энгельс. Он показывает полную несостоятельность положений Дюринга и всех, кто не исторически подходит к оценке ошибок и заблуждений в знании. Дюринг, как известно, объявил все теоретические построения науки и философии прошлого заблуждениями, обусловленными интеллектуальной ограниченностью их авторов. Так, по Дюрингу, дарвиновское учение об эволюции органического мира -- не строгая научная теория, а всего лишь произвольная «полупоэзия». Это объясняется тем, что Дарвин обладал «притупленной способностью различения», что не позволило ему выйти за пределы заблуждения. Философия Фихте и Шеллинга объявлена Дюрингом «диким бредом», а философия Гегеля названа «горячечной фантазией». Квалифицированы Дюрингом как абсолютные заблуждения и теории социалистов-утопистов - А. Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна, которые не могли преодолеть заблуждений по причинам недостаточности их интеллекта. Так, Сен-

29 Исключение, пожалуй, составляют названные нами работы Б. М. Кедрова, П. В. Қопнина, Э. В. Ильенкова, Э. С. Безчеревных. [66] Симону ставится в упрек его «экзальтированность», доходящая до «религиозного помешательства»; Фурье «обнаружил все элементы безумная», что отразилось на его идеях, которые уподоблены Дюрингом «диким бредням»; социальные идеи Оуэна названы «тусклыми» и «трафаретными», противоречащими «здравому смыслу»^30 Словом, социалисты-утописты, как и все прежние мыслители, по характеристике Дюринга, если и заслуживают упоминания, то лишь в негативном плане, потому что «все прежние фабриканты вечных истин были в большей или меньшей степени ослами и шарлатанами… все они находились во власти заблуждений…»^31

И только один Дюринг, автор «философии действительности», оплодотворенной открытым им же методом познания, суть которого состоит в том, «чтобы разлагать каждую группу объектов познания на их якобы простейшие элементы, применять к этим элементам столь же простые, якобы самоочевидные аксиомы и затем оперировать добытыми таким образом результатами»^32 стал новоявленным пророком, наконец-то избавившим человечество от заблуждений^33. Дюринг выступил с претензией на обладание абсолютными, вечными истинами в последней инстанции, пригодными на все времена.

Несостоятельность позиции Дюринга, как и современных позитивистов, в теории познания состоит в игнорировании общественно-исторического подхода к анализу знания, в результате чего истина и заблуждение метафизически противопоставляются как абсолютные противоположности. Согласно дюринговскому ме-

30 См. Маркс Қ., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 30-32.

31 Там же, с. 91.

32 Там же, с. 97.

33 По оценке Ф. Энгельса, метод Дюринга обладает «чисто логической природой» и потому, являясь вполне пригодным для анализа фиксированного знания, совершенно непригоден для анализа развивающегося знания. Вот почему «философия действительности» Дюринга, применявшаяся им к истории познания и действительности, оказалась априорной, так как законы действительности он выводил «не из нее самой, а из представления» (там же, c. 97). Критика Энгельсом априоризма Дюринга звучит в высшей степени современно и в наши дни. Ведь позитивисты наших дней по-прежнему заняты поисками «простых элементов» и «самоочевидно- видных аксоном», с помощью которых они пытаются исследовать процесс познания. [67] тоду «простейших элементов», достаточным основанием для отнесения того или иного представления к категории абсолютного заблуждения считается любое, даже малейшее несоответствие представления объекту^34. Такой в корне ошибочный подход Дюринг применяет не только к оценке современного ему знания, но и к истории познания.

Критикуя антинаучные представления Дюринга, Энгельс находит несостоятельным оперирование в познании категориями абсолютной истины и абсолютного заблуждения. Он обращает внимание на относительность знания на каждом из конкретно-исторических этапов его развития: «…нам отнюдь нет надобности приходить в ужас по поводу того, что ступень познания, на которой мы находимся теперь, столь же мало окончательна, как и все предшествующие»^35. И потому претензии любой личности, какой бы выдающейся она ни была, на обладание абсолютной истиной в последней инстанции совершенно несостоятельны, поскольку овладение истиной - это диалектически развивающийся общественно-исторический процесс. «…Противоречие между внутренне неограниченной человеческой способностью познания и ее действительным существованием, -- отмечает Ф. Энгельс, - только в отдельных, внешне ограниченных и ограниченно познающих людях… это противоречие разрешается в таком ряде последовательных поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен, разрешается в бесконечном поступательном движении»^36.

Подходя с исторической точки зрения к анализу теоретических построений социалистов-утопистов, Энгельс в противоположность Дюрингу считает их мыслителями, обладавшими недюжинными способностями, внесшими значительный вклад в науку. Однако это не означает, что их теории были лишены заблуждений. Ведь утопические представления этих мыслителей относительно способов переустройства капиталистического общества в социалистическое, да и характеристика бу-

34 Примечательно, что неопозитивизм также отказывается от понятия истины в науке, потому что не находит абсолютного совпадения между научными понятиями и эмпирической природой объекта.

35 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 92.

36 Там же, с. 124. [68] дущего социалистического общества во многих отношениях были заблуждениями^37.

Но эти взгляды в тех конкретно-исторических условиях и не могли быть иными. «Утописты… пишет Энгельс, - были утопистами потому, что они не могли быть ничем иным в такое время, когда капиталистическое производство было еще так слабо развито. Они были вынуждены конструировать элементы нового общества из своей головы, ибо в самом старом обществе эти элементы еще не выступали так, чтобы быть для всех очевидными; набрасывая свой общий план нового здания, они вынуждены были ограничиваться апелляцией к разуму именно потому, что не могли еще апеллировать к современной им истории»^38.

Выяснение общественно-исторической обусловленности заблуждений, возникающих в научном познании, имеет принципиальное значение, так как дает возможность на единственно научной основе вскрыть природу заблуждения в знании, проанализировать соотношение заблуждения с другими категориями познания, определить заблуждения, дать их типологию.

Общественно-историческая природа заблуждений, возникающих в научном познании, при марксистском подходе к анализу истории познания без труда обнаруживается, что подтверждается фактами из любой отрасли знания. Выше уже приводился пример энгельсовского анализа заблуждения в общественной науке. Укажем также на случай заблуждения из области естественных наук, и в частности из астрономии.

В сравнительно недавнее время в арсенале исследователей спутника Земли - Луны были лишь визуальные средства наблюдения. С помощью оптических средств (телескопов и других) была получена ценная информация, в связи с чем было высказано немало гипотез, оказавшихся позднее заблуждениями. Так, Уильям Пикеринг, наблюдавший Луну с 1919 по 1924 г., уверял, что движущиеся пятна на дне кратеров -- это полчища насекомых, питающихся растительного- пастью. Многие астрономы доказывали, что Луна покрыта хрупким веществом, напоминающим застывшую пену, или порошком, похожим на вулканическую пем-

37 Об этом речь пойдет в третьей главе.

38 Маркс Қ., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 276. [69] зу. Существовало мнение, что лунные моря заполнены пылью, в которой может утонуть космический корабль. Возросшая экспериментальная практика (запуск спутников Луны, луноход, выход человека на поверхность Луны) обнаружила несостоятельность этих гипотез.

Спрашивается, разве биологическими, психологическими причинами или нарушением законов формальной логики Пикерингом и другими учеными были обусловлены неверные представления о Луне? Конечно, нет. Очевидно, они имели общественно-историческую обусловленность, объясняемую ограниченностью конкретно-исторической практики (в данном случае эксперимента) и знания. И так обстоит дело не только в астрономии, но и в других областях знаний.

Убедительным подтверждением общественно-исторической природы заблуждения в научном познании является распространенность определенных заблуждений. Так, вплоть до возникновения научной физиологии в среде ученых бытовало представление о «животных духах», якобы обеспечивающих активность организма. До открытия Қ. Марксом материалистического понимания истории в области общественных наук господствовали идеалистические представления. Общественно-историческая природа заблуждения в научном познании обязывает исследователя и подходить к нему как к общественно-историческому феномену, изучить который невозможно с позиций обыденно-эмпирического уровня, способного фиксировать не существо дела, не сущность заблуждения, а лишь его единичные, случайные проявления.

Буржуазная философия, игнорирующая общественно-историческую обусловленность заблуждения, как раз и пытается разрешить проблему на эмпирическом уровне. Так, В. Бернардино считает, что «взаимосвязанное познание человека стоит вне времени, является безвременным» Такой внеисторический взгляд на познавательный процесс, естественно, приводит Бернардино к утверждению, что «заблуждение рассматривать основательно невозможно, оно проявляется только в эмпирической области практики и направленном на нее познании. Оно возможно потому, что заблуждение ограничено только этими областями»

39 Bernardino V. Der Irrtum. - "Logos", 1935, N 3, S. 337. 40 Там же. [70] О «теоретическом багаже» буржуазной философии при подходе к проблеме заблуждения в достаточной степени можно судить по работе французского позитивиста Р. Мюнье «Проблема истины», в которой значительное место уделено анализу заблуждения. Мюнье определяет заблуждение как «акт, при котором разум делает ложное суждение, будучи уверенным, что оно верно»^41. Можно согласиться, что неосознанность заблуждения является одной из его сторон (и в то же время причиной его подчас довольно долгого существования), хотя и не самой существенной. В качестве основных элементов заблуждения Мюнье называет «ложное суждение само по себе — это материальный элемент» и «веру, что это суждение верно, — это формальный элемент». Он утверждает, что из этих двух «лишь формальный элемент определяет принадлежность высказывания к заблуждению»^42.

Такой формальный подход к проблеме заблуждения, исключающий обращение к анализу реального познавательного процесса со всеми его сложностями и противоречиями, привел Мюнье к крайне поверхностным взглядам на заблуждение в знании.

Под стать средневековым схоластам решить проблему заблуждения чисто вербальными средствами пытается и автор статьи «Заблуждение и истина» А. Томас^43.

Единственно научное решение вопроса о категориальном содержании заблуждения в познании возможно лишь с позиций диалектики, а не формальной логики. Существование заблуждений — реальный факт, фиксируемый уже на эмпирическом, обыденном уровне сознания, но констатация заблуждения самого по себе не отвечает и не может ответить на вопрос о его значении, содержании и роли в процессе познания. Здесь в некотором смысле правомерна аналогия с движением. Как известно, никто не сомневается в факте движения, в его чувственной достоверности. И тем не менее в истории познания и философии вопрос о сущности движения долго оставался нерешенным. В. И. Ленин в связи с высказываниями Гегеля в «Лекциях по истории философии» о том, что «Зенон и не думал отрицать

41 Magnet R. Le probleme de la verite. Paris, 1959, p. 9.

42 Там же, с. 9-10.

43 Thomas A. Erreur et verite. - Congres des societes de philosophie de langue francais. 12-me. [71] движение как «чувственную достоверность», вопрос стоял лишь... об истинности движения...», заметил: «..вопрос не о том, есть ли движение, а о том, как его выразить в логике понятий»^44.

На обыденно-эмпирическом уровне заблуждение предстает, таким образом, как некая простая данность. В работе «Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина» В. И. Ленин, указывая отличия диалектики от формальной логики, отмечал, что при выработке дефиниций логика формальная «берет формальные определения, руководясь тем, что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим»^45. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что при исследовании любой проблемы необходимо обращение к диалектической логике, которая требует всестороннего анализа, выделения главного и отделения от него производного, второстепенного.

При определении содержания категории «заблуждение» в научном познании главным является выявление его места в реальном процессе движения этого познания. При этом существенно отметить, что если заблуждение может возникнуть и возникает на эмпирическом уровне, то его подлинное содержание выявляется лишь при теоретическом анализе развивающегося знания, в контексте которого оно только и имеет определенный смысл.

Содержание категории заблуждения в научном познании можно определить, установив, какое качественное состояние знания характеризуется с ее помощью. Как показывает история науки, категорией «заблуждение» фиксируется в первую очередь факт неверного, искаженного отражения действительности. Этот момент в его «чистом» виде не отражает никакая другая категория познания, и именно поэтому заблуждение как специфическая категория познания имеет, на наш взгляд, самостоятельное значение, хотя она находится в определенном диалектическом соотношении с другими категориями.

Категория «заблуждение» близка по содержанию понятию «ошибка», и в обыденной речи их нередко

44 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 230.

45 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 289—290. [72] отождествляют, так как ошибка — это также представление субъекта, которое не соответствует объекту. Тем yе менее в теоретическом отношении существенно различать их. Заблуждение, как говорилось, — это несоответствие знания предмету, возникшее в силу причин, обстоятельств, от личных качеств субъекта не зависящих. Ошибка характеризует несоответствие знания индивида объекту, обусловленное чисто случайными качествами индивида.

Например, врач, исследующий пациента и неточно ставящий диагноз известного заболевания на основе уже известных в медицине симптомов, не заблуждается, а, строго говоря, ошибается. Ошибка врача может быть обусловлена недостаточными личными знаниями симптомов заболевания, или недостаточной врачебной практикой, или даже просто невнимательностью врача при установлении диагноза. Другое дело — научный поиск в медицине. Здесь результат поиска обусловлен не столько личными качествами исследователя, сколько уровнем знания, ограниченностью конкретно-исторической практики.

В связи с изложенным можно сделать вывод, что заблуждения чаще всего возникают в познании по причинам, не зависящим от субъекта, и носят более или менее неизбежный характер, в то время как ошибки могут быть, но могут и не быть, так как это зависит в основном от субъект

Несмотря на различие в источниках искаженного отражения действительности, между заблуждением и ошибкой несомненно имеются общие черты — это представления субъекта, не соответствующие объекту. В связи с этим было бы неправомерным проводить между ними резкую разграничительную линию (абсолютно противопоставлять их). Это обстоятельство вытекает из существенных особенностей самого познавательного процесса и поисковой деятельности. Дело в том, что научный поиск как конкретная форма выражения общественно-исторического процесса познания реализуется через деятельность отдельных людей. Применительно к рассматриваемой нами проблеме это означает, что конкретными носителями любых форм неверного отражения действительности являются конкретные личности. При этом в реальном познавательном процессе не существует строгого разделения между индивидами, [73] один из которых только заблуждается, не ошибаясь, а другие, не заблуждаясь, только ошибаются. Одна и та же личность может и ошибаться и заблуждаться.

Существенно отметить, что заблуждение нередко выступает предпосылкой, на основе которой субъект совершает ошибки. При строгом анализе источников ошибок зачастую обнаруживается, что «ошибка» кроме личностных характеристик имеет под собой некоторые не зависящие от личности основы, что она обусловлена обстоятельствами решения конкретной поисковой задачи. Ведь исследователь (даже ошибаясь) не может быть абсолютно свободным от конкретных условий познания. Поэтому чаще всего ошибка^46 выглядит как частная форма проявления заблуждения. В ошибке заблуждение как бы индивидуализируется: каждый исследователь в зависимости от своих особенностей ошибается «по-своему», вносит нечто особенное, неповторимое в наличное заблуждение или в силу возросших познавательных возможностей преодолевает его.

Недопустимость чрезмерного разграничения заблуждения и ошибки ни в коей мере, однако, не может служить основанием для их отождествления, так как заблуждение и ошибка имеют, как мы говорили, не только общее, но и существенные отличия. В связи с выяснением категориального содержания заблуждения требуется анализ его соотношения с относительной истиной, а также уточнение понятий «ложное» и «ложь». Если вопрос о соотношении абсолютного и относительного моментов объективной истины исследован в нашей литературе, то этого нельзя сказать о соотношении заблуждения и относительной истины, понятий «ложного» и «лжи». Категории «заблуждение» и «относительная истина» диалектически связаны. Заблуждение диаметрально противостоит истине, и в то же время в относительной истине, как в исторически развивающемся знании, сочетаются элементы истины и заблуждения.

Поясним сказанное об относительной истине на примере существовавшей планетарной модели атома Э. Резерфорда. Согласно представлениям Резерфорда, атом состоит из ядра и вращающихся вокруг него в

46 Мы, разумеется, имеем в виду не ошибки вообще, а лишь те, которые возникают в поисковой ситуации, в процессе познания. [74] соответствии с законами классической механики электронов, подобно вращению планет Солнечной системы. В относительно истинном представлении (атом состоит из ядра и электронов) имелось заблуждение — представление, что вращение электронов вокруг ядра происходит по законам классической механики. Несостоятельность этого утверждения была экспериментально доказана развитием атомной физики, установившей, что электрон действительно вращается вокруг ядра, но по законам не классической, а квантовой механики. Истина и заблуждение существуют в относительной истине не в качестве «смешанного раствора», а как компоненты, качественно отличные друг от друга. Они, по меткому замечанию Гегеля, находясь вместе, не смешиваются друг с другом, подобно маслу в воде. В относительно верном представлении о вращении электрона вокруг ядра, как видим, содержится элемент истины и заблуждения. Итак, в принципе истина и заблуждение сочетаются в любой относительной истине. Следует заметить, что до поры до времени заблуждение существует в скрытом виде и принимается за истину, но затем, в ходе развития науки, неизбежно обнаруживается в своем подлинном качестве. Для характеристики знания часто применяется категория «ложное». Это, как и заблуждение, — противоположная истине категория. Однако, поскольку понятия «ложное» и «заблуждение» применимы к характеристике различных состояний знания, между ними, на наш взгляд, имеется существенное отличие. Категория «ложное» применяется в логике для характеристика готового, наличного знания в его противопоставлении истине. Заблуждение характеризует состояние знания в его историческом движении на пути к истине.

Что касается понятия «ложь», то в русском языке оно часто применяется в качестве противоположности понятию «правда». Под ложью понимается преднамеренное, сознательное извращение истины субъектом. Поэтому понятие «ложь» ни в коей мере не следует смешивать с гносеологической категорией «заблуждение». Ложь как прием дезинформации широко применяется буржуазными идеологами.

Надо иметь в виду, что, хотя «ложь» — понятие обыденного сознания, оно может иметь социальный и гносеологический смысл. Хорошо известно, что для ра[75]разоблачения лжи буржуазной пропаганды необходимо выявление ее социальных и гносеологических истоков. В основе социальных причин сознательного извращения истины лежит классовый интерес буржуазии. Для формирования ложных идей буржуазные идеологи используют особенности познавательного процесса и, в частности, абсолютизируют отдельные его моменты, преувеличивают одни и игнорируют другие факты социальной действительности. Для формирования ложных представлений своеобразно препарируется также и ограниченность конкретно-исторического знания и практики, которые догматизируются и абсолютизируются. При этом широко применяется эклектизм, софистика и другие приемы.

Во избежание недоразумения заметим, что проведенный выше анализ понятий имел целью лишь обозначить специфику их. содержания. Но это вовсе не означает, что между понятиями «ошибки», «ложь», , «ложное», «заблуждение» нет смысловой близости. Более того, в контексте конкретного изложения «ошибка», «ложь», «ложное» нередко идентифицируются по смыслу с категорией «заблуждение». В этом нет ничего необычного.

И тем не менее разграничение понятий было все-таки необходимым, так как иначе было бы трудно провести строгий анализ природы заблуждения в знании, невозможно определить заблуждение как категорию гносеологии, немыслимо осуществить типизацию заблуждений.

В нашей литературе нет однозначного определения заблуждения. Ф. А. Селиванов пишет: «Заблуждение — это ложная мысль или совокупность мыслей, которые субъект принимает за истинные» (47). И далее: «Заблуждение — это ошибка в отражении предмета субъектом. Ошибка может быть признаком как отражения, так и какого-либо действия, не соответствующего эталону, норме, алгоритму и т. п. Например, когда машинистка, работающая в органах социального обеспечения, перепечатывая философскую рукопись, заменяет слово «индивид» словом «инвалид» или когда диктор радио оговорился, прочитав «кому угрожает генерал» вместо «кому угождает генерал», то имеет место

47 Селиванов Ф. А. Истина и заблуждение, с. 8. [76] непреднамеренная замена одних слов другими, одним словом, допущены ошибки. Но подобные ошибки нельзя назвать заблуждением. Термин «заблуждение» употребляется для обозначения ошибки в знании» (48).

Мы вполне согласны с разграничением заблуждения и ошибки, проводимым Ф. А. Селивановым. Это важные разграничительные отличия. Однако, приведя примеры, иллюстрирующие отличие заблуждения и ошибки, Ф. А. Селиванов не вводит решающего признака в определение заблуждения. Он квалифицирует заблуждение лишь как ложную мысль или совокупность мыслей, которые субъект принимает за истинные, или как ошибку в отражении предмета субъектом (49). Это определение недостаточно конкретно. Отсутствие указания на решающий отличительный признак заблуждения — обусловленность ограниченной конкретно-исторической практикой и знанием — приводит Селиванова к тому, что его определение не отражает подлинной природы заблуждений в знании.

Четкое, соответствующее содержанию процесса познания определение заблуждения и его отличия от ошибки мы находим у авторов статьи «Заблуждение» в Философской энциклопедии: «Заблуждение — несоответствие знания его предмету, расхождение субъективного образа действительности с его объективным прообразом; заблуждение есть абсолютизированный момент процесса познания, который возникает и существует как односторонность познания, закрепляемая в сознании ограниченным практическим интересом отдельного человека или класса» (50). Кроме того, «заблуждение отличается от ошибки как результата неправильного теоретического или практического действия, вызванного личными, случайными причинами, а также от лжи как преднамеренного распространения заведомо неправильных представлений» (51).

Еще более четко общественно-историческая природа заблуждения и ее отличие от ошибки подчеркнуты в Философском словаре под редакцией М. М. Розенталя:

48 Там же, с. 9.

49 См. там же, с. 8—9.

50 Ильенков Э. и др. Заблуждение. — Философская энциклопедия, т. 2, с. 144.

51 Там же. [77] «Заблуждение — извращенное, иллюзорное осознание действительности, обусловленное в каждый данный момент ограниченностью общественно-исторической практики. Заблуждение следует отличать от лжи — сознательного искажения истины — и от возникающих вследствие неправильных действий индивида ошибок» (52). Подчеркивается там же, что то или иное понимание заблуждения связано с исходными принципами теории познания (53).

Классическим образцом исследования заблуждений естествоиспытателей и философов является ленинский анализ «кризиса физики» конца ХIХ — начала ХХ в. В. И. Ленин подходит к анализу заблуждений в научном познании не с позиций обнаружения формально-логических погрешностей в суждениях ученых и философов либо характеристики психологических особенностей заблуждающихся, а выявляет действительные источники заблуждений, коренящиеся как в особенностях познавательного процесса, так и в общественно-исторических условиях. Он вскрывает не только гносеологические, но и социальные корни заблуждений. «...Перед нами, — пишет он, — некоторое международное идейное течение, не зависящее от какой-нибудь одной философской системы, а вытекающее из некоторых общих причин, лежащих вне философии» (54). В. И. Ленин показал, что эти причины коренятся в обострении противоречий капиталистического общества в эпоху империализма, в противоречивости и ограниченности знания и конкретно-исторической практики.

Теоретической основой заблуждений физиков-естествоиспытателей и философов являлся метафизический подход к исследованию вновь открытых в науке фактов. Отрицание материалистической диалектики, без которой невозможен научный анализ фактов, неизбежно породило позитивистский, узкоэмпирический подход к исследованию физических явлений, который привел к

52 Заблуждение. — Философский словарь (под ред. М. М. Розенталя). М., 1975, с. 133.

53 Важность отличия заблуждений от ошибок была подмечена в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, где подчеркивалось, что «вопрос об источниках и характере заблуждения принадлежит философии, вопрос об ошибках — логике и психологии» (Заблуждение. — Энциклопедический словарь, т. XII. Спб., 1894, с. 88).

54 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 320—321. [78] созданию благодатной почвы для расцвета заблуждений. Эмпиризм, изгоняющий теорию из науки, распространялся не только в естествознании, но и в общественных науках.

Резюмируя все сказанное нами о заблуждении, мы предлагаем дать следующее определение. Заблуждение — это не соответствующее объекту представление субъекта, обусловленное в каждый конкретный момент ограниченностью общественно-исторической практики и знания либо абсолютизацией отдельных моментов знания или объекта, также объясняемой в конечном счете ограниченностью знания и практики познающего субъекта. Заблуждение нередко закрепляется классовым, групповым и даже индивидуальным интересом познающих субъектов.

Данное определение представляет, на наш взгляд, достаточное основание для выявления типов заблуждений.

3. Типология заблуждений

Попытки вскрыть источники заблуждений в знании и дать их типологию традиционны в истории философии в том смысле, что каждый из создателей философских систем считал своим непременным долгом сформулировать свою теорию истинного знания и в связи с этим указать на источники заблуждений и по возможности перечислить их.

При этом в истории философии ясно прослеживаются две линии, два направления при подходе к типологии заблуждений: формально-логическое и содержательное. Первое из них в основу типологии заблуждений кладет формально-логические или лингвистические критерии, согласно которым источники заблуждений обусловлены нарушением законов формальной логики, или неправильным употреблением слов. Эта линия прослеживается от аристотелевской силлогистики, анализировавшей правильные и неправильные умозаключения, до современного позитивизма, сводящего исследование заблуждений к логическому анализу языка. Следует отметить, что сам Аристотель не ограничивается указанием на формально-логический критерий при выявлении типов заблуждений, а имеет в виду и содержательную сторону. В период средневековой схоластики, [79] абсолютизировавшей силлогистику Аристотеля, содержательная сторона в анализе истины и заблуждения была отброшена, формальная логика провозглашена единственным средством получения знания.

Формально-логическим принципом построения типологии заблуждений в ХУП в. пользовался Т. Гоббс, а в ХХ в. — Дж.-Ст. Милль, создавший обширную классификацию заблуждений (а по существу формально-логических ошибок) 55.

Второе направление кладет в основу типологии заблуждений содержательный признак, согласно которому истина и заблуждение формируются в процессе познания, не сводимого к формально-логическим операциям, а основанного на реальном отношении субъекта к действительности. Это направление представлено Ф. Бэконом, Дж. Локком, Б. Спинозой, французскими материалистами, Л. Фейербахом. Основной принцип этого направления приемлем для диалектического материализма. Наиболее полно типология названных на- правлений представлена в философских системах Т. Гоббса и Ф. Бэкона.

Т. Гоббс полагал, что в зависимости от связи предиката с субъектом предложения подразделяются на истинные и ложные. Истинным является предложение, предикат которого содержит в себе субъект или служит именем той же вещи, что и субъект. Например, предложение «Человек есть живое существо» истинно. Неистинными являются предложения, предикат которых не содержит субъекта. Примером ложного предложения может служить предложение типа: «Человек есть камень».

Типизируя заблуждения, Гоббс по существу производит логические операции с уже готовым, установившимся знанием. Не случайно поэтому предметом философии выступает у него «познание, достигаемое посредством правильного рассуждения... и объясняющее действия, или явления, из известных нам причин, или производящих оснований» 56.

Именно потому, что в основании типов заблуждений Гоббс не рассматривал истину как процесс, он ограничивал анализ наличным знанием (из которого им ис-

55 См. Милль Дж.-Ст. Система логики, с. 668—670.

56 Гоббс Т. Избр. произв. в 2-х томах, т. 1. М., 1965, с. 52. [80] ключались религиозные и астрологические представления). Типология заблуждений Гоббса ограничена рамками обыденного уровня знания, где вполне правомерно формально-логическое противопоставление истины и заблуждения. Исходя из названных предпосылок, он типизирует заблуждения (мы бы сказали ошибки) в зависимости от нарушения правил построения силлогизма.

1. Заблуждения, происходящие от неправильного употребления имен, обусловленные, например, небрежностью.

2. Ошибки в рассуждении, обусловленные неправильным построением умозаключения в силлогизме и коренящиеся или в ложности посылок, или в неправильном заключении. В первом случае Гоббс называет заблуждения ошибками по содержанию, во втором случае — по форме.

Не считая необходимым приводить все 12 выделенных на такой основе типов заблуждений 57, отметим, что типология заблуждений Гоббса была исторически прогрессивной, так как способствовала упрочению научного знания в борьбе с религиозными и схоластическими представлениями, но вместе с тем она, как мы уже отметили, была ограниченна по своим основаниям.

Большой интерес для теории познания диалектического материализма представляют типологии заблуждений, данные Ф. Бэконом и Дж. Локком. Достоинство их типологий заключается в том, что в них заложены предпосылки социальных оценок заблуждений в познании. Так, Ф. Бэкон выделяет четыре типа «призраков», или идолов, препятствующих истинному познанию: «идолы рода», «идолы пещеры», «идолы рынка», «идолы театра». «Идолы рода» социально обусловлены и присущи всем людям, примешивающим к природе вещей свою собственную природу. Интересная мысль содержится в идее Бэкона об «идолах пещеры», под которыми разумеются заблуждения, обусловленные индивидуальными предрассудками. Бэкон полагает, что индивидуальное мышление человека неизбежно ограничено по сравнению с общественным и потому индивидуальная обособленность познающего неизбежно накладывает ограничения на мышление, формируя ложные

57 См. там же, с. 95—103. [81] идеи и представления. «Идолы рынка» также социальны, поскольку представляют собой распространенные среди людей мнения, некритическое употребление которых способствует формированию заблуждений. Тем более социально обусловлены «идолы театра». Они являются сложившимися традиционными догматическими системами, носителями которых нередко выступают авторитеты. Слепая вера в догматы и авторитеты также ведет к заблуждениям.

Исторически прогрессивное значение бэконовской типологии заблуждений состояло в том, что она опиралась не на формально-логический, а на содержательный критерий. Это было особенно важно в борьбе со средневековой схоластикой, основывавшей свои доводы не на опытных данных, а на дедуктивных доказательствах, основы которых черпались из книг догматизированного Аристотеля и канонов Священного писания. В противоположность схоластической «мудрости» Бэкон считал радикальным средством преодоления заблуждений, обусловленных «идолами», опытные данные, полученные при непосредственном изучении самой природы.

Дж. Локк, высоко ценивший Ф. Бэкона и продолживший его линию, более рельефно обозначил социальную, практическую природу человеческих заблуждений. Причину заблуждений он видел не в прирожденной ограниченности человека, а в тех социальных условиях, которые формируют его искаженные представления. «Каждый, — пишет Дж. Локк, — высказывается против слепоты, а между тем люди почти влюблены в то, что помрачает их зрение и отнимает у их ума тот ясный свет, который должен вести его к истине и знанию. Ложные или спорные положения, принимаемые в качестве бесспорных максим, затемняют истину для тех, кто на них опирается. Таковы обычно предрассудки, внушенные воспитанием, партией, почтением, модой, интересом и др.» 58.

В соответствии с социальными факторами, формирующими предрассудки у людей, Локк выделял типы заблуждений: заблуждения, обусловленные неправильным воспитанием; заблуждения, происходящие от увлечения модой, обусловленные почтением перед авторитетами и т. д. Он считал, что заблуждению обычно под-

58 Локк Дж. Избр. филос. произв. в 2-х томах, т. II, с. 206. [82] вержены люди, не способные к самостоятельному мышлению и поступающие и думающие так, как им подсказывают другие: служители церкви, соседи, родители. Локк отмечал также отрицательное влияние на мышление людей их интересов, в частности профессиональных, которые нередко порождают предрассудки. Он выделяет и другие социальные источники, формирующие специфические типы заблуждений.

Таким образом, в истории философии имели место попытки дать типологию заблуждений. И тем не менее разработанной научной типологии заблуждений домарксистская философия не дала, ибо она не сумела разрешить эту одну из сложнейших проблем теории познания. Условия для этого тогда еще не созрели, отмеченные положительные моменты были лишь отдаленными подступами к подлинно научному решению проблемы.

Научной разработке теории познания вообще, типологии заблуждений в частности препятствовал ряд обстоятельств общефилософского порядка, к важнейшим из которых относятся: отсутствие диалектического взгляда на познание и непонимание действительной роли общественно-исторической практики в теории познания. Короче говоря, не было научно разработанной теории отражения, созданной лишь марксизмом.

Разработка типологии заблуждения представляет трудности и для современного исследователя, стоящего на позициях диалектического материализма 59. Главное

59 Мы, к сожалению, не нашли публикаций, в которых была бы дана типология заблуждений. Учитывая отсутствие таких работ, мы также не можем претендовать на сколько-нибудь исчерпывающее решение проблемы, учитывая ее сложность.

В зарубежной литературе имеется единственная работа В. Стефенсона «Типология заблуждений» (Stefenson V. Standartization of Error. L., 1928). Однако Стефенсон дает типологию лишь тех заблуждений, которые возникают у детей дошкольного возраста и в период обучения их в школе. Ложные представления о действительности у детей дошкольного возраста формируются, по Стефенсону, взрослыми, рассказывающими детям сказки о вымышленных героях и событиях. В школьном возрасте заблуждения привносятся в сознание детей в процессе преподавания отдельных предметов, в соответствии с которыми Стефенсон и строит свою типологию: заблуждения физиологии, истории, географии и др. предметов, преимущественно гуманитарных.

Стефенсон — типичный позитивист. По его мнению, «истина хороша лишь в естественных науках: в геологии, математике, физике, химии» (там же). Истина же в гуманитарных науках плоха [83] затруднение при этом представляет выбор критерия типологии, который должен отвечать жестким требованиям: с одной стороны, посредством его заблуждения должны разделяться, с другой — объединяться, как имеющие общую основу.

Нам представляется, что наиболее полно отвечающим таким требованиям является критерий, основанный на принципе отражения. В самом деле. Он наиболее обобщенно характеризует любую отражательную деятельность, высшей формой которой является отражение действительности в понятийной форме, свойственной лишь человеку. Бессмысленно называть заблуждением неадекватное отражение в неживой природе, а также у растений и животных. Термин «заблуждение» применим лишь к специфически человеческим формам и способам отражения действительности. При этом, как мы выяснили раньше, в гносеологическом смысле весьма существенно иметь в виду различие между категориями «заблуждение» и «ошибка».

Критерий отражения, на наш взгляд, приемлем потому, что в марксистской литературе на нем основано различение истины и заблуждения. Исходя из того. что заблуждение — это вообще неадекватное отражение действительности, типы заблуждений должны отличаться уровнем несоответствия представлений действительности. Таким образом, если начать типологию с представлений, в которых степень неадекватности отражения наиболее велика, а окончить ее заблуждениями, более или менее адекватно отражающими объект, то в первом приближении типы заблуждений будут следующими: 1) религиозное, 2) идеалистическое, 3) фантазии (научные и ненаучные), 4) утопии, 5) научные заблуждения, или заблуждения, возникающие в процессе научного познания 60.

Следовательно, каждый тип заблуждений характе-

---

(там же). К тому же, по Стефенсону, истины могут быть «хорошими» лишь в случае, если они «не противоречат религии» (там же). Ложность исходных теоретических позиций абсолютно обесценила типологию заблуждений Стефенсона.

60 Мы не ставим целью данной работы исследование всех названных типов заблуждений. Некоторым из них (идеалистическому и религиозному) посвящено значительное число работ, в том числе монографий. См. например, Черкашин П. П. Гносеологические корни идеализма. М., 1961; Сухов А. Д. Социальные и гносеологические корни религии. М., 1961. [84] ризуется определенным уровнем неадекватности отражения действительности, свойственной для любой специфической теоретической системы.

Между названными типами заблуждений, конечно, существуют не только количественные, но и качественные различия. Ясно, например, что между заблуждениями в области ядерной физики, имеющими своим источником не соответствующие объекту представления исследователя, и идеалистическими «изысканиями» позитивиста или, к примеру, между заблуждениями, возникающими в научном познании, и описаниями житий Моисея или Магомета имеются очевидные качественные различия.

Названные типы можно объединить в две большие группы: научные и ненаучные заблуждения. Такое деление мы фактически находим уже у К. Маркса и Ф. Энгельса, которые в работах «Святое семейство» и «Немецкая идеология» разоблачают тайну идеалистического и религиозного заблуждения. В «Капитале» К. Маркс выясняет истоки научных заблуждений представителей буржуазной классической политической экономии.

На основе приведенной типологии, как нам представляется, оказывается возможным дифференцировать заблуждения по степени искаженности в них действительности. Наиболее неадекватной, извращенной формой отражения выглядят религиозные заблуждения, в которых действительность представлена в фантастической форме. К неадекватным формам отражения действительности относится и философский идеализм, хотя уровень неадекватности в религиозной фантастике и идеалистической философии различен. Хорошо известно, что в некоторых философских системах идеализма верно отражены отдельные существенные стороны действительности, подтверждением чему служит философия Гегеля, в которой, хотя и в мистифицированной форме, были изложены основные принципы диалектики.

Меньшей степенью искажения действительности характеризуются фантазии. Мы специально выделяем при этом подтип заблуждений «ненаучные фантазии», которые нельзя отождествлять с научными фантазиями. Как известно, В. И. Ленин специально указывал на значение фантазии в научном мышлении. Отличие научной фантазии от ненаучной состоит в том, что первая всегда обусловлена уровнем конкретно-исторического знания и [85] практики. Вторая может быть вовсе не ограничена этими рамками и выражать любую степень вымысла, в том числе религиозного и идеалистического.

Разумеется, между названными типами заблуждений существуют различные диалектические связи и соотношения. Так, некоторые научные фантазии, особенно научные утопии 61, непосредственно примыкают, даже переходят в категорию научных заблуждений. В основе таких взаимосвязей и переходов лежит диалектика истины и заблуждения в общем движении научного познания.

Деление представленных типов заблуждений можно продолжить и вычленить в них подтипы; так, идеалистические заблуждения можно разделить на объективно- и субъективно-идеалистические. Научные фантазии, так же как и утопии, могут быть естественнонаучными и социальными. Среди научных заблуждений существенно различать заблуждения в естественных и общественных науках, в отдельных их отраслях. Целесообразно отграничить заблуждения в фундаментальных и прикладных естественных науках. В общественных науках значительно разнятся, например, заблуждения в исторических науках и политэкономии. При характеристике типологии заблуждений в общественных науках важен учет социальных условий развития последних.

Научная типология заблуждений должна быть органически дополнена характеристикой типов заблуждений по источникам их возникновения. Представляется, что такие источники можно подразделить на две большие группы: обусловленные объективными или субъективными факторами.

К первой группе относятся заблуждения, связанные с ограниченностью конкретно-исторического знания и практики. Ограниченность — конкретно-исторической практики как источник заблуждений в свою очередь может быть далее конкретизирована как ограниченность экспериментальной, производственной практики, практики общественных отношений.

61 Уместно в связи с этим отметить, что заблуждения не помешали социалистам-утопистам Ш. Фурье, А. Сен-Симону, Р. Оуэну дать очень острую и остроумную критику частнособственнических отношений и осознать историческую необходимость замены частной собственности общественной. [86] Ко второй группе относятся заблуждения, обусловленные абсолютизацией отдельных моментов процесса познания, различных элементов знания или сторон изучаемого объекта, а в некоторых случаях и заблуждения, порождаемые психологическими причинами. Именно в области искажений действительности, объясняемых абсолютизацией тех или иных моментов познания или изучаемого объекта, наблюдается наиболее тесное переплетение субъективных и объективных факторов заблуждений и ошибок. Источниками заблуждений второй группы являются догматизм, релятивизм, эклектизм и софистика 62.

Учитывая сугубо произвольный, преднамеренный характер построения многочисленных софистических и эклектических рассуждений, их все же следует отнести не к заблуждениям, а к ошибкам, поскольку они связаны с нарушениями законов и правил формальной логики при формулировке суждений и умозаключений. По своему содержанию такие рассуждения являются ложью, коль скоро с их помощью преднамеренно искажается истина.

В предлагаемом исследовании для анализа избраны преимущественно заблуждения, возникающие в научном познании. При этом мы полагаем, что рассмотрение проблемы заблуждения будет наиболее плодотворным, если будут выяснены объективные и субъективные источники заблуждений в познавательном процессе, а также разработаны возможные пути и способы преодоления заблуждений.

62 Подробно об этом см. гл. IV. [87] ГЛАВА III

ОБЪЕКТИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ ЗАБЛУЖДЕНИЙ В НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ

Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики. К. МАРКС

Выяснение источников заблуждений в познании естественно начать с рас- смотрения исходных условий познавательного процесса, с анализа конкретно-исторических знаний и практики как начала начал развертывания поисковой деятельности.

При исследовании проблем познания ведущее место марксизм отводит анализу практики и этим он принципиально отличается как от домарксистской философии, так и от современных идеалистических философских систем. Это в полной мере относится и к проблеме заблуждения.

1. Несостоятельность идеалистического решения проблемы источников заблуждения

Вся домарксистская философия (представленная как материализмом, таки идеализмом) не смогла научно ответить на вопрос: чем обусловлены заблуждения в знании, каковы их источники? Это объясняется тем, что еще не была осознана решающая роль практики в теории познания, филосо[88]фам, исключая разве что Гегеля, в сущности была чужда идея историзма при рассмотрении проблем познания. Заблуждение преимущественно толковалось как явление, обусловленное исключительно индивидуальными особенностями познающей личности. Для идеалистических представлений был характерен, кроме того, крайний субъективизм, выражавшийся в представлении, что заблуждение коренится в замкнутом в самом себе мышлении. Указанные недостатки в решении проблемы источников заблуждения свойственны и представителям современной буржуазной философии.

В подтверждение сказанному обратимся к одной из ранних работ, освещающих исследуемую проблему, книге В. Брошара «Заблуждение», изданной в 1897 г. Эта книга представляет несомненный интерес, так как она относится к числу немногих трудов, целиком посвященных проблеме заблуждения. Взгляды Брошара в принципе не отличаются от представлений о заблуждении, и ныне бытующих в идеалистической гносеологии. Прежде всего бросается в глаза его попытка (а это типично и для современной буржуазной философии решить проблему, игнорируя роль практики в познании. Так, говоря о критерии истинности, Брошар пишет: «Этот критерий не существует. Истина сама в себе со- держит этот критерий. Наш язык, сформированный под влиянием идеи, не отличается от критерия истины и критерия подлинности, и поэтому мы говорим, что мы уверены в чем-то или что такая-то вещь существует в действительности» 1.

Критикуя материалистический взгляд, согласно которому «истину определяют как сообразность идеи с объектом», Брошар замыкается в рамках субъективизма и заявляет, что «во всех случаях, не выходя из самого себя, наш рассудок может открыть истину. Истина не может быть ничем другим, как соответствием мысли самой себе» 2.

Оторвав субъект познания от практики, превратив его в «чистое» сознание, автор ищет источник заблуждения в самом сознании познающего субъекта. «Истина и заблуждение, — утверждает он, — появляются лишь в связях, устанавливаемых между идеями, т. е. за-

1 Brochard V. De l'erreur, р. 7.

2 Там же. [89] блуждение существует лишь в суждении. Нужно отметить, что под суждениями здесь понимается простой умственный синтез, совмещение в уме многих элементов» 3.

Применяя излюбленный тезис кантианцев и возрождающих идеализм Платона буржуазных философов о том, что учение античного мыслителя об априорности человеческого мышления будто бы неопровержимо доказывается математически, Брошар уверяет, что «нет другого критерия истины, чем невозможность изменить некоторые виды мыслительного синтеза, если мы мыслим согласно основным законам. Действительно, мы не можем помешать себе думать, что 2Х2=4» 4. И, резюмируя изложенное, он принимает кантианский тезис: «Истина заключается в постоянных отношениях между представлениями, и ее критерием является необходимость» 5. При этом под необходимостью понимается связь представлений.

Считая, что заблуждение внутренне присуще мышлению, Брошар полагает, что его конкретное проявление обусловлено соотношением веры и свободы. С помощью веры мы определяем наше отношение к суждениям, а заблуждаемся «мы потому, что свободны. Нужно толь- ко признать, что эта свобода не подвержена никакому принуждению» 6.

«Индивид поставлен, как и мысль, перед «вещью в себе». Он ведет себя как свобода перед собственным лицом и разумом» 7. Руководствуясь соображением об абсолютной свободе субъекта, Брошар полагает, что «каждый ум в отдельности, размышляя сам по себе, может найти причину заблуждения» 8 и чаше всего сам человек является виновником заблуждений. Ничем не ограниченная свобода выступает и как условие истины, и как условие заблуждения. Представления Брошара — типичное проявление волюнтаризма в теории познания.

Марксизм, как известно, научно решил проблему свободы. Свобода — не произвол, она не является аб-

3 Там же, с. 89.

4 Там же, с. 102.

5 Там же, с. 107—108.

6 Там же, с. 163.

7 Там же, с. 165.

8 Там же, с. 172. [90] солютной и связана с необходимостью. Фактором, ограничивающим «произвол» мышления, является наличный уровень знания и практики, лимитирующий познавательную и неразрывно связанную с ней преобразовательную деятельность. Поэтому постановка проблемы в чисто идеальном плане, сведение субъекта к сознанию не ведут к решению проблемы. Не случайно и наука трактуется Брошаром чисто волюнтаристски: «Мы предпочитаем свободу и выбор науке. Это простое утверждение науки. Выбор довольно беспристрастен. На самом деле мы не можем представить себе мир ничем, кроме нас самих, и мы представлены самим себе как воля. Сказать, что все в мире является объектом науки или все подвержено закону причинности, — это значит представить себе мир единым по форме мысли, т. е. сказать, что мысль является мерой бытия» 9.

Концепция субъективированной воли закономерно приводит автора к утверждению о правомерности и науки и религии. «Философская и религиозная истины рационально (вот именно, рационально! — П. 3.) возможны, и они не противоречат никакой из разобранных истин. Каждый имеет логическое право считать, что ее нашел, философские и религиозные конструкции являются обдуманными каждым из нас. Спонтанная деятельность — основа разума, которая открывает истины в науке» 10. И все это потому, что «свобода воли абсолютна» 11.

Мы привели длинные выдержки из работы, специально посвященной заблуждению, для того чтобы показать, что взгляды других представителей идеалистической философии по проблеме заблуждения ‘в принципе мало чем отличаются от приведенных мыслей Брошара.

Примером могут служить взгляды сторонников экзистенциализма. Так, для одного из ранних его представителей, Кьеркегора, характерна несколько иная, но в целом субъективистская точка зрения. Кьеркегор полагает, что все истинное субъективно, а объективное является источником заблуждения. Однако если учесть, что под «объективным» понимается не независимая от человека реальность, а нечто идеальное — «непостижи-

9 Там же, с. 264, 265.

10 Там же, с. 275.

11 Там же, с. 276. [91] мое царство абсурда», то станет ясной и здесь общая субъективистская позиция философа.

Вслед за Кьеркегором современные экзистенциалисты утверждают: все, что берет начало в субъективном, является «подлинным», а в объективном — «неподлинным» заблуждением. Один из видных представителей современных экзистенциалистов, М. Хайдеггер, выступающий против понимания истины как соответствия суждения предмету, определяет заблуждение как «сокрытость» бытия, неподлинность, растворенную во внешнем. Это приводит к тому, что предпосылкой в решении проблемы истины и заблуждения оказывается субъективистское понимание личности и творческого процесса, который совершенно отрывается от объективного независимо от того, выступает ли это объективное в форме природной или социальной закономерности 12.

Представители прагматизма руководствуются в решении проблемы заблуждения субъективно-идеалистической посылкой о том, что «истина и факт» не могут быть отделены друг от друга. Это приводит к отрицанию качественного отличия истины от заблуждения. Прагматизм провозглашает «истинными» любые представления, лишь бы они обеспечивали успех в деятельности субъекта. Но хорошо известно, что и ложное представление, которым руководствуется субъект, может привести к успеху, от чего это представление отнюдь не перестает быть ложным. С точки зрения марксизма истинность знания не определяется успехом, а лишь сопровождается им.

Многие современные буржуазные философы, как и их идейные предтечи, вследствие непонимания исторической обусловленности познания рассматривают заблуждения лишь как следствие логических ошибок 13.

Антиисторизм взглядов буржуазных философов на процесс познания четко обнаруживается в позитивистских рассуждениях Э.-Т. Белла. Говоря о причинах и направлении научного познания, он пишет, что если бы мы развивали точные научные эксперименты, то «нам не пришлось бы до 1581 года ждать Галилея, чтобы начать век науки, и если бы Архимед не был убит в

12 См. Ильенков Э. и др. Заблуждение. — Философская энциклопедия, т. 2, с. 147.

13 Характерна в этом отношении книга Д. Селливана «Основы логики» (Sullivan D. Fundamentqls of Logic. N. Y., 1963). [92] 212 г. до н. э., но считался бы первым учителем вместо Платона, тогда к 100 г. н. э. Юлий Цезарь смог бы послать первую и вторую крейсерские эскадрильи римских воздушных сил с зажигательными бомбами и бациллами холеры и к 300 г. н. э. из-за недостатка ума или знаний для разумного ведения своих дел цивилизация окончилась бы и Homo Sapiens вернулся бы на дерево своих предков» 14.

В согласии с Беллом Дж. Джастров утверждает, что «если человеку свойственно заблуждаться, то лекарство от заблуждения находится в нем самом» 15 и что с помощью «биологии, антропологии и психологии мы узнаем о путях нашего интеллектуального восхождения», а следовательно, и о заблуждениях 16.

В приведенных высказываниях рассмотрение познания оторвано от конкретно-исторической практики и ограничено рамками индивидуального мышления.

Практика, являясь осознанной деятельностью человека по изменению и преобразованию объективного мира, представляет органическое единство субъективного и объективного. Человек строит свою деятельность сознательно. «...Все, что побуждает человека к деятельности, — указывал Ф. Энгельс, — должно проходить через его голову» 17. Вместе с тем «человек в своей практической деятельности имеет перед собой объективный мир, зависит от него, им определяет свою деятельность» 18.

В современной буржуазной философии встречаются отдельные течения, представители которых на словах признают роль практики в познании, но фактически отрицают ее. Идеалисты берут лишь субъективный момент и абсолютизируют его, отрывая практику от объективного мира. В результате она представляется как проявление ничем не ограниченного сознания и воли субъекта. Так, в частности, трактуют практику представители «физического идеализма». По мнению Иордана, например, микрообъект реально не существует, он является производным от интеллектуальной деятельности субъекта, оперирующего математическими фор-

14 Цит. по: Jastrow J. The Story of Human Error, p. V-VI.

15 Там же, с. 18.

16 Там же, с. V.

17 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 290.

18 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 169—170. [93] мулами и конструирующего в мыслях микрообъекты 19. Это вполне согласуется с фихтеанской точкой зрения, согласно. которой «Я» — идеальное бытие — рассматривается «не как. чистый субъект... а как субъект-объект» 20, причем субъект, творящий действительность.

В буржуазной философии мы встречаемся и с другим извращенным пониманием практики, когда она трактуется в духе голого эмпиризма. По П. Бриджмену, например, «опыт определяется только опытом» 21. Это типично позитивистское утверждение. Еще в «Материализме и эмпириокритицизме» В. И. Ленин писал, что под словом «опыт» может скрываться и материалист и идеалист и что ползучий эмпиризм (а об этом говорил еще Ф. Энгельс) не избавляет от идеализма н мистицизма. Критикуя субъективистское понимание опыта позитивизмом, считающим такое его понимание единственным критерием истинности, В. И. Ленин отмечает, что позитивизм «преблагополучно выводит изо всего этого бога в целях практических, только для практики, без всякой метафизики, без всякого выхода за пределы опыта» 22. В итоге позитивисты приходят к отрицанию роли практики в теории познания. Мы видим, что это свойственно таким его представителям, как Дж. Дьюи, Р. Карнап 23 и др. Основные посылки извращения практики позитивизмом, превозносящим опыт, заключаются в игнорировании ее материального содержания, общественно-исторического характера, непонимании соотношения теории и практики. Вполне очевидно, что с таких «теоретических» позиций невозможно ре-

19 Jordan P. Physics of the 20-th Century. N. Y., 1944, p. 123. Позицию «физического идеализма» разделяет и В. Гейзенберг. Он пишет: «... современное развитие физики повернулось от философии Демокрита к философии Платона. В самом деле, именно в соответствии с убеждениями Платона, если мы будем разделять материю все дальше и дальше, мы в конечном счете придем не к мельчайшим частицам, а к математическим объектам, определяемым с помощью их симметрии, платоновским телам и лежащим в их основе треугольникам. Частицы же в современной физике представляют собой математические абстракции фундаментальных симметрий» (см. Гейзенберг В. Развитие понятий в физике ХХ столетия. — «Вопросы философии», 1975, № 1. с. 88).

20 Фихте И. Г. Избр. соч., т. 1. М. 1916, с. 516.

21 Bridgman P. W. The Logic of Modern Physics. N. Y., 1949, p. 3.

22 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 363.

23 Dewey J. Experience and Nature. Chicago-London, 1925; Carnap R. Logische Syntax der Sprache. Wien, 1934. [94] шить любые проблемы теории познания, в том числе и проблему заблуждения.

Коренное отличие в подходе к решению проблемы заблуждения между диалектическим материализмом и различными школами идеализма как раз в том и состоит, что последние подходят к решению проблемы заблуждения, игнорируя роль практики или извращая ее понимание. В результате они приходят к выводу, будто обнаружить отличие истины от заблуждения нельзя никакими средствами. Так, В. Бернардино полагает, что, «если бы человек обладал критерием (отличия истины от заблуждения. — П. 3.), он никогда не мог бы заблуждаться» 24. К столь же бесплодному выводу приходит и К. Поппер, по мнению которого «не существует критерия истины и мы не должны ставить вопрос с таком критерии» 25.

Отрицая практику как критерий истины, идеалисты предпринимают многочисленные, но безуспешные попытки решить проблему заблуждения в сфере «чистого» мышления, языка, познания и т. д. Рене Мюнье в упоминавшейся нами книге «Проблема истины» пишет: «Чтобы обосновать разум, невозможно выйти из него». И далее: «Ни один судья не может судить о нем (разуме. — Л. 3.), потому что он абсолютен. Из него нельзя выйти. Когда мы делаем это, то впадаем в нелепость, и всякая дискуссия в таком случае является бесполезной» 26.

Линия субъективизма в теории познания прослеживается издавна в буржуазной философии. Она достаточно отчетливо выражена у Маха и его современников. В. Брошар, например, считал, что заблуждение - «вещь исключительно индивидуальная, личная» и в силу этого «каждый ум по отдельности, размышляя сам по себе, может найти причину заблуждений» 27 А разве не в том же духе крайнего субъективизма рассуждает Ч. Блиндерман в статье «Истинна ли наука?», изданной в 1963 г., где он, размышляя об эволюции «чистой» мысли самой по себе, категорично утверждает: се научные взгляды на мир равно субъективны,

24 Bernardino V. Der Irrtum. - "Logos", 1953, N 3, S. 342.

25 Popper K. Objective Knowledge. Oxford, 1972, p. 318.

26 Mugnier R. Le problem de la verite. Paris, 1959, p. 40.

27 Brochard V. De l'erreur. Paris, 1897, p. 17, 23, 172. [95] и квантовая теория не в меньшей степени, чем христианская наука» 28.

Таким образом, с позиций теории познания идеализма невозможно решить проблему источников заблуждения в познании, что объясняется главным образом непониманием роли общественно-исторической практики в познании, и прежде всего игнорированием практики как критерия истинности. При забвении этого единственно объективного критерия по существу утрачивается возможность научного решения проблемы заблуждения, становятся допустимыми «доказательства» отсутствия принципиального различия между истиной и заблуждением.

2. Знание, практика и заблуждение

Знание — чрезвычайно подвижная, сложная система, включающая качественно различные компоненты: достоверные знания, представленные объективными истинами, содержащими абсолютные и относительные моменты, находящиеся в постоянном развитии, и менее достоверные знания, которые обеспечивают научный поиск. К последним относятся, например, проблемы, догадки, предположения, гипотезы, сами по себе еще не являющиеся истинами (они могут быть и заблуждениями) 29. Но именно с их помощью обеспечивается развитие познавательного процесса, в ходе которого происходит приращение знания.

Если представить знание как динамически расширяющуюся систему, то ее можно графически обозначить в виде окружности с удлиняющимся диаметром, о чем в древности говорил еще Зенон. При малом диаметре окружности (что отражает состояние знания в древности) граница соприкосновения знания с неизвестным была незначительна, а следовательно, фронт

28 Blinderman Ch. How True is Science? - "Humanist", 1963, №3, v. 75 р. 83.

29 «Знание» и «истина», — отмечает Н. К. Вахтомин, — категории не тождественные. Всякая истина — знание, но не всякое знание — истина. Знание может неадекватно отражать предмет и по. томе будет истиной» (Вахтомин Н. К. Генезис научного знания, с. 127) . [96] исследований более ограничен; поэтому заблуждений в количественном отношении было меньше, и они были специфичны, косили более примитивный, менее научный характер. Объем современного знания огромен, отсюда и область его соприкосновения с неизвестным — через проблемы и научный поиск — гигантски расширилась. Значит, заблуждений (если обозреть суммарно весь широчайший фронт ведущихся исследований во всех отраслях современного научного знания) стало не меньше, а больше. Но характер их далеко не таков, каким он был в античности, средневековье или в науке XVIII—ХIХ вв.; вместе с тем неизмеримо совершеннее стали и средства их преодоления. Современное знание представляет сложную, разветвленную систему, опирающуюся на богатый и прочный фундамент достоверного знания, выступающего в качестве исходного основания для постановки вопросов, проблем, гипотез 30.

В принципе возможности человеческого познания безграничны, в действительности же они определяются конкретно историческими условиями и сложностью объективного мира, обусловливающими диалектическую противоречивость познания, которое, двигаясь от одного уровня к другому, более глубокому, никогда не приобретает окончательного, завершенного характера. «...Люди, — пишет Ф. Энгельс, — стоят перед противоречием: с одной стороны, перед ними задача — познать исчерпывающим образом систему мира в ее совокупной связи, а с другой стороны, их собственная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо полностью разрешить эту задачу. Но это противоречие не только лежит в природе обоих факторов, мира и людей, оно является также главным рычагом всего умственного прогресса и разрешается каждодневно и постоянно в бесконечном прогрессивном развитии человечества — совершенно так, как, например, известные математические задачи находят свое решение в бесконечном ряде или непрерывной дроби. Фактически каждое мысленное отображение мировой системы остается ограниченным, объективно — историческими условиями,

30 Мы не ставили здесь задачу раскрыть всю сложность, противоречивость роста и структуры современного знания. В целях нашего исследования мы лишь обозначили некоторые существенные моменты его развития. [97] субъективно — физическими и духовными особенностями его автора» 31. «Человек, — указывал В. И. Ленин, — не может охватить = отразить= отобразить природы всей, полностью, ее „непосредственной цельности“, он может лишь вечно приближаться к этому, создавая абстракции, понятия, законы, научную картину мира...» 32

Интересной и актуальной задачей теоретического исследования познания и является выяснение всей сложности этого движения мышления на пути к истине; и в частности, важным является выяснение вопроса, как и почему в определенный конкретный момент в познании появляются заблуждения.

Прежде всего следует сказать, что наличие заблуждений обусловлено особенностью развития самого знания. Как мы отмечали в гл. I, одним из объективных источников появления заблуждений служит момент незавершенности знания, ибо, как верно подметил Г. Бонди, в науке всегда приходится мириться с незнанием чего-то. Мы никогда не располагаем всеми данными — даже знания ученого всегда очень ограниченны, и ему нужно выжать из них все, что только можно» 33.

Видимо, не требует обоснования мысль, что исследователю в любой отрасли знания приходится делать вывод при условии, когда он может ответить далеко не на все вопросы, связанные с его проблемой. Незавершенность знания — общая закономерность движения познания, притом она носит устойчивый характер. Это обусловлено следующим: чем дальше развивается и углубляется процесс развития научного знания, чем больше в ходе интеграции и дифференциации наук при- обретается новых сведений, чем глубже постигается истина, тем больше область соприкосновения с неизвестным, обширнее поле поисковой деятельности.

«Вторжение» в неизвестное, с одной стороны, побуждает к постановке новых проблем, разрешение которых расширяет достоверное знание, с другой — увеличивает долю вероятного знания, в котором могут быть и бывают заблуждения. Это проникновение в неизвестное не является временным, преходящим моментом науки. Напротив, весь смысл науки — «езда в незнаемое». Но

31 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 20, с. 36.

32 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 164.

33 Бонди Г Относительность и здравый смысл. М., 1967, с. 18. [98] по мере углубления в суть явлений познание постоянно отодвигает границы непознанного. Субъект ставит и разрешает проблемы, постигает истину. Но этот процесс противоречив, поскольку по своим конкретным возможностям субъект всегда ограничен наличным знанием, познавательными возможностями и сложностью познаваемой действительности. Поэтому наряду с достоверным знанием существуют элементы и недостоверного знания, которое и составляет область возможных заблуждений.

Проблема заблуждения в рассматриваемом отношении связана, таким образом, с проблемой соотношения познанного и непознанного, проблемой исторической ограниченности, незавершенности знания. Определяя соотношение познанного и непознанного, Ньютон сказал как-то: «Не знаю, чем я кажусь миру, но сам себе я представляюсь ребенком, играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камешек более цветистый, чем обыкновенно, или красивую раковину, в то время как великий океан истины расстилается предо мной неисследованный» 34

Этот безбрежный «океан истины» все более раскрывается перед исследователем благодаря движению познания, как говорил В. И. Ленин, от сущности первого порядка к сущности второго, третьего и так далее по- рядков, но в то же время возрастает и число проблем, подлежащих разрешению. Замечательной иллюстрацией ленинской мысли об относительности человеческого знания, дающего нам лишь приблизительную картину вечно движущейся материи, о возможности возникновения заблуждений в познании является анализ представлений о фундаментальных законах природы. Дело в том, что любые законы, поскольку в них отражается общее, самое существенное в ряде явлений, вообще говоря, неточны, приблизительны. В их проявлении, механизмах действия всегда содержится что-то неизвестное, и ученым постоянно бывает над чем «поломать голову». Возьмем, к примеру, закон всемирного тяготения.

Этот закон до сих пор, как и в период его открытия, не объясняет механизма гравитации, на что указывали

34 Цит. по: Кравец Т. П. От Ньютона до Вавилова. Л. 1967, с. 40. [99] еще современники Ньютона, на упреки которых он справедливо заметил, что закон всемирного тяготения отвечает на вопрос «как движутся тела?», а не на вопрос «почему они движутся?». Закон Ньютона, указывает Р. Фейнман, выражен в количественной математической форме и ни в коей мере не говорит о механизме его действия. И поскольку проблема механизма действия закона не решена, это, естественно, является источником постановки новых проблем и появления новых заблуждений.

Рассмотрим некоторые из таких попыток. Впервые объяснение тяготения было предложено в 1750 г. Сущность его состояла в следующем: представлялось, что в пространстве в различных направлениях носится огромное число частиц, в незначительной степени поглощаемых веществом. Будучи поглощенными, они передают свой импульс Земле. Но так как во всех направлениях количество частиц одинаково, то все импульсы уравновешиваются. Когда же неподалеку находится Солнце, то частицы в какой-то мере им поглощаются, так что от Солнца их приходит меньше, чем с обратной стороны. Вследствие этого Земля обладает импульсом, направленным к Солнцу, который, как было рассчитано, обратно пропорционален квадрату расстояния.

Но вскоре же было обнаружено, что это представление является заблуждением. В самом деле, если дело обстоит так, то Земля по мере своего движения встречала бы больше частиц с одной стороны, чем с другой, и вскоре была бы остановлена (при подсчетах оказалось, что для этого даже не потребовалось бы много времени). Но так как практически этого не происходит, иллюзорность такого объяснения гравитации очевидна.

В истории науки предпринимались многочисленные попытки свести тяготение к известным силам, например электрическим. Но они не имели успеха (хотя попутно были открыты новые явления, и в частности установлено большое сходство гравитации с взаимодействием заряженных частиц). Не удалось объяснить гравитацию и с точки зрения так называемой единой теории поля, как не внесли ясность в понимание механизма сил тяготения и данные о возрасте Вселенной. Предпринимались попытки объяснить гравитацию исходя из других сил взаимодействия, например ядерных. Закон всемирного тяготения до сих пор не связан с кван[100]товой теорией, и физики полагают, что именно из-за этого еще так много неясностей в законе 35.

Таким образом, научные знания о механизме действия закона всемирного тяготения ограничены и являются лишь приближенным выражением естественных объективных отношений в природе. Эта незавершенность, ограниченность знания о законе всемирного тяготения, как видим, является источником возникновения проблем, многочисленные попытки решить которые можно квалифицировать пока лишь как заблуждения, сопровождаемые открытием новых фактов о взаимосвязях между физическими явлениями и открывающие путь к разрешению проблемы.

В принципе любая научная теория содержит элемент гипотетичности, на что справедливо указывает Д. Пойа. «Любая из физических наук, — пишет он, — основывает свои предсказания на какой-то теории или, можно сказать, на каком-то предположении, так как никакая теория не является несомненной и, таким образом, каждая теория есть более или менее разумное, более или менее хорошо подкрепленное предположение» 36

Мысль об относительности знания прекрасно иллюстрируется приблизительностью, неточностью и других фундаментальных законов, которыми наука пользуется в своей «повседневной практике». Так, недостаточно глубоко познан закон сохранения и превращения энергии. Положение об ограниченности нашего знания в принципе справедливо по отношению к любому из законов, а также в целом в отношении ко всему знанию и к отдельным его отраслям.

Показательна в этом отношении современная ядерная физика, особенно теории элементарных частиц, которые физики пока не в состоянии представить как проявление одной и той же сущности. Фиксирование все большего числа открываемых частиц без единой теории, их объединяющей, говорит, что все увеличивающаяся информация о них дает представление только о накоплении фактического материала без глубокого его понимания.

Положение в современной физике элементарных час-

35 подробнее: Фейнман Р. Характер физических законов, с. 9—5.

36 Пойа Д. Математика и Правдоподобные рассуждения. М. 1957, с. 316. [101] тиц в какой-то мере аналогично положению в химии перед открытием Менделеевым периодической системы химических элементов. Тогда взору ученого химические элементы также представлялись не как взаимосвязанные и взаимообусловленные, а как разрозненные и изолированные. Только создание периодической системы позволило раскрыть закономерные связи между ними.

В физике в настоящее время предпринимаются попытки построить таблицу элементарных частиц, подобную периодической системе Менделеева, но пока такие попытки не увенчались успехом, и, вероятно, многие из них окажутся заблуждениями. Пока мы не в состоянии судить, какие из гипотез, существующих догадок в ядерной физике, как и в других науках, являются сейчас истинами, а какие — заблуждениями. Это покажет будущее.

Анализируя историческую ограниченность знания как возможный источник заблуждения в познании, мы снова обратимся к анализу научного поиска, но уже с точки зрения ограниченности наличных, исходных данных при постановке и анализе проблем, выдвижении предположений и гипотез.

Если говорить об уровне знания, с которого началось открытие электричества, то он представлял следующую картину. Еще не был открыт закон Ома и наука не знала о существовании связи между силой тока, электродвижущей силой и сопротивлением, не известен был и закон Джоуля. Не был открыт также фундаментальный закон природы — закон сохранения и превращения энергии. Хотя Фарадей, как отмечает Т. П. Кравец, и подошел вплотную к этому открытию, однако круг мыслей, порождавшийся этим законом, оставался ему чуждым. Такой была обстановка научной деятельности Фарадея, которую мы бы назвали интеллектуальным фоном, на котором он сделал свое научное открытие.

Небезынтересно в связи с этим отметить, что все обоснование открытия закона сохранения и превращения энергии связано с заблуждениями. Так, основоположник этого закона Карно исходил из идеи теплорода. Майер полагал, что живая сила равна mu2, Джоуль и Гельмгольц исходили из чисто механической основы всех явлений 37.

37 См. Кравец Т. П. От Ньютона до Вавилова, с. 171. [102] Нам с высоты грандиозных достижений науки 70-х годов ХХ в. легко судить о заблуждениях и ошибках предшественников в науке, мы видим достоинства и недостатки, изъяны в прежних теориях и мышлении предшествующих поколений ученых. В целом прав Т.П. Кравец, отмечающий, что «только отдаленное потомство расценивает по достоинству труды своих предшественников; история, как на дне промывательной машины, сохраняет немногие крупинки золота — достижения первостепенной важности и вечного значения. Все остальное бурный поток уносит —и факты, и имена, и даты» 33. Все это так. Однако науку должны интересовать не только «крупицы золота», но и то, каким образом они были извлечены. И здесь мы не имеем права забывать о необходимости исторического подхода к оценке представлений наших предшественников.

Исторический подход к анализу прошлого науки избавляет нас от односторонности и вооружает единственно научным методом оценки фактов, имевших порой парадоксальный характер. Вот одна из таких ситуаций во взглядах на основы существования материи. Как понять, что Фарадей, заслуги и прогрессивность взглядов которого несомненны, в 20—30-х годах ХХ в., когда атомистические воззрения получили широкое распространение в научных кругах, выступил с отрицанием атомистических представлений, хотя его собственные открытия в области электричества были величайшим вкладом в развитие атомизма.

Это объясняется тем, что уровень современных Фа- радею представлений об атомном строении вещества, да и само учение об электричестве (не были известны ионы, электрон и вообще структура атома и т. д.) не позволяли еще объяснить явления электричества исходя из идей атомизма. Именно поэтому, оценивая возможности атомистики как основы учения об электричестве, Фарадей пришел к скептическому выводу: «..если принять атомную теорию и соответствующие ей выражения, то атомы тел, эквивалентные друг другу в отношении их обычного химического действия, содержат равные количества электричества, естественно связанного с ними. Но я должен сознаться, что я с некоторым подозрением отношусь к термину атом, так как хотя об атомах очень легко

38 Там же, с. 114. [103] говорить, но весьма трудно составить себе ясное представление об их природе, особенно когда дело идет о сложных веществах» 39. Заблуждение Фарадея обусловлено не личной субъективной оценкой атомизма, а недостаточностью научных данных об атоме, общей ограниченностью уровня знаний в этой области.

Аналогично обстоит дело и в других областях знаний, где каждое из конкретно-исторических представлений ограничено уровнем развития знаний и практики своего времени. Так, небезынтересно отметить, что многочисленные попытки открыть вечный двигатель до открытия закона сохранения и превращения энергии никому не казались заблуждением и даже первое время после открытия этого закона некоторые считали возможным построение некоего perpertuum mobile.

Не был гладким, как отмечает Кравец, и путь величайшего открытия — рентгеновских лучей, начало которого охарактеризовалось наличием огромного количества неупорядоченных, противоречивых фактов; их объяснения, как оказалось позже, были заблуждениями. Поток заблуждений даже усилился, после того как было обнаружено рентгеновское излучение. Открытие радиоактивности Беккерелем дало толчок потоку «открытий» новых лучей: Р. Блондло, профессор Нансийского университета, открыл N-лучи. Это псевдооткрытие было явным заблуждением, связанным с некоторыми физическими особенностями глаза. Л. Грец в Мюнхене тоже открыл лучи, которые потом были объяснены как действие вещества смолистого характера, выделяющегося из дерева фотокассеты. Приват-доцент Московского университета П. В. Преображенский обнаружил Р-лучи, но и это открытие оказалось также печальным недоразумением, и т. д. и т. п. Не обошлось и без шарлатанства: Густав Лебон открыл какой-то ему одному известный «черный свет» 40.

К категории аналогичных «открытий» следует отнести доказательство перехода из неживого в живое на вирусных объектах Бошьяном, доказательство перехода бесструктурных доклеточных форм в клеточную организацию О. Б. Лепешинской, имевшие место в недалеком прошлом нашей науки. Очевидно, не обходятся без заб-

39 Цит. по: там же, с. 117.

40 См. там же, с. 194. [104] луждений, обусловленных ограниченностью знания, и современная ядерная физика, химия, биология и другие фундаментальные науки при попытках ответить на вопросы, касающиеся области еще неизвестного и неизведанного.

Широчайший фронт исследований развернут в современной науке. Ученые выдвигают множество плодогворнейших идей, догадок, предположений и гипотез, обеспечивающих разрешение поставленных проблем. Но немалая (часто никому, кроме самих исследователей, не известная) часть их оказывается лишь побочными продуктами поиска — заблуждениями.

Характеристика источников заблуждений в научном познании была бы недостаточной и неполной без анализа общественно-исторической практики.

Известно, что одним из моментов революционного переворота, совершенного марксизмом в философии, является введение общественно-исторической практики в теорию познания. С точки зрения марксизма практика есть основа, цель познания и критерий истинности нашего знания. К. Маркс в знаменитых «Тезисах о Фейербахе» указывает на бесплодность попыток решения вопроса о содержательности мышления без обращения к практике: «Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, — вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос» 41.

Конкретно-историческая практика определяет успехи и трудности познания, ею в конечном счете определяется и наличие заблуждений в познании. Ф. Энгельс подчеркивал: «Все идеи извлечены из опыта, они — отражения действительности, верные или искаженные» 42. Поэтому исследование диалектики взаимоотношения знания и практики — важнейшее условие выяснения источников заблуждений.

К сожалению, обусловленность заблуждений ограниченностью конкретно-исторической практики недостаточно изучена в марксистской литературе, хотя отдель-

41 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 1—2.

42 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 629. [105] ные авторы указывают на практику как источник заблуждений в знании 43. Об этом же пишет Г. А. Давыдова: если практика есть основа всего человеческого познания, то это значит, что ею обусловливается не только то, что в нем истинно, но и то, что в нем ложно, что образует его исторически преходящие, исчезающие особенности и элементы» 44. О наличии заблуждений, обусловленных ограниченностью конкретно-исторической практики как критерия истинности наших знаний, справедливо пишут И. В. Бычко, Л. В. Скворцов 45.

Для выяснения объективных источников заблуждений необходим прежде всего анализ соотношения знания и практики в процессе познания. В наиболее широком плане этот процесс осуществляется в двух актах: на основе отражения действительности создается идеальное представление о вещи, затем содержание идеального представления проверяется путем его соотнесения с действительностью, идея, так сказать, «материализуется» «овеществляется». В результате этой «материализации», осуществляемой через предметно-практическую деятельность, продукты отражения (идеальное, знание), представляющие формы духовного овладения вещью, осознаются как истина или заблуждение.

Рассмотрим конкретно, каким образом исторически ограниченная практика выступает источником заблуждений в познании.

При объяснении явлений возникает одна из двух далеко не однозначных ситуаций: подлежащее объяснению явление вполне «укладывается» в существующую систему знаний, с достаточной степенью приближения характеризуется ею. Это довольно распространенный случай, хотя он и требует немалых поисковых усилий для постижения истины и связан с возможностью возникновения заблуждений. Вторая ситуация, наиболее нас интересующая, складывается тогда, когда для изучения явления имеющегося уровня знаний недостаточно, необходим выход за его пределы, формулирование новой теории. И 43 См. Заблуждение. — Философский — словарь (под ред. М. М. Розенталя), с. 133.

44 Давыдова Г. А. Практика — основа единства эмпирической и теоретической ступеней познания. — Практика и познание. М. 1973, с. 155.

45 См. Бычко И. В. Познание и свобода. М., 1969, с. 61—69; Скворцов Л. В. В. И. Ленин о единстве познания и практики. М. 1961. [106] субъект, используя наличное знание и практику, предпринимает такую попытку, осуществляя ее путем выдвижения предположений, гипотез для объяснения факта. Но именно выход за пределы наличного знания связан с возможностью возникновения заблуждения.

Выдвигая ту или иную гипотезу, субъект не в состоянии судить о ее истинности или ложности, исходя из нее самой или из уровня наличного знания, ибо анализ знания самого по себе не дает основания для решающего вывода — необходимо обращение к практике как надежному критерию истинности наших знаний.

В процессе приращения знания, характеризующего движение мысли от незнания к знанию, дело обстоит значительно сложнее, и отличие истины от заблуждения обнаруживается далеко не сразу (порой через много лет). В качестве примера можно привести атомистическую гипотезу строения материи, которая в самой общей форме была высказана еще древними греками, но получила экспериментальное подтверждение, превратившись в теорию, лишь в конце ХIХ — начале ХХ в. Эволюционные идеи в геологии, биологии потребовали для своего обоснования десятки лет. Не сразу были опровергнуты иллюзорные представления о «флюидах», «теплороде», «флогистоне», бытовавшие в представлении ученых в качестве истинных в течение ХVII—ХVIII вв. вплоть до первых десятилетий ХIХ в., и т. д.

Чем же обусловлено отсутствие возможности немедленного определения возникших в познании представлений как истины или заблуждения, почему необходим некоторый временной интервал для осознания их, как качественно различных моментов знания? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо учесть одно существенное обстоятельство. Истинность наших суждений определяется их соответствием объекту. Но поскольку наше знание имеет практическую природу, решающая роль в определении его содержания принадлежит практике как критерию истины.

Практика как критерий истинности знаний диалектична, поскольку является и абсолютной и относительной. «Этот критерий... — пишет В. И. Ленин о практике, — настолько «неопределенен», чтобы не позволять знаниям человека превратиться в «абсолют», и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агности[107]цизма» 46. И тут же В. И. Ленин замечает, что в силу своей относительности «критерий практики никогда ие может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления» 47. «Неопределенность» практики как критерия истинности знаний поэтому также является объективной основой существования заблуждений в нашем знании.

Поскольку исторически развивающееся знание обладает относительной самостоятельностью по отношению к практике и в значительной своей части опережает ее, не все в знании проверяемо данной, наличной практикой, поэтому на каждом конкретно-историческом этапе наше знание не однозначно по своему составу. Часть знаний может существовать, например, в форме гипотез, которыми полна любая из отраслей знания. Разумеется, не все из них являются истинами, часть представлений оказываются заблуждениями, что обнаруживается раньше или позже на основе развившейся практики. То же относится и к знаниям, подтверждаемым данной конкретно-исторической практикой. Может статься, что развившаяся практика обнаружит несостоятельность некоторых утвердившихся представлений. Именно этот момент подчеркивает Ф. Энгельс, когда пишет: «..мы никогда не забываем, что все приобретаемые нами знания по необходимости ограничены и обусловлены теми обстоятельствами, при которых мы их приобретаем. Вместе с тем нам уже не могут больше внушать почтение такие... противоположности, как противоположности истины и заблуждения... Мы знаем, что эти противоположности имеют лишь относительное значение: то, что ныне признается истиной, имеет свою ошибочную сторону, которая теперь скрыта, но со временем выступит наружу; и совершенно так же то, что признано теперь заблуждением, имеет истинную сторону, в силу которой оно прежде могло считаться истиной» 48. Можно не сомневаться, что, скажем, некоторые современные представления о структуре ядра атома, считающиеся ныне истинными, окажутся в ходе развития теоретической и экспериментальной физики заблуждениями.

Говоря об ограниченности конкретно-исторической

46 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 146.

47 Там же, с. 145—146. 48 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 302—303, [108] практики как одном из источников заблуждений в нашем знании, было бы вульгаризаторским упрощением представлять дело так, будто практика выступает по отношению к нашему знанию лишь в роли своеобразного «решета», разделяющего наши представления на истинные и ложные и не оказывающего никакого влияния на выдвижение новых идей, гипотез, на формирование научных теорий, хотя такие представления еще имеют место среди отдельных философов.

Когда мы говорим об ограниченности конкретно-исторической практики как источника заблуждений, мы имеем в виду не только постановку конкретного опыта, эксперимента, но всю совокупность общественно-исторической практики, в которой эксперимент выступает лишь ее частным случаем.

Практика, являющаяся критерием истины, сложна, и это обусловливает также то, что в качестве критерия истины могут выступать и фрагменты самого знания — теории, ранее подтвержденные практикой в качестве истинных. Для современного уровня развития познания наиболее характерным как раз и является использование критерия, включающего как элементы общественно-исторической практики, так и проверенные практикой теории.

Рассматриваемая в столь широком смысле, практика выступает не только в качестве критерия истинности знания, по причине конкретно-исторической ограниченности которой в нашем знании часто наличествует заблуждение, но и как основа накопления положительного содержания в знании. Именно развитие, совершенствование практики приводит ко все более глубокому качественному обогащению содержания знания, к увеличению в нем объективно истинных моментов, о чем красноречиво свидетельствует, например, анализ изменения содержания понятия «химический элемент», происходившего под влиянием развития экспериментальной практики в химии. В XVIII в. Лавуазье, имея в виду все возможные в его время способы воздействия на вещество, которыми располагала тогда практика, дает следующее определение химического элемента: «Элемент есть вещество, не разложимое никакими способами».

Однако экспериментальной практикой в 1898 г. была открыта спонтанная разложимость элемента — естественная радиоактивность, и определение Лавуазье в извест[109]ной части оказалось заблуждением. Потребовалось сформулировать новое определение элемента, что и сделал русский химик А. И. Горбов: «Элемент есть вещество, не разложимое никакими искусственными способами». Но совершенствование, развитие экспериментальной практики привело в 1912 г. к обнаружению изотопов у неона, имеющих массу 20 и 22. Была доказана возможность физическими способами разделить изотопы. И таким образом на основе развития практики определение химического элемента, данное Горбовым, оказалось в свою очередь не соответствующим действительности. Исходя из новых фактов, немецкий химик Ф. Панет дал такое определение: «Элемент есть вещество, не разложимое никакими искусственными химическими способами». Современная наука, располагающая более существенными средствами воздействия на химические элементы, нашла несостоятельным и это определение 49. Из приведенного примера видно, что утверждение «химический элемент неразложим» было заблуждением, обусловленным ограниченностью конкретно-исторической практики (эксперимента) в химии, располагающей исторически ограниченными возможностями.

Аналогично дело обстоит с понятием «атом». Иллюзорное представление «атом неразложим» было получено на основе практики (эксперимента) ХIХ в., когда наука располагала только химическим способом воздействия на атом. Практическое отсутствие более существенных средств такого воздействия в арсенале науки ХIХ в. явилось источником данного заблуждения. Нетрудно было бы привести примеры и из других областей знания. Исследование соотношения теории и практики показывает, что теоретическое знание есть нечто большее, чем обобщение наличной практики. Являясь итогом всей предшествующей истории духовной культуры человечества, теория во многом детерминирована сложившимся категориальным строем науки. Поэтому теория, как и знание в целом, обладает относительной самостоятельностью по отношению к практике. В силу последнего обстоятельства теоретическое знание может либо опережать, либо отставать в отдельных своих частях от потребностей и запросов развивающейся практики. И тот

49 См. подробно: Кедров Б. М. Эволюция понятия элемента в химии. М., 1956, с. 162—180. [110] и другой случай взаимодействия теории и практики могут оказаться возможными источниками заблуждения.

Знание, по существу, для того и формируется, чтобы быть путеводителем в практических, преобразующих действиях людей; оно может предугадывать, опережать практику. При этом предсказательная функция знания не сводится к объяснению уже известных фактов, обобщению известного опыта. Сущность науки в собственном смысле состоит в том, чтобы предугадывать тенденцию и направление развития, так сказать заглядывать в будущее. Но чем отдаленнее предсказание от наличной практики, исследованных тенденций ее развития, тем оно менее достоверно, тем больший удельный вес возможных заблуждений.

Так, незрелость, недостаточное раскрытие всех противоречивых тенденций развития капитализма ХVIII— начала ХIХ в. обусловили незрелость идей социалистов-утопистов Сен-Симона, Ж. Фурье, Р. Оуэна, а еще раньше —Т. Мора и Т. Кампанеллы. Представления социалистов-утопистов хотя и содержали некоторые истинные характеристики будущего социалистического общества, однако в большинстве своем являлись заблуждениями. Это прежде всего относится к их представлению о социализме как о вневременной, внеисторической идее, которую достаточно было лишь открыть, чтобы преобразовать социальные отношения, минуя предметно-практическую, революционную деятельность определенных классов общества. Следовательно, возможность искажения действительности в сознании, возникшая в опережении практики познанием, в конечном счете проистекает из ограниченности, узости, противоречивости наличной конкретно-исторической практики. И прав Гегель, подчеркивавший историческую обусловленность истины. <...Истинное,— писал он, —по природе своей пробивает себе дорогу, когда пришло его время, и... оно появляется лишь тогда, когда это время пришло, а потому оно никогда не появляется слишком рано и не находит публики незрелой» 50.

Одним из важнейших источников заблуждений может быть отставание познания от практики, что находит вы-

50 Гегель. Соч., т. IV, с 39. [111] ражение в абсолютизации, догматизации наличного знания и принятых форм деятельности. Это объясняется тем, что практика непрерывно изменяется, совершенствуется и, если теория отстает от изменившейся практики, это, как правило, порождает заблуждение.

В. И. Ленин, любивший повторять слова К. Маркса «наше учение не догма, а руководство для действия», уделял огромное внимание единству теории и практики. Так, в брошюре «Письма о тактике» он подчеркивал: «Марксизм требует от нас самого точного, объективно проверимого учета соотношения классов и конкретных особенностей каждого исторического момента. Мы, большевики, всегда старались быть верными этому требованию, безусловно обязательному с точки зрения всякого научного обоснования политики» 51.

Много внимания анализу ошибок и заблуждений, обусловленных недостаточным учетом изменяющейся практики классовой борьбы, абсолютизацией отдельных ее форм, В. И. Ленин уделяет в «Детской болезни «левизны» в коммунизме». «История вообще, история революций в частности, — пишет он, — всегда богаче содержанием, разнообразнее, разностороннее, живее, «хитрее», чем воображают самые лучшие партии, самые сознательные авангарды наиболее передовых классов» 52. Заблуждения «левого коммунизма» как раз и объясняются неспособностью этого течения видеть и учитывать изменения многообразной, сложной и постоянно развивающейся практики классовой борьбы, менять в соответствии с ними свою стратегию и тактику. История свидетельствует, что именно партия Ленина умело и гибко корректировала свою политику и в период подготовки и проведения революции, и в период заключения Брестского мира, и в период перехода страны к новой экономической политике. И сегодня партия коммунистов в своей деятельности постоянно крепит единство теории и практики.

Заслуживает специального рассмотрения такой весьма распространенный источник заблуждений, который можно было бы назвать «практицизмом». Его сущность заключается в следующем. Одна из объективных тенденций практической деятельности состоит в стремлении

51 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 132.

52 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 80. [112] абсолютизировать наличное знание. Это объясняется тем. что люди, занятые многообразной практической деятельностью, не могут ждать, пока знание о закономерностях тех или иных процессов приобретет завершенный характер. При этом нередко практиками используются те теории, которые кажутся наиболее «понятными», «доступными», хотя они не всегда отражают подлинную сущность процессов и явлений, в какой-то мере содержат в себе элементы заблуждения.

При этом отдельные практики, «завороженные» мнимо реальными достижениями, обусловленными использованием шаблонных методов, закосневшие в своем «практицизме», далеко не всегда прислушиваются к последнему слову науки, считая ее, и порой не без некоторого основания, не «доросшей» до повседневных нужд производства. Благодатная почва для «практицизма» создается особенно в тех случаях, когда наука, отставая от реальных нужд практики, не имеет еще достаточно глубоко разработанной теории, удовлетворяющей ее запросы.

У нас немало писали и пишут о положении в биологической науке в Советском Союзе в 30—40-х годах. Однако нет еще достаточно глубокого специально философского исследования этого вопроса, в частности под углом зрения соотношения теории и практики. Исключение составляет книга Н. П. Дубинина «Вечное движение» (М., 1975), в которой дан глубокий объективный анализ состояния биологии в те годы с точки зрения соотношения теории и практики.

Вряд ли можно считать правильным взгляд, сводящий все дело к личным взаимоотношениям в науке, влиянию культа личности и другим вненаучным факторам, которые, конечно, имели место и несомненно оказали отрицательное влияние. Но все-таки не они определяли положение в биологии. Неверным является и мнение некоторых исследователей, непомерно преувеличивающих реальные достижения генетики того времени и предпочитающих умалчивать о ее серьезных просчетах и заблуждениях. На самом же деле, как показывает Н. П. Дубинин, положение генетики было сложным и противоречивым. Она была слабо связана с сельским хозяйством и животноводством. Наряду с научными положениями генетика включала и заблуждения, объясняемые не только трудностями ее роста, но и идеалистическим и метафи[113]зическим характером мышления некоторых из крупных ее представителей. Ведущие советские ученые Н. К. Кольцов, Ю. А. Филипченко, М. В. Волоцкий и др. не были свободны от евгенических заблуждений и автогенетических предрассудков. Эти недостатки и ошибки генетики, проистекавшие из ее слабой связи с практикой, были абсолютизированы Т. Д. Лысенко и И. И. Презентом, не увидевшими ее положительного содержания и объявившими классическую генетику лженаукой 53.

Характеризуя обобщенно положение в биологии с точки зрения соотношения теории и практики, следует сказать, что, хотя общие принципы генетики того времени определяли научные основы селекции, тем не менее резкое отставание генетической теории от запросов и нужд селекции породило отрицательное к ней отношение значительной части «практиков». И поскольку сельское хозяйство и животноводство не могли ждать, когда генетики в деталях разработают свои экспериментальные и теоретические основы, пригодные для «руководства к действию», появились тенденции использовать из наличных теорий те, которые, как казалось, являются более «эффективными». Именно «практицизмом» того времени объясняется принятие сельскохозяйственным производством немалого числа скороспелых «прожектов» Т.Д. Лысенко и его последователей за подлинно научные открытия, являвшиеся фактически заблуждениями. Эти заблуждения были своеобразной платой за «практицизм».

Среди источников заблуждений в познании назовем и такие, которые почерпнуты из общей категориальной структуры знания, также ограниченной конкретно-историческим уровнем знания и практики. Известно, что категориальный строй знания каждой эпохи обусловлен аккумуляцией знаний предшествующей и находится в соответствии с уровнем развития знания и практики своего времени. Знание, так сказать, отражает общеинтеллектуальную атмосферу в определенный период времени, в силу чего через этот категориальный аппарат осмысливаются все вновь открытые факты. Но поскольку не весь наличный запас знаний относится к категории

53 См. подробнее об этом: Дубинин Н. П. Вечное движение. М., 1975. На таком же в принципе основании в число «лженаук» попала в начале 50-х годов и кибернетика, [114] истинного, в истории науки для объяснения различных фактов нередко использовались заблуждения. Так, Дж. Бернал отмечал, что «теория инерции Ньютона возникла из господствовавшего в то время рационального толкования религии, а теория естественного отбора Дарвина — из общераспространенного понятия о естественной справедливости свободной конкуренции» 54.

Эти примеры можно было бы умножить. Ж.-Б. Ламарк, например, в своих работах оперировал как вполне научными такими понятиями, как «теплород», «флогистон», «флюид» и другие, которые отражали общераспространенные в его время заблуждения. За неимением других, более отвечающих истине способов объяснения с точки зрения механики трактовались многие важные открытия в физиологии в ХVII — ХVIII вв; и в частности кровообращение. Идея о возможности создания механического человека также была явным заблуждением ученых того времени. Мало того, известен курьезный случай, показывающий, насколько всерьез воспринимались за истину эти заблуждения. Дроза и изготовленного им механического мальчика заточили в тюрьму, причем как обвиняемый, так и обвинявшие вполне верили в возможность создания механическими средствами живого человека.

Хотя категориальный строй науки нашего времени существенно усовершенствовался по сравнению с предшествующими этапами развития знаний и практики, тем не менее в принципе, при объяснении новых фактов мы вынуждены пользоваться наличным категориальным аппаратом науки, в котором наряду с истинными могут оказаться и ошибочные представления.

На научные заблуждения нельзя смотреть как на исключительно негативные моменты процесса познания. В истории познания они играли подчас известную положительную роль, обусловленную, как мы отмечали, не самими по себе заблуждениями, а тем, что в них наличествовали зерна истины. Возьмем, к примеру, гилозоизм. В целом мы рассматриваем его как заблуждение, но нужно признать при этом, что на определенном конкретно-историческом этапе он играл и позитивную роль, поскольку содержал в себе зерно истины — серьезную

54 Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956, с. 33. [115] попытку материалистически объяснить происхождение сознания исходя из свойств материи.

Итак, каждый конкретно-исторический уровень развития практики является основой развития истины. Но ограниченность этого уровня практики ведет и к возникновению заблуждений в познании. При этом процесс развития познания представляет собой не галерею сменяющих друг друга заблуждений, а процесс постижения истины, поиски которой сопряжены с преодолением заблуждений и накоплением тех зерен истины, которые в этих заблуждениях содержались. «Критикуя, часто столько же разрушая, сколько и создавая, — отмечает Дж. Бернал, — наука постоянно открывает новые факты, законы и теории. Тем не менее все сооружение науки никогда не перестанет развиваться. Она, если можно так сказать, вечно находится в ремонте, но в то же время всегда используется» 55.

И. В. Мичурин еще более подчеркивал этот момент в познании, настаивая на том, что его последователи должны непременно опережать его, противоречить ему, даже разрушать его труд, в то же время продолжая его. «Из только такой последовательной разрушаемой работы, — резюмирует он, — и создается прогресс» 55.

Ограниченность практики как один из источников заблуждений в научном познании относится и к практике социальных отношений. На результатах познания бесспорно отражается характер эпохи, общественно-экономической формации. Протекая в определенных социальных условиях, познание неизбежно отражает их сложность и противоречивость. Поэтому исследование источников заблуждений не должно исключать и анализа социальных отношений. Являясь условиями деятельности субъекта, эти отношения оказывают на него непосредственное или опосредованное влияние. В одних случаях они способствуют постижению истины, в других — являются факторами, препятствующими процессу познания, способствующими формированию заблуждений.

Марксистскими исследованиями установлен факт негативного влияния антагонистических производственных отношений на процесс познания. Каждая из анта-

55 Там же, с. 27.

56 Мичурин И. В. Соч. в 4-х томах, т. IV. М., 1948, с. 402, [116] гонистических формаций имеет в этом отношении свой особенности. Так, если в эпоху феодализма средневековая реакция препятствовала росту знаний, то в капиталистическом обществе отношение к научному знанию противоречиво. С одной стороны, буржуазия кровно заинтересована в приращении знания в области естественных наук как основы роста производства, что определило их значительные успехи. С другой стороны, рост естественнонаучных знаний осуществляется там весьма противоречиво, капиталистические производственные отношения придают однобокий характер научному прогрессу, что, несомненно, может приводить и к заблуждениям.

Отрицательное влияние капиталистических производственных отношений в области общественных наук является более непосредственным, поскольку здесь более четко выступает классовый интерес буржуазии, стремящейся к укреплению своих позиций.

Социальную обусловленность и механизм формирования заблуждений в общественных науках, особенно в политической экономии, истории, К. Маркс обстоятельно исследовал, в частности, в «Подготовительных рукописях к «Капиталу»» и в самом «Капитале». Эти работы Маркса достаточно подробно и глубоко проанализированы в нашей литературе.

Марксов анализ причин возникновения заблуждений в буржуазной политэкономии имеет непреходящее значение для исследования социальных источников заблуждений.

Важнейшими из этих источников являются открытое Марксом отчуждение, частнособственнический интерес эксплуататорских классов и реакционное идеалистическое мировоззрение, отражающее коренные интересы эксплуататоров. Сущность отчуждения состоит в том, что в условиях классово антагонистического общества деятельность человека и ее результаты превращаются в самостоятельную силу, господствующую над ним. Эго обусловлено тем, что, например, в условиях капиталистического общества отношения между людьми складываются не непосредственно, а опосредованно, через обмен товаров. При этом продукт человеческого труда — товар, попадая в сферу обращения, выходит из-под власти товаропроизводителя и превращается в силу, стоящую над обществом. [117] В условиях отчуждения общественные отношения утрачивают самостоятельный характер, подчиняясь ритму движения вещей. В таком искаженном виде они и предстают перед исследователем общества, являясь источником заблуждений. Например, в глазах буржуазных экономистов рабочий представал не как живая личность во всем многообразии ее проявлений, а как простое средство производства, наподобие любого другого средства производства — машины, станка, механизма и т. д.

Маркс показал, что отчужденное сознание не позволяет выйти за пределы наличного положения вещей. Это справедливо не только в отношении капитализма, но и предшествующих антагонистических формаций, господствующие социальные отношения которых принимались за вечные и неизменные. Так, величайшие мыслители рабовладельческого общества (и материалисты, и идеалисты) считали рабство естественным и вечным состоянием человечества. Подобные заблуждения были объективно присущи и обыденному сознанию. Известно, что рабы, боровшиеся за свое освобождение, в конечном счете не выходили за пределы этого социально обусловленного заблуждения. Требованием «хорошего» царя ограничивались крестьяне при феодализме, восставая против угнетателей.

В своих первых выступлениях рабочие, классовое сознание которых тогда еще было недостаточно развито, чтобы понять истинные причины угнетения, обращали свой гнев против машин, считая их своими врагами, виновными во всех бедах (луддизм). Потребовалось много тяжких лет, прежде чем рабочие смогли преодолеть это заблуждение и понять, кто является их подлинным классовым противником.

К. Маркс доказал, что именно антиисторический, антидиалектический подход к анализу общественных явлений уводит исследователя от анализа реальных отношений и таит в себе возможность заблуждений.

Идеалистическое мировоззрение, насаждаемое господствующими классами, является по существу одним

57 Мы, к сожалению, не можем дать исчерпывающий характер всех социальных причин возникновения заблуждения в общественных науках классово антагонистического общества, поскольку эта тема требует более обстоятельного исследования. [118] из важнейших источников формирования заблуждений относительно содержания общественных отношений, а следовательно, и относительно смысла основных законов общественного развития. Несколько иначе проявляется влияние идеологии на развитие естественных наук. Сами по себе данные опыта и эксперимента суть факты. Объектом мировоззрения они становятся с момента их объяснения, интерпретации. Так, открытие электрона, зависимости его массы от движения, а пространственно-временных характеристик от состояния материи, открытие молекулярных основ наследственности — сами по себе это научные открытия, основанные на исследовании реальных фактов. Однако при постановке поисковых задач и интерпретации открытий исследователь в конце концов вынужден занимать определенную теоретическую, мировоззренческую позицию, в значительной мере зависящую от общественных условий, в которых протекает его научное творчество.

В капиталистическом обществе, где усиленно насаждается угодное господствующим классам идеалистическое мировоззрение, нередко исследователь оказывается под его непосредственным влиянием, что непременно проявляется в истолковании им данных науки, косвенно способствуя формированию заблуждений. Этот процесс, разумеется, не прост, он опосредован многими факторами.

При поверхностном взгляде можно не обнаружить никакой связи, например, между социальными условиями и заблуждениями физиков конца ХХ — начала ХХ в., выразившимися в «физическом» идеализме. Однако В. И. Ленин, исследуя истоки заблуждений, убедительно показал, что одной из главных причин кризиса было незнание физиками материалистической диалектики, открытой К. Марксом и Ф. Энгельсом и развитой их учениками. Это было обусловлено, как показал Ленин, социальными причинами: при капитализме широкое распространение имеют реакционные философские системы, в то время как диалектический материализм замалчивается. Кроме того, вся система обучения и воспитания в таких условиях буквально пронизана борьбой с передовыми идеями, и прежде всего с марксизмом. Таким образом, практически «вся обстановка, в которой живут эти люди, — говорил В. И. Ленин о представителях «физического идеализма», — отталкивает их от [119] Маркса и Энгельса, бросает в объятия пошлой казенной философии»

Многие буржуазные социологи нередко и ныне пытаются представить ученого-естествоиспытателя как личность, совершенно независимую в своих суждениях от существующих социальных отношений. Но это утверждение обнаруживает свою несостоятельность при ближайшем соприкосновении с действительностью. Впрочем, некоторые из буржуазных исследователей с горечью признают, что «атмосфера лабораторий и правительственной палаты настолько чужды друг другу, что, кажется, отрицают разум как единое начало».

Известно, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Поэтому вполне естественно субъект познания испытывает на себе влияние социальных противоречий общества, в рамках которого протекает его творчество. Исследователь всегда принадлежит к тому или иному классу и получает соответствующее воспитание и образование (а оно носит классовый характер), воспринимает господствующие идеологию и мировоззрение.

В науке постоянно велась и ведется борьба материализма и идеализма, и ученый вольно или невольно участвует в ней, являясь сторонником материализма либо идеализма. Его мировоззренческое кредо, сформировавшееся через индивидуальное отношение к существующим формам мировоззрения, становится его основной методологической установкой, которая не может не сказаться на его оценке как собственных научных исследований, так и данных науки вообще. Все это неизбежно влияет и на научный поиск, организуемый и осуществляемый конкретным исследователем.

Богатый материал о влиянии мировоззрения ученого на его творчество дают биографии выдающихся ученых. В одной из статей В. П. Карцев сравнивает двух одинаково талантливых, закончивших одно и то же учебное заведение и равных во всех других отношениях, кроме мировоззрения, ученых-физиков — Максвелла, открывшего законы электродинамики, и П. Тэта, имевшего отношение к этому открытию, но не сделавшего его в силу приверженности к идеализму и религии. Как известно, Тэт считал, что «настоящая наука не имеет и не будет.

58 Ленин В. И. Полн. собор. соч., т. 18, с. 279.

59 Jastrow J. The Story of Human Error, p. 36. [120] иметь каких-либо расхождений с религией», и потому отвергал все новые идеи в науке. В частности, не понял он того нового, что внес в науку открывший второй закон термодинамики Клаузиус, критикуемый Тэтом с догматических позиций.

В. П. Карцев заключает, что «Максвелл оказался единственным «счастливцем» из числа подающих надежды студентов, в исследовательской деятельности которого сложилось то уникальное и необходимое сочетание предметно-логических, социальных и личностно-психологических факторов, которое могло привести к созданию революционной теории, завершающей «старую» и начинающей «новую» физику. Нужно отметить, что на формирование содержания практически всех этих факторов в определенной мере оказал влияние тот микросоциум, в котором в тот или иной период оказывался Максвелл» 61.

Идеалистическое мировоззрение способствует формированию в качестве господствующих таких типов мышления, как, например, противоречащие основным принципам научного творчества догматизм, релятивизм, антиисторизм, враждебные самой природе науки и создающие почву для заблуждений.

Исследуя отрицательное влияние идеалистического мировоззрения на постижение истины в естествознании, нужно иметь в виду следующее обстоятельство: не всегда ложное мировоззрение неизбежно ведет к заблуждению в научном поиске. Бывают случаи, когда научное открытие делается ученым не в соответствии, а вопреки довлеющему над ним мировоззрению.

В. И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», рассматривая противоречие между мировоззрением естествоиспытателя и самой материалистической сутью естествознания, подчеркивал, что сама внутренняя логика развития физики заставит перейти естествоиспытателей на позиции материализма и диалектики. <...Сегодняшний «физический» идеализм, — писал В. И. Ленин, — точно так же, как вчерашний «физиологический» идеализм, означает только то, что одна школа естествоиспытателей в одной отрасли естествознания скатилась к реакционной философии, не сумев прямо и сразу подняться

60 Карцев В. П. Ближайшее социальное окружение учёных и их биография. - Человек науки. М., 1974.

61 Там же, с. 105. [121] от метафизического материализма к диалектическому материализму. Этот шаг делает и сделает современная физика, но она идет к единственно верному методу и единственно верной философии естествознания не прямо, а зигзагами, не сознательно, а стихийно, не видя ясно своей «конечной цели», а приближаясь к ней ощупью, шатаясь, иногда даже задом. Современная физика лежит в родах. Она рожает диалектический материализм. Роды болезненные. Кроме живого и жизнеспособного существа, они дают неизбежно некоторые мертвые продукты, кое-какие отбросы, подлежащие отправке в помещение для нечистот. К числу этих отбросов относится весь физический идеализм, вся эмпириокритическая философия вместе с эмпириосимволизмом, эмпириомонизмом и пр. и т. п." 62

В. И. Ленин учил естествоиспытателей умению видеть заблуждения, обусловленные идеалистическим мировоззрением, и использовать положительное содержание науки. При этом разоблачение и критика реакционной буржуазной философии по вопросам методологии научного познания имеет ничуть не меньшее значение, чем использование успехов буржуазных ученых-естество-испытателей, ибо эта критика несомненно способствует освобождению от заблуждений значительной части зарубежных деятелей науки.

Исследование отрицательного влияния реакционного мировоззрения на процесс познания — дело сложное. Важное методологическое значение в этом отношении имеет мысль Ленина о том, что «если рассматривать отношение субъекта к объекту в логике, то надо взять во внимание и общие посылки бытия конкретного субъекта (= жизнь человека) в объективной обстановке» 63.

Это обязывает при выяснении заблуждений учитывать как общие социальные условия деятельности ученого, так и конкретную обстановку его творчества. Иначе невозможно, например, понять, почему в современном буржуазном обществе, в век грандиозных успехов астрономии, космонавтики существует лженаука астрология, основанная на заблуждении, будто судьбы людей и общества можно предугадывать по соотношению звезд и планет. Наличие подобных лженаук объясняется тем,

62 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 331-332.

63 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 184. [122] что капиталистическая действительность постоянно воспроизводит «философский идеализм, негодный продукт негодного общественного строя» 64.

Однако осознание социальных факторов, способствующих появлению заблуждений в естественных науках в условиях антагонистического общества, не дает конкретного ответа на вопрос, чем объясняются зигзаги и заблуждения конкретного естествоиспытателя. Очевидно, что обстоятельный анализ социальных условий должен органически сочетаться с исследованиями конкретно-научной среды деятельности ученого, изучением внутренней логики развития научных теорий, которые также нельзя полностью объяснить лишь социальными причинами, поскольку естествознание имеет свою относительно самостоятельную логику развития. Учет этого обстоятельства избавляет от вульгаризаторского представления о механизмах формирования заблуждений в естественных науках, происходящих под воздействием неблагоприятных факторов.

3. Характер заблуждений в истории познания

Выяснение конкретно-исторической ограниченности знания и практики как объективных источников заблуждений в научном познании имеет принципиально важное значение для анализа заблуждений в истории познания.

Как отмечалось, каждый конкретно-исторический этап развития общества характеризуется определенным уровнем знания и практики и соответствующими познавательными возможностями, от которых зависит степень проникновения в сущность явлений природы и общественной жизни и которые обусловливают также характер и специфику заблуждений.

Для анализа специфики заблуждений в истории познания необходимо обозначить специфические этапы, или

64 См. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 193. Интереснейшие данные об астрологии содержатся в статье Жоржа Дюбаля, который, в частности, отмечает, что во Франции в 1959 г. астрологический журнал "Знаки Зодиака" был издан тиражом 600 000 экземпляров. Сотнями тысяч издаётся здесь же астрологический журнал "Утро магика", и это не единственные издания (Dubal G. Peuton distinquer les nais des faut problems, Congres des societes de philosophie de langue francais, 12-me. Paris, 1964). [123] периоды истории развития знания, которые характеризовали бы как особенности познавательных возможностей общества, так и специфику заблуждений на каждом из этих этапов.

При выделении таких этапов возможен различный подход. К примеру, рассмотрение развития знания по общественно-экономическим формациям. При этом «схватывается» как специфика условий познания, так и особенности заблуждений. Не противоречит такому общему подходу и выделение периодов по признаку особенностей развития самого знания. В соответствии с этим в истории познания (и конечно, заблуждения) можно выделить следующие крупные этапы, характеризующиеся определенным уровнем развития знания: 1. Донаучный период. 2. Период возникновения и формирования науки. 3. Период господства научного знания.

Донаучный период развития знания охватывает огромный промежуток времени от момента возникновения человеческого общества до возникновения первых зачатков научного знания. Чтобы выяснить специфику заблуждений этого периода, следует исходить из особенностей и характера знаний и практики общества в то время. Целесообразно отметить следующие важнейшие для указанного периода моменты: 1. Человек выделяется из природы и осознает свое к ней отношение. 2. Осознание человеком природы и самого себя происходит при отсутствии знаний закономерных, причинных связей и отношений действительности. 3. Первоначальные знания человека формируются на базе слабо развитых производительных сил и незрелых производственных отношений.

Отсутствие знания законов природы и собственных отношений отнюдь не означает, что человек не обладал знаниями вообще. Если бы это было так, была бы невозможной сама человеческая деятельность, которая может быть обеспечена лишь в том случае, когда она опирается на определенную совокупность объективных знаний, выступающих в качестве регулятивных принципов деятельности. Но подобные принципы могут быть выработаны уже на уровне обыденного сознания.

Для деятельности человека в донаучный период был характерен обыденный уровень знания, приобретаемый в процессе повседневной, непосредственной деятельности. В процессе длительной истории своего развития чело[124]вечество медленно накопляло, совершенствовало и передавало последующим поколениям знания о свойствах предметов и явлений природы. Первобытное общество, например, не могло бы существовать без знания мест обитания, повадок животных, на которых охотились люди, без умения отличать съедобные растения от несъедобных, не зная свойств предметов, наиболее пригодных для изготовления орудий труда, необходимы были навыки постройки жилищ и т. п.

Обыденный уровень знания помог человеку, не имевшему еще представления о законах развития животных и растений, много тысячелетий назад приручить большинство прародителей ныне используемых домашних животных и сельскохозяйственных растений, без научных представлений о химических процессах, происходящих при изготовлении гончарных изделий, развить гончарное ремесло и т. д.

Известно, что одна из коренных особенностей деятельности первобытного человека состоит в том, что он в отличие от животного осознает свое отношение к природе и к другим людям. Это осознание имеет своим источником предметно-практическую деятельность. Прежде чем осознавать, человек действовал.

Но что значит осознавать свое отношение к природе? Не что иное, как пытаться объяснить ее. В процессе практической деятельности перед человеком возникала «сеть явлений природы», которые он и пытался объяснить. Суть вопроса состоит в том, какими реальными средствами располагал человек для объяснения неизвестных явлений. Теперь мы хорошо знаем, что познавательные возможности наших предков были весьма ограниченными. Человек только что выделился из живой природы. Он жадно знакомился с некоторыми свойствами предметов, с которыми сталкивался в своей повседневной деятельности. Но для проникновения в их сущность, понимания их закономерного характера он не имел ни достаточного опыта и знаний, ни достаточно развитых орудий познания и преобразования действительности.

Потребности в объяснении явлений природы не могли быть удовлетворены объективно ограниченными возможностями практики и познания. Это порождало и не могло не порождать неадекватные представления о природе и самом себе, т. е. заблуждения. [125] Так, в своей повседневной жизни люди сталкивались с психическими явлениями, например видели сны. Во время сна человек совершает какие-то действия, видит других людей, даже давно умерших, разговаривает с ними. Естественна была потребность в объяснении снов. Но какими возможностями для этого располагал человек? Ведь он не имел ни малейших представлений о строении мозга, не располагал знаниями о его сложной структуре и физиологических функциях, тайну которых наука, собственно, начала приоткрывать лишь во второй половине ХХ в. (книга И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» была опубликована в 1867 г.).

Объяснение давалось с позиций того уровня знаний и практики, которым общество тогда располагало. Наблюдая умирающего человека, люди видели, что перед смертью он испускает последний вздох. Этот факт объяснялся тем, что в теле человека обитает душа, обусловливающая его жизнедеятельность. Душа нематериальна, невидима. При смерти человека она покидает его тело и продолжает жить вечно. Вот почему во сне душа спящего может свободно общаться с душами других людей, в том числе и умерших. Так сформировалось это просуществовавшее тысячелетия заблуждение.

Будучи бессильным перед могущественными силами природы, не располагая научными данными для их объяснения, человек одушевлял природные явления. Так постепенно создавались анимистические представления о них, которые явились основой формирования и других заблуждений. Как известно, с анимизмом связана магия 65, выражающая бессилие человека перед силами природы и его стремление господствовать над ними. Даже практическая деятельность первобытного человека окутывалась покрывалом магических сил. В литературе подробно описаны ритуалы людей перед охотой: своеобразные танцы, стрельба из лука по изображению животных. Считалось, что ритуальные действия обеспечивают удачу на охоте. Известно также, что обожествлялось гончарное ремесло: изготовление сосуда представлялось в виде цепи необъяснимых магических превращений.

Сложную систему заблуждений представляют мифы, в основе которых лежат фантастические вымыслы о де-

65 Связь между анимизмом и магией отмечена В. Холличером в его книге "Природа в научной картине мира" (М., 1966). [126] яниях сверхъестественных существ: богов, нимф, наят, чертей и т. п. С помощью этих заблуждений предпринимались попытки объяснить происхождение мира, чело- века, отдельных явлений природы, исторических событий. В нашу задачу не входит подробное рассмотрение анимизма, магии, мифологии66.

На ограниченность знания как источник фантастических заблуждений справедливо указывали многие домарксовские материалисты. Б. Спиноза отметил однажды: «...чем меньше люди знают природу, тем легче им создавать многие фикции, например, что деревья говорят, что люди мгновенно превращаются в камни, в источники, что ...нечто превращается в ничто или что боги превращаются в животных и людей, и многое другое этого рода»67. Однако в целом оценка Спинозой ограниченности знания как источника фантастических заблуждений, насколько можно судить по его высказываниям по этому вопросу, неисторична, так как он не указывает на роль и влияние конкретных экономических и других факторов на процесс возникновения заблуждений.

Глубокую всестороннюю оценку источников заблуждений в донаучный период мы находим в письме Ф. Энгельса К. Шмидту от 27 октября 1890 г., в котором Энгельс, характеризуя истоки религии и идеалистической философии, указывает, что "..у них имеется предысторическое содержание, находимое и перенимаемое историческим периодом, — содержание, которое мы теперь назвали бы бессмыслицей. Эти различные ложные представления о природе, о существе самого человека, о духах, волшебных силах и т. д. имеют по большей части экономическую основу лишь в отрицательном смысле; низкое экономическое развитие предысторического периода имеет в качестве дополнения, а порой в качестве условия и даже в качестве причины ложные представления о природе»68. Обратим внимание, что Энгельс очень осторожно подходит к оценке ложных представлений первобытного общества о природе. Он не называет их бессмыслицей вообще, а говорит, что мы их «теперь назвали бы бессмыслицей» (курсив мой. — П. 3.).

66 См. там же, с. 53 и др.

67 Спиноза Б. Избр. произв. в 2-х томах, т. I М., 1957, с. 338-339.

68 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 419. [127] При историческом подходе к оценке знания донаучного периода важно иметь в виду его бивалентное содержание, так как в анимистических представлениях, мифах содержались и элементы положительного, эмпирического знания. Поэтому, учитывая конкретно-исторические условия донаучного периода в развитии знания, мы можем сказать, что заблуждения этого периода относительны и некоторые из них вполне подходят под статус «меньших истин».

В самом деле, в историческом процессе развития знания в донаучный период возникает первая попытка создания общей картины мира, и эта картина была, да и не могла тогда не быть в силу рассмотренных причин, заблуждением. Но надо иметь в виду, что иллюзорное отражение действительности первобытным человеком было в то время единственно возможной формой осознания действительности. Поэтому нельзя не согласиться с Л. К. Науменко, который пишет, что «миф — не просто фантазия, басня. И не просто аналогия, делающая природу понятной в меру уподобления ее общине. По содержанию миф есть вполне адекватная картина действительности, а действительность есть историческая категория. Не примитивное сознание творит мифологическую действительность, а примитивная действительность творит мифологическое сознание. Ведь только для развитой классики греческой культуры миф есть игра поэтических творческих сил. Для архаического грека миф представляет собой самую настоящую суровую действительность... Эта действительность не только теоретически, не только поэтически, но прежде всего практически мифологична» 69.

Таким образом, в заблуждениях первобытного сознания имели место и элементы позитивного, накопленного на эмпирическом уровне знания. Они и явились предпосылкой формирования иного отношения к процессам и явлениям природы, когда их стали объяснять исходя из самой природы.

Для анализа заблуждений в период зарождения и формирования научного знания представляется целесообразным рассмотреть развитие представлений в одной из фундаментальных естественных наук. Возьмем, к примеру, химию.

69 Науменко Л. К. Монизм как принцип диалектической логики. Алма-Ата, 1968, с. 25-26 (курсив мой. - П. З.) [128] Химия как наука о превращениях вещества, происходящих в результате изменения их состава, возникла в конце 17 в.— ее появление связывают с открытиями Р. Бойля. Однако использование химических процессов для практических нужд началось намного раньше. Уже в глубокой древности человек, не осознавая этого, использовал химические процессы при добывании огня, приготовлении пищи, изготовлении гончарных изделий и т. п. В это же время происходит знакомство с разными свойствами предметов и возникают представления: «твердое», «мягкое», «холодное», «теплое», «мокрое», «сухое». Человека начинают интересовать процессы горения, замерзания, таяния.

Материалистические представления о составе вещества, которые можно рассматривать в качестве отдаленных предпосылок химии как науки, появились в рабовладельческом обществе, когда были высказаны первые натурфилософские догадки о строении и свойствах материи. Фалес, например, считал, что все состоит из воды, Гераклит — из огня; плодотворную догадку об атомном строении материи высказывал Демокрит. Из натурфилософских представлений о строении и свойствах материи наибольшее распространение получает учение Эмпедокла о четырех элементах: огне, воздухе, воде и земле, взаимным смешением и превращением которых объяснялось все многообразие предметов и явлений. Представление о четырех элементах было освящено авторитетом Аристотеля и оставалось господствующим в течение двух тысячелетий.

С учением о четырех элементах было тесно связано натурфилософское учение о качествах: теплом, холодном, влажном и сухом. На их основе столь же долго объясняли здоровье человека, его темперамент, рекомендовали диету, объясняли свойства сельскохозяйственных растений. Так, по Гиппократу, жившему в 3 в. до н. э., заболевание лихорадкой — это результат избытка желчи и холода (теплое и сухое) в организме человека. Учение о качествах было популярно даже в начале 18 в. Об огурцах, например, писалось: «Они содержат много флегмы, очень увлажняют и охлаждают, утоляют жажду, смягчают острые нравы и дают хорошую ферментацию крови. Огурцы в жаркую погоду следует принимать молодым людям горячего, желчного склада. Но слабые и старые люди флегматического склада должны [129] избегать их»70. Приведенные слова принадлежат Ж. Ламетри, о котором Ч. Браун метко заметил, что, хотя он и «отдален от Гиппократа 21 веком, вряд ли далеко удалился от него в отношении химии питания»71.

Учение об элементах и качествах несомненно является заблуждением, ибо оно неадекватно отражает действительность. Однако заблуждения, появившиеся в период зарождения научного знания, существенно отличаются от заблуждений, бытовавших в донаучный период.

Во-первых, эти представления основаны на материалистических предпосылках: вода, огонь, элементы и качества — объективные первоначала материи, не зависящие от сверхъестественных сил.

Во-вторых, все изменения состояний материи, объясняемые превращениями первоначал, также объективны. И хотя, как верно подметил М. Оруджев, «системы природы, созданные древними, не были основаны на подлинном понимании внутренних природных связей вещей. Их преимущество перед идеалистической философией заключалось в стремлении объяснить природу из самой себя»72. Иными словами, представления древних содержали в себе элементы объективной истины.

В-третьих, натурфилософский, умозрительный характер представлений, призванных объяснить мир исходя из него самого, также обусловлен особенностями знания и практики периода возникновения и формирования научного знания. С одной стороны, бурный рост производительных сил рабовладельческого общества по сравнению с первобытнообщинным требовал «приземления» мысли с целью познания природы (именно этот период знаменуется возникновением таких наук, как механика, геометрия, отчасти астрономия). С другой стороны, наличное знание и практика как исходные моменты теоретических построений были явно недостаточны, а порой вообще отсутствовали (это касалось прежде всего знания, относящегося к области представлений о структуре и свойствах материи).

Однако, несмотря на эту особенность развития знания в тот период, исторически важным было то, что возникла настоятельная потребность объяснения мира

70 Jastrow J. The Story of Human Error, p. 170.

71 Там же.

72 Оруджев З. М. Диалектика как система. М., 1973, с. 24-25. [130] исходя из него самого. Поэтому любые натурфилософские построения материалистического плана, сколь бы несовершенными и нелепыми, с нашей точки зрения, очи ни казались (вроде представлений Эмпедокла о происхождении человека, согласно которым части человеческого тела сначала существовали отдельно), способствовали развитию знания, и из таких построений, очищенных от заблуждений, вырастала истина абсолютная.

В предыдущей главе мы говорили об исторически прогрессивной роли алхимии в становлении химии как науки. Интересно отметить, что теоретической основой алхимических воззрений о превращении неблагородных металлов в благородные явилось распространенное в то время учение о взаимопревращаемости четырех элементов. Алхимики при этом вполне добросовестно пользовались заблуждением, распространенным среди греков поздней Александрии, которые считали возможным превращение меди и свинца в золото и серебро.

Мы считаем алхимию заблуждением, типичным для периода возникновения и формирования научного знания. Она опиралась на крайне низкий уровень научных знаний о строении вещества и располагала минимальными возможностями для проведения экспериментов, которые позволили бы оценить ее реальное значение. Слабая экспериментальная база способствовала укреплению алхимиков в заблуждении о возможности превращения неблагородных металлов в благородные. В качестве «факта», якобы подтверждающего идею превращения элементов, античные алхимики ссылались на наблюдения: при сплавлении олова и меди получался металл, имеющий цвет золота. Алхимики, кроме того, ссылались и на такой опыт. Они опускали железный гвоздь в раствор медного купороса и полагали, что покрывшийся медью гвоздь становился из железного медным.

Анализ взаимосвязи алхимии с химией представляет значительный интерес для выявления отличия заблуждений периода зарождения и формирования научных знаний от заблуждений научного периода.

Мы уже отмечали, что в ходе поисков «философского камня» алхимики открыли многие объективные свойства элементов, кислот, оснований, подготавливая почву для возникновения химии как науки. Однако сама алхимия по своим теоретическим основам была еще, так сказать, преднаукой. Алхимические трактаты наряду с объектив[131]ными характеристиками веществ (наличием объективных истин) изобиловали фантастическими вымыслами магического, мифологического, религиозного и астрологического содержания.

Так, алхимики наделяли металлы мистическими связями с космосом. Все семь химических элементов, по их представлениям, рождались в земле путем излучений от семи небесных тел: золото — от Солнца, серебро — от Луны, ртуть — от Меркурия, медь — от Венеры, железо — от Марса, олово — от Юпитера, свинец — от Сатурна. Сложное переплетение истинного и неистинного, фантастического и реального — характерная черта алхимии. И это неудивительно, поскольку существовала традиция компенсировать недостающие доводы вымыслами и догадками.

Решительные удары по изысканиям алхимиков, оторванных от реальных проблем науки, наносит формирующееся действительное научное знание, призванное удовлетворить определенный социальный заказ. Предвестником такой науки были знания эпохи Возрождения. 15 век открывается скептическими заявлениями в отношении предмета алхимии. Ф. Парацельс, хотя его взгляды изобилуют алхимическими архаизмами, провозглашает, что предметом алхимии должно быть отыскание лекарств, а не золота. И этот призыв к практическим действиям имел немаловажное значение для развития химии. Парацельс и его последователи — Либавий, Ван- Гельмонт, Куннель (середина 16 — начало 18 в.) произвели немало изысканий и составили много лекарственных препаратов, открыв тем самым дорогу реформам Р. Бойля в химии.

В 1661 г. Бойль издает работу «Химик-скептик», в которой высказывает решительное несогласие с алхимией в вопросе о предмете и задачах химии. Он заявляет, что задача химии состоит не в том, чтобы открывать способы превращения неблагородных металлов в благородные, а В том, чтобы открыть состав веществ. Бойль возрождает атомарную гипотезу строения вещества и предсказывает, что в будущем предстоит открыть большее количество элементов, чем известно теперь. Он дает определение элемента, считая, что им является неразложимое далее вещество. Начиная с Бойля, химия стремительно входит в научное русло, а с открытий А. Лавуазье приобретает твердо установившийся научный характер. [132] Пожалуй, одним из типичных заблуждений периода зарождения и формирования науки и первых этапов ее развития была теория флогистона. Поскольку крушение этой теории в химии было узловым моментом разрешения противоречия, обеспечивавшего становление научного знания в химии, стоит остановиться на нем несколько подробнее.

До знаменитых экспериментов А. Лавуазье, раскрывшего подлинную природу горения, считалось, что горение есть выделение жирной земли — флогистона. Флогистонная теория удовлетворительно объясняла многие факты, однако встречалась с непреодолимым затруднением при взвешивании веществ до и после горения. Неизменно оказывалось, что вес веществ, полученных после сжигания (например, прокаливания металлов), несколько больше их веса до сжигания. Защитники теории флогистона, объясняя этот факт, утверждали, что флогистон имеет отрицательный вес, т. е. на него не действует притяжение, в результате чего его удаление из металла утяжеляет вес. Они не придавали особого значения тому, что принятая ими идеальная конструкция имеет совершенно искусственный характер, что было вообще свойственно заблуждениям донаучного периода и периода формирования науки.

В химии того времени создалась парадоксальная ситуация: в некоторых опытах сторонники теории флогистона приходили к выводам, противоположным правильным, хотя, как мы уже отметили, теория флогистона вполне удовлетворительно объясняла многие факты. Она позволяла даже делать научные открытия. Так, поклонник теории флогистона Р. Кавендиш открыл водород, думая, что это флогистон. В конце концов дело закончилось тем, что открытия самих сторонников этой теории привели к ее гибели. Несмотря на то что ее сторонники К. Шееле и Д. Пристли в 1774 г. открыли кислород, они по существу не смогли оценить подлинное значение кислорода в процессах горения. Зато это понял Лавуазье. Путем точных количественных измерений Лавуазье показал, что увеличение веса металла после прокаливания происходит не из-за выделения металлом гипотетического флогистона, а в результате соединения металла с воздухом, не содержащим флогистона. Затем Лавуазье доказал, что при горении происходит соединение металла с кислородом. [133] Открытие Лавуазье знаменовало революцию в химии. Им построена первая таблица элементов, куда входила 23 свободных элемента и восемь других — в соединениях. В таблице имеется одна очень интересная деталь. В число элементов включены огонь и свет как специфические субстанции. Это красноречиво говорит о младенческом возрасте химии в тот период. Лавуазье развивает далее гипотезу атомного строения вещества. Его идеи и эксперименты расчистили дорогу научным поискам Авогадро и всем достижениям современной химии.

Резюмируя изложенное о специфике заблуждений периода возникновения и формирования научного знания, мы можем сказать, что она определялась особенностями формирования знания, основу которого составляло отсутствие либо зачаточное состояние знаний о законах действительности. Столь же незрелой была и практика как основа процесса развития знания и критерий истины. Именно это определило натурфилософский характер построения знания и чисто эмпирически описательный подход к явлениям действительности. Заблуждения периода возникновения и формирования научного знания основывались главным образом на материалистическом представлении о природе и человеке и содержали в себе моменты истины. Они по существу были относительными истинами.

Перейдем к рассмотрению отличительных особенностей заблуждений научного периода в развитии знания. Это можно сделать, лишь учитывая качественные сдвиги, происшедшие в основах построения знания, т. е. имея в виду изменения в наличном знании и практике. В этот период в развитии знания произошли разительные перемены. Нет необходимости перечислять гигантские достижения науки этого времени. Отметим лишь важнейшие качественные изменения в знании.

От описания отдельных предметов и явлений познание переходит к выяснению существенных, закономерных связей и отношений действительности, т.е. наука перерастает эмпирический уровень развития и становится теоретической. Этот существенный сдвиг в основах знания обозначился уже в науке 17—18 вв., но стал ее отличительной особенностью лишь в ХХ — ХХ вв. Известно, что для науки 17—18 вв. в силу господствовавшего механистического мировоззрения и ограниченности знания было характерно стремление постула[134]ровать для объяснения существенных взаимосвязей и отношений различные неизменные для каждой области природы начала. Так, в биологии провозглашалось положение о постоянстве и вечности вида, для объяснения электрических и магнитных явлений прибегали к помощи особых невесомых жидкостей, для объяснения горения - к флогистону, для тепловых явлений — к теплороду и т. п.

Но в науке того периода уже достаточно резко обозначаются и новые черты развития знания. Наука 17 — 18 вв. в лице ее выдающихся представителей Н. Коперника, Г. Галилея, И. Ньютона и других открывают законы природы, основывает свои взгляды не на извлечениях из сочинений догматизированного Аристотеля, а на экспериментах и потому в противоположность советам средневековых схоластов «Бери и читай» провозглашает: «Смотри и экспериментируй».

Математические обоснования законов движения Галилеем, подтверждающиеся экспериментально, неотразимо убеждающие опытом законы механики Ныотона, крутой поворот к эксперименту в химии с целью познания существенных связей —все это знаменует новый подход к исследованию объективного мира. Именно благодаря такому подходу к исследованию природы с целью познания ее существенных, закономерных связей рушились прежде считавшиеся истинными представления о флогистоне, теплороде, невесомых жидкостях и т. п.

За более чем трехсотлетний период своего существования научное знание от внешнего описания предметов и явлений поднялось до такого уровня, когда стало возможным проникновение в сущность микро- и мегамира. Оно располагает огромной, всевозрастающей массой сведений о его закономерностях, существенных связях и отношениях.

Это стало возможным в результате гигантски возросших возможностей практики, в первую очередь производственной и экспериментальной, составляющей ныне в ряде отраслей науки по существу неразрывное целое. От «сургуча и веревки» (по образному выражению физиков), которыми исчерпывались экспериментальные возможности ученого времен Фарадея, до современных гигантских сверхускорителей частиц, от простейшего линзового микроскопа Левенгука до современного электронного микроскопа, от галилеевской зрительной трубы [135] (телескопа) до радиотелескопа и космических кораблей — таков триумфальный путь роста экспериментальной вооруженности науки.

В масштабах научной деятельности за этот период также произошли гигантские изменения. Из занятий энтузиастов-одиночек наука превратилась в форму коллективной деятельности, которой ныне заняты сотни тысяч людей, использующих в своих исследованиях новейшие достижения современной науки и техники. Кроме того, для проникновения в неисследованные области природы наука выработала широко разветвленный категориальный аппарат, в котором отразились успехи в познании законов действительности, развитую систему знаний, проверенных и апробированных практикой. Эти наличные знания составляют надежный плацдарм для наступления на еще неизведанные тайны природы.

В связи с изложенным естествен вопрос: а как же обстоит дело с заблуждениями в современной науке? Быть может, они исчезли вместе с представлениями о нимфах, русалках, археях, психеях, теплороде и флогистоне и списаны в архив как безвозвратно ушедшие в прошлое? Быть может, человечество сегодня научилось, наконец, приобретать знания, свободные от заблуждений? Быть может, истина теперь сдается исследователю без боя?

В § 2 настоящей главы мы уже выяснили, что вместе с ростом достоверного знания, приобретением все новых и новых истин возрастает число научных проблем, попытки разрешения которых расширяют сферу соприкосновения с неизвестным, вследствие чего возможности появления заблуждений продолжают существовать и, может быть, даже расширяются. Это первая особенность заблуждений периода научного знания 73.

Далее, сравнительный анализ заблуждений периода научного знания и заблуждений предшествующих этапов показывает, что в заблуждениях научного периода возросла доля объективного знания. В самом деле, теперь почти не встречаются или встречаются чрезвычайно редко случаи, когда заблуждения в науке строятся по типу религиозного или идеалистического объяснения сущности объекта. Исключение, пожалуй, составляют иде-

73 Это, разумеется, не означает, что современное знание стало менее достоверным. Наоборот, как мы уже отмечали, его достоверность выросла на несколько порядков. [136] алистические интерпретации данных науки, но это скорее относится к анализу наличного знания, нежели к конкретно-поисковой ситуации. Объяснение явлений природы с помощью «жизненных духов», «психей», «археев» давно уже стало историческим анахронизмом. Увеличение доли объективного знания в заблуждениях науки выражается также в том, что основу построения всех предположений и гипотез, в том числе не подтвердившихся практикой, составляет объективное знание, в прочном фундаменте которого лежат законы, проверенные практикой. Умозрительный, натурфилософский характер построения любых форм знания (достоверного или вероятностного) несовместим с современным духом науки, открывающей все новые и новые реальные связи действительности. Поэтому заблуждения как представления субъекта, не соответствующие объекту, выглядят в современной науке как более адекватное отражение объекта по сравнению с заблуждениями, имевшими место на прошлых этапах развития знания. Это по существу своему, можно сказать, более правдоподобное по сравнению с прошлым, но все-таки не адекватное объекту объяснение.

В связи с указанными особенностями заблуждения, наличествующие в современной науке, имеют большее эвристическое значение, чем на предшествующих этапах развития знания.

И последняя особенность заблуждений периода научного знания непродолжительность их «жизни». Заблуждения этого периода отличаются своей недолговечностью. Это объясняется тем, что непрерывно ведущийся интенсивный научный поиск, проводимый на прочном фундаменте современного знания и практики, быстро выявляет заблуждения, и длительность «жизни» заблуждений оказывается обратно пропорциональной темпам прогрессивного развития научного знания.

Нетрудно убедиться в справедливости сказанного», если обратить внимание на то, что заблуждение донаучного периода, например мифология, существовало, очевидно, десятки тысяч лет, представление о четырех элементах и качествах (период возникновения и формирования научного знания) просуществовало несколько сот лет. Примерно столько же времени бытовало заблуждение алхимиков о «философском камне». Значительно меньше (лишь три столетия) господствовала механисти[137]ческая картина мира (начальный период научного знания). Время «жизни» большинства заблуждений в современной науке измеряется годами, месяцами, а то и меньшими промежутками времени 74.

Для выяснения причин формирования заблуждений в научном познании важное значение имеет анализ не только объективных причин, но и субъективных факторов, ведущих к искажению истины, чему и посвящается следующая глава.

74 Следует иметь в виду, что длительность «жизни» заблуждения определяется его характером и областью знания, в которой оно существует, поэтому в современной науке могут быть и исключения в смысле «долгожительства» отдельных заблуждений. [138] ГЛАВА 4

СУБЪЕКТИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ ЗАБЛУЖДЕНИЙ

..Всякую истину, если ее сделать «чрез- мерной» (как говорил Дицген-отец), если ее преувеличить, если ее распространить за пре- делы ее действительной применимости, можно довести до абсурда, и она даже неизбежно, при указанных условиях, превращается в

абсурд. В. И. ЛЕНИН

В предыдущих главах мы проанали- зировали объективные источники заб- луждений, коренящиеся в ограничен- ности конкретно-псторической прак тики и знания. Но исчерпываются ли все источники заблуждений рас- смотренными факторами? Не могут ли заблуждения в знании обусловли- ваться другими причинами? И каковы эти другие причины?

История познания убедительно сви- детельствует, что среди источников, которые способствуют формированию представлений, не соответствующих природе объекта, далеко не последнее место занимает абсолютизация отдель- ных моментов сложного процесса по- знания, преувеличение действительной значимости либо абсолютизация от- дельных сторон объекта.

Заблуждения представляют собой результат влияния причин и обсто- ятельств как зависящих, так и не зэ- висящих от субъекта. Так, скажем, догматизм может быть обусловлен как личной приверженностью субъекта к какой-либо концепции, неспособностью критически отнестись к ней, так ипри- чинами, от познающего субъекта [139] не зависящими, например отсутствием четко отработанной новой концепции, опровергающей либо уточняющей старую, ставшую традиционной. В первом случае мы имеем дело с ошибкой, во втором — с заблуждением. Но чаще всего имеется сочетание того и другого. Таким образом, в случае искаженного отражения объекта субъектом проявляется взаимовлияние заблуждений и ошибок.

Одна из существенных особенностей заблуждений состоит в том, что при равных условиях познавательного процесса одни ученые постигают истину, другие — впадают в заблуждения.

Но почему все-таки определенные представления субъкета, не соответствующие объекту, мы относим к заблуждениям, а не ошибкам, хотя они и происходят преимущественно по причинам, зависимым от субъекта? Не означает ли это отхода от позиции, изложенной нами в предшествующих главах, где мы выяснили общественно-исторические причины заблуждений, возникающих в научном познании? Нет, не означает. Дело в том, что наличие общественно-исторических причин заблуждений вовсе не исключает возможности возникновения заблуждений, обусловленных познавательной деятельностью субъекта, и вся суть вопроса состоит в том, чтобы выязнить, какое место субъективные факторы занимают в познании. При такой постановке проблемы обнаруживается, что роль субъекта в познании (положительная или отрицательная) обусловлена объективной ситуацией. Ведь в истории познания самые гениальные догадки, нашедшие в дальнейшем свое научное подтверждение, соседствовали с широко распространенными заблуждениями до тех пор, пока дальнейшее развитие науки и материальной практики не подготавливало научной почвы для преодоления такого заблуждения и утверждения подлинно научной картины данного явления.

Расхождение марксизма с субъективистской трактовкой заблуждения заключается не в том, что марксизм признает только объективные причины заблуждений, а субъективисты — только субъективные, а в том, что марксизм признает объективные конкретно-исторические причины заблуждений в качестве ведущих, решающих и определяющих. В этом суть диалектикоматериалистической трактовки всякого явления, в том числе и человеческого познания, в котором возможны заблуждения. И именно этим марксистский монизм отличается [140] от всякого рода эклектики, рядящейся в одежды «объективности», «многоаспектности» и т. п.

Гносеологической предпосылкой рассматриваемых в этой главе заблуждений является игнорирование или недоучет диалектики познавательного процесса, слож- ности структуры знания и объекта. Процесс отражения действительности диалектичен. Познание как сложный процесс проникновения мысли в сущность объекта обладает относительной независимостью, и это является необходимым условием обеспечения успеха познавательной деятельности, но в то же время, при забвении диалектики исследователем, таит опасность отрыва теоргтического знания от объекта, что ведет к односторочности и субъективизму, являющимся благодатной почвой для формирования заблуждений.

Наличное знание, выступающее исходным моментом познавательного процесса, имеет сложную структуру. Оно содержит абсолютные и относительные моменты, достоверное и вероятное, эмпирическое и теоретическое и т. д. Объект познания, как мы уже говорили, сложен и многогранен. Он выступает перед исследователем во всем своем многообразии —и как целое, и как часть более широкого целого, и как внутреннее, и как внешнее, и как сложное, и как простое.

Познавательный процесс, если его рассматривать в историческом плане, протекает в различных условиях, и то, что верно в одних условиях, может выглядеть как заблуждение в других. И это не случайно. Марксизм учит, что нет абстрактной истины. Истина всегда конкретна. Поэтому с диалектико-материалистической точки зрения грани между истиной и заблуждением релятивны,преходящи и всякое негибкое, недиалектическое понимание истины нередко ведет к тому, что она оказывается заблуждением. Заблуждение, как отмечает Э. В. Ильенков,— «это верная мысль, но продолженная чуть дальше, чем следует. Это неосторожно «выпрямленная» кривая, уходящая от истины по касательной и потому, чем дальше, тем больше превращающаяся в абсолют, в «абсолютную истину», которая и есть не что иное, как «абсолютное» заблуждение».

В. И. Ленин подчеркивал, что для действительного знания предмета надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредования». Надо брать предмет в его развитии и «самодвижении». При этом не следует забы[141]вать о практике, которая должна входить в полное «определение» предмста и как критерий истины, и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно субъекту. Важнейшим условием исследования предмета должна быть историческая точка зрения, что означает необходимость «смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление прохолило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».

Недоучет всей сложности познавательного процесса, знания и объекта и ведет к абсолютизации, преувеличению отдельных моментов, обусловливающих наличность заблуждений в познании. Типичный в этом отношении пример заблуждения — философский идеализм.

Глубокий анализ идеализма дает в «Философских тетрадях» В. И. Ленин. «Философский идеализм, — пишет он, — есть только чепуха с точки зрения матери- ализма грубого, простого, метафизичного. Наоборот, с точки зрения диалектического материализма философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное... развитие (раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от природы, обожествленный» 2. Ленинская характе- ристика гносеологических корней идеализма имеет непосредственное отношение не только собственно к идеализму как особому типу заблуждения, но и вообще любому заблуждению, могущему сопровождать поиск истины в различных областях знания. «Познание человека не есть... прямая линия, а кривая линия, бесконечно приближающаяся к ряду кругов, к спирали. Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой линии, — указывате Ленин, — может быть превращен ...в самостоятельную, целую, прямую линию...» «Прямолинейность и односторонность, деревянность и окостенелость, субъек- тивизм и субъективная слепота уоНа (вот. — Ред.) гносеологические корни идеализма» “.

История познания, современная наука полны заблуждений, обусловленных абсолютизацией отдельных моментов процесса познания, наличного знания или сторон [142] объекта. Наиболее типичиыми формами выражения такой абсолютизации являются догматизм, релятивизм, эклектизм и софистика, которые мы и рассмотрим далее.

1. Догматизм

Догматизм как специфическая методология мышления, преувеличивающая абсолютный момент объективной истины и игнорирующая ее относительные моменты, как абсолютизация конкретно-исторического наличного уровня знания, трактуемого в виде вечной, неизменной истины, как преувеличение и возведение в абсолют отдельных сторон объекта, — явление давно известное в истории человеческого мышления.

Догматизм критиковался уже древнегреческими философами, и в частности представителями скептицизма Пирроном, Кратилом и другими, введшими в философ- ский лексикон и сам термин «догматизм». Но догматизм не только старое, но и неизменное в истории познания явление, вновь и вновь воспроизводящееся на всех эта- пах развития человеческой мысли, не исключая и современного уровня ее развития.

Как недиалектический способ мышления, догматизм метафизически противопоставляет истину и заблуждение, делит знание на две категории: абсолютные, верные на все времена истины и столь же абсолютные и также на все времена заблуждения. Остановимся на характеристике догматизма как источника заблуждений в истории науки и современном естествознании.

История познания свидетельствует, что догматическое мышление нередко фиксировало, увековечивало заблуждения, выдавая их в качестве истины, либо приходило к тому же результату, когда объективно истинные моменты трактовались без учета условий места и времени.

Следует отметить своеобразную закономерность, состоящую в том, что догматическое отношение к наличным формам знания (хотя бы и имеющим характер заблуждений) наиболее сильно выражено в донаучный период развития знания и в период зарождения и формирования науки. Оно постепенно ослабевало, но совсем никогда не исчезало. Это относится и к научному периоду развития знания, не исключая его современного этапа.

Классически «чистые» образцы догматического отношения к бытующим представлениям (в которых чаще [143] зафиксированы заблуждения) мы находим еще на заре развития знания у первобытных народов. Так, у племен Новой Зеландии, находящихся на низших стадиях обще- ственного развития, существовал обычай, совершенно искажающий объективные отношения, запрещающий соплеменникам прикасаться к предметам, принадлежа- щим вождю. Считалось, что нарушение этого запрета (табу) ведет к неизбежной смерти.

В связи с этим обычаем английский этнограф Д. Фрэзер приводит такой случай из жизни новозеландского племени. Один из местных вождей оставил однажды на краю дороги остатки своей трапезы. Проходивший мимо туземец съел их, не зная, что они принадлежали вождю. Д. Фрэзер так описывает наказание за нарушение тра- диционного представления племени: «Я хорошо знал несчастного грешника. Он был беззаветно храбрым человеком, не раз отличавшимся в войнах племени, однако, как только он услышал роковую новость, он почувствовал нестерпимые колики в желудке, его схватили корчи, которые не прекращались до самой смерти, наступившей в тот же день под вечер. Это был очень сильный человек, находившийся в полном расцвете сил, и если какой-нибудь вольнодумец пакена (европеец) заикнулся бы о том, что парень этот был убит не «табу» вождя, передавшимся его пище, то его выслушали бы с презрением к его невежеству и неспособности понимать простую и ясную очевидность». Табу — запреты выглядели в представлении туземцев непререкаемой вечной истиной, не подлежавшей ни малейшему сомнению, хотя по существу были догматизированным заблуждением, служившим источником искаженных представлений человека о дей- ствительности.

Исключительной догматичностью характеризуется средневековье, освятившее знания античности авторитетом церкви, которая монополизировала всю интеллекту- альную деятельность.

Аристотель, Птолемей, Гален были признаны высшими авторитетами, и все сказанное ‘ими считалось истиной в последней инстанции. Ученые средневековья предпочитали опытному исследованию природы тексты священного писания и догматизированные высказывания из сочинений античных авторов, и, если порой видели рас[144]хождения действительности с содержанием книг, истина отдавалась в жертву догматизированному заблуждению, зафиксированному в книгах.

Возьмем, к примеру, Галена. Его вклад в физиологию и медицину несомненен. Он считается одним из первых зачинателей экспериментального подхода в исследовании организма. Однако наряду с зачатками по- ложительного знания, которое было добыто на ограниченном уровне знания и практики того времени, всеобъемлющая физиологическая система, которую попытался создать Гален, естественно, включала множество домыслов и предрассудков своего времени. Так, он был убежден, что человек есть центр Вселенной, верил, что природа была предопределена целями ее создателя и что всевышний предназначил природу для человека.

С позиции этих идей, ложных в своей основе, он истолковывал принципы работы сердца и кровообращения. Кровообращение в его изложении выглядит следующим образом. Пища после принятия ее внутрь превращается в кровь печени ив то же время приобретает особые внутренние свойства, которые он назвал «естественными духами». Такое состояние крови было лишь ее зачаточ- ным состоянием и не подходило для удовлетворения потребностей тела. Этот, так сказать, «полуфабрикат» притекал в правый желудочек сердца, и часть его через невидимые бесчисленные сердечные поры кпроникала в левый желудочек. Здесь кровь, наконец, приобретала подлинные качества, смешивалась с воздухом, поступивЛим в сердце из легких, и становилась теплой, согретой сердцем. Теплота сердца обеспечивается, по Галену, стараниями бога, который вложил тепло в сердце в начале жизни человека. Вложенное богом тепло. покидает сердце после смерти человека.

Это догматизированное заблуждение, освященное авторитетом церкви, оставалось господствующим в течение пятнадцати столетий, пока в начале 16 в. Гарвеем не было открыто, но уже на научной основе, кровообращение. И тем не менее догматизированное, ложное представление о духах сохранялось еще долго и после Гарвея, питая иллюзорные представления о жизнедеятельности организма.

Таким образом, в период формирования научного знания мы снова имеем дело с заблуждением, порожденным догматическим стилем мышления, однако качествен[145]но отличающимся от заблуждение предшествующего периода, поскольку предпринимаются попытки объяснить сам материальный процесс.

Догматический способ мышления, абсолютизирующий наличное конкретно-историческое знание, несколько видо. изменившись, не исчез и с появлением науки. М. Планк, открывший квантовую природу теплового излучения черного тела и тем самым начавший новую эпоху в физике, вспоминает о беседе со своим учителем профессором Мюнхенского университета Ф. Жолли в 70-х годах ХХ в «Когда я начал свои физические занятия и спросил у своего почтенного учителя Филиппа Жолли совета об условиях и перспективах моих занятий, он. представил мне физику как высокоразвитую, почти вполне созревшую науку, которая должна скоро принять свою окончательную устойчивую форму после того, как она в известном смысле увенчана открытием принципа сохранения энергии. Конечно, в том или ином уголке можно еще заметить или удалить пылинку или пузырек, но система как целое стоит довольно прочно, и теоретическая физика заметно приближается к той степени совершенства, какой уже столетия обладает геометрия». Планк далее продолжает, что «таков был лет пятьдесят тому назад взгляд физика, стоявшего на высоте своего времени. Правда, и тогда уже не было ‘недостатка в физической науке в некоторых темных местах, требовавших лучшего разъяснения и вносивших нечто тревожное в приятное состояние насыщения. Так, странные свойства светового эфира упорно противились всем изысканиям, направленным к их выяснению, а явление катодных лучей, открытых в то время Вильгельмом Гитторфом, представило экспериментаторам и теоретикам трудную загадку».

Нельзя не обратить внимания на такую деталь: Жолли в своем неодолимом стремлении видеть законченную физическую картину мира догматизирует уже известные законы, считая, что они (а это были законы классической механики) полностью характеризуют все физические процессы, в связи с чем модель мира близка к окончательному завершению. При этом не придается сколько-нибудь существенного значения новым фактам, «вносящим нечто тревожное в приятное состояние насыщения». [146] Это типичная черта догматизма — строить свои доводы на фундаментально обоснованных законах и не обращать внимания на «пылинки» и «пузырьки», им противоречащие. Именно на этой основе Э. Мах в течение длительного времени вопреки открытиям катодных лучей, электрона, явлений радиоактивности отрицал теорию атомного строения вещества.

История науки свидетельствует, что заблуждения неизбежно возникают при попытках на основе догматизированного наличного знания создать навсегда закон- ченную единую картину мира. Заблуждения такого характера были особенно типичны для этапов знания, предшествовавших современной науке. Они являлись следствием попыток распространить догматизированное наличное знание на еще неизвестные области природы. Так, в истории науки в одно время считалось, что такую исчерпывающую картину дают законы «классической механики И. Ньютона. Затем казалось, что эта цель достигнута на основе электромагнитной теории Мак--велла, ит. д.

Характеризуя заблуждения, обусловленные догматизмом в научный период развития знания, следует отметить их особенность. Она состоит в том, что догматизируются уже не заблуждения, как это имело место в предшествующие этапы развития знания, а объективные истины. Заблуждения при догматическом подходе к наличному знанию обусловлены уже попытками приложе- ния истины за пределами возможной ее применимости. Это, между прочим, было отмечено еще Б. Спинозой, который считал, что заблуждение начинается только там, где ограниченно верному способу действия придается универсальное значение, там, где относительное принимается за абсолютное.

К примеру, взятые сами по себе, законы классической механики являются объективными истинами, поскольку они верно отражают взаимодействия макроскопических тел. В области своего применения они универсальны. Однако истинность этих законов конкретна, и они порождают заблуждение, как только мы абсолютизируем их и пытаемся применить для объяснения явлений, подчиняющихся другим закономерностям. [147] Известно, чем кончились попытки представителей механицизма 17 — 18 вв., пытавшихся законами классической механики объяснить явления органической и общественной жизни. Столь же безуспешными оказались и попытки догматически мыслящих физиков конца 19 — начала 20в. законами классической физики объяснить квантово-механические явления. Наука полна примеров негибкого, недиалектического использования истин отдельными учеными или целыми направлениями, доводящими истину до абсурда, превращающими ее, таким образом, в заблуждение.

Приведем один из таких примеров. Павловской физиологией установлены основные закономерности физиологии высшей нервной деятельности, одним из важнейших принципов которой является рефлекторный принцип. Учение И. П. Павлова об условных и безусловных рефлексах является величайшим достижением наукиХХ в. Однако бихевиоризм довел ‘истинное учение о рефлекторной деятельности буквально до абсурда. Как и Павлов, представители этого направления в основу деятельности организма положили рефлекторный принцип, и в этом нет ошибки. Заблуждения бихевиоризма начались с того момента, когда учение о рефлексе было превращено в догму, в абсолютную истину, пригодную для объяснения всей без исключения деятельности человека. Бихевиоризм довел учение о рефлексах до полного извращения: даже сложнейшие акты социального поведения человека трактуются как простые ответные реакции на раздражители.

Источником многочисленных заблуждений в науке, в том числе и социальной, явилось непомерно расширительное толкование возможностей кибернетики, преувеличенных буржуазными социологами, что и породило немало «идолов ХХ века», которые призваны, по мнению буржуазных мыслителей, избавить человечество (а точнее говоря, капитализм) от всех его противоречий и недугов, в том числе и социальных. Преувеличенно толкуют возможности кибернетики и отдельные наши авторы.

Источником заблуждений в науке нередко выступает абсолютизация одного из противоречивых свойств объек[148]та или абсолютизация его отдельных сторон, частей, выдаваемых за целостное свойство объекта. В нашей литературе обстоятельно проанализирована борьба в физике между сторонниками корпускулярной и волновой природы света. В истории геологии имел место спор между нептунистами и вулканистами по проблеме происхождения горных пород и ископаемых остатков растений и животных, выявивших, как и в случае с природой света, недопустимость односторонней абсолютизации одной из сторон объекта.

Абсолютизация отдельных сторон объекта — явление, обычно возникающее в поисковых ситуациях, в случаях, когда человеческая мысль выходит за пределы известного, Наука, например, далеко не достаточно знает пси- хическую деятельность человека, много здесь пока неизследованного. Это обстоятельство порождает разнообразные попытки решения проблемы психики и сознания,в том числе и решения, являющиеся заблуждениями. Фрейдизм — одна из таких попыток. Основное фрейдистское утверждение об определяющей роли подсознательного в поведении человека является заблуждением. Однако оно не лишено реальной основы. Современная наука не отрицает наличия подсознательной сферы в психической деятельности человека. Инстинктивные, врожденные реакции организма, да и все подсознательное — неотъемлемая сторона его жизнедеятельности. Их игнорирование не научно. Однако преувеличение фрейдизмом значения подсознательного есть «чрезмер- ная» истина, т. е. заблуждение, смысл которого состоит в попытке объяснить все явления психики бессознательным, в связи с чем игнорируется роль сознания и социаальной практики в деятельности человека.

Характеризуя догматизм как один из факторов, извращающих истину в научном познании, нельзя не обратить внимание на то, что догматизм и тесно связанныйс ним консерватизм — явления, довольно часто встречаемые в научной деятельности.

Попытаемся разобраться, чем же это обусловлено?

Представляется, что некоторое объяснение (но не оправдание) догматизма и консерватизма дает анализ особенностей творческого процесса.

Известно, что исследователь, обнаружив неизвестное явление, противоречащее сложившейся системе знания, стремится объяснить его. Характерная особенность иде[149]альных мыеленных коиструкций состоит в том, что исследователь объясняет неизвестное с помощью известного современного ему знания. Это вполне естественный и неизбежный путь, так как ученый не располагает иными средствами. В связи с этим И. В. Бычко пишет, что, «хотя и говорят, что «факты — упрямая вещь», в истории науки правилом становится скорее обратное утверждение: «теория — упрямая вещь».

«Упрямство теории» практически принуждает ученого в определенной мере принимать позу консерватора—условно догматизировать наличный уровень знания, пытаться с его помощью объяснить неизвестное. История науки свидетельствует, что подобный, в разумных пределах применяемый «догматизм» вполне себя оправдывает, так как позволяет без пересмотра существующих теорий достигать научных результатов. Попытка ученых объяснить неизвестное через уже известное является своеобразной традицией .

Так, когда были обнаружены аномалии в движения планеты Уран, будто бы противоречившие системе неб ной механики, Д. Адамс и У. Леверье не усомнились в справедливости самой теории. Они предприняли энергичные попытки объяснения данного факта не путем поисков новой теории, а путем поисков в имевшейся теории средств, позволяющих дать такое объяснение. Теории попытки их завершились созданием гипотезы о существо- вании на некотором расстоянии от Урана другой планеты, обладающей определенной массой. Эта гипотеза явилась своеобразной логической моделью, непротиворечиво «привязывающей» к существующей теории обнаруженные новые факты.

Гипотезу о существовании пеизвестной еще планеты Адамс и Леверье строили на основе безусловной веры в истинность наличного знания о законах небесной меха-ники. И как известно, истинность их гипотезы была блестяще подтверждена в 1846 г. астрономом И. Галле, обнаружившим предсказанную Адамсом и Леверье планету, названную Нептуном. При аналогичных обстоятельствах в 1930 г. была открыта и планета Солнечной системы Плутон. [150] Д. И. Менделеев, глубоко убежденный в истин- ности законов составленной им периодической системы химических элементов, предсказал свойства еще неизвестных элементов, что подтвердилось последующими открытиями.

Приведенные примеры убеждают, что «традиционное отношение» к наличному знанию — вполне закономерное в науке явление, выступающее даже одним из необхоусловий научного прогресса. Представляется, что именно некоторой «абсолютизацией» наличных теорий объясняется довольно часто наблюдающееся в история науки, да и в науке наших дней, казалось бы, непонятное консервативное отношение ученых, порой даже крупных, к новейшим научным открытиям своих современников. Так, Гюйгенс, Лейбниц, братья Бернулли, Эйлер и другие отвергали в свое время идеи Ньютона о все мирном тяготении; Гёте и Шеллинг подвергали нападкам теорию цветов Ньютона; Араго, Лаплас, Пуассон и другие называли «иелепой» и «чудовищной» идею Френеля о поперечном характере световых волн, а Остроградский высмеивал неевклидову геометрию.

Прошло время, и подвергавшаяся догматическим на падкам механика Ньютона была в свою очередь абсолютизирована. Вот что об этом пишет Дж. Бернал: «В физике самые тяжелые оковы на развитие научного знания накладывали великие традиции Ньютона. Эти традиции были обожествлены в учениях Кембриджского университета и Совете Королевского общества. Они гос- подствовали над физическим мировоззрением, определяли одновременно и выбор научных проблем для изучения, и математические пути их исследования. Ньюто- нианцы яростно защищали математическую и механическую гипотезу строения Вселенной Ньютона во всехсамых несущественных пунктах. Волновая теория света Юнга подверглась самому злобному осуждению, хотя он почти доказал, что сам Ньютон, возможно, согласился бы с этой теорией. Пристрастие ньютонианцев к механике отвлекло от развития учения о массе и статистических явлениях термодинамики. Этот же предрассудок был виной тому, что Королевское общество отвергло записку Джоуля, в которой излагалось открытие, составившее эпоху в науке, — механический эквивалент теп[151]ла... Даже Максвелл, которому удалось полностью прямирить ньютонианство с теориями поля, с огромным трудом мог добиться понимания своих современников».

Сопротивление новому, не укладывающемуся в рамки фундаментальных, установившихся представлений,сплошь и рядом встречается и в современной науке.

Так, в интересной заметке «Разгадка давнего парадокса», опубликованной в «Правде» 29 марта 1975 г. А. Шиловым и М. Вольпиным, говорилось, что их открытие было встречено с недоверием. Суть этого открытия состояла в следующем.

Если использовать в эфире достаточно сильный восстановитель (к таким относятся, например, свободные металлы, гидраты металлов, металлоорганические соединения), то в присутствии химических соединений так называемых «переходных» металлов — титана, ванадия, хрома, молибдена или железа — азот уже при обычных температурах и давлениях проявляет исключительно высокую способность к реакциям и образует продукты, разлагаемые водой до аминокислот.

Это открытие весыма необычно, так как химикам хорошо известно, что азот вступает в реакции при высоких температурах и давлениях.

Вслед за открытием советских ученых канадские исследователи Аллен и Зенор, изучая реакции гидразина (вещества, содержащего азот) треххлористым руте- нием, получили в итоге своеобразный комплекс рутения и азота: молекула газа в нем была прочно привязана к атому металла. Такие комплексы других молекул с соединениями металлов были известны ранее и широко изучались. Однако никто не ожидал, что с ионом металла так прочно свяжется молекула «инертного» азота.

И характерная деталь. Данные об этом открытии также были встречены скептически. В первом журнале, куда были посланы данные эксперимента, статью отказались даже печатать, и пришлось посылать информацию в другое издательство.

Скептическое отношение к обоим открытиям объясняется тем, что в химической науке твердо установлена исключительная химическая инертность азота. А между тем названные открытия покушаются на этот подтверж[152]денный множеством экспериментов факт и претендуют на разрешение давнего парадокса. Дело в том, что растения издавна присоединяют азот воздуха при обычных давлениях и температуре, в то время как человек для фиксации азота создает в специальных аппаратах тем- пературу 400 —600 градусов и давление порядка нескольких сот атмосфер.

О консервативном отношении ученых к принципиально новым научным открытиям рассказывает в интервью газете «Комсомольская правда» знаменитый профессор из г. Кургана лауреат Ленинской премии Г А. Илизаров, совершивший революционный переворот в мировой ортопедии и травматологии. В результате своих многолетних теоретических изысканий и клинической практики Илизаров доказал, что идущее еще от Гиппократа иполностью разделявшееся современными учеными представление о том, что переломы срастаются долго оттого, что кость в отличие от других тканей организма твердая и потому обладает пониженной способностью к восстановлению, является заблуждением. В противоположность этому допматизированному представлению Илизаров развивает положение, что кость столь же активна, как и другие ткани организма. Это представление было встречено в штыки и отвергалось всеми. Лишь на основе специально разработанных клинических методов, при которых переломы и дефекты костей устраняются в 2 - раз быстрее ранее наблюдавшихся, Илизарову удалось блестяще обосновать свои теоретические воззрения, получившие ныне всеобщее признание. Это было достигнуто ценой многолетнего научного подвига. Из борьбы с догматизмом Илизаров делает поучительные выводы. Он полагает, что только ребенок «свободен от власти авторитетов, не боится показаться наивным глупцом, ломящимся в открытые двери». Взрослые же «отягчены властью устоявшихся, общепринятых истин, считающихся неизменными, вечными». Вот почему, поставив вопрос: «Когда и кому было легко утверждать новое?», он подчеркивает, что «нужно понимать, что люди в большинстве своем загипнотизированы привычными, устоявшимися истинами, что им, в свою очередь, трудно принять новое. Я не говорю уж о тех, — продолжает Илизаров,— кто противится новому из соображений личной выгоды» . [153] Догматизация наличного знания в определенной области приводит порой к тому, что исследователь проходит мимо фактов, не укладывающихся в обычные представления. Так, в 1933 г. немецкий физик Кунце наблю- дал в камере Вильсона частипу в 200 раз тяжелее электрона. Это был мезон. Но Кунце «не поверил» наблюдению, отнеся его к ошибкам опыта. Повторно и окончательно названная частица была открыта в 1937 г. американскими физиками Андерсеном и Нидермейером. Подобная же история произошла с позитроном.

Некоторая абсолютизация наличного знания как необходимое условие исследовательского процесса является лишь одной из его сторон, которая диалектически сочетается с другой стороной — ломкой укоренившихся научных представлений, выходом за их пределы, созданием принципиально новых теорий. Эти две стороны давно были подмечены М. Планком. «Во всякой на- уке,— считает он, — часто возникает острый конфликт между исследователями, которые стараются привести в порядок признанные аксиомы науки, анализировать их и очистить от всех случайных и посторонних составных частей, —я назову их пуристами — и такими исследователями, которые стремятся расширить данные аксиомы введением новых идей и потому охотно вытягивают щупальца по всем направлениям, чтобы узнать, с какой стороны можно достигнуть успеха».

Разрешение противоречия между хранителями аксиом и желающими их дополнить, поправить, а в случае необходимости и разрушить составляет одно из «научный прог- ресс обусловливался совокупным действием совершенно противоположных тенденций. С одной стороны, движение вперед не было бы возможным без появления омелых гипотез, коренным образом меняющих старые воззре- ния. С другой стороны, определенную положительную роль играет и «здоровый консерватизм», состоящий в нежелании менять фундаментальные положения физи- ческой теории до тех пор, пока есть хоть какая-нибудь надежда найти выход из трудностей без существенного изменения основ» [154] При этом ни одну из названных тенденций нельзя рассматривать в отрыве от другой. Абсолютизация наличного знания, занесение его в категорию вечной, неизменной, пригодной для всех случаев истины ведут к заблуждениям при попытках объяснить принципиально новые факты. Столь же одностороннее отрицание абсолютных моментов в наличном знании ведет к не менее грубым ошибкам.

Следует, однако, учесть еще одно принципиальное обстоятельство. Каждая из сторон противоречия не однозначна в исследовательском процессе. Догматизи- рованное наличное знание хотя и дает возможность познания новых фактов, но лишь фактов, укладывающихся в данную систему знания, имеющую строго ограничен- ную собственную логику. Например, обнаружение аномалии в движении планеты Уран было новым фактом в системе небесной механики, так же как и открытие теоретически предсказанных Д. И. Менделеевым химичес ких элементов.

С помощью этих теоретических систем, фиксирующих лишь определенные области действительности, невозможно объяснить принципиально новые факты, лежащие вне их пределов, и такие попытки неизбежно ведут к заблуждениям. Например, законами классической механики нельзя объяснить квантово-механические явления. И пер- вооткрыватели принципиально новых фактов, исходящие из наличного уровня знания, нередко бывают обескуражены необычностью, нелогичностью открытых фактов с точки зрения общепринятых знаний. Так, Э. Резер- форд и Ф. Содди, обнаружив возможность превращения элементов друг в друга, были весьма смущены. Их открытие «было радикально новым представлением, и очи были чрезвычайно осторожны при написании статьи, в которой намеревались изложить его». Медлил спризнанием теории превращения элементов и П. Кюри, хотя к необходимости такого признания толкали открытые им самим факты»

Существенно заметить, что если самим первооткрывателям трудно переступить порог, с которого начинается ломка существующих логических представлений, то натеории элементарных частиц. — Философские проблемы физики элементарных частиц. М., 1963, с. 155.

16 Ромер А. Неугомонный атом. М., 1963, с. 47.

И Там же, с. 68 [155] ‘иболее консервативные сторонники сложившихся систем „знания попросту отвергают их теории, как не уклады- вающиеся в логику догматизированных представлений. «Средствами логики против пуристов,— подчеркивает М. Планк,— вообще никогда нельзя ничего достигнуть по той причине, что пуристы со своей стороны представ- ляют и защищают именно все то, что можно вывести из ‘признанных аксиом их науки логическим путем» '8.

Ученый, исследующий новые области реальности, должен обладать исключительной гибкостью ума, под- линно диалектическим мышлением, чтобы под влиянием принятой логики аксиом науки «не пройти» мимо фак- тов, требующих принципиально ‘нового теоретического подхода. И величайшим препятствием на пути к этому как раз и лежит догматическая абсолютизация налич- ного знания, или, проще говоря, догматизм. Как методо- логия «здравого смысла» догматизм оперирует фор- мально-логическими, а не диалектическими определе- ниями, по принципу «что должно», а чего «быть не долж- но», почерпнутому из абсолютизированного наличного знания.

Так случается, когда, по справедливому замечанию В. Свэна, теория, предсказавшая какие-то новые явле- ния и отношения, становится затем своеобразным цензо- ром в дальнейших поисках, предрешает заранее резуль- таты и «таким образом закрывает дверь для дальнейших исследований. Если мы окажемся в когтях этой теории, то нам покажется пустой тратой «времени исследовать все, что в свете этой теории является ерундой» 19.

Но суть научно-поисковой деятельности как раз и состоит в том, чтобы объяснить факты 2, противореча- щие данной теории, не укладывающиеся в рамки ее ло- гики. И здесь неизбежен часто наблюдаемый конфликт между первооткрывателем и носителями сложившихся систем знаний, с точки зрения которых, как заметил еще Гегель, учения, не согласующиеся с общепринятыми, кажутся бездоказательными утверждениями, и если они к тому же противоречат взглядам крупных авторитетоз,

18 Планк М. От относительного к абсолютному. — «Под знаме- нем марксизма», 1925, № 7, с. 104.

— Тазкош 7. Те З4югу о! Нитап Еггог, р. 161.

2 В более точном смысле сущность поисковой деятельности заключается в открытии существенных отношений.

154 [156] то они кажутся еще чем-то худшим, а именно самона- деянными.

«Здравый смысл» не признает новых революциоч- ных открытий и отрицает их как абсурдные на том ос- новании, что они противоречат общепризнанным пред- ставлениям. Именно поэтому, указывал К. Маркс, но- вые открытия всегда представляются парадоксальными, если судить о них на основании повседневного опыта.

Догматизм замораживает наличное знание и ма этом ставит точку. Он лишает мысли ее естественного права на взлет над обыденными, общепринятыми научными догмами, покушается на то, без чего мысль гперестаг быть сама собой. Догматизм в науке —это дряхлый старик, живущий обветшалыми догмами вчерашнего дня. Именно догматизм выступал и выступает против всего нового. Это он пытался поставить открытие элект- рона, радиоактивности на костыли законов классической механики. Это он втискивал и поныне пытается втиснуть в прокрустово ложе всякую свежую мысль в науке, не согласующуюся с общепринятыми традициями.

Догматический способ мышления, ведущий к заблуж- дениям, — это недиалектический подход к исследуемому объекту, характеризующийся отрывом от действитель- ных процессов, от практики. На это обращал внимание В. И. Ленин: «Не может быть догматизма там, где вер- ховным и единственным критерием доктрины ставится — соответствие ее с действительным процессом обществен- но-экономического развития» 21. Этот отрыв мысли от ре- альных объективных процессов действительности и прак- тики обусловливает абстрактно-догматическое субъектив- ное рассмотрение объекта, при котором объект берется вне его диалектической связи с другими процессами и явлениями, в связи с чем у субъекта складывается превратное, искаженное представление об объекте.

Как отмечал В. И. Ленин, все домарксистские тео- рии об обществе зачастую состояли именно из априор- ных догматических построений: что такое человек, об- щество, прогресс вообще. Начинать с этих вопросов, а не с изучения конкретных общественно-экономических формаций — значит начинать с конца. «Это самый наг- лядный,— подчеркивает В. И. Ленин, — признак метз- физики, с которой начинала всякая наука: пока не уме-

21 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 309. 155 [157] ли приняться за изучение фактов, всегда сочиняли а ргюг! общие теории, всегда остававшиеся бесплол- ными» 22.

В противоположность этим абстракциям К. Маркс исследовал конкретный процесс развития капиталисти- ческих отношений, откуда следовал неизбежный вывод о рождении нового общества из недр старого. В проти- воположность фантазиям домарксистской социологии о будущем обществе вообще Маркс делает свой вывод на основе исследования реальных тенденций капиталиста- ческого общества.

Абстрактно-догматическому подходу материалисти-. ческая диалектика противопоставляет конкретный метод. исследования, состоящий, по Марксу, в том, что путь исследования, духовного воспроизведения объекта идет от абстрактного к конкретному. В этом сложном про- цессе осуществляется все более полное и глубокое поз- нание объекта, в конечном счете ведущее к тому, ‘чго конкретное, истинное знание объекта выступает как со- четание многочисленных определений, является един- ством многообразия.

По своей сути наука и догматизм несовместимы 3. Для науки нет ничего более гибельного, чем преклоне- ние перед какими-либо догмами и авторитетами. Она как раз и призвана формировать новые научные идеи, идущие вразрез с укоренившимися представлениями.

Коммунистическая партия, Советское правительство прилагают все усилия к тому, чтобы создать самые бла- гоприятные условия для творческого развития наукч. Расцвет советской науки означает, что новейшими отк- рытиями во всех отраслях знания нанесены сокрушитель- ные ‘удары по догматизму, который время от времени проявляет себя в сомнениях и отрицании весьма важных, порою даже революционных начинаний науки.

2. Релятивизм. Эклектизм и софистика

Релятивизм, взятый как методология мышления, состоит в чрезмерном преувеличении относительного момента в

22 Там же, с. 141.

23 Однако в истории пауки, как, впрочем, и в современном знании, догматизм неотъемлемый, хотя и неприятный спутник раз- внвающегося знания.

156 [158] знании, в неумении разрешить диалектику абсолютного и относительного моментов в истине.

Процесс отражения мыслью действительности харак- теризуется тем, что никогда нельзя достичь полного сов- падения мысли с объектом. Это справедливо в случае отражения отдельного предмета на чувственном уровне. Это тем более справедливо для исторического процесса познания, в ходе которого отражение может быть не- адекватным уже в силу развития самого объекта.

В. И. Ленин подчеркивал, что пределы истины всег- да. относительны. Абсолютная истина достигается через ряд относительных, релятивных истин. Диалектика их взаимосвязи состоит в том, что в абсолютном имеются моменты относительного и в свою очередь в относитель- ном содержится момент абсолютного. При недиалекти- ческом, негибком мышлении есть реальная возможность абсолютизации одного из этих моментов. Релятивизм как раз и преувеличивает, абсолютизирует относитель- ное в знании.

Впервые в истории познания глубокую характеря- стику релятивизму дал В. И. Ленин в работе «Матеря- ализм и эмпириокритицизм». Он показал, что абсолюти- зация относительного момента в знании неизбежно ведет к отказу от объективной истины, к субъективизму и про- изволу. «С точки зрения голого релятивизма, — писал В. И. Ленин, — можно оправдать всякую софистик, можно признать «условным», умер ли Наполеон 5-го мая 1821 года или не умер, можно простым «удобством» для человека или для человечества объявить допущение ря- дом с научной идеологией («удобна» в одном отноше- нии) религиозной идеологии (очень «удобной» в другом отношении) ит. д.» 24

Являясь яркой формой субъективизма, крайний реля- тивизм в познании ведет к грубейшим из заблуждений, смыкаясь непосредственно с идеализмом. Так, релятиви- стская позиция естествоиспытателей (физиков) конца ХХ — начала ХХ в., не сумевших диалектически подой- ти к объяснению принципиально новых открытий в есте- ствознании, привела их к отрицанию объективности человеческого знания, к отрицанию существования мате- рии как объективной реальности, т. е. к идеализму. «Материя исчезла — остались одни уравнения!» — вот

24 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 139. 157 [159] идеалистическое утверждение, к которому пришли не знавшие или не признававшие диалектики естествоиспы- татели.

Релятивизм, как и догматизм (а к релятивизму, как известно, физики конца ХХ — начала ХХ в. пришли чг- рез догматизм, абсолютизировав законы классической механики), враждебен науке и не может составлять ее методологическую основу. ‹..Положить релятивизм вос- нову теории познания,— разъяснял В. И. Ленин, — зна- чит неизбежно осудить себя либо на абсолютный скел- тицизм, агностицизм и софистику, либо на субъективизм. Релятивизм, как основа теории познания, есть не только признание относительности наших знаний, но и отрица- ние какой бы то ни было объективной, независимо от человечества существующей, мерки или модели, к кото- рой приближается наше относительное познание» #5.

`Отрицание релятивизмом возможности достижения объективной истины в процессе познания означает ле что иное, как отрицание объективной содержательности в знании. А это по существу означает отрицание какого- либо отличия истины от заблуждения, их отождествле- ние. Это как раз и составляет одну из наиболее харак- терных черт релятивизма в трактовке проблем познания.

Для доказательства отсутствия принципиального от- личия между истиной и заблуждением релятивистски мыслящие исследователи нередко обращаются к анализу истории науки. Так, Б. Рассел в книге «Человеческое познание, его сферы и границы», анализируя историю науки и видя резкие перемены во взглядах на объект, по- рой существенно отличающихся от современных, прихо- дит к агностическому выводу о том, что как в прошлом, так и в современном знании нет ничего достоверного. Это по существу и означает, что история познания есть не процесс формирования, развертывания, совершенст- вования, углубления истины, а движение от заблуждения к заблуждению.

Подходя к истории познания с агностических пози- ций, релятивисты не замечают, что, образно выражаясь, истина, прорывая заслон незнания и заблуждений, упор- но пробивает себе дорогу в истории научного познания и движение познания не есть процесс «утопания» во все менее вероятном, недостоверном знании, тождественном

25 Там же.

158 [160] заблуждению, а представляет собой процесс приобретз- ния, накопления новых и новых крупиц знания, обога- щающих и углубляющих объективную истину. В свете изложенного нельзя согласиться с Р. Фейнманом, утверждающим, что «хваленая современная физика — сплошное надувательство». По его мнению, физика не дает нам знаний, соответствующих природе объекта. Поэтому не случайно и другое типично прагматическое его заявление о том, что в процессе изучения этой науки мы узнаем лишь «огромное количество удивительных и очень полезных для практики вещей» 25.

Релятивизм как метафизическая абсолютизация отно- сительности знания, доведенная до своего логического конца — агностицизма, равносилен одному из опасней- ших заблуждений — отказу от объективности наука, которая будто бы не в состоянии познать закономерности мира.

Приведем на этот счет типичное высказывание аме- риканского агностика М. Отто: «Научные концепции не являются точными транскрипциями реальности, но край- не селективными конструкциями человеческого интел- лекта; не открытиями в строгом смысле слова, но изобре- тениями, продуктами созидательного воображения чело- веческого гения» 27. «Наука, — продолжает он‚— не толь- ко система созданных человеком концепций, она скорее «символична» и «фиктивна», чем дескриптивна» 28,

Следует подчеркнуть, что было бы большим упроще- нием представлять дело таким образом, что все совре- менные естествоиспытатели капиталистических стран разделяют релятивистские воззрения. В. И. Ленин еще В 1908 г. отмечал, что сама развивающаяся физика рож- дает диалектический материализм. С тех пор прошло уже много лет, наполненных значительными открытиями, безусловно положительно повлиявшими на формирова- ние диалектико-материалистических мировоззренческих взглядов естествоиспытателей на науку.

Об этом свидетельствует высказывание известного американского физика Д. Бома: «Теперь мы можем за- дать вопрос: если любая данная теория может быть лишь приблизительно, условно и относительно верна,

26 Фейнман Р. Фейнмановские лекции по физике, вып. 7. М., 1966, с. 187 и др.

21 ОНо М. С..ТЫпзз апа 1деа. М. У., 1924, р. 214.

28 Там же.

159 [161] означает ли это, что объективной реальности не сущест- вует? Для того чтобы увидеть, что это не так, нужно лишь задать следующий вопрос: «Произвольно ли пове- дение вещей?» Например, можем ли мы выбирать есте- ственные законы, справедливые с некоторой степенью приближения и для конкретной совокупности условий по нашему желанию, сообразно с нашими вкусами, или для решения различного рода практических проблем мы нуждаемся еще в чем-то? Мы, конечно, не можем действовать таким образом, и это показывает, что за- коны имеют объективное содержание в том смысле, что они представляют собой необходимость некоторого рода, не зависимую от нашей воли и от того, как мы понимаем вещи» 29.

Но с другой стороны, как отмечал В. И. Ленин в ра- боте «О значении воинствующего материализма», бурная революция в естествознании порождает тысячи идеали- стических школ и школок, паразитирующих на новейших открытиях естествознания. И предвидение В. И. Ленина подтвердилось. Мы действительно видим «расцвет» иде- алистических заблуждений, взращенных на новейших данных современного естествознания. Конечно, не всякий релятивизм неизбежно ведет к идеализму. Абсолютиза- ция относительного момента в знании может выражаться в нигилистическом, родственном релятивизму, отношении к фундаментальным завоеваниям науки. Это явление нередко встречается и в современной науке, о чем свиде- тельствует, например, недиалектическое отношение неко- торых философов к классической механике, выразивше- еся в недооценке ее реального места в науке.

Остановимся теперь на эклектизме? и софистике. Хотя по способу формирования они не относятся к заб- луждениям, поскольку являются преднамеренной фаль- сификацией истины и принадлежат к области лжи, но их рассмотрение представляет определенный интерес, так как посредством эклектизма и софистики буржуазные философы и социологи, ревизионисты и реформисты рас- пространяют догматизированные заблуждения и лживые измышления. Характерная особенность эклектизма и

2 Бои Д. Причинность и случайность в современной физике. М., 1959, с. 237.

3 Термины «эклектика» и «эклектизм» не тождественны. Как известно, в отличие от эклектизма эклектика не ставит сознатель- ной целью извращение истины.

160 [162] софистики заключается в игнорировании диалектики (при тщательных попытках подделаться под нее), край- ней беспринципности в выборе средств и приемов фаб- рикации лжи.

Подмена диалектики эклектизмом — обычное явление в социал-демократической литературе, что отмечал еще В. И. Ленин. «Такая замена, — писал он, — конечно, не новость, она наблюдалась даже в истории классической греческой философии. При подделке марксизма под оп- портунизм подделка эклектицизма под диалектику легче всего обманывает массы, дает кажущееся удовлетворе- ние, якобы учитывает все стороны процесса, все тенден- ции развития, все противоречивые влияния и прочее, а на деле не дает никакого цельного и революционного понимания процесса общественного развития» 31.

Аналогично дело обстоит и с софистикой. При софи- стических построениях также игнорируется диалектика. Софист выхватывает из всего многообразия фактов лишь один или несколько и использует их для построения лож- ной концепции. При этом факты выхватываются без учета конкретной обстановки и обстоятельств, по прич- ципу внешнего сходства. В. И. Ленин последовательно критикует и разоблачает эклектизм и софистику оппор- тунистов Каутского, Троцкого, Бухарина и других вра- гов марксизма.

Эклектизм и софистика и сейчас имеют широкое распространение в буржуазной философии, ревизиониз- ме, реформизме. Они внутренне связаны с релятивизмом и при определенных условиях могут превращаться друг в друга. Их объединяет общий принцип — отрицание объективного содержания истины.

Таким образом, заблуждения могут быть обуслов- лены не только ограниченностью конкретно-исторической практики и знания, но и абсолютизацией субъектом ре- альных моментов знания либо отдельных сторон иссле- дуемого’ объекта.

Однако существенно отметить, что формирование лю- бых заблуждений в научном познании подчинено общим законам движения мысли как общественно-историчес- кого процесса. Поэтому и в случае заблуждений, обуз- ловленных абсолютизацией отдельных моментов процес- са познания, знания или объекта, решающая роль в их

31 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 21. В. И. Ленин крити- кует не эклектику, а именно эклектизм.

6—801 161 [163] формировании принадлежит знанию и практике, на ос- нове которых субъект осуществляет конкретный познава- тельный процесс. Какие именно стороны процесса поз- нания, наличного знания или объекта будут абсолютизи- рованы субъектом, в решающей мере зависит от уровня развития знания и практики, а также конкретных усло- вий деятельности субъекта, т. е. факторов, составляющих основу познавательной деятельности.

Именно практикой буржуазного общества в конечном итоге объясняется, на наш взгляд, внедрение фрейдизма за рубежом во многие науки, в том числе и в социоло- гию, где пытаются подменить социальные законы биоло- гическими. Эта подмена находит вполне рациональное объяснение, поскольку признание подлинных законов общественного развития противоречит классовым инте- ресам буржуазии, и потому биологизация общественной жизни вполне устраивает буржуазного обывателя. Эта биологизация социального — действительное заблужде- ние, нередко не осознаваемое буржуазным исследовате- лем и принимаемое за истину. Конечно, в буржуазной философии, социологии, истории, пропаганде ит. д. широко распространено и сознательное извращение дей- ствительности. Но это уже не заблуждение, а ложь, поскольку осуществляется преднамеренно и сознательно.

В последнем случае, как верно отметил А. И. Курча- тов, характеризуя ложь буржуазной пропаганды, наши идеологические противники прибегают к самым изощ- ренным способам, в том числе к использованию труд- ностей познавательного процесса, содержащего возмож- ность заблуждения. Это объясняется тем, что в наш просвещенный ХХ век искусство лжи не относится к числу легких ремесл, ибо «наш век — век людей дума- ющих и ищущих. Невежество претит современному че- ловеку, примитивизм отталкивает, а его любопытство неистощимо: оно неодолимо влечет его вперед, в мир знаний. К сожалению, на этом трудном пути редко уда- ется идти по прямой линии: человека может увести в сторону мираж, заблуждение, а иногда и самая баналь- ная ложь, умело подсунутая недоброжелателем в прив- лекательной упаковке истины» 32.

Фабрикуя ложь, представители буржуазной пропа- ганды, как откровенно заявил американский журналист

3? Курчатов А. И. Идеологические диверсанты. — Секреты сек- ретных служб США. М., 1973, с. 242.

162 [164] Дж. Аронсон, исходят из того, что американский образ жизни и капитализм следует отождествлять со всэм прекрасным, добродетельным и божественным; советскай же образ жизни следует изображать в виде уродливого, нечестивого и дьявольского.

Следует, однако, заметить, что значительная часть заблуждений, проистекающих из абсолютизации относи- тельно верных представлений, из неправомерно расшири- тельного их толкования, не только обусловлена ограни- ченностью знания и практики, но и имеет преимущест- венно субъективные причины. Многие из таких заблуж- дений обусловлены, в частности, тем, что субъект либо не знает, либо в недостаточной степени владеет матери- алистической диалектикой как методом познания.

Забвение диалектики, утрата необходимой гибкости мышления даже при условии достаточно высокого исход- ного уровня знания и практики являются причиной заб- вения всесторонности и историзма, отрыва от практики при исследовании объектов, служат основой абсолюти- зации отдельных истинных моментов. А это является благодатной почвой для формирования субъективизма, догматизма, релятивизма и других отрицательных сто- рон в познании, ведущих к заблуждениям. И прав Э. В. Ильенков, подчеркивающий, что «любая мифоло- гия... рождается из абсолютизации относительно верных представлений, из абсолютизации абстракций, которые на своем месте хороши и правильны, но становятся приз- раками-идолами, как только их начинают применять за законными границами их применимости» 3.

С учетом названных особенностей в формировании заблуждений, обусловленных абсолютизацией отдельных сторон познания, знания и объекта, чрезвычайно важное значение в их преодолении имеет усвоение исследовате- лем диалектического способа мышления. Это означает необходимость всестороннего изучения взаимосвязей объекта, исторического подхода в исследовании, а так- же учета других важнейших черт диалектики. Большое значение в преодолении заблуждений подобного рода имеет знание новейших достижений науки и практики, ибо это, вне всякого сомнения, в наибольшей мере спо- собствует преодолению субъективизма и односторон- ности, ведущих к заблуждениям.

33 Ильенков 9. Об идолах и идеалах, с. 295. 6* [165] ГЛАВАУ

ПРЕОДОЛЕНИЕ ЗАБЛУЖДЕНИЙ В НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ

Истина, как процесс... проходит в своем развитии (Еп\исКипе) три ступени:

1. жизнь; 2) процесс познания, включающий

практику ‘человека и технику... 3) ступень абсолютной идеи (т. е. полной истины). В. И. ЛЕНИН

Благородное стремление избавить человечество от тиранической власти заблуждений, препятствующих истин- ному познанию, было присуще многим философам прошлого. История науки мучительно вынашивала идею необхо- димости поиска путей преодоления заблуждений. Одной из ярчайших, материалистической по своей сути, попыток вскрыть источники заблуж- дений в научном познании и наметить способы их устранения является кон- цепция Р. Бэкона.

Р. Бэкон называет четыре препят- ствия, мешающие истинному позна- нию: 1) пример жалкого и недостой- ного авторитета; 2) постоянство при- вычки; 3) мнение несведущей толпы; 4) прикрытие собственного невежест- ва показной мудростью.

По мнению Р. Бэкона, именно этими препятствиями обусловлены все заблуждения, так как в науках, в жизни и в любом занятии твердят: «это передано нам от предков; это привычно; это общепринято». Эти три довода служат мотивами оправдания собственного невежества. Из-за них происходят «все бедствия человече[166]ского рода», ибо «остаются непознанными полезнейшие, величайшие и прекраснейшие свидетельства мудрости и тайны всех наук и искусств». Хуже того, люди, слепые от мрака этих четырех препятствий, не «ощущают собственного невежества», «обороняют и защищают его». Все это объясняется тем, что люди не знают путей избавления от таких препятствий и потому, будучи погруженными «в глубочайший мрак заблуждений», думают, что они «находятся в полном свете истины». И Р. Бэкон подчеркивает, что заблуждения наносят огромный вред людям, ибо в таком случае они самое истинное считают последней ложью, самое лучшее — лишенным цены, самое великое — не имеющим ни веса, ни ценности и в противоположность этому прославляют все самое ложное, восхваляют самое худшее, превозносят самое низкое.

Первым условием преодоления заблуждений Р. Бэкон считает их распознание. Все авторитеты, кромеавторитета церкви, идущего, по мнению Бэкона, от «божественного суда», и авторитета крупных мыслителей древности, который «приобретен в силу человеческих возможностей», он подвергает критике.

Каким же путем возможно преодоление заблуждений? Р. Бэкон считает, что преодолеть препятствия, мешающие истинному знанию, можно с помощью «не- поколебимого знания» и «опыта».

По мнению великого материалиста, достоверное знание, обладающее истиной, дает лишь математика. В ней «не может возникнуть сомнений». Обращение к математике не случайно, так как в еговремя другие науки лишь зарождались. Согласно Бэкону, все науки, кроме математики, содержат такое множество «сомне- ний... ошибок, исходящих от человека, что их невозможно распутать». В этих науках, полагает он, «нет доказательств, исходящих из подлинной и необходимой причины, доказательств, основывающихся на собствен- ’ной силе, потому что в природных вещах ввиду возникновения и гибели подлинных причин, как и следствий, не заключена необходимость».

Не имеют основания для опровержения заблуждений логика и грамматика «из-за слабости предмета этих наук». Только математика обладает доказательствами, [167] исходящими из необходимых причин. Поэтому «если мы хотим в других науках прийти к несомненной достоверности и безошибочной истине, то необходимо положить основания [всякого] знания в математике, и, только подготовленные ею, можем мы достичь достоверности и исключающей заблуждение истины в других науках»?.

Р. Бэкон специально отмечает, что логика сама по себе непригодна для преодоления заблуждений, поскольку решающую роль играет опыт. «Имеются, — пише он, — ведь два способа познания, а именно с по- мощью доказательств и из опыта. Доказательство приводит нас к заключению, но оно не подтверждает и не устраняет сомнения так, чтобы дух успокоился в созер- цании истины, если к истине не приведет нас путь опыта. Ведь многие располагают доказательствами относятельно предмета познания, но так как не обладают опытом и пренебрегают им, то не избегают зла и не приобретают блага». Действительно, если какой-нибудь «человек, никогда не видавший огня, докажет с помошью веских доводов, что огонь сжигает, повреждает и разрушает вещи, то душа слушающего не успокоится, и он не будет избегать огня до тех пор, пока сам не положит руку или воспламеняющуюся вешь в огонь, чтобы на опыте проверить то, чему учат доводы. Удопроявлений научного прогресса. Эти тенденции отмечены И. С. Шапиро. Он пишет, что до сих пор же на опыте в действии огня, дух удовлетворится и успокоится в сиянии истины. Следовательно, доводов недостаточно, необходим опыт».

В первой главе мы уже говорили о Френсисе Бэконе в связи с типологией заблуждений. Он, так же как и Р. Бэкон, считал наиболее эффективной мерой преодоления «идолов» опыт. На опыт как решающее средство преодоления заблуждений указывают представители домарксовского материализма, развивающие сенсуалистическую теорию познания.

Они сделали определенный шаг в борьбе с субъективизмом в теории познания. Локк, Дидро, Гельвеций, Фейербах критикуют субъективистское представление рационалистов о разуме, который будто бы сам по себе, независимо от опыта, определяет истинность или ложность мысли и преодолевает заблуждение. В протн- воположность субъективизму рационалистов материзлисты-сенсуалисты развивают учение об опыте как ре-

2 Там же, с. 870. з Там же, с. 872—873.

166 [168] шающем условии проверки знаний и преодоления за- блуждений.

В этом уже четко прослеживается попытка введения практики в качестве критерия истинности и средства преодоления заблуждений. Так, для Гельвеция «лишь согласие с опытом и подтверждает истинность какого- либо взгляда». Однако опыт как критерий истинности и средство преодоления заблуждений понимался ими узко, лишь как непосредственное наблюдение, экспе- римент, как личный опыт человека. Будучи представи- телями метафизического материализма, сенсуалисты не понимали практику как общественно-исторический процесс, как революционно-преобразующую деятель- ность. Поэтому, борясь с субъективизмом, они сами нередко впадали в субъективизм. Дидро считал, что истина опирается «на единодушное согласие всех лю- дей». Фейербах включал в критерий истинности согла- сие индивидуального познания и познания человеческо- го рода. На основе понятия «человеческий род» Фейер- бах так определял истину и заблуждение: «Истинно то, что соответствует сущности рода; ложно то, что ему противоречит. Другого закона для истины не сущест- вует» “.

Представители домарксовского материализма сде- лали определенный шаг вперед, высказав плодотворную мысль о необходимости создания более благоприятной социальной среды для развития познания и преодоле- ния заблуждений. Например, Локк и французские ма- териалисты (особенно Гельвеций) говорили о воспита- тельных функциях общества, которые уменьшили бы возможность возникновения заблуждений в знании.

Однако материалисты-сенсуалисты не смогли ре- шить проблему преодоления заблуждений. Это объяс- няется главным образом тем, что их взгляд на процесс познания был не диалектичен и не историчен. Будучи метафизиками, они верили в возможность окончатель- ного, исчерпывающего познания мира.

Представляя постижение истины в виде единовре- менного акта, материалисты-сенсуалисты не понимали диалектики соотношения абсолютных и относительных моментов в истине, им было чуждо понимание истины как исторического процесса. Домарксовские материали-

4 Фейербах Л. Избр. филос. произв., т. П. М., 1955, с. 192. 167 [169] сты не понимали и активной роли субъекта в познании, в связи с чем оно представлялось им как одностороннее воздействие объекта на субъект, как простое копирова- ние действительности.

Однако, несмотря на указанные недостатки, до- марксовский материализм в лице материалистов-сенсу- алистов для обоснования содержательности знания обра- щается к действительности, к опыту, что было несомненно положительным моментом, предпосылкой материалистического решения проблемы преодоления заблуждений.

Хотелось бы отметить еще один момент. Несмотря на то что материалисты-сенсуалисты не смогли решить проблему преодоления заблуждений, они несомненно стояли ближе к истине в решении этой проблемы, чем рационалисты.

Односторонне преувеличивая роль мышления в по- знании, рационалисты считали, что чувства обманывают нас и потому, естественно, не могут выступать в качест- ве средства, характеризующего состояние мышления как истинного или ложного. Так, Декарт считал, что разум сам по себе ошибаться не может. Для объяснения заблуждений он различает рассудок и волю. Рассудок далек от совершенства. Воля человека безгранична в том отношении, что ей предоставлено право выбора в поисках истины. И этот поиск вследствие ограниченно- сти рассудка и свободы воли может вместо истины выбрать заблуждение. Мы заблуждаемся, считает Де- карт, не в качестве мыслящих существ и не потому, что обладаем волей, а потому, что мы плохо используем свободного в выборе арбитра, т. е. волю, которая поэто- му оказывается главным источником заблуждения.

Таким образом, источник заблуждения, по Декарту, содержится исключительно в нас самих и представляет собой чистую случайность. При этом истина и заблуж- дение обнаруживаются самим же мышлением, посколь- ку критерий истинности содержится в нем самом. По его мнению, истинность обеспечивается ясностью и от- четливостью мышления. То, что не ясно и не отчетливо, то и не истинно.

Такой критерий истинности, а следовательно, и условие преодоления заблуждения мало чем в прин- ципе отличаются от платоновского. Согласно Платону, разум также всегда, не выходя из самого себя и благо-

168 [170] даря самому себе, открывает истины. Это следовало из идеалистической трактовки Платоном познания как независимого от чувственных восприятий процесса припоминания априорных идей, предопределенных бо- гом5. Поскольку, считает Платон, заблуждения возни- кают из чувственных восприятий, для исключения их в процессе мышления надо совершенно отвлечься от чувственно-воспринимаемых вещей 5. .

В отличие от Декарта, считавшего свободу причиной заблуждений, Спиноза полагал, что «идеи фиктивные, ложные и прочие имеют свое начало в воображении, т. е. в некоторых случайных и, так сказать, разрознен- ных ощущениях, которые возникают не от самой мощи духа, но от внешних причин, сообразно с тем, как тело, во сне или бодрствуя, получает различные движения» 7.

Объяснение причин заблуждений внешними, вне разума лежащими факторами оказалось существенным шагом в сторону материалистического объяснения ис- точников заблуждений. Однако Спиноза — рационалист, и критерий истинности наших знаний лежит, по его мнению, в самом разуме. «Как свет, — пишет он, — об- наруживает и самого себя и окружающую тьму, так и истина есть мерило и самой себя и лжи»8. Отсюда сле- дует, что заблуждения можно преодолеть, не выходя за пределы разума. Основной недостаток рационалист- ских представлений о критерии истинности и условиях преодоления заблуждений заключен в их субъективиз- ме, в отрыве от развивающейся действительности, от практики, что справедливо критиковали материалисты- сенсуалисты.

В противоположность умозрительности домарксист- ской философии К. Маркс уже в «Нищете философии» выдвинул положение, методологически важное для борьбы со всяким субъективизмом. ‹<...Социалисты и коммунисты, — писал он, — являются теоретиками клас- са пролетариев... Но по мере того как движется вперед история, а вместе с тем и яснее обрисовывается борьба пролетариата, для них становится излишним искать научную истину в своих собственных головах; им нужно только отдать себе отчет в том, чтб совершается перед

$ См. Платон. Соч., т. 2. М., 1970, с. 250, 264, 291 и др. 8 См. там же.

7 Спиноза Б. Избр. произв. в 2-х томах, т. 1, с. 349. 8 Там же, с. 440.

169 [171] их глазами, и стать сознательными выразителями это- го»?. Это положение марксизма служит важным теоре- тическим подспорьем в борьбе с субъективизмом, кото- рый свойствен не только домарксовской, но и современ- ной буржуазной философии.

Несмотря на предпринятые попытки, мы не нашли ничего рационального в работах современных буржу- азных философов по проблеме преодоления заблужде- ний, кроме разве нескольких тощих фраз наподобие та- ких: «разум не должен быть поспешным» 10; «чтобы из- бежать заблуждений, разум не должен в поддержку чего-нибудь выступать категорично, кроме случаев, ко- гда он видит очень отчетливо» !!; «единственным и обильным источником заблуждений является безза- ботное, торопливое или слишком обстоятельное дума- ние» 12.

Такой подход едва ли можно рассматривать даже как постановку проблемы, не говоря уже о ее решении, поскольку в буржуазной философии по существу фаль- сифицированы основные проблемы теории познания.

В самом деле, можно ли всерьез говорить о поста- новке проблемы преодоления заблуждений в научном познании в современной буржуазной идеалистической философии, если вопрос о существовании объективной реальности вне сознания объявляется, к примеру, не- опозитивистами псевдопроблемой. Такая позиция неиз- бежно приводит к идеалистической фальсификации соотношения субъекта и объекта в познании, к трактов- ке объекта как конструкции нашей мысли.

При таком подходе и речи быть не может о сущест- вовании объективной истины. Истина получает исклю- чительно субъективистское толкование. На таких пози- циях практически стоит современный неопозитивизм. Так, Ф. Франк в книге «Философия науки» утверждает: «Мир есть моя проверка». Вместо критерия обществен- но-исторической практики он принимает конвенциона- листский тезис о том, что «можно достичь общего со- гласия людей средней образованности относительно

° Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 4, с. 146.

0 Мивтег `В. 1е ргоЫёте 4е 1а узи, р. 12.

п Там же, с. 83

12 Тошзепй Н. 6. Тпе Обзсигапй т ой Зепсе. — “Доигпа! о! РИЙозорну", 1925, № 2, р. 551.

170 [172] того, являются ли такие утверждения в каждом отдель- ном случае «истинными» или нет» 13.

Не случайно поэтому в современной буржуазной фи- лософин широко распространена идея множественности истин. Одной из них является неопозитивистское поня- тие «логическая истина». Концепцию «логической исти- ны», согласно которой истина не зависит от реального мира, а определяется познающим умом, развивает Г. Рейхенбах. Он, как и другие неопозитивисты, извес- тен тем, что отрицает объективное содержание таких катёгорий, как «причина», «следствие», «сущность», «за- кон». На этом основании Рейхенбах не признает воз- можность познания сушественных отношений в реаль- ном мире: «Логическая необходимость и пустота сопут- ствуют друг другу» М. Пытается обосновать независи- мость «логических истинх от объектов реального мира и один из крупнейших неопозитивистов, Р. Карнап, опре- деляющий истину как соотношение объектов внутри языковой системы. «Быть реальным в научном смыс- ле, — пишет он, — значит быть элементом системы; сле- довательно, это понятие (истины. — П. 3.) не может осмысленно применяться к самой системе» 15.

Эти попытки рассматривать категории истины и за- блуждения лишь в формальном отношении восходят к одному из основоположников позитивизма, Дж. Ст. Миллю, который считал, что единственным средством преодоления заблуждений «является привычка рассуж- дать правильно» 6. Он полагал, что перечень логических ошибок, приводимый им, и «является списком заблуж- дений» 1".

К числу заблуждений Милль относит любые ошибки, в том числе и происшедшие «от поспешности или не- внимательности» !8. Он полагает, что такие «заблужде- ния» не поддаются обработке методами логики и пото- му «не требуют философского анализа и классифика- ции». Именно поэтому «никакие теоретические сообра- жения не могут дать нам средств избавиться от них» !9.

1з Франк Ф. Философия науки. М., 1960; с. 57.

м Кесйепфасй Н. Тве Е1зе ог бсеп Не РВЙозорву. Ощу. оЁ СаШ. Ргезз, 1952, р. 223.

15 Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959, с. 301.

16 Милль Дэ. Ст. Система логики, ки. 5, с. 666.

И Там же.

18 Там же.

19 Там же. [173] В его работах процесс познания анализируется исклю- чительно формально-логическими средствами и выявле- ние и преодоление таким способом логических ошибок выдается за единственное средство распознания и сня- тия заблуждений в познании.

Немыслима постановка и реальное решение пробле- мы преодоления заблуждений и с позиций прагматиз- ма. Решение проблемы истины, по В. Джемсу, выгля- дит следующим образом: «Истина... это родовое название для всех видов определенных рабочих ценно- стей в опыте» ?0. И далее: «Объективной истины никог- да не найти», «истина делается, приобретается в ходе опыта как приобретаются здоровье, богатство», ««истин- ное», говоря коротко, это просто лишь удобное... в об- разе нашего мышления» ®.

Приведенные положения, характерные для всей идеалистической гносеологии, убедительно свидетельст- вуют о том, что в буржуазной философии не обнаружи- вается не только решения, но даже более или менее верной постановки проблемы преодоления заблуждений в научном познании ??.

В самом деле, разве можно руководствоваться в научной деятельности ложными представлениями, кото- рые рекомендует науке буржуазная философия?! Явно противоречит науке такое заявление Ф. Франка: «Мы можем... говорить о сущности естественного объекта — камня, животного или человека — только в том случае, если допускаем, что их творец, создавая их, имел опре- деленную цель» ?3. Не соответствует научным принци- пам и отрицание Витгенштейном объективной необходи- мости 24. Явно грешит против истины и Поппер, заявляю- щий, будто «не существует ни стадий общества, ни за- конов развития» . Нельзя согласиться и с агностиче- ской оценкой достижений науки, даваемой Б. Расселом, согласно которой «все человеческое знание недостовер- но, неточно и частично», как и с тем, что, по его мне-

20 Джемс В. Прагматизм. Спб., 1910, с. 47.

2 См. там же, с. 124—196, 134—137.

2 И если буржуазные ученые делают научные открытия, не- сомненно связанные с преодолением заблуждений, то эти открытия становятся возможными не благодаря, а вопреки методологическим принципам, из которых исходит буржуазная философия.

23 Франк Ф. Философия науки, с. 65.

м См. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат, с. 64.

25 Роррег К. М!ззеге 4е Гызюнзше. Райз, 1956, р. 44.

172 [174] нию, для агностицизма нет вообще «никаких ограниче- ний» 26. Такие «рекомендации» приемлемы скорее для служителя религиозного культа, нежели для исследо- вателя, ведущего научный поиск и желающего знать, как преодолеваются ошибки и заблуждения.

Единственной научной основой исследования и пре- одоления заблуждений является марксистско-ленинская философия как методология и логика научного позна- ния. Исходя из материалистического положения об об- щественно-исторической обусловленности знания, фило- софия марксизма решающую роль в преодолении заблуждений отводит практике, являющейся основой процесса познания и критерием истинности. Пока не созрели практические условия, заблуждения, причиной которых является незрелость конкретно-исторической практики и знания, не могут быть выявлены и преодо- лены.

Известно, что в домарксистский период в социологии господствовали заблуждения. Это было обусловлено незрелостью общественных отношений и отсутствием знания объективных законов развития общества. Отме- чая данное обстоятельство, Ф. Энгельс в работе «Люд- виг Фейербах и конец классической немецкой филосо- фии» писал, что в докапиталистическую эпоху исследо- вание истинных движущих причин развития общества было просто невозможно: связи причин и следствий в исторических событиях здесь были настолько запутаны и завуалированы, что идеализм во взглядах на исто- рию вплоть до середины ХХ в. был неизбежен. Заме- тим, что эта запутанность и теперь продолжает влиять на сознание буржуазной интеллигенции.

В результате многолетних научных исследований К. Маркс доказал, что заблуждения буржуазной социо- логии, обусловленные практикой капиталистических от- ношений, не могут быть полностью преодолены в рам- ках этих. отношений. Для их преодоления необходим подход с точки зрения иных, более прогрессивных об- щественных отношений.

Одной из важнейших предпосылок преодоления за- блуждений буржуазной социологии следует признать критическое отношение исследователей к капиталисти- ческой действительности. Первыми критиками капита-

25 Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957, с. 540.

173 [175] лизма были, как известно, социалисты-утописты. Им принадлежит заслуга выяснения пагубного влияния эксплуатации и частной собственности на обществен- ную жизнь. Однако при всем том их критика капита- лизма не была и не могла быть последовательно науч- ной. Не зная законов общественного развития и не видя класса, опираясь на который можно было бы преобра- зовать капиталистические производственные отношения, социалисты-утописты не смогли вскрыть источники за- блуждений буржуазной социологии и указать способы их преодоления. Эту задачу решили К. Маркс и Ф. Энгельс.

Преодоление заблуждений буржуазной обществен- ной науки, осуществленное ими, стало возможным лишь в результате единства научного, с позиций материали- стической диалектики осмысления реальной действи- тельности современного им буржуазного общества и практики революционной борьбы за его коренное пере- устройство. Марксистский подход к анализу капитали- стических отношений как исторически преходящей фор- мы общественных отношений позволил выявить дейст- вительные причины возникновения заблуждений в буржуазной социологии и наметить пути их преодоления. К. Маркс и Ф. Энгельс показали, что заблуждения бур- жуазных социологов неизбежны до тех пор, пока су- ществуют капиталистические социальные отношения. Отсюда естественно следовал вывод, что для преодоле- ния этих заблуждений необходима ликвидация всех антагонистических отношений, радикальное преобразо- вание самой общественной практики.

К. Маркс показал, что с позиций практики незрелых общественных отношений и конкретно-исторической ограниченности знания заблуждения не только не устра- няются, но и принимаются в качестве истинных. Так, представители классической буржуазной политической экономии А. Смит и Д. Рикардо, исследуя экономиче- ские отношения капитализма, которые они рассматри- вали как вечное и неизменное состояние общества, не смогли открыть закона прибавочной стоимости, т. е. истины, раскрывающей природу капиталистической эк плуатации. Вместо этого они фиксировали лишь час“ ные проявления прибавочной стоимости: прибыль и рен- ту, считая их выражением сущности капиталистиче- ского производства. Это заблуждение представлялось в

174 [176] то время как истинное отражение сущности экономиче- ских отношений капитализма.

Вывод Маркса об обусловленности заблуждений незрелостью общественных отношений и ограничен- ностью знаний, о невозможности их преодоления на основе ограниченной конкретно-исторической практики и знания имеет большое методологическое значение и вполне применим к анализу заблуждений не только в социологии, но и в любой отрасли знания.

Приведем такой пример из истории развития есте- ствознания. Ван-Гельмонт на основе исторически огра- ниченных экспериментальных возможностей и уровня зпания своего времени провел с целью выяснения воп- роса о причинах образования биомассы растений сле- дующий опыт. Он посадил молодую иву, весившую 16 фунтов, в предварительно взвешенную землю (200 фунтов). Сосуд, наполненный землей, закрывался так, чтобы в него не могла попасть пыль. В течение пяти лет Ван-Гельмонт поливал землю и наблюдал рост растения. При взвешивании земли и ивы через пять лет оказалось, что вес земли остался неизменным, в то время как масса ивы увеличилась более чем в 10 раз и составила 164 фунта. Отсюда Ван-Гельмонт сделал вывод, что увеличение биомассы растений происходит лишь за счет усвоения растениями воды, что было, ко- нечно, глубоким заблуждением.

Заблуждение Ван-Гельмонта и его современников, не располагавших знаниями о роли атмосферы в жиз- ни растений и биохимических превращениях, совершаю- щихся в растениях, было преодолено лишь в первых де- сятилетиях ХХ в., когда было открыто явление фото- синтеза. Это открытие стало возможным при условии намного возросшего уровня эксперимента и знаний в области биохимии растений.

Определенным шагом в преодолении заблуждения Ван-Гельмонта и его современников были опыты Р. Бойля в 1660 г., доказавшего, что атмосфера необ- ходима для органической жизни, так как животные, помещенные в банку, куда не проникает воздух, неиз- бежно гибнут. Дальнейшим шагом в преодолении за- блуждений в области биохимии растений и животных были опыты Майо, установившего, что не весь воздух, а лишь часть его (которая была названа им «нитри- том») необходима для поддержания жизни. Позднее

175 [177] наукой была выяснена роль кислорода в жизни жи- вотных и углекислоты (СОз) в жизни растений.

Конкретно-исторической ограниченностью практики и знания обусловлены и ложные представления птоле- меевской геоцентрической системы, которая на уровне науки и практики своего времени выглядела в глазах современников истинной и обоснованной содержательно, в то время как гелиоцентрические представления каза- лись заблуждениями. Как отмечает И. В. Бычко в кни- ге «Познание и свобода», Птолемей, автор геоцентри- ческой системы, в формальном отношении признавал допустимыми гелиоцентрические представления, однако считал, что они не обоснованы в содержательном, фак- тическом отношении ?’. Возражения Птолемея, приводи- мые в книге Г. Гурева «Системы мира», сводились к следующему: «..если бы Земля имела движение общее со всеми другими тяжелыми телами, то, очевидно, вследствие своей массы она опередила бы эти тела, ос- тавила бы всех животных, а равно и прочие тяжелые тела без всякой поддержки на воздухе, а наконец скоро и сама выпала бы из неба. Таковы последствия, к ко- торым мы пришли: нелепее и смешнее нельзя себе вообразить» 28. По поводу основной мысли Птолемея о том, что «движение Земли должно вызывать не связан- ные с взаимодействием тел ускорения», И. В. Бычко вполне резонно замечает: «..чтобы отвергнуть это воз- ражение, нужно было доказать, что движение Земли не изменяет происходящих на ней процессов. А это можно было сделать, лишь оперируя понятием инерции, содер- жание которого не было известно древним. Поскольку четкого представления об инерции не было сформули- ровано, даже во времена Коперника гелиоцентрическая система продолжала по видимости оставаться лишь формальной теорией. Содержательное обоснование она получила лишь после разработки этого научного поня- тия. И это сделали Галилей и Ньютон» 29.

Приведенные факты говорят о том, что для преодо- ления заблуждения в научном познании недостаточно выдвижения лишь истинной идеи, опровергающей его, необходимо ее содержательное обоснование практикой и знанием. В пользу этого утверждения свидетельствует

27 См. Бычко И. В. Познание и свобода, с. 70. 28 Цит. по: Гуреев Г Системы мира. М., 1950, с. 98. 22 Бычко И. В. Познание и свобода, с. 70—71.

176 [178] и известный спор между сторонниками и противниками эволюционных идей в биологии, имевший место в нача- ле ХХ в. Несмотря на то что в споре был прав Сент- Илер, отстаивавший научную идею о развитии органи- ческого мира, в то время как Кювье стоял на ложных позициях неизменности видов растений и животных, ча- ша весов в глазах современников склонялась в пользу последнего.

Это объясняется тем, что для обоснования доказа- тельства положения об изменчивости органических ви- дов Сент-Илер не располагал необходимыми научными фактами. Один из основных его доводов в пользу эво- люционной идеи — будто головоногие и позвоночные представляют один гомологический ряд, связанный по происхождению, — был без труда опровергнут Кювье, так как фактически головоногие и позвоночные явля- ются совершенно различными типами, не связанными (это стало известно позже) по происхождению. Опери- руя этим и подобными недостаточно научно обоснован- ными фактами, Сент-Илер, естественно, не мог преодо- леть заблуждения о неизменности видов растений и животных и доказать истинность эволюционной идеи.

Лишь Ч. Дарвин на основе научного обобщения богатейшего материала из истории развития животного и растительного мира, а также фактов из практики животноводства и растениеводства смог глубоко обос- новать несостоятельность идеи о постоянстве видов и истинность эволюционного учения об органическом ми- ре. И хотя эволюционная идея в ее примитивнбм виде была высказана еще в античном мире, потребовались многие столетия для ее научно-практического обоснова- ния и преодоления заблуждения, отрицавшего эволю- цию в органическом мире.

Все это свидетельствует о том, что преодоление заблуждения — не единовременный акт, а сложный, противоречивый исторический процесс, связанный с раз- витием общественной практики и знания.

В связи с этим становится более очевидной недопус- тимость отождествления заблуждений в научном позна- нии, которые являются моментами диалектического раз- вития истины как процесса, с бессодержательными фикциями.

На наш взгляд, правильным следует признать пред- ставление о заблуждении в научном познании как мо-

7 [179] менте развития знания, характеризующемся движением мысли, при котором вначале ограниченное, бедное содер- жанием понятие сменяется более богатым и глубоким по содержанию понятием, более полно отражающим действительность, но никогда не достигающим абсолют- ной адекватности. Поэтому несовпадения понятий с объектом не дают_ оснований считать заблуждения простой фикцией. По этому поводу Ф. Энгельс писал: «Разве понятия, господствующие в естествознании, ста- новятся фикциями, оттого что они отнюдь не всегда совпадают с действительностью? С того момента, как мы приняли теорию эволюции, все наши понятия об органической жизни только приближенно соответствуют действительности. В противном случае не было бы во- обще никаких изменений; в тот день, когда понятие и действительность в органическом мире абсолютно сов- падут, наступит конец развитию» ?0. В свете этого вы- сказывания Ф. Энгельса становится ясным, что научное заблуждение — момент познавательного процесса, воз- никающий и разрешающийся в ходе развития знания как общественно-исторического процесса.

Важнейшим объективным условием преодоления заблуждений в научном познании, как говорилось, явля- ется более высокий уровень развития практики и зна- ния. Но объективность общественно-исторической прак- тики и знания нисколько не означает фатальной пред- определенности процесса «снятия» заблуждений в научном познании, в котором субъект не выполняет ни- какой роли. Такая точка зрения означала бы не что иное, как мистификацию процесса познания.

К. Маркс и Ф. Энгельс постоянно подчеркивали активность человека в процессе постижения истины. В связи с этим они подвергали критике философов, пред- ставлявших данный процесс автоматически. «Истина, — писал К. Маркс, — для г-на Бауэра, как и для Гегеля, автомат, который сам себя доказывает. Человеку оста- ется следовать за ней». Подобное толкование не удов- летворяло Маркса, так как при этом игнорируется то чрезвычайно важное обстоятельство, что «самая слож- ная истина, квинтэссенция всякой истины — люди — на- чинают в конце концов сами собой понимать себя» 2.

30 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 357.

31 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 86. 32 Там же, с. 87.

178 [180] В связи со сказанным следует заметить, что, хотя наличные конкретно-историческая практика и знание выступают в качестве объективных факторов по отно- шению к субъекту, это нисколько не означает, что субъект не в силах ускорить процесс преодоления, диа- лектического снятия заблуждений.

Этот процесс осуществляется в результате сочета- ния объективных и субъективных факторов активной деятельностью субъекта, путем сознательного анализа факторов, обусловливающих заблуждения, и активной деятельности по созданию условий, благоприятствую- щих их преодолению.

Преодоление заблуждений — творческий научный процесс, подчиняющийся всем закономерностям этого процесса и имеющий вполне диалектический характер. Именно поэтому разработка способов сознательного преодоления заблуждений может идти лишь с некото- рым опережением наличной практики и уровня налич- ного знания, основанным на изучении тенденций их развития.

Известно, что В. И. Ленин, руководствуясь марксист- ским учением, задолго до Великой Октябрьской социа- листической революции развенчал субъективно-идеали- стические заблуждения народников о революционных путях развития России, отрицавших ее вступление на капиталистический путь. Решающее опровержение этого заблуждения В. И. Ленин видел в анализе тенденций развития российской действительности, в которой про- исходил объективный процесс роста капиталистических отношений.

Практика революционного движения в России пока- зала полную несостоятельность и эсеровских программ по крестьянскому вопросу, которые также критиковал Ленин еще до Октябрьской революции. Обобщая глу- бокие научные исследования по преодолению заблуж- дений в социологии народников и других противников марксизма, В. И. Ленин предостерегал от забвения глу- бокого замечания Маркса, сделанного им в адрес социа- листов-утопистов, что «значение критических элементов в утопическом социализме «стоит в обратном отношении к историческому развитию». Чем больше развивается, чем более определенный характер принимает деятель- ность тех общественных сил, которые «укладывают» новую Россию и несут избавление от современных со-

179 [181] циальных бедствий, тем быстрее критически-утопиче- ский социализм «лишается всякого практического смыс- ла и всякого теоретического оправдания»» 33.

Эта мысль В. И. Ленина, основанная на глубоком изучении тенденций развития практики социальных от- ношений, имеет огромное методологическое значение для решения проблемы преодоления не только социаль- ных заблуждений, но и заблуждений в любой области знания. В. И. Ленин указывал по существу три момен- та: во-первых, развивающаяся практика создает реаль ную основу для выявления заблуждений; во-вторых, она в то же время является решающим фактором их пре- одоления в научном познании и, в-третьих, именно прак- тика является основой выдвижения принципиально новых идей.

Путь преодоления заблуждения в конкретном науч- ном поиске можно представить следующим образом:

1. обнаружение заблуждения в наличном знании при объяснении факта, 2) выдвижение гипотез, основанных на наличном знании и практике или опирающихся на тенденции их развития, 3) подтверждение гипотез прак- тикой и знанием при одновременном опровержении неудачных гипотез, снятие в связи с этим заблуждения в наличном знании, 4) формулировка принципиально новой теории. К сказанному добавим, что обнаружение незнания в определенной области или заблуждения в знании является основой постановки проблемы, в ходе разрешения которой неполное знание сменяется болес полным, а заблуждения преодолеваются.

При решении проблемы преодоления заблуждений естественно возникает вопрос о роли формальной логи- ки. Формальная логика, как и диалектическая, высту- пает теоретическим средством освоения действительно- сти, при этом та и другая выполняют свою специфиче- скую функцию в диалектически сложном процессе по- знания.

Средствами формальной логики фиксируются уже открытые законы действительности, формулируются системы знания, осуществляется системный подход в исследовании, благодаря чему становится возможным систематическое развитие знания. Развитие внутренней логики систем знания создает возможность открытия

33 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 103—104. 180 [182] еще неизвестных фактов, происходит приращение зна- ния, «укладывающегося» в логику данного закона, вы- являются модификация, специфика действия законов в различных условиях и т. д. Надо сказать, что здесь пе- ред исследователем, руководствующимся логикой уже известных законов, раскрывается широчайшее поле деятельности. «Фиксируя в себе существеннейшие отно- шения и связи освоенной человеком области бытия, — пишет И. В. Бычко, — та или иная логическая система позволяет человеку быстро и безошибочно ориентиро- ваться в сложнейших ситуациях, постоянно возникаю- щих в его собственном доме — в сфере уже очеловечен- ной действительности» 34. При этом, считает Бычко, «логика выступает в качестве эффективнейшего ору- дия, позволяющего человеческой деятельности держать в повиновении освоенную область бытия и тем самым постоянно закреплять достигнутое над ней господство. Лишившись этого орудия, человек вынужден был бы вновь и вновь, уподобляясь мифическому Сизифу, дос- тигать уже достигнутое, завоевывать уже завоеванное. Без логики стало бы невозможным даже самое эле- ментарное планирование деятельности, то есть выход за рамки эмпирического «сейчас». И человеческая жизнь превратилась бы в бездумное животное сущест- вование. Короче говоря, лишившись логики, человек перестал бы быть человеком:

Поэтому всякий раз, когда за некоторой хаотичной на первый взгляд совокупностью эмпирических данных обнаруживалась строгая логическая их взаимосвязь, че- ловечество делало новый шаг в деле освоения окружа- ющей действительности» 35.

Логика является основой построения систем знания и одним из средств постижения еще неизвестного, на что справедливо указывает 3. М. Оруджев. Анализируя периодическую систему Менделеева, он пишет: «Исходя из анализа свойств данного множества элементов, он (Менделеев. — П. 3.) открыл закон связи всех возмож- ных элементов друг с другом и перехода от одного эле- мента к другому — так называемый периодический за- кон. Не то или иное правило, а именно общий синтези- рующий закон (периодический закон) связал все

34 Бычко И. В. Познание и свобода, с. 203. 35 Там же.

181 [183] химические элементы в единую систему, дав целостную картину их взаимосвязи и взаимозависимости. Поэтому и предсказание существования галлия, германия, скан- дия явилось не догадкой, а непосредственным логиче- ским выводом из открытого закона как принципа по- строения полной, или целостной, системы» 36. В пределах уже известных законов формальная логика выступает важным средством обнаружения истинности или лож- ности наших представлений.

В приведенных примерах с обнаружением планеты Нептун и неизвестного элемента периодической системы Менделеева логика законов классической механики н законов периодичности химических элементов позволи- ла с поразительной точностью в одном случае предуга- дать существование неизвестной дотоле планеты, в дру- гом — указать Лекокку де Буабодрану на его ошибку при определении свойств обнаруженного им гелия.

Формальная логика, строго говоря, связывает истин- ность с доказуемостью, а заблуждение — с опроверже- нием. Всякий раз, когда вновь открытый факт «уклады- вается» в сфере действия закона, средства формальной логики выступают вполне правомерными и действен- ными.

Логическая культура исследователя является непре- менным условием построения доказательств и опровер- жений, которые должны быть логически обоснованны- ми, последовательными и понятными. Недостатки логи- ческой культуры, ее неразвитость могут отрицательно сказаться на ходе самого исследования и даже породить ошибки.

Однако нужно иметь в виду два обстоятельства. Первое из них состоит в том, что в конечном счете истинность или ложность предположения в рамках сис- темы известного подтверждается практикой, а не фор- мально-логическими построениями самими по себе. Вто- рое обстоятельство: логика открытых законов не сразу отложилась в логике соответствующих понятий, отра- жающей первую во всей ее полноте. К примеру, логика классической механики не всегда была общепринятой 1. Было время, когда о ней вообще ничего не знали, а в

36 Оруджев 3. М. Диалектика как система, с. 47—48.

37 Даже аксиомы геометрии Евклида выглядели в глазах сов- ременников смелыми предположениями (см. Лакатос И. Доказа- тельства и опровержения. М., 1967, с. 70).

182 [184] начальный период принимали как смелую, нелогичную догадку и на этой основе отвергали 38.

И если бы Ньютон пользовался в научных поисках лишь логикой предшественников, он не смог бы сделать своих открытий и уподобился бы анатому времен Веза- лия, считавшему, что единственным состоянием организма, при котором возможно его изучение, является состояние смерти. Это хорошо подмечено И. Лакатосом, который писал: «Никто не будет сомневаться, что к некоторым проблемам, касающимся математической теории, можно подойти только после того, как они бу- дут формализованы, совершенно так же, как некоторые проблемы относительно человеческих существ (напри- мер, касающиеся их анатомии) могут быть изучаемы только после их смерти. Но на этом основании не мно- гие будут утверждать, что человеческие существа будут «пригодны для научного исследования»» лишь после смерти и что, следовательно, «биологические исследова- ния сводятся к изучению мертвых человеческих существ, хотя я не был бы изумлен, если бы какой-нибудь энту- зиаст — ученик Везалия в славные дни ранней анато- мии, когда появились новые мощные методы диссек- ции, отождествил биологию с анализом мертвых тел»3° Однако применимость законов формальной логики как средства обнаружения заблуждений в пределах форма- лизованных систем не дает права считать формальную логику, а точнее, средства формализации единственным способом обнаружения и преодоления заблуждений п научном познании.

Уже И. Кант хорошо понимал ограниченность средств формальной логики в преодолении заблужде- ний. «Логическая видимость... — писал он, — возникает исключительно из отсутствия внимания к логическим правилам. Поэтому стоит только сосредоточить внима- ние на данных случаях, и логическая видимость пол- ностью исчезает. Трансцендентальная же видимость не прекращается даже и в том случае, если мы уже вскры- ли ее...» От нее «самый мудрый из людей не в состоя-

зв Правда, законы Ньютона были вскоре (в течение одного поколения) приняты, так как опирались на обстоятельные экспе- риментальные обоснования, а не на логику предшествующих фи- зических воззрений, которые противоречили его

184 [185] нии отделаться» 41, ибо этой иллюзии никак нельзя избежать 42.

Существо дела заключается в том, что сфера познанных законов, где формальная логика выступает компетентным арбитром при определении содержательности нашего знания, составляет лишь одну и при этом не самую важную часть познавательной деятельности. Ведь для науки особую ценность представляют не те факты, которые легко укладываются в рамки известных уже формализованных законов, а те, которые кажутся несколько «странными», противоречат общепринятым в науке представлениям и которые с точки зрения таких представлений следует отнести к «неприятным недоразумениям», а всякую новую попытку их объяснения квалифицировать как заблуждение. При этом решить вопрос об истинности или ложности объяснения факта, не укладывающегося в рамки старой теории, методами формальной логики принципиально невозможно, так как это требует перехода к теории с иными исходными логическими основаниями.

Чисто логическим путем такой переход осуществлен быть не может, потому что новая теория по отношению к старой выглядит противоречивой. Поэтому для проверки истинности или ложности предположения нельзя воспользоваться построением логического доказательства, основывающегося на старой теории. Единственно надежным способом обнаружения заблуждения и его преодоления является обращение к практике, которая может обнаружить несостоятельность (ложность) предположения в области объяснения факта, не укладывающегося в рамки старой теории. Если некое предположение подтверждается практикой, оно оказывается истинным, и установление истинности любого предположения является одновременно преодолением заблуждения старой теории, которая не объясняет новый факт. Тогда неизбежно обнаруживается необходимость сужения сферы применимости старой теории.

Следует иметь в виду, что этот процесс происходит во времени. Выяснить содержание предположения по поводу факта, относящегося к формирующейся теории

4 Там же, с. 367. 42 Там же, с. 368. [186] на предмет ее достоверности, чрезвычайно сложно, так как наличная практика (в силу ее относительности как критерия истинности) не может ответить определенно и подтверждение предположения нередко требует значительного времени. Здесь становится очевидной историчность процесса преодоления заблуждений в научном познании.

Появление революционной идеи в науке, не согласующейся по формальным признакам с существующими представлениями, является началом революционного скачка, моментом перехода теории в иное качественное состояние. Признаком такого перехода является не непротиворечивость новой идеи существующим представлениям (как утверждают неопозитивисты), а соответствие идеи практике как решающему критерию истины. Формальная же правильность при качественном переходе к иной теории практически не выводит нас за пределы старой теории и потому не может служить средством преодоления заблуждения.

Методологическая несостоятельность попыток неопозитивистов определять содержательность мышления как истины или заблуждения) состоит в том, что они пытаются решить эту проблему, не выходя за пределы знания, систематизированного с помощью формальной логики либо языка. Они стремятся выдать затвердев- шую скорлупу обездвиженного, в самом себе пребывающего знания (являющегося лишь одним из его состояний) за действительный познавательный процесс. Разумеется, с помощью этой закосневшей формы внутри нее самой не может быть решена проблема преодоления заблуждений в научном знании. На это справедливо указывает Г. С. Батищев, который считает, что заблуждение «преодолеть чисто семантическим анализом нельзя, — для этого требуется положительный анализ само- го предмета заблуждения (ибо никакое заблуждение не может быть продуктом произвола субъекта; оно столь же детерминировано, как и истинное знание, хотя и другим предметом, беспредметное же заблуждение невозможно » 43.

Таким образом, хотя приемы формальной логики и формализации знания имеют определенное значение в

43 Батищев Г. С. Противоречие как принцип диалектической логики. М., 1963, с. 22. [187] выявлении заблуждений в знании, они не являются средством их преодоления. Действительным средством преодоления заблуждений в научном познании является более высокий уровень развития знаний и практики.

Как исследование самой проблемы заблуждения, так и решение проблемы преодоления заблуждений в научном познании немыслимы вне анализа познания как целостного исторического процесса. Неисторическая точка зрения на познание в лучшем случае в состоянии лишь вычленить из целостного процесса знания и зафиксировать истину и заблуждение как неподвижные, невзаимосвязанные категории.

В принципе это относится не только к категориям познания, но и вообще к любым категориям, равно как и к самой действительности, понять и осознать которую можно лишь при рассмотрении ее как целостной, развивающейся системы. Так, К. Маркс, рассматривая в историческом аспекте капиталистическое производство и его составляющие, писал: «Подобно тому как система буржуазной экономики развертывается перед нами лишь шаг за шагом, так же обстоит дело и с ее самоотрицанием, которое является ее конечным результатом. Мы теперь еще имеем дело с непосредственным процессом производства. Если рассматривать буржуазное общество в его целом, то в качестве конечного результата общественного процесса производства всегда выступает само общество, т. е. сам человек в его общественных отношениях. Все, что имеет прочную форму, как, например, продукт и т. д., выступает в этом движении лишь как момент, как мимолетный момент. Сам непосредственный процесс производства выступает здесь только как момент» 44.

С исторической точки зрения (применительно к процессу познания) каждое состояние конкретно-исторического знания как целостной системы предстает перед исследователем в категориях истины и заблуждения, являющихся моментами знания, понять которые можно лишь во взаимосвязи, движении, изменении и развитии.

Мы уже отмечали, что увеличение числа проблем, огромное расширение фронта научного поиска обусловливает количественный рост специфических заблуждений в современной науке. Однако неправильным был

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. П, с. 222. [188] бы односторонний подход к оценке этого факта. Ведь наряду с процессом роста вероятностного знания, в котором имеются элементы заблуждений, происходит диалектически противоположный ему процесс как увеличения объема достоверного знания, так и его качественного изменения.

На увеличение содержательности знания указывал еще Гегель: «Познание катится вперед от содержания к содержанию. Прежде всего это поступательное движение характеризуется тем, что оно начинает с простых определенностей и что последующие определенности становятся все богаче и конкретнее» 45. Это отмечает и В. И. Столяров, который пишет, что «в ходе развития науки не только происходит ликвидация ошибок и заблуждений, не только увеличивается число анализируемых явлений, но вместе с тем. в познаваемых явлениях в ходе этого развития отражаются качественно новые стороны, причем под стороной анализируемых явлений мы понимаем здесь все то, что присуще им, характеризует их (например, свойства, связи, структуру, развитие и т. д.). Следовательно, в ходе развития научного познания получаются качественно различные по содержанию знания» 46.

Приведенные положения имеют принципиально важное значение в оценке заблуждения в научном познании. В общественно-историческом движении. знания заблуждение в науке по существу выглядит как абстрактная, бедная содержанием «меньшая истина», как «мимолетный момент», постоянно возникающий и постоянно снимающийся в ходе качественно изменяющихся знаний и практики. При этом суть познания, вопреки мнению представителей идеалистической гносеологии, состоит не в движении от заблуждения к заблуждению, не в смене ложных и истинных теорий, не в «очищении» от заблуждений и предрассудков, а в изменении содержания знания.

Учитывая, что заблуждение в научном познании есть не что иное, как абстрактная, неразвитая истина, но выдаваемая за истину конкретную, отражающую предмет в единстве его многообразия, мы не можем отрицать

45 Гегель. Соч., т. У, с. 315. 46 Столяров В. И. Подход к диалектической обработке истории научного познания. — Проблемы научного метода. М., 1964, с. 168. [189] содержательности заблуждения. Заблуждение в научном познании предстает как момент процесса движения знания от истины к истине. Мы вполне разделяем мнение Л. К. Науменко о соотношении истинного и ложного знания, которое одновременно помогает уяснить и вопрос о содержательной стороне заблуждения. «Суть дела, — считает Л. К. Науменко, — не в отвлечении от истинности знания, а в диалектической трактовке самой этой истинности. И ложное знание есть содержательное знание. Причем истинность или ложность его есть именно характеристика его содержания и ничего более. Спиноза чрезвычайно глубоко и метко указал, что не существует ложных идей самих по себе. Истинной или ложной идея становится лишь в отношении к другим идеям, другому содержанию» “7.

Если учесть смысл заблуждения в научном познании и направленность движения знания от истины к истине, при котором увеличение содержания знания происходит не подобно движению кегельного мяча, а по принципу снежного кома, становится понятным, что возможность преодоления заблуждений в научном познании возрастает пропорционально росту объема и содержательности знания, а также соответственно совершенствованию общественно-исторической практики.

Вместо заключения

Анализ, проведенный в книге, дает нам основание утверждать, что проблема заблуждения заслуживает не меньшего внимания, чем проблема истины. Поскольку заблуждение является реальным (хотя и нежелательным) компонентом познавательного процесса, оно в методологическом отношении необходимо требует всестороннего учета в познании.

Ученый, ведущий научный поиск, отдает себе полный отчет в том, что многотрудный путь разрешения научной

47 Науменко Л. К. Монизм как принцип диалектической ло- гики. Алма-Ата, 1968, с. 259.

Спиноза считает, что «ложность состоит в одном только недостатке познания, который заключает в себе неадекватные идеи; ничего положительного, вследствие чего они называются ложными, они в себе не заключают» (Спиноза Б. Избр. произв. в 2-х томах, т. с. 526). [190] проблемы далеко не исключает возможности ошибок и заблуждений. Достоинство исследователя как ученого, его теоретический уровень определяются в первую очередь тем, как хорошо может он организовать научный поиск, чтобы либо исключить ошибки и заблуждения, либо свести их к минимуму.

Представляется, что успех научного поиска определяется деятельностью исследователя, связанной с выдвижением предположений, гипотез о сущности изучаемого объекта, выбором и организацией средств исследования. Особенно велика и ответственна роль выдвигаемых гипотез. «Наблюдение, — пишет Ф. Энгельс, — открывает какой-нибудь новый факт, делающий невозможным прежний способ объяснения фактов, относящихся к той же самой группе. С этого момента возникает потребность в новых способах объяснения, опирающаяся сперва только на ограниченное количество фактов и наблюдений. Дальнейший опытный материал приводит к очищению этих гипотез, устраняет одни из них, исправляет другие, пока, наконец, не будет установлен в чистом виде закон» 1.

Выдвижение смелых гипотез — непременное условие развития знания. Однако, чтобы ограничить возможность ошибок и заблуждений в познании, в конкретном научном поиске, необходимо иметь в виду, что смелость выдвижения гипотез должна сочетаться с осторожностью, ибо не всякая новая гипотеза ведет к успешно- му завершению научного поиска. Дело в том, что в гипотезе всегда содержатся два момента: объективное содержание знания и фантазия, привносимая исследователем.

Гипотеза будет тем продуктивнее, чем больший удельный вес в ней будет занимать знание, объективно отражающее объект. Это положение ко многому обязывает исследователя. И вряд ли целесообразным является выдвижение по любому случаю и любому поводу большого числа гипотез. Скороспелые гипотезы, особенно в сочетании с методом «проб и ошибок», ни к чему, кроме заблуждений и новых ошибок, привести не могут. В таких гипотезах знание опирается лишь на воображение исследователя, в них либо отсутствует, либо чрезвычайно малб объективное содержание.

т Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 555. [191] Выдвижение гипотез должно иметь реальное основание. Непременным условием его является не любое, а достаточное количество фактов и наблюдений. Плодотворнейшие гипотезы, выдвигавшиеся выдающимися учеными Ч. Дарвином, Д. И. Менделеевым, И. П. Павловым и другими, всегда опирались на прочный фундамент фактов. Именно потому они и достигли выдающихся результатов.

В ходе исследования ученый порой вынужден выдвигать множество гипотез, но это обусловлено не субъективным произволом ученого и его необузданной фантазией, хотя без фантазии в науке не обойтись, а многогранностью объекта, его сложностью. Кроме того, количество выдвигаемых гипотез зависит и от этапа исследования. На первых порах, как правило, выдвигается больше гипотез, чем перед завершением поиска, и наряду с этим растет их достоверность, выступающая теперь на передний план.

Глубокое понимание вопроса об обоснованности гипотез хотя и не гарантирует от ошибок и заблуждений, но является одним из условий, избавляющих ученого от блуждания в потемках и, несомненно, ограничивает число ошибок и промахов в поиске. Чрезвычайно важное значение в преодолении ошибок и заблуждений имеют ие только объективные факторы, но и творчество субъекта, его опыт, знание и особенно философская зрелость. Глубокое знание диалектики и умение применять ее в научном поиске предостерегают исследователя от односторонности, догматизма, релятивизма и т. д., препятствующих подлинно научному творчеству и выступающих благодатной основой для формирования заблуждений.

Для плодотворного научного поиска не менее важно создание подлинно творческой обстановки в научном коллективе. Необходимой основой этого является свободный обмен мнениями между учеными, здоровая атмосфера критики и самокритики. До тех пор пока не выявлено содержание какой-либо точки зрения или гипотезы, борьба мнений является непременным условием, обеспечивающим наиболее благоприятные предпосылки для преодоления заблуждений и продвижения по пути к истине. При этом преодоление ошибок и заблуждений должно опираться на прогресс развивающегося знания и практики. [192] Предисловие Глава Г.

Глава И.

Глава П1.

Глава 1\

Глава У

Вместо заключения

СОДЕРЖАНИЕ

Постановка проблемы (познавательный процесс и заблуждение)

1. Отражение и заблуждение
2. Истина и заблуждение

Природа заблуждения в научном по-

знании

1. Натуралистический (биологический, психологический) и формально-логи- ческий подходы к заблуждению

2. Общественно-историческая — обуслов- лениость заблуждения

3. Типология заблуждений

Объективные источники заблуждений в

научном познании

1. Несостоятельность — идеалистического решения проблемы источников заблу- ждения

2. Знание, практика и заблуждение

3. Характер заблуждений в истории по- знания

Субъективные источники заблуждений

1. Догматизм
2. Релятивизм. Эклектизм и софистика

Преодоление заблуждений в научном познании

10 12

25

51

94

121 137 [193] Заботин П. С. 3-12 Преодоление заблуждения в научном позна- нии. — М.: Мысль, 1979. — 191 с.

70 к.

Автор монографического исследования, посвященного анализу ма- лоразработанной проблемы заблуждений в научном познании, вскры- вает природу заблуждений в научном познании, выясняет содержание заблуждения как категории познания и соотношение ее © другими категориями. В книге характеризуются субъективные и объективные источники заблуждений, исследуются условия обнаружения и преодо- ления заблуждений в научном познании.

Проблема раскрывается на основе материалов из истории науки и философии. Позитивное рассмотрение проблемы сопровождается кри- тикой идеалистической гносеологии.

10502-001.

18-80 1м 004(01)-79

ИБ № 1489

Заботин Павел Степанович

ПРЕОДОЛЕНИЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ В НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ

Заведующая редакцией В. Е. Викторова Редактор А. Г. Гридчина

Младший редактор Е. С. Дых Оформление художника М. Л. Блоха Художественный редактор Т. И. Иваншина Технический редактор А. В. Ларина. Корректор Ч. А. Скруль

Сдано в набор 08.05.79. Подписано в печать 14.09.79. А08197. Формат 84%108141. Бумага типографская № 2. Литературная гарнитура. Высокая печать. Усл. печатных листов 10.08. Учетно-издательских листов 10,62. Тираж 14000 экз. Заказ № 801. Цена 70 к.

Издательство «Мысль». Москва, В-71, Ленииский проспект, 15.

Московская типография № 32 Союзполиграфирома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, 103051, Цветной бульвар, 26. [194]

П. С. ЗАБОТИН

Преодоление заблуждения в научном познании

ния, посвященного анализу малораз работанной проблемы заблуждений научном познании, вскрывает природу заблуждений, выясняет содержа тс заблуждения как категории познаи н соотношение ее с другими кат `С ями. В книге характеризуются субъек: тивные и объективные источник блуждений, исследуются услови; наруження и преодоления

ний в научном познании, г Проблема раскрывается на оси. матерналов из истории науки и фило: софии. Позитивное рассмотрение про» блемы сопровождается критикой ид. алистической гносеологии, в